Виза

* * *

жене

Долетит мой ковёр-самолёт

из заморских краев корабельных,

и отечества зад наперёд —

как накатит, аж слёзы на бельмах.

И, с таможней разделавшись враз,

рядом с девицей встану красавой:

— Всё как в песне сложилось у нас.

Песне Галича. Помнишь? Той самой.

Мать-Россия, кукушка, ку-ку!

Я очищен твоим снегопадом.

Шапки нету, но ключ по замку.

Вызывайте нарколога на дом!

Уж меня хоронили дружки,

но известно крещёному люду,

что игольные ушки узки,

а зоилу трудней, чем верблюду.

На-кась выкуси, всякая гнусь!

Я обветренным дядей бывалым

как ни в чём не бывало вернусь

и пройдусь по знакомым бульварам.

Вот Охотный бахвалится ряд,

вот скрипит и косится Каретный,

и не верит слезам, говорят,

ни на грош этот город конкретный.

Тот и царь, чьи коровы тучней.

Что сказать? Стало больше престижу.

Как бы этак назвать поточней,

но не грубо? — А так: НЕНАВИЖУ

загулявшее это хамьё,

эту псарню под вывеской «Ройял».

Так устроено сердце моё,

и не я моё сердце устроил.

Но ништо, проживём и при них,

как при Лёне, при Мише, при Грише.

И порукою — этот вот стих,

только что продиктованный свыше.

И ещё. Как наследный москвич

(гол мой зад, но античен мой перед),

клевету отвергаю: опричь

слёз она ничему и не верит.

Вот моя расписная слеза.

Это, знаешь, как зёрнышко риса.

Кто я был? Корабельная крыса.

Я вернулся. Прости меня за...

(1995)