Арабская империя

Глава XI ПАДЕНИЕ ОМЕЙЯДОВ

Воцарение Валида II - 743 г.

Восстание Яхьи ибн Зейда ибн Али в Хорасане - 743 г.

Свержение и смерть Валида II - 17 апреля 744 г.

Приход к власти Йезида III.

Смерть Йезида III - 12 октября 744 г.

Битва при Айн ал-Джурре - ноябрь 744 г.

Воцарение Мервана II - 23 ноября 744 г.

Валид II, сын Йезида II, - Валид Пьяница.

Йезид III, сын Валида I, - Йезид Уменьшитель.

Ибрахим, брат Йезида III.

Мерван ибн Мухаммад ибн Мерван I - Мерван Осел.

Йазид ибн Абд ал-Малик, предшественник Хишама, умер молодым, когда его сыну Валиду было всего пятнадцать лет. Не имея возможности назначить столь юного наследника, Йазид остановил выбор на своем брате Хишаме, но повелел народу присягнуть на верность молодому Валиду как будущему наследнику Хишама.

После смерти своего отца, Йазида II, Валид проявил себя с плохой стороны. (Самого Йазида, господина прекрасной Хабабы, едва ли можно назвать великим правителем.) Валид получил известность пьяницы и циника, насмехающегося над религией. Он не скрывал своей пламенной ненависти к дяде Хишаму, которого избегал изо всех сил, живя как можно дальше от Дамаска. Хишам предостерегал Валида и читал ему нотации на тему его распутного образа жизни. Но молодой человек отвечал лишь непристойными виршами и оскорбительными замечаниями, называя своего дядю «этим старым проклятым косоглазым». Утверждается даже, что Валид однажды высказал желание совершить паломничество в Мекку, чтобы устроить пьяную вечеринку на крыше Каабы.

Хишам желал бы, и отчасти оправданно, лишить Валида права наследования, завещав халифат своему собственному сыну. Однако возникло обычное затруднение. Наиболее влиятельные государственные мужи уже связали себя клятвой признать Валида халифом после смерти Хишама. Освободиться от этого обязательства они могли только в том случае, если сам Валид аннулирует его, что он решительно отказался сделать. В результате смерти Хишама халифат перешел к Валиду II, который не встретил никакого сопротивления.

Несмотря на беспробудное пьянство и откровенное пренебрежение к религии (сообщается, что он использовал Коран в качестве мишени при стрельбе из лука), он был щедр и расточителен, в то время как Хишама упрекали за скупость. Несомненно, Валид II намеренно постарался сделать так, чтобы его поведение разительно отличало его от ненавистного дяди. Жалованье армии моментально увеличилось на десять процентов. Поэты, певцы и музыканты, при Хишаме имевшие ничтожные заработки, были осыпаны дарами и отовсюду слетались в Дамаск, чтобы снять золотой урожай. Он и сам был поэтом, посвятившим свое творчество непристойностям и эротике.

Еще одной страстью Валида были скачки, и он устраивал небывалые по масштабам бега за стенами Дамаска.

Вскоре после того, как Валид стал халифом, Яхья, сын Зейда[87] ибн Али ибн Хусейна, поднял знамя восстания в Хорасане, куда он бежал, когда в Куфе погиб его отец. Он какое-то время вел борьбу, но в конце концов был убит стрелой в одном из сражений с войсками наместника. Его труп, прибитый к кресту, был выставлен на обозрение публики. Согласно Масуди, каждого мальчика, родившегося в том году в Хорасане, родители называли либо Зейдом, либо Яхьей, так велико было сочувствие местного населения к этим двум мученикам из рода Али.

Скоро разразился мятеж в самом Дамаске. Во главе восстания встал Йазид, сын Валида I[88], и Валид II был осажден в собственном замке за пределами столицы. Имея лишь горстку сторонников, халиф завершил полную пьянства и разгула жизнь неожиданным и отчаянным проявлением мужества. Но было слишком поздно. Замок, служивший ему убежищем, был быстро взят штурмом, и Валид погиб. На следующий день, 17 апреля 744 г., его голову, надетую на копье, торжественно пронесли по улицам Дамаска. Его халифат продолжался год и три месяца.

