Золотые нити

ГЛАВА 5

Вечером неожиданно пошел дождь. Сиур ехал домой по мокрому ночному шоссе и думал. Через приоткрытое боковое стекло врывался запах дождя и влажной листвы, в лужах отражались огни витрин. Что-то в этом происшествии, рассказанном девушками, он никак не мог понять до конца.

Допустим, старик по-настоящему дорог Тине и она обеспокоена. Допустим, они условились о встрече, а его не оказалось дома, или он был там, но по какой-то причине не открыл. В жизни происходят и гораздо более странные вещи. Всему, в конце концов, находится вполне прозаическое объяснение. Исключительно редко поднятая родственниками и знакомыми паника имеет под собой реальную почву. Это известно по опыту любому участковому милиционеру.

Ладно, Людмилка, конечно, обыкновенная клуша, но вторая-то не глупа. Она смотрела на него своими глазищами, слушала, подперев щеку рукой, и все его логичные доводы проходили сквозь нее, не зацепляясь даже краешком. Она вежливо улыбалась и спокойно объясняла, что, собственно, от него не требуется анализ ситуации, а требуется вполне конкретное действие. И он, не веря своим ушам, согласился на все.

Сиур резко затормозил, – слева неожиданно вынырнул подвыпивший прохожий с авоськой, полной закуски и бутылок пива.

– Да что же это со мной, – с досадой подумал он, – чуть не задавил пьянчужку.

Казалось, что на него все еще смотрят глаза Тины. Подъехав к гаражу, он вышел, с наслаждением вдыхая влажный воздух.

На небольшом пятачке асфальта тусовалась компания молодых людей. Сиур спокойно пошел к дому, он не боялся агрессивных юнцов. Один из них, долговязый, в кожаной одежде с металлическими шипами и заклепками, развязно попросил закурить. Сиур, не спеша, достал сигареты и зажигалку, – что-то в ночном прохожем не понравилось юнцу, он почувствовал опасную силу, неуловимую, как дуновение смерти. Верзила пробормотал благодарность и поспешно ретировался к своим товарищам.

Сиур зашагал к дому. Большинство фонарей не горели, мокрый тротуар освещал только свет луны, изредка показывающейся между туч. Было свежо.

– Допустим, старику могло стать плохо, рядом никого нет, даже скорую вызвать некому, – продолжал размышлять он. – Возможно, он умер. Но почему убийство? Почему они в этом настолько уверены? А если и так, почему не сообщить в милицию? Не хотят неприятностей? Но можно сообщить анонимно. В конце концов, раз есть какой-то племянник, найти его, и пусть он этим занимается. Нет, что-то здесь определенно не так.

Когда девушки ушли, Сиур навел справки об антикваре по своим каналам. Как всякий человек, обеспечивающий безопасность своих клиентов, он имел осведомителей, чтобы быть в курсе не только происходящего, но и того, что потенциально могло бы произойти. Он оплачивал услуги своих агентов из денег, специально предназначенных для этого фирмой, которая не скупилась на содержание охраны. Никто не знал и никогда не слышал ни об Альберте Михайловиче, ни об его коллекции.

Правда, старик уже давно отошел от дел, так что… Есть в этой истории что-то недосказанное. Он доверял своему чутью, которое ни разу его не подводило. Тревога, – вот от чего он так и не смог освободиться, расставшись с девушками.

Они договорились, что Тина больше не пойдет к старику, чтобы не привлекать внимание соседей или кого-либо еще. Сиур будет ждать ее в условленном месте в час тридцать. Он еще раз продумал детали плана и пожалел, что сам не съездил на место и не изучил обстановку. Дело показалось ему несерьезным и даже смешным. Но сейчас он так уже не думал. Была какая-то неясность, и это ему не нравилось.

Окна на верхнем этаже. В таких домах – он хорошо знал эти районы старого центра, – есть большой чердак, и обязательно есть подвал. Подвалы и подземелья под обманчиво-безобидными полуразрушенными особнячками – это отдельная история.

– Надо бы взять план подземных коммуникаций этого района, – подумал Сиур, уже проваливаясь в сон.

Темные мрачные скалы угрюмо и привычно противостояли напору стихии. Дождь лил сплошной стеной, ручьями сбегая по замшелым камням. Сильный ветер рвал листья с вереска. Напитавшийся водою мох блестел в свете прорывавшейся из-за туч луны. Большой дом виднелся между скал. Веками он выдерживал борьбу с непогодой. Его окна узки, а стены, сложенные из огромных валунов, толсты и прочны. Все деревянные детали его, сделанные из мореного дуба, отполированные морскими ветрами, блестели от воды. Почти на самом верху светилось небольшое окошко.

Между скалами вилась едва различимая в темноте дорога. Шум воды и ветра заглушал все остальные звуки. Из-за поворота показался всадник. Его плащ с капюшоном промок насквозь, фигура согнулась под тугими струями дождя. Конь его устал. Кажется, они сбились с пути.

Огромный дом, притаившийся между скал, внезапно возник в свете молнии, как таинственное видение. Оглушительный раскат грома заставил коня прянуть в сторону. Одинокий путник остановился. Сквозь сплошную пелену дождя тускло светилось узкое окошко, обещая тепло и уют, горячую еду, очаг с весело потрескивающими дровами, сухую постель. Человек поднял мокрое лицо, и вздох облегчения слетел с его губ.

