Арабская империя

Глава XII РЕВОЛЮЦИЯ

Воцарение Марвана II - 23 ноября 744 г.

Куфа захвачена хариджитами - июнь 745 г.

Мосул захвачен хариджитами - 746 г.

Битва при Куфар Туфе - 746 г.

Подавление восстания в Иордании - 746 г.

Абу Муслим переходит к открытому восстанию - июнь 747 г.

Ибн Хубайра отвоевывает Куфу - 747 г.

Хиджаз освобожден от хариджитов - 748 г.

Гражданская война между племенами Кайс и Йемен в Хорасане - 745―748 гг.

Абу Муслим становится правителем Хорасана - март 748 г.

Мятежники под командованием Кахтабы берут Рей - август 748 г.

Битва при Исфахане - весна 749 г.

Кахтаба захватывает Нехаванд - май 749 г.

Имам Ибрахим казнен Марваном - август 749 г.

Кахтаба берет Куфу - октябрь 749 г.

Ас-Саффах провозглашен халифом в Куфе - 28 октября 749 г.

Битва при Забе - 25 января 750 г.

Падение Дамаска - июнь 750 г.

Смерть Марвана - 5 августа 750 г.

Смерть халифа Ас-Саффаха - 9 июня 754 г.

Халиф Марван, прозванный Ослом.

Имам Ибрахим, сын Мухаммада ибн Али из рода Аббаса.

Йазид ибн Хубайра, наместник Марвана в Ираке.

Абу Муслим, организатор аббасидского восстания в Персии.

Кахтаба ибн Шабиб, командующий аббасидской армией в Персии.

Халид ибн Бармак из Балха, один из его подчиненных.

Халиф ас-Саффах (Абдаллах Абу-л-Аббас), Кровопийца.

Абдаллах ибн Али из рода Аббаса, победитель при Забе, наместник Дамаска, дядя ас-Саффаха.

Абу Джафар, брат халифа ас-Саффаха.

При жизни Мухаммада его дядя Аббас, по-видимому, играл достаточно сомнительную роль, содействуя врагам Пророка и одновременно осведомляя об их действиях его самого. Мы уже упоминали об Абдаллахе ибн Аббасе, сыне этого своеобразного предтечи «викария из Бре[92]» и друге Хусейна, попытавшемся отговорить последнего от его рокового путешествия в Кербелу. Али, сын Абдаллаха[93], слыл человеком любезным, благочестивым и ученым. Большую часть своей жизни он провел в Дамаске, где в течение многих лет был другом халифа Абд ал-Малика. Однако он впал в немилость, вступив в брак с женщиной, с которой ранее развелся этот халиф. Представляется, что Абд ал-Малика этот инцидент просто задел, но его сын Валид I по неизвестным нам причинам был глубоко разгневан. Унаследовав халифат, он приказал высечь Али ибн Абдаллаха ибн Аббаса и протащить по улицам Дамаска. Так, дав выход личной неприязни, Омейяды выказали неуважение к собственным родственникам из племени курайш.

Али пережил это унижение и умер только в 735 г. в правление Хишама, но он и его дети покинули двор и удалились в сельскую глушь. Мухаммад, сын Али, горько негодовал по поводу того, как обошлись с его отцом, и вынашивал явно несбыточную мечту свергнуть правящую династию. Живя в далеком селении, он не располагал общественной поддержкой, но зато задумал подпольную политическую кампанию. Пропаганда в интересах «семьи» велась через широко раскинувшуюся нелегальную сеть. Ее двусмысленный лозунг привел многих сторонников к ошибочному убеждению, что они действуют ради потомков Али[94], однако эмиссары Мухаммада не спешили развеять это заблуждение. Тем не менее в преддверии того момента, когда правду придется раскрыть, аббасидские миссионеры подготовили историю, согласно которой от Али ибн Аби Талиба имамат по наследству перешел к Мухаммаду ибн ал-Ханафийе, его сыну от другой жены, не Фатимы. Этот человек завещал его своему сыну Абу Хашиму, который, не имея собственного сына, впоследствии передал его Али ибн Абдаллаху ибн Аббасу (тому, которого высек Валид в Дамаске). Таким образом, от потомков Али имамат перешел к потомкам Аббаса[95].