* * *

Как только восстание увенчалось победой, его организатор Йазид, сын Валида I, сразу же был провозглашен халифом Дамаска. Он стал третьим носителем своего имени, получившим титул Повелителя правоверных. Предыдущие два Йазида были бездеятельными и легкомысленными — тот Йазид с бочкообразным животом, в правление которого был убит Хусейн, и влюбчивый Йазид, поклонник Хабабы. Казалось, что от Йазида III можно ожидать более сознательного отношения к своим обязанностям.

Его мать была внучкой Йездигерда, последнего царя Персии. Прапрабабушка приходилась дочерью византийскому императору, в то время как бабка была дочерью тюркского кагана. В хвастливом стихотворении Йазид заявил:

Забавно вспомнить о том, что второй халиф, Омар ибн ал-Хаттаб, всю жизнь боялся повести себя как царь. «Царь я или халиф?» — спросил он, по преданию, группу своих товарищей. «Халиф не берет ничего, кроме того, что принадлежит ему по закону, — ответил один из них, — и ты, хвала Богу, именно таков. А царь угнетает народ». Все и впрямь изменилось, раз теперь халиф мог хвалиться своим происхождением от царей и императоров, ни один из которых не был мусульманином.

Однако, несмотря на гордость своим происхождением, Йазид III, по-видимому, был настроен серьезно. Во время своей первой проповеди в Дамаске он заявил, что действовал исключительно в интересах религии, которую нечестивый Валид оскорблял и почти искоренил. Он взял на себя обязательство служить лишь государственным интересам и истинной вере, пообещав сложить с себя полномочия, если объявится более достойный кандидат.

Одним из первых его действий стало запрещение деятельности певцов и музыкантов, которых так щедро поощрял его предшественник[89]. Напомним, что Валид II был неразумен в расходах и пытался завоевать поддержку, повысив оплату армии. Осторожный и добросовестный Йазид III полагал, что это увеличение расходов на армию было чрезмерным или большим, чем могла себе позволить казна, и поэтому отдал приказ об их сокращении. Воины немедленно окрестили его Йазидом «Уменьшителем», и именно под этим прозвищем мы знаем его в истории.

В целом Йазид III вполне мог добиться успеха в качестве халифа и восстановить, по крайней мере на время, богатство и авторитет Омейядов. К несчастью, ему не суждено было прожить достаточно долго, чтобы успеть предотвратить катастрофу.

* * *

Следует напомнить, что Маслама ибн Абд ал-Малик в течение многих лет был ведущим военачальником империи. Четверо его братьев, Валид I, Сулейман, Йазид II и Хишам стали халифами, но Маслама никогда не проявлял никакого интереса к политике или стремления к власти. Все интересы этого худого, смуглого и деятельного человека («этой желтой саранчи», как называл его Йазид ибн Мухаллаб) были отданы армии и лагерной жизни. Достигнув зрелых лет, он приучил к тому же образу жизни своего двоюродного брата Марвана ибн Мухаммада ибн Марвана. Мы уже видели, что в 732 г. Маслама передал Марвану свой пост наместника Джазиры и Азербайджана.

Эта должность не была синекурой. Она подразумевала контроль над большим участком византийской границы на западе, а на севере находился Кавказ, занятый воинственными хазарами. В ходе блестящей кампании 737 г. Марван прошел через Дербентское ущелье, полностью разгромил хазарскую армию, покорил их страну и занял столицу Итиль[90]. Великий хан хазар сдался на милость арабов. Оказавшись в безвыходном положении, он согласился публично исповедовать ислам. Очевидно, это было единственное, что могли придумать хазары, чтобы добиться отступления арабской армии из своей страны.