Этот суровый край считался пустынным. Кто мог поселиться здесь? Он никак не ожидал встретить здесь жильё. Сейчас и он сам, и его конь нуждались в спасительной крыше и защите вековых стен.

Ветер дул сильными порывами, едва не выбивая всадника из седла. Снова сверкнула молния, прочертив темное небо, на секунду осветив все вокруг. Величественная каменная ниша скрывала в глубине массивную входную дверь. Причудливая резьба зигзагами сбегала сверху вниз

Рев и свист ветра, шум воды, удары волн о камни, – весь этот дьявольский грохот обрушивался сверху вниз, подобно лавине. А дом невозмутимо взирал единственным тусклым глазом на непрошеного гостя, безмолвный и неприступный.

Всадник как будто проснулся, стряхнув внезапное оцепенение, словно вышедшее из неведомых глубин и неслышно охватившее его. Он насквозь промок: плащ, штаны, сапоги были ледяными и тяжелыми. Пронизывающий ветер, казалось, уносил с каждый порывом последнее тепло. Путник спешился и торопливо направился к двери дома. Плети полуоборванного плюща там и сям свисали по скользким от дождя стенам.

– Негостеприимный вход, – подумал он, откидывая с головы промокший и бесполезный капюшон. Приятное и молодое лицо с прямым носом, высоким лбом и тяжеловатым подбородком было мокрым и измученным.

– Чем же постучать?

Ни молотка, ни колокольчика, ничего подобного на двери не имелось. Она была словно монолит, так что с трудом можно было представить, чтобы она когда-нибудь открывалась. Мужчина оглянулся, – нет ли поблизости камня или ветки? В разрыв между тучами выглянула луна, осветив залитые водой камни, на которых валялся сбитый ветром толстый сук. Счастливое предзнаменование! Он начал стучать изо всех сил. Шум непогоды заглушал удары.

Путник почувствовал, как волна жара охватила его тело, поднимаясь к голове, сменилась противным ознобом. Беспокойство, что его не услышат, куда-то отступило. В голове разлилась странная пустота. Туман забытья погасил краски и заглушил звуки… Непривычная слабость подступила тупой волной… ? Где он? Что он здесь делает? Зачем?… Потом неясный свет и глаза женщины. Потом…

Сиур проснулся весь в поту и некоторое время лежал, преодолевая знакомое ощущение дурноты. Первый раз этот сон приснился ему в госпитале. Когда он пришел в себя и открыл глаза, то долго не мог понять, кто он, как здесь оказался, и что вообще происходит. Стоило закрыть глаза, как сон снова наваливался, унося в темный туннель-переход из одной реальности в другую. Он продолжался, обрастая все новыми подробностями, затягивая в свою бездонную воронку, из которой приходилось долго возвращаться к действительности. Наваждение длилось до тех пор, пока Сиур не начал выздоравливать.

Выписавшись из госпиталя, он поехал долечиваться в деревню – косил сено, рубил дрова, пил молоко, обливался колодезной водой, постепенно восстанавливая силы. Тело снова начало подчиняться ему. Утром на восходе солнца он уходил в лес, ходил босиком по росе, вдыхал горькие запахи хвои, перестоявшей листвы, цветов, подолгу лежал на траве и смотрел в небо. Ни о чем не хотелось думать. Ничего не хотелось вспоминать. Только глаза женщины из сна иногда появлялись перед ним, и тогда он как бы оказывался в центре пространств и вне времен.

Предвкушение и ожидание становились невыносимыми, хотелось вскочить и идти, искать ее, защитить, закрыть своим телом, оградить от зла этого мира, – словно он что-то обещал ей и не смог выполнить. Словно она тоже что-то пообещала ему и ждала его, а он все не шел и не шел.

Сиур возобновил тренировки, постепенно набирая форму, изматывая себя до такой степени, чтобы ощущения физического тела заслоняли внутреннюю тоску. Он снова достиг совершенства. Медитируя в позе дзадзен, то есть сидя на пятках, отрабатывал быстроту реакции, используя техники ниндзя.

– Внешне вы можете выглядеть совершенно неподвижными, но это неподвижность вращающегося волчка, – говорил учитель.

Его вполне удовлетворили бы сейчас успехи ученика. Сиур был доволен – он стал даже лучше, чем был. Техника стала продолжением его самого – плавная, как скольжение лебедя, сокрушительная, как ураган.

Он снова стал прежним, и только на самом донышке сознания притаилось видение женщины из сна. И вот сегодня вдруг снова…

Сиур встал, подошел к открытому окну – моросил дождь. Он старался дышать ровно. Воздух, свежий и вкусный, заполнил легкие. В голове прояснилось.

– Завтра будет тяжелый день, вернее, тяжелая ночь, – усмехнулся он. В груди неприятно заныло. Вспомнились глаза Тины…

– В их бесконечности можно сгинуть в одно мгновение… Я становлюсь сентиментальным. – Он закрыл окно. Небо начинало светлеть. Скоро утро.