Хотя, разумеется, Мухаммад ибн Али из рода Аббаса был стопроцентным арабом, самого большого успеха его эмиссары добились в Ираке и Персии, особенно в беспокойной провинции Хорасан. Жители этих областей не только были известны как прекрасные воины, но к тому же среди них имелось огромное число неарабов, обращенных в ислам, которых раздражало презрительное отношение арабской аристократии. В 743 г., в правление вечно пьяного Валида Распутника, Мухаммад ибн Али умер, завещав руководство движением своему сыну Ибрахиму, который впоследствии стал известен как имам Ибрахим.

Тем временем, как мы уже видели, в 745 г. Марван стал хозяином Дамаска и проявил себя как ярый сторонник кейситской партии. Из-за общеизвестной тенденциозности халифа во многих местах произошли стычки между кейситами и йеменитами. В Бахрейне и Омане племенная вражда успела начаться еще раньше. В Фарсе и Хузистане йемениты объявили о своем неповиновении Марвану. Видя, что вся страна охвачена волнением, хариджиты Ирака захватили Куфу, изгнав наместника. Другие хариджиты из Йемена вторглись в Хиджаз и фактически завладели Меккой и Мединой. Восстал даже Хомс, расположенный куда ближе к столице.

Старый солдат Марван всех врагов встретил лицом к лицу. Он стремительно подошел к Хомсу и взял его штурмом, прежде чем мятежники узнали о его приближении, и повесил пятьсот мертвых тел на городских стенах. Но пока он двигался к Хомсу, взбунтовался Дамаск. Не успели еще восставшие организоваться, как армия Марвана уже вновь была в столице, волнения окончились, а их зачинщика повесили. Полагая, что Сирия усмирена, халиф двинулся к Ракке, приказав своим силам сосредоточиться там для нового завоевания Ирака.

Некогда, при Айн ал-Джурре, Марван разбил дамасскую армию под командованием Сулеймана, сына халифа Хишама. Впоследствии тот принес присягу Марвану и теперь сопровождал его в этом походе на Ракку. Однако по прибытии туда он получил от Марвана разрешение вернуться обратно в Сирию. На обратном пути он встретился с десятитысячной армией, следовавшей на подкрепление Марвану. Хотя всего несколько дней назад Сулейман клялся в верности Марвану, он склонил эту армию к измене, провозгласил себя халифом и занял Киннасрин.

Отказавшись от вторжения в Ирак, Марван вернулся, но мятежники напали на Хомс и задержали халифа почти на год, который потребовался ему, чтобы взять этот город осадой. Тем временем Сулейман, сын Хишама, организовавший это восстание, видимо, покинул бунтовщиков в Хомсе и бежал в Ирак, где примкнул к хариджитам, фанатическим противникам любых правителей.

Эти иракские хариджиты, занявшие Куфу в июне 745 г., теперь завладели и Васитом. Затем они двинулись на север — пока Марван все еще осаждал Хомс — ив сентябре 746 г. захватили Мосул. Оттуда они выслали вперед колонны, чтобы осадить Ракку и Нисибин. Однако в этот момент Марвану, наконец, удалось взять Хомс, и, бросившись стремительным маршем на восток, он разбил хариджитов в крупной битве при Куфар Туфе, в тридцати милях от Нисибина.

Хариджиты, вместе с которыми был и Сулейман, сын халифа Хишама, отступили в Мосул, где окопались на западном берегу Тигра. Марван, преследуя их по пятам, не сумел взять их лагерь штурмом и был вынужден осадить его. Во время одной из вылазок хариджитов воины Марвана захватили в плен племянника Сулеймана ибн Хишама по имени Муавия. Мальчик умолял сохранить ему жизнь.

«Я взываю к твоему состраданию, о дядя», — плакал он.

«Между мной и вами не может быть никакого сострадания», — отвечал Марван.