Дочь (или, возможно, сестра) хана была замужем за византийским императором Константином V, и Византия постоянно оказывала на хазарского государя давление с целью привлечь его к христианству. В конце концов он отрекся от ислама и принял иудаизм по той причине, что, став иудеем, он не подпадал под влияние ни одной из сверхдержав. Следовательно, в его глазах иудаизм оказывался наиболее удобной верой для небольшой страны.

Марван провел много лет в почти непрерывных боевых действиях. Подобно своему бывшему командиру Масламе, он был профессиональным воином до мозга костей. Его стойкость и мужество принесли ему титул «джазирского осла», поскольку арабы считают осла не глупым, а терпеливым животным, долго выдерживающим тяжелую работу и недостаток пищи. На нашем языке смысл этого прозвища, вероятно, удачнее передает словосочетание «джазирский мул».

Едва услышав об убийстве Валида II, Марван оставил кавказскую границу и двинулся на юг во главе двадцатитысячной армии. Йазид III, не надеясь победить столь прославленного и опытного военачальника, предложил компромисс. Казалось, что соглашение вот-вот будет достигнуто, когда 12 октября 744 г. Йазид III внезапно умер после шести месяцев правления.

Все опять пришло в смятение. В Дамаске халифом был провозглашен Ибрахим, брат Йазида III и сын Валида I[91]. Если с Йазидом Марван, судя по всему, был готов договориться, то признать Ибрахима он отказался категорически, и объявил, что поддерживает двух юных сыновей пьяницы Валида II, которые, видимо, томились в темнице Дамаска. Усиливало раздражение и то, что в Дамаске Ибрахима поддерживали йемениты, в то время как Марван благоволил фракции кейситов.

Марван стремительно, что всегда отличало его военные операции, выступил из Харрана. Захватив по пути Киннасрин и Хомс, он ускоренным маршем двинулся на столицу. В Айн ал-Джурре, между Баальбеком и Дамаском, путь ему преградила армия халифа. Войско Марвана было значительно меньше халифского, но под его командованием находилась профессиональная армия, давно приученная к войнам и победам над византийцами и хазарами, к тому же возглавляемая выдающимся военачальником. Марван атаковал армию Ибрахима в лоб, одновременно тайно отослав отряд, который должен был зайти противнику в тыл. Битва на передовом краю продолжалась почти день, но как только началась атака с фланга, армия Ибрахима распалась, понеся большие потери от ветеранов Марвана. Ибрахим бежал из Дамаска, но перед этим приказал казнить в тюрьме Хакама и Османа, двух малолетних сыновей Валида II. Предлогом для восстания Марвана послужила защита прав этих двух мальчиков, которые теперь были мертвы. Понятно, что халифом Дамаска был провозглашен сам Марван с титулом Мервана II. Это произошло 23 ноября 744 г.

Всего два года назад, при Хишаме, казалось, что династия Омейядов находится в полной безопасности, но за эти два года с 743 по 745 г. клан бану Омейя потерял почти все. Видя сначала вечно пьяного и распутного Валида II, а затем гражданские войны между разными членами клана, народ империи навеки утратил доверие к этой семье. Марван был прекрасным воином, опытным командиром и человеком аскетического образа жизни. Если бы он унаследовал халифат сразу после Хишама, все могло бы кончиться хорошо. Но в 745 г. уже было слишком поздно.

Прежде чем перейти к описанию предсмертной агонии бану Омейя, стоит вкратце обрисовать разнообразные и жестокие междоусобицы, раздиравшие живую плоть Арабской империи.

