Зверь на Юге пробудился (СИ)

Как уложить Зверя. Теория

Центральный слой их избаловал. После встречи с посланцами Тортона ничего неприятного больше не случалось. Они не мерзли и не страдали от жары, спали в хороших гостиницах, ели нормально приготовленную еду. Одежду — чистили, за лошадьми — ухаживали.

Животные под седлами не страдали, ведь все дороги были отличного качества. И верхом ехать было приятно.

Тем более в следующем по маршруту Слое Равноденствия их способ передвижения станет каким-то уж совсем экзотическим. И не верхом и не пешком, а на каких-то движущихся лентах, и только Ось знает, удобно это или нравится лишь местным. Так что путники наслаждались комфортной поездкой, спокойными пейзажами и всё менее напрягающим обществом друг друга.

Они перестали постоянно кусаться между собой. Нет, словесные пикировки никуда не делись, но словно бы утратили злость. Иногда Эррин приходило в голову, что они устраивают словесные дуэли не победы ради, а для развлечения. Почти получая от этого удовольствие.

Моменты, когда Годдарда накрывало безумие и он творил какие-то странные вещи, случались всё реже. Он казался всё более и более нормальным. Это и радовало девушку, и удручало. Она чувствовала, что забывает бояться рядом с ним. И если верить наставлениям учителя, как раз этого нужно опасаться больше всего.

Она ломала голову: сколько в этом новом Годдарде притворства? Он остался тем же чудовищем, который уничтожил целый город. Но всё чаще Эррин думалось, что когда-то этот мужчина был если не хорошим, то уж точно нормальным человеком. Просто на его пути встал Зверь. И эта встреча повредила разум и сломала жизнь. Не только ему — всему Виттегу.

Она не знала, как проходила та битва. Опираться на учебники было бессмысленно — на страницах, где рассказывалось об упокоении Зверя, Годдард вовсе не значился. Учитель про это ничего не рассказал, а подробностей очень хотелось. И однажды она набралась смелости спросить.

Они как раз ехали уже второй час, и беседа как будто бы напрашивалась сама собой.

— Годдард, расскажи мне, как ты уложил Зверя.

— Спел ему колыбельную, — щурясь на солнце, лениво ответил мужчина.

— Я же серьёзно.

— Правда? Тогда сначала ответь мне на такой вопрос: ты с какой целью спрашиваешь? Чтобы избежать боя или победить?

Эррин не сразу нашлась, что ответить.

— Ну, я… Я как бы не планировала с ним биться. Моя задача — доставить тебя на место, разве нет?

Ироничный взгляд собеседника обжёг не хуже капнувшего на кожу воска.

— Не разочаровывай меня, Рыжик. Ты же не глупая девочка, неужели правда веришь, что вся твоя миссия — притащить к Зверю меня?

— Конечно. Будь это иначе, мне бы сказали…

— О, правда? Как же здорово, что магистры никогда не врут!

Эррин хотела возмутиться, но вовремя прикусила язык. Конкретно ей не врал учитель. Не врали магистры. Не врал директор. Но если задуматься, то ради цели, которую они считали достойной, все вышеперечисленные возвели такую стену лжи, которую и вообразить сложно. Может ли так статься, что, если новая цель оказалась достойной, то сама Эррин уже висит беспечной бабочкой в большой и крепкой паутине вранья?

— Почему ты считаешь, что мне соврали? В прошлый раз ты уложил его без чьей-то помощи… Или это тоже неправда?

— Правда, в какой-то мере. Но если бы со мной был ещё один маг, последствия были бы… не такими удручающими.

— Магистр Ролли это знал?

Годдард усмехнулся:

— Ну ещё бы. Ведь это он должен был сражаться рядом со мной.

Эррин не выдержала и ахнула:

— Да не может быть! Но он же… он был совсем юным тогда.

— Именно так, Рыжик. Он был таким юным. Твоим ровесником, если я не ошибаюсь.