Юношу вывели на нейтральную полосу между двумя армиями. Для начала ему отрубили руки, а после и голову. Каким бы безжалостным ни был этот поступок, отчаяние Марвана вполне понятно. В Хорасане, как мы скоро увидим, уже началось аббасидское восстание. Ирак и Хиджаз находились в руках хариджитов. На карту было поставлено само существование бану Омейя, но, как ни странно, против него выступали даже его собственные завистливые родичи из клана Омейядов. Не может быть сомнения, что в значительной степени именно эти гражданские войны между представителями бану Омейя повинны в крушении династии и в конечном счете распаде империи.

Пока Марван все еще осаждал главную хариджитскую армию в Мосуле, он направил в Ирак еще одно войско под командованием Йазида ибн Хубайры, который разгромил хариджитов при Айн ал-Тамре и в июне 747 г. вновь завладел Куфой.

Когда эта новость достигла Мосула, основные силы хариджитов тайно переправились через Тигр и, отступив через Хулван, исчезли в горах Фарса. Когда в результате весь Ирак был усмирен, Марван вернулся в свою штаб-квартиру в Харране. Пока развивались эти события, разразился мятеж в Иордании, который, однако, был подавлен в 746 г.

Когда повторное завоевание Ирака завершилось, Марван послал еще одну армию в Хиджаз, и в начале 748 г. она разбила хариджитов при Вади ал-Кура, к северу от Медины. Преследуя эту разбитую армию, халифские войска нанесли ей новое поражение вблизи Мекки и еще одно в Йемене. Теперь Сирия, Ирак, Хиджаз и Йемен вновь стали покорными, хотя и ценой ослабления северных границ. Византийцы уже совершали набеги на арабскую территорию. Но Марван был неутомим, сокрушая одного врага за другим.

В 744 г., как только Марван стал халифом, его нескрываемое пристрастие к кейситской партии стало причиной разразившейся в Хорасане гражданской войны между кейситами и йеменитами, как это уже не раз случалось в столь многих частях Аравии. Здесь главным сторонником северной или кейситской партии было племя бану Тамим, в то время как интересы йеменитов отстаивало племя Азд. Наместник провинции Наср ибн Сайяр был кейситом.

Напомним, что Хорасан стал основным полем деятельности тайных аббасидских миссионеров, которые покрыли провинцию сетью своих подпольных ячеек. Начало гражданской войны между арабами этой провинции и общее смятение в империи убедило сторонников Аббасидов в том, что время действовать настало. Поэтому они направили посланников к имаму Ибрахиму, который жил на территории современной Иордании. Они поведали ему о том хаосе, в который погрузился Хорасан, и попросили разрешения перейти к более наступательной политике. Ибрахим ответил на их предложения согласием и поручил Абу Муслиму возглавить движение. Мы впервые встретились с этим человеком, когда он обслуживал аббасидских заключенных в темнице Куфы. Его настоящее имя было Абд ар-Рахман ибн Мухаммад, и, по-видимому, это был перс, живший в Куфе. Несмотря на незнатность своего происхождения, этот человек, избранный для руководства аббасидским переворотом, оказался прирожденным лидером. Этого миниатюрного человека со смуглым лицом и красивыми чертами, обладавшего даром убеждения, никогда не видели смеющимся. Его безмятежность едва ли могли нарушить даже самые серьезные события, величайшие победы не вызывали в нем ни малейшего признака радости, и самые катастрофические перемены никогда не выводили его из равновесия.

Когда он впервые прибыл в Хорасан, его моложавый вид вызвал сомнения относительно его пригодности для такой роли, но его явные способности вскоре заставили критиков замолчать. Он душой и телом отдался организации движения. Каждая группа и каждая ячейка получила руководителя. Беспорядки и лишения нескончаемых гражданских войн подготовили согласие народа на любой режим, способный дать долгожданного избавителя, который установит царство мира и справедливости. Движение выступило с мессианской проповедью, абсолютно соответствовавшей чаяниям народа. Организация скрывалась под маской мусульманского благочестия, призывая хранить верность клану бану Хашим, семье Пророка, из которой должен выйти обещанный имам. Запятнавшие себя кровью Омейяды, которые с самого начала были самыми заклятыми врагами Посланника Божия, в итоге будут свергнуты, и, наконец, воцарится мир.