Во-первых, наиболее важным в этот момент был конфликт между северным и южным ответвлениями арабского народа, Аднан и Кахтан, или, как мы уже называли их, Кайс и Йемен. Может даже показаться, что главными подстрекателями в этой борьбе выступали сами халифы, поскольку, имея самых разнообразных жен, они порой женились на кейситках, а порой предпочитали йемениток. Возможно, в обстановке распрей между соперничающими женами молодые Омейяды вырастали, нося в сердце отвращение к своим единокровным братьям, рожденным какой-нибудь ненавистной соперницей из племени Кайс или Йемен. Во всяком случае, достаточно сказать, что последние омейядские халифы часто питали острую ненависть к собственным родственникам в зависимости от того, с какой из двух партий те ладили или враждовали. Возможно, с нашей точки зрения, вражда между Голубыми и Зелеными в Византийской империи была такой же бессмысленной, хотя и не столь разрушительной для государства. Почти так же трудна для нашего понимания распря между гвельфами и гибеллинами из европейской истории.

Но не только раздор между йеменитами и кейситами грозил уничтожить империю. Произошел также раскол, разделивший восточную и западную половины, иракцев и сирийцев, или, быть может, бывшую персидскую и бывшую византийскую территории. Это была куда более реальная несовместимость, чем между арабами племени Кайс и Йемен, поскольку это была та самая граница между востоком и западом, которая не стерлась и сегодня. Сто лет назад, до арабского завоевания, Византийская империя была христианской, а Персидская — зороастрийской, и различие между этими двумя религиями породило две непохожие культуры. Арабы навязали себя обеим в качестве правящего класса, но их готовность брать в жены женщин из покоренных народов означала, что через четыре поколения в Сирии и Палестине «арабы» были наполовину византийцами, в то время как в Ираке и на востоке — наполовину персами.

Третий источник разногласий лежал в области религии, а формой, в которую облекся конфликт, стал прежде всего спор о наследовании халифской власти. Здесь существовали четыре группировки. С одной стороны, имелись сторонники бану Омейя, в основном правоверные мусульмане, или сунниты. Против них выступали шииты, или партия, заявлявшая, что законное наследование ограничивается потомками Али ибн Аби Талиба. Хотя секта шиитов возникла из-за спора о наследовании, под влиянием отсутствия успеха она уже начала превращаться скорее в экзальтированный полумистический религиозный культ, чем в практическое политическое движение.

Вдобавок к тем, кто поддерживал притязания бану Омейя или рода Али, на сцене недавно появились сторонники потомков Аббаса. Более искусные и «современные» в своей методологии, чем шииты, они построили разветвленную подпольную организацию, которая покрыла восточную половину империи тайными ячейками. И действительно, эта организация была столь засекреченной и так строго управлялась, что многие ее члены даже не подозревали о ее целях, полагая, что стараются ради семьи Али. Наконец, хариджиты, стоявшие на чисто религиозных позициях, заявляли о своем отвращении к порокам и амбициям правителей.

Еще один повод для разногласия был порожден недовольством покоренных народов. В VIII в. еще не существовало национализма в знакомом нам виде» то есть люди не считали, что различия расового происхождения должны непременно приводить к антагонизму. Однако жители всех покоренных стран остро ненавидели арабский правящий класс. Многие персы, сирийцы, египтяне, берберы и испанцы приняли мусульманскую веру, неважно, по религиозным, социальным или финансовым причинам, но тем не менее — и вопреки теории ислама — не добились социального и финансового равенства с арабами.

Как будто по случайному капризу обстоятельств, все эти партии недовольных теперь объединились против Марвана. Поскольку было известно о его симпатиях к кейситам, йемениты были настроены против него. Поборники бану Али и бану Аббас неизбежно ненавидели его как Омейяда. Хариджиты стремились к его свержению как правителя. Покоренные народы готовы были к восстанию против него, потому что он был арабом. И вот именно теперь вспыхнули все накопившиеся обиды на бану Омейя — пожар зажгла вера в то, что колесо фортуны повернулось в другую сторону и дни Омейядов сочтены.

* * *

Прежде чем рассказать о событиях, приведших к падению династии Омейядов, можно остановиться на минуту, чтобы окинуть взором те девяносто лет, в течение которых бану Омейя правили империей арабов.