— Но как… — Информация не умещалась в голове, и Эррин стёрла со лба несуществующий пот. — Почему же тогда его с тобой не было? Логично, что ученик идет в бой рядом с учителем…

— Я его отпустил.

— И он ушёл? Он не знал, что тебе понадобится его помощь?

Годдард немного помолчал, словно раздумывал, стоит ли говорить дальше.

— Знал. Он знал тогда и знает сейчас. Отдавая мне тебя, он словно пытается искупить свою вину за прошлое.

— Он не отдал меня тебе! — возмущение затопило по самую макушку. И больше не от того, что о ней говорят, как о вещи, которую можно передать другому. А от того, что принадлежать Годдарду — это что-то совсем уж неприличное.

— В самом деле? Эррин, давай немного подумаем. Так ли уж надо меня тащить к Зверю на парализаторе? Разве я не еду сам? Я пытаюсь сбежать или, может, как-то соскочить с этого грязного дела?

— Нет, — вынуждена была признать девушка. — Но и сказать, что ты с самого начала рвался нам помогать, нельзя. Мой парализатор не раз выручал нас, когда ты… Ну… Зарывался.

— Тут согласен. И всё же я был готов на этот бой с самого начала. И не планировал сбегать раньше, чем Зверь снова уснёт. Как минимум потому, что если он встанет и пойдёт, то полечь придется всем нам.

Эррин отметила для себя из его речи важный факт: раз он не планировал сбегать «до» Зверя, то, скорее всего, в его планах отскочить «после». Но главным сейчас было не это.

— Чем я могу помочь? — с недоумением спросила она. — Если Зверя надо усыпить, то мои способности вряд ли могут этому поспособствовать! Насколько я понимаю, заражённые тенями от боли лишь сильнее бесятся.

— Верно. И тут предстоит ещё крепко подумать.

— Давай думать вместе — это же эффективней. Но мне надо знать хоть что-то. Или ты тоже будешь держать меня в неведении?

— Тогда вернёмся к моему первому вопросу: ты хочешь знать, как я уложил Зверя, чтобы помочь или избежать?

— Я не сбегу, — негромко сказала она. Было страшно обещать что-то подобное, но и выбора, по сути, у нее особо не было.

Годдард кивнул, удовлетворившись её ответом, и начал рассказ.

Из него следовало, что у Зверя есть три главные потребности: есть, расти и спать. И все они связаны между собой. Чем дольше он спит, тем меньше становится. Вероятно, именно с этим и связана цикличность его пробуждений: едва его масса достигает критически малых размеров, он просыпается, чтобы насытиться. Конечно, это только предположение, но это тот максимум информации, который у магов был.

Просыпаясь, Зверь очень голоден. Ему нужно набивать живот, и для этого отлично подходят все живые существа. Причём предпочтение он отдаёт именно людям, то ли потому, что они самым лучшим образом сказываются на росте, то ли просто вкуснее. Магов Зверь есть не особо хочет.

— Наверное, мы для него сильно горчим, — прокомментировал это Годдард, мрачно усмехнувшись.

— Он для нас не опасен? — с удивлением уточнила Эррин.

— Вовсе нет. То, что мы несъедобные, не значит, что мы Зверя не бесим. Особенно своими попытками на него напасть. Так что волшебников он пытается просто растерзать, чтобы не мешались под ногами.

Эррин поежилась, но прерывать больше не осмелилась.

— Тут надо понять, что Зверь из себя представляет. Каждый приём пищи благотворно сказывается на его росте, причём почти моментально: пожрал — вырорс, снова кем-то перекусил — снова вырос. Тот, самый старый приход Зыеря, что был еще задолго до нас всех, закончился катастрофой. Почти всё население было выкошено, города разорены, Мир слоёв опустел. Монстр дошёл до самого Севера, там замёрз и пришёл спать назад, в родные южные земли. Согласно легендам он достиг размера до неба и мог спокойно перешагивать через стены, разделяющие Слои.