Но несмотря на этот благочестивый облик, Абу Муслим был готов стать буквально «всем для всех». Так, хотя большинство персидских горожан в то время уже исповедовало ислам, многие крестьяне все еще цеплялись за верования своей древней религии, вроде переселения душ и представления о творении как о борьбе между светом и тьмой. У таких людей Абу Муслим создавал впечатление, будто верит, что в их воззрениях много правды. Он проявил столько такта в отношении секты хуррамитов, что они впоследствии признали его как своего мессию. Некоторые обещания и недоразумения в будущем должны были вызвать яростную реакцию, но к этому моменту Аббасиды уже прочно стояли у власти.

Хотя большинство тайных сторонников этой партии были мусульманами неарабского происхождения, среди ее горячих приверженцев находились и многие арабы. Тот факт, что первоначально пропаганда говорила о семье Пророка без особого упоминания о потомках Аббаса, обеспечило симпатии многих шиитов, которые полагали, что действуют в интересах потомков Али.

В июне 747 г., пока Марван осаждал хариджитов в Мосуле, Абу Муслим в Хорасане получил письмо от имама Ибрахима с приказом перейти к открытому восстанию под лозунгом «За семью!». Кроме того, прибыло два боевых знамени, которые были тут же водружены на копья. Переворот начался.

В провинции Хорасан новые мятежники вооружились и собрались, разместившись в нескольких укрепленных лагерях. Когда Абу Муслим приказал всем верным явиться в черном, многие его сторонники, вступившие в тайную организацию, впервые таким образом обнаружили себя.

Асад ибн Абдаллах, нанесший поражение кагану в 737 г., умер на следующий год, и его преемником на посту наместника стал Наср ибн Сайяр, проведший тридцать лет на службе в Хорасане и прекрасно знавший страну. Под его мудрым руководством был вновь завоеван весь Мавераннахр, включая Шаш и Фергану. Отметим, что, если население Хорасана примкнуло к восстанию Абу Муслима, народы Мавераннахра оставались верны Насру[96]. Последний теперь в отчаянии писал Марвану, обрисовывая неуправляемое состояние провинции и растущую опасность, которую представляет собой Абу Муслим, и молил о подкреплении. Но Марван мог ответить только извинениями и советами. У него не было свободной армии. Когда Наср прочитал ответ халифа, ему оставалось только с горечью сказать своим приближенным: «Наш друг, кажется, практически уверен, что просто не в состоянии победить».

Тем временем в Хорасане продолжалась гражданская война между кейситами и йеменитами. В конце концов Абу Муслим в пику наместнику открыто заявил о своей поддержке йеменитов. Состоялось решающее сражение, йемениты одержали победу, но их вождь погиб. Наместнику пришлось покинуть Хорасан и отступить в Рей. Ничего более удачного для Абу Муслима нельзя было и придумать. Его союзники йемениты победили, но лишились предводителя. В марте 748 г. он сам поселился во дворце наместника в Мерве и стал правителем Хорасана. С той поры, когда потомок Аббаса Мухаммад ибн Али начал свою тайную пропагандистскую кампанию, прошло двадцать шесть лет.

Тем временем имам Ибрахим по-прежнему жил в уединении в деревне Хумейма вблизи Маана в современной Иордании. Лишь горстка руководителей восстания знала, что именно он должен стать ожидаемым «Махди» (мессией). Затем на короткое время удача, казалось, повернулась к Марвану, перехватившему тайное письмо Ибрахима, адресованное Абу Муслиму, в котором первый убеждал второго активно развивать восстание. Имам Ибрахим был арестован и брошен в тюрьму в Харране[97].