Сейчас мы предложим читателю список халифов из рода Омейядов. Как мы увидим, три из них — Муавия, Абд ал-Малик и Хишам — обладали выдающимися личными качествами и способностями. Более того, общее время правления этих трех человек составляет пятьдесят восемь лет из девяноста, то есть почти две трети эпохи Омейядов. Помимо них очень способным халифом можно назвать Валида I, правившего десять лет; его брат Сулейман пользовался популярностью, а Омар ибн Абд ал-Азиз был мудр, благочестив и любим, хотя и несведущ в финансах. Если прибавить эти три правления к первым трем, обнаружится, что из девяноста лет Омейяды правили с успехом семьдесят три года. Йазид I и Йазид II были легкомысленными, чувственными и в каком-то смысле бесплодными. В сумме время их правления составляет семь лет. Валид II, без сомнений, был порочным пьяным животным, но он правил всего лишь какой-то год. Правления Марвана I и Марвана II были заполнены гражданскими войнами, хотя оба тезки были способными людьми. Таким образом, с обыденной точки зрения бану Омейя были не более и не менее способными, чем любая другая династия в истории.

Отсутствие стандартной процедуры определения наследника халифата породило практически все гражданские войны; оно же стало причиной возникновения сект, и некоторые из них разъединяют ислам до настоящего времени. Продолжительные гражданские войны между Муавией и Али ибн Аби Талибом, а позже между Марваном I, Абд ал-Маликом и Абдаллахом ибн Зубайром остановили арабов, когда завоевание шло полным ходом. Если бы этих двух гражданских войн не было и арабы продолжили бы свое победное шествие, начатое при Омаре ибн ал-Хаттабе и Османе, то мы не в силах даже представить себе, где бы могли закончиться их завоевания. Но гражданские войны не только связывали им руки в течение нескольких лет, а еще и разрушили идеализм и ощущение братства, воспламенявшие первых мусульман. К тому же в этой братоубийственной борьбе пало огромное количество самых храбрых воинов.

Возможно, стоит вкратце рассмотреть историю и развитие принципа наследования власти в Арабском халифате. Первоначальная теория, относящаяся к мединской эпохе, гласила, что халифом следует избирать того, кого «провозгласит» таковым вся мусульманская община. Это было выполнимо до тех пор, пока эта община фактически сводилась к народу Медины, но когда речь шла об огромной империи, само понятие «провозглашения», очевидно, уже не имело смысла.

Более того, поскольку все управленческие функции были сосредоточены в руках халифа, нельзя было допускать, чтобы после его смерти наступал долгий период междуцарствия, неизбежный, если бы приходилось запрашивать мнение отдаленных провинций. Правда, некоторые мусульманские юристы ратовали за всеимперский референдум, однако эта идея оставалась чисто теоретической и не могла быть претворена в жизнь. Таким образом, на практике право «провозглашения» вскоре сосредоточилось в руках наиболее влиятельных придворных, членов правящего рода и их вассалов, высших чиновников, светских и духовных, и командиров расквартированных в столице войск.

Опасность гражданской войны по смерти халифа была столь велика, что очень рано появился обычай заблаговременно назначать себе преемника. К тому же этот прием давал возможность убедиться в согласии провинций. Однако даже при этом не существовало эффективного механизма, позволявшего заручиться одобрением общества в целом. На деле правящий халиф предлагал наместнику, высшим чиновникам, военачальникам и влиятельным людям провинции принести присягу выбранному им наследнику еще при его жизни. Эти клятвы в верности воспринимались чрезвычайно серьезно, и, как мы уже видели, большинство тех, кто их приносил, чувствовали себя связанными ими.

Интересной аномалией являлось то, что наследник, которому заранее приносилась присяга на верность, обычно избирался правящим халифом. Поэтому никогда не существовало полной ясности, где кончается право халифа назначать себе преемника (всецело автократическая система) и начинается право общества самому избирать себе халифа (вполне демократическая система). Как мы видели, Сулейман ибн Абд ал-Малик назвал своим наследником Омара ибн Абд ал-Азиза в запечатанном письме, которое запретил вскрывать до своей смерти, и все равно очень сомневался в том, что его воля будет выполнена.