Эррин пыталась осознать сказанное, но выходило плохо. До неба — это как? Палец на ноге его должен был равняться дому? Когда читаешь об этом в учебниках, то представить это не сложно. А когда воображаешь что-то такое рядом с собой и понимаешь, что это может стать твоей реальностью, то это совсем другое.

— Но и спал Зверь после этого долго. Мир за это время успел восстановиться до прежних размеров, а люди и маги — снова его заселить во всех Слоях. Когда я пошел на зверя, это была задача не из легких. Как убедить лечь спать того, кто вообще-то хочет кушать? Я придумал создать тяжесть в его животе, словно он хорошо насытился, а ещё нужно было сделать такую иллюзию, словно Зверь большой, а мир — маленький. Я создал для него Слои, пустыни, леса, горы, скалы и снега. И держал это изображение, пока недоверчивый монстр стоял и моргал, стараясь понять, насколько реально то, что он ощущает и видит.

Она слушала, распахнув глаза и боясь пропустить хоть один звук. Невозможно было не восхищаться магическим дарование колдуна. Она знала все основы магии, и как создаются подобные иллюзии тоже. Самое большое, что она видела, это создание иллюзии окна на голой стене — и тогда это казалось чем-то запредельным. Просто есть маги, которые знают свои силы. А есть Годдард, для которого не существует само понятие «предел возможностей».

— Он поверил? — Эррин не удержалась от вопроса, потому что Годдард замолчал.

— Поначалу да. Я насылал на него покой и умиротворение, я слал в его уши колыбельные песни, и чудище начало укладываться. Он топтался на месте, как собака, что ищет ямку поудобнее. Но при этом ронял деревья и сбивал утесы. А потом… он что-то заподозрил…

На этот раз молчание давило хуже могильной плиты. Эррин чувствовала, что они добрались до точки невозврата. Едва слова вылетят из рта колдуна, их нельзя будет запихать назад. С ними придется жить. Ими придется руководствоваться. Но их однозначно не получится забыть.

Хотелось дать себе шанс их не услышать — детский, трусливый голосок внутри велел заткнуть уши. Но она конечно же этого не сделала. Стиснула покрепче удила в руках, расправила плечи и не сводила глаз с четкого профился Годдарда, ожидая, когда он снова начнет говорить.

— В последний момент он что-то заподозрил и пытался встрепенуться, — мужчина выталкивал слова словно через силу. — Сонный паралич, который я в его бросил, немного опоздал, и Зверь успел издать последний рык, сотрясая ужасом землю. Я думал, что ослеп и оглох. Тьма… затопила пространство вокруг себя.

Эррин охнула, не сдержавшись, но он словно и не заметил.

— Это было главной ошибкой, — закончил Годдард своё повествование. — Я понял это, когда тьма… развеялась. И наша задача на этот раз — сделать так, чтобы он лёг и сразу уснул. Этот рык ни я, ни ты себе не простим. Ну или просто не переживём.

У Эррин задрожали руки. И это вдобавок к уже онемевшим губами и холоду, поселившемуся глубоко внутри. Даже если откинуть немыслимую по магическим затратам цель, которую и правда никто из живущих магов не мог бы осилить и на десятую часть, больше всего её поразила именно эта последняя мысль. Вот как было? Зверь успел зарычать, и именно это повредило разум волшебника, превратив его в Безумного. Тогда его подозрения логичны: снова пережить это ему, возможно, не удастся. Да и девушка не хотела бы тоже стать сумасшедшей.

— Но как я могу помочь? — она правда не представляла, чем её болючий дар сможет исправить ситуацию.

— Появилась у меня одна идея, — задумчиво сказал Годдард, — но её надо обдумать, а ещё попробовать. Но это возможно лишь тогда, когда ты снимешь с меня браслеты.

Он вперил внимательный взгляд девушке в лицо, и на мгновение у неё появилось желание снять ограничение магии раньше. Но она вовремя одумалась. Нет, ещё не время. Она не позволит задурить себе голову.

Годдард мрачно кивнул, словно подтверждая собственные мысли, но ничего не сказал.