Не успел Абу Муслим обосноваться в мервском дворце, как потребовал от народа присяги на верность клану бану Хашим. Поскольку о бану Аббас особо не упоминалось, шииты охотно дали клятву. В свое время некий Кахтаба ибн Шабиб, араб из племени Тай, доставил от имама Ибрахима два боевых знамени, о которых уже говорилось. Теперь Абу Муслим поручил этому Кахтабе командовать собранной им армией. Одновременно он направил собственных наместников в различные районы Хорасана и Мавераннахра и продолжил взимать налоги и вербовать войска, как будто был законным правителем. Двое из его приближенных заслуживают упоминания. Один, Мухаммад ал-Ашаф, был потомком того самого Абд ар-Рахмана ал-Ашафа, вождя племени Азд, который некогда поднял восстание против Хадджаджа в Ираке. С тех пор семейство Ашаф, жившее в Персии, сжигала ненависть к роду бану Омейя. Арабское племя Азд, принадлежавшее к йеменитам, сыграло ведущую роль в перевороте. Другим был некий Халид ибн Бармак, уроженец Балха, о котором мы еще услышим.

В современную эпоху, когда принято считать, что человеческий род делится на несколько разных рас, мы склонны рассматривать исторические движения в свете национальности. Тем не менее невозможно, чтобы действующие лица аббасидской революции думали о себе в таком ключе. Это движение не было национальным восстанием персов против арабов. Большинство его участников мыслило, оперируя понятиями ислама, а не национальности. Обе стороны, пытаясь привлечь симпатии, заявляли о том, что руководствуются Кораном и Сунной Пророка. Если бы движущей силой выступал национализм, мы бы читали о призывах персам восстать против арабов. Но о таких лозунгах нет никаких упоминаний. Руководители переворота подогревали воодушевление своих войск рассказами о том, как бану Омейя противились Посланнику Божию и убили мученика Хусейна.

В Хорасане жило немало арабов. Семьдесят пять лет назад Зийяд Сын-своего-отца поселил в провинции 50 000 арабских семей. Теперь, в 748 г., в Хорасане насчитывалось 200 000 арабов, многие из которых частично смешались с персами.

С точки зрения общественного положения их, вероятно, можно сравнить с норманнской аристократией в Англии через сто двадцать пять лет после ее завоевания. Все еще говоря на французском языке и гордясь своим норманнским происхождением, они тем не менее уже отчасти ассимилировались и готовы были воевать против Франции рука об руку с англичанами.

Революционеры, будь то арабы, персы или смесь того и другого, естественно, состояли из недовольных. Многие из них были обращенными в ислам неарабами, которые, как мы уже знаем, так и не добились равенства с чистокровными арабами как в финансовом, так и в социальном отношении. Их поддерживали шииты, или сторонники потомков Али, первоначально объединявшие представителей центрально-аравийских племен в Куфе. Наконец, здесь были арабы из йеменитских групп, разочаровавшиеся во власти как раз теперь, просто потому что халиф Марван благоволил кейситам.

Завоевав Хорасан, Кахтаба в июне 748 г. прибыл в Нишапур. В августе 748 г. мятежники двинулись на Рей, а Наср ибн Сайяр отступил оттуда в Хамадан. Он обратился к Ибн Хубайре, наместнику Ирака, прося подкрепления, но не получил даже подтверждения того, что его послание получено. Изнуренный долгими годами войн и треволнений, он умер в Хамадане. Преемника ему назначено не было, и сторонники Омейядов в Персии остались без предводителя. Именно эта атмосфера безнадежности и стала основной причиной падения бану Омейя. Возможно, сам Марван был истощен собственными усилиями, ведь ему было за шестьдесят, и вся его жизнь прошла в войнах и лишениях.

В 749 г. недалеко от Исфахана между Кахтабой и силами Омейядов произошло сражение, в котором последние были наголову разбиты, а все их продовольствие и оружие захвачено мятежниками. Вполне возможно, что, по крайней мере, в Персии неуклонное распространение революции на протяжении двух лет подорвало боевой дух армии Омейядов. Если в прошлом они неизменно одерживали победу, теперь они всегда оказывались в положении побежденных.