Неприязнь арабов к системе первородства становится очевидной из того факта, что из четырнадцати халифов рода бану Омейя только четверо имели наследниками собственных сыновей. Арабская система, согласно которой наследником становился наиболее достойный представитель правящей семьи, уходила корнями в доисламскую эпоху. Средняя продолжительность жизни халифов-Омейядов составляла сорок три года, и поэтому во многих случаях их сыновья еще не были взрослыми. Поскольку по всеобщему убеждению ребенок не мог стать халифом, сама краткость жизни многих Омейядов исключала наследование халифата сыном умершего.

В отличие от Аббасидов, которым предстояло прийти на смену Омейядам, последние, почти без исключений, были отпрысками жен-арабок. Марван Осел, матерью которого была курдская наложница, стал отступлением от правила. Поэтому, как правило, халифы бану Омейя были чистокровными арабами, предки которых жили на Аравийском полуострове.

Короче говоря, можно заключить, что, хотя правящие халифы все чаще использовали свое право назначать себе преемника при жизни, на словах они продолжали следовать теории всенародного избрания, что, несомненно, влияло на выбор наследника. Во избежание мятежей и гражданских войн советники рекомендовали халифам кандидатуры, приемлемые для общества.

Единовластие Омейядов вызывает особенное удивление потому, что в доисламскую эпоху арабы, похоже, дорожили личной свободой больше всех остальных народов. Первые арабские завоеватели были кочевниками из пустыни. Их вожди, хотя и были окружены определенным уважением в силу своего благородного происхождения, в остальном не пользовались особым авторитетом. Объяснение очевидно. Человек, чье имущество заключалось в животных, а жилище представляло собой палатку, которую перевозили эти самые животные, был абсолютно ничем не связан. Если ему не нравилось общество, в котором он жил, или же вождь пытался оказать на него давление, ему нужно было лишь погрузить свой шатер на верблюда и отправиться в путь, чтобы присоединиться к другой группе. Поэтому этот житель палатки был истинно свободным человеком. Его не слишком заботили приказы вождя или воля большинства его собратьев. Он в буквальном смысле был сам себе законом.

Сегодня граждане Британии и Соединенных Штатов заявляют о том, что они свободные люди, живущие в свободных странах, но их свобода лишь относительна. На практике они пошли на компромисс. Они согласились уступить свою свободу расплывчатой общности, называемой большинством, которая может устанавливать законы, обязательные для всех. Другими словами, человек, живущий в оседлом сообществе, не имеет личной свободы. В этой ситуации, чтобы наслаждаться ограниченным объемом свободы, он соглашается отказаться от остальной ее части.

Тот факт, что, существуя в этой системе, мы заявляем о своей свободе, лишает нас возможности понять, что означала свобода для арабского кочевника. Он ничего не знал о большинстве. Он считал себя вправе поступать так, как хочет, даже если все остальные люди на свете не одобрят его поступка. Этот кочевник был по-настоящему свободен, и ключом к этой совершенной свободе была мобильность. Как только арабы начали жить в городах и обросли недвижимым имуществом, они утратили свою подвижность, а вместе с ней и свою абсолютную свободу. Но, конечно же, они не рассматривали этот вопрос с такой точки зрения. Для них личная свобода стала инстинктом. Даже теперь, живя в городах и домах, они не желали исполнять чьи угодно приказы. Все те, кто пытался создать империю и править ею, имея таких подданных, скоро убеждался, что эта задача невыполнима.

В подобной ситуации правитель оказывался перед альтернативой. Этих жестоких и неуправляемых людей нужно было либо убедить, либо принудить отказаться от части своей свободы. Для двух первых халифов, Абу Бакра и Омара, мощной поддержкой явилась религия. Их собратья, заявляли они, служат не им, а Богу. Пока религиозное чувство не затухло, этого довода было достаточно, чтобы обеспечить покорность или, по крайней мере, порядок. Когда же религиозный энтузиазм начал остывать, на долю Муавии выпало заменить его политическим убеждением. Он никогда не претендовал на деспотическую власть. Он всегда выглядел лишь первым среди равных, главным советником арабского народа. Он проводил бесконечные часы, разговаривая и споря с влиятельными людьми общины, и с невозмутимым чувством юмора воспринимал грубые замечания, которые бросали ему в лицо недруги. Примечательно, что он оказался единственным халифом, против которого не было ни одного восстания.

Ни один народ не породил династии, которая бы вся состояла только из гениев. Для халифа с легкомысленным характером или неразвитым интеллектом ситуация была чрезвычайно трудной. Если все зависело от наличия терпения или дара убеждения у халифа, то, когда на троне оказывался глупец, вся система рушилась. Таким образом, халифы, которым недоставало ума или способностей, чтобы убеждать свой народ, сталкивались с восстаниями. В общем, именно при слабых халифах использовались самые жестокие меры принуждения.

При всей своей любви к личной свободе выходцы из Центральной Аравии самоотверженно следовали за тем, кого считали достойным верховной власти на основании его персональных качеств. Когда же халиф не внушал им должного уважения, ему приходилось прибегать к чрезвычайным и деспотическим мерам, чтобы поддерживать порядок. Короче говоря, тот факт, что арабы, самый свободный народ на земле, постепенно подпали под автократическое управление, представляется не лишенным логики. Даже в наши дни часто случается так, что избыток свободы приводит вначале к беспорядку, а затем — к диктатуре.

Второстепенным фактором, ведшим к абсолютизму, было то, что именно таким образом осуществлялось управление в Византийской и Персидской империях. Когда на плечи арабов неожиданно легло бремя управления империей, им поначалу пришлось привлечь к этому делу гражданских чиновников, оставленных их предшественниками. Для всех этих людей деспотическая система была привычной. Это была единственная форма правления, с которой они когда-либо сталкивались.

Нам представляется, что одной из главных политических ошибок, допущенных в период Омейядов, стал отказ в социальном равенстве неарабам — тем не менее этот просчет можно связывать скорее с присущей всем арабам национальной гордостью, чем с политикой халифов. С аналогичным затруднением приходилось сталкиваться всем империям, как до арабов, так и после них, и еще никто не нашел ему безупречного решения.

При столь свободном использовании слова «араб» стоит добавить оговорку, что арабы периода Омейядов, хотя и изрядно смешанные с другими народами, все еще в массе своей демонстрировали черты, присущие ранним завоевателям, которые были родом из племен, кочевавших по теперешней Саудовской Аравии, Йемену и Хадрамауту. Разнообразные народы, именующие себя арабами в наши дни, имеют к этим первым завоевателям очень небольшое отношение, если оно вообще есть. Однако свою культуру они унаследовали от той самой, начальной поры ислама, а потому, несмотря на неодинаковое этническое происхождение, они в какой-то мере разделяют с древними арабами их страстность и неуправляемость, включая и склонность к колебаниям между анархической свободой и диктатурой.

Одной из причин недовольства Омейядами было тяжелое налогообложение. Как уже объяснялось, эта система восходила к Пророку и первым двум халифам. Однако в своем стремлении собрать как можно больше денег Омейяды, вдобавок к обычной мусульманской системе, иногда вводили различные доисламские или персидские подати. Тот факт, что обращение покоренных народов в ислам сокращало доход казны, приводил к дальнейшим осложнениям.

Оценивая достоинства бану Омейя, нужно отдать им должное за их военные достижения. За девяносто лет владычества Омейядов Арабская империя увеличилась более чем вдвое. Еще удивительнее то, что после их падения империя не только прекратила расти, но и тотчас же начала уменьшаться и с тех пор всегда вела только оборонительные войны.