В мае 749 г. Кахтаба захватил Нихавенд, где веком раньше древняя Персидская империя нашла свое Ватерлоо, столкнувшись с непобедимыми в то время арабами, и немедленно двинул свой авангард дальше, в Хулван, где обнаружил аванпосты куфской армии под командованием наместника Йазида ибн Хубайры. Вслед за этим Кахтаба молниеносным броском передвинулся севернее того места, где Ибн Хубайра удерживал брод у Джалулы и, переправившись через Тигр и Евфрат, устремился вдоль последней реки вниз, в направлении Куфы. Это произошло в августе 749 г. Обнаружив, что его обошли, ибн Хубайра поспешил на защиту Куфы. В беспорядочном столкновении, которое произошло на Евфрате в темноте, Кахтаба пал, но хорасанская армия под командованием его сына Хасана проложила себе путь вперед и заняла Куфу, а ибн Хубайра отошел в Васит. Однако к этому времени весь Южный Ирак был охвачен волнением, а хорасанская армия повсюду наступала на пятки.

Стоит напомнить, что по приказу Марвана имам Ибрахим был арестован и заточен в темницу замка Харрана. По-видимому, такая возможность была предусмотрена заранее, поскольку Ибрахим успел подготовить документ, в котором завещал имамат своему брату Абдаллаху. С того дня, как мы видели этого Абдаллаха новорожденным ребенком на руках отца, показывавшего его эмиссарам из Хорасана, уже прошли годы.

Как только Ибрахим был уведен в тюрьму, Абдаллах со всем семейством покинул свой дом в селении Хумейма. Они отправились через пустыню в Куфу, где их встретил и укрыл какой-то сторонник, в результате чего о них не было известно ни властям, ни жителям Куфы. Когда мятежная армия вошла в город, шииты попытались выдвинуть кандидата на халифат из рода Али. Однако хорасанская армия отказалась. Затем появился новый аббасидский имам и торжественно подъехал к большой городской мечети. Здесь он, возглавив собравшихся, совершил полуденную молитву и произнес проповедь, обличая грехи Омейядов. Затем он объявил о пришествии силы из рода Пророка, которая отныне будет распространять царство религии и справедливости во всей земле. Окончив свою речь, обессиленный Абдаллах сел, но тут заговорил его дядя Дауд ибн Али. Заявив, что семья Аббаса будет руководствоваться исключительно религией, он добавил: «Отныне и впредь мы, семья Пророка, будем править до тех пор, пока не передадим своих обязанностей Иисусу Сыну Марии в Последний день при Его втором пришествии»[98].

Ситуация была несколько рискованной, поскольку присутствующие в большинстве своем были шиитами, то есть приверженцами потомков Али, а не Аббаса. Лозунги «Бану Хашим» и «Семья Пророка», использовавшиеся революцией, намеренно затуманивали суть дела. Однако в этом поколении Аббасиды были мудрее потомков Али. Они не стали беспомощно взывать к жителям Куфы, прося о поддержке, как поступил Хусейн. Напротив, они не обнаруживали своего участия в революции до тех пор, пока хорасанская армия не захватила Куфу. Оказавшись перед fait accompli[99], жители Куфы с воодушевлением приветствовали своего нового халифа, который хотя и не был потомком Али, но, по крайней мере, разбил и изгнал бану Омейя и ненавистных сирийцев. Остаток дня с полудня и до темноты густые толпы жителей Куфы, сменяя друг друга, клялись на верность новому имаму. Это было 28 октября 749 г.

Тем временем Абу Муслим выслал из Хорасана другую армию. Когда Кахтаба повернул на юг, чтобы взять Куфу, это войско под командованием Абд ал-Малика ибн Йазида ал-Азди двинулось на Мосул. (О том, что этот переворот не был национальным восстанием персов против арабов, говорит тот факт, что оба командира аббасидских армий — Ках-таба ибн Шабиб из племени Тай и Абд ал-Малик ибн Йазид, представитель Азда — были арабами.)

Трудно понять, почему халиф Марван, проявивший столь замечательную энергию вскоре после прихода к власти, вплоть до этого момента оставался без движения в Харране. Однако теперь он пробудился и выступил со своей армией навстречу Абд ал-Малику ал-Азди. Когда до Куфы дошла весть о приближении халифа, все имеющиеся войска направили на подкрепление северной армии восставших, а командование было поручено Абдаллаху ибн Али ибн Абдаллаху ибн Аббасу, дяде нового имама и младшему брату покойного Мухаммада ибн Али, ставшего инициатором движения. Если бы Марван начал движение до того, как повстанцы заняли Куфу, он мог бы разбить северную армию, пока она была одна. Но, дождавшись окончания военных действий в Южном Ираке, он позволил большей части армии Хасана ибн Кахтабы присоединиться к противостоявшей ему северной армии.

Марван достиг Мосула первым, в то время как Абдаллах ибн Али выстроил свои войска на реке Заб, притоке Тигра, примерно в восьмидесяти милях ниже Мосула. Двадцать пятого января 750 г. халиф выступил навстречу врагу. Рассказы об этом сражении противоречивы и ненадежны. Невероятный успех, которого уже успела добиться революция, подорвал боевой дух омейядских солдат, а некоторые из них, возможно, и сами были наполовину убеждены в том, что править должна семья Пророка и такова Божья воля. Многие подразделения омейядской армии отказывались идти в атаку и не подчинялись приказам Марвана в самые драматические моменты битвы. Другие рассказы заставляют предполагать, что сражаться отказались йемениты, находившиеся в армии халифа. Масуди упоминает о сообщении, согласно которому жалованье воинам задерживалось, по всей видимости, по причине общего хаоса в управлении. Тем не менее, если бы дело Омейядов находилось на подъеме, эти элементы не посмели бы противиться командованию. Таким образом, их нежелание сражаться, если таковое имело место, вероятно, также объяснялось впечатлением, что революция побеждает.

Каковы бы ни были истинные события на поле этой битвы, армия Омейядов понесла сокрушительное поражение. Марван переправился через Заб, чтобы ударить по врагу, а в результате, когда сирийская армия обратилась в бегство, многие воины утонули, пытаясь спастись вплавь через реку. Печально, что нет возможности проследить ход событий битвы при Забе, поскольку это было одно из решающих сражений мировой истории. На самом деле победа Аббасидов объяснялась скорее их пропагандой, чем военным искусством. Боевой дух омейядской армии был подорван еще до начала боя.

Битва при Забе не только целиком изменила облик Арабской империи, но, помимо того, глубоко повлияла и на будущее Европы. В отличие от Омейядов, Аббасиды пренебрегали Средиземноморьем и посвятили свое внимание Персии и Востоку. В результате угроза арабского завоевания, которая в течение века нависала над Европой, растаяла.

* * *

Когда Марван отступил к Мосулу, город закрыл перед ним свои ворота, поэтому он в сопровождении небольшого отряда вернулся в свою первоначальную резиденцию в Харране. Однако армия Аббасидов шла по пятам, и Марвану пришлось спешно двинуться дальше через Хомс в Дамаск, а после и еще дальше — в Иорданию и Палестину. По мере того как победоносная аббасидская армия стремительно двигалась вслед за ним, города один за другим открывали перед ней свои ворота, и одетые в черное горожане высыпали наружу, чтобы поклясться в верности новым хозяевам. Только Дамаск, который девяносто лет оставался столицей

бану Омейя, закрыл ворота и вынудил Абдаллаха ибн Али готовиться к осаде. Но скоро внутри городских стен возникли разногласия. Начались бои между теми, кто желал сдаться, и теми, кто все еще хранил верность проигравшей династии. В июне 750 г. ворота открылись, белый флаг Омейядов был разорван, и на зубцах стен показались черные флаги Аббасидов. Абдаллах ибн Али отметил падение Дамаска избиением Омейядов и всех тех, кто еще оставался им верен.

Крах был полным и непоправимым. Оставленный всеми, незадачливый Марван добрался до Египта, но и там не мог передохнуть, так как вражеская конница следовала за ним по пятам. Когда 5 августа 750 г. он остановился на ночной отдых в маленьком селении Бусир в Фаюме, в темноте на него неожиданно напал отряд всадников. Свита халифа бежала, а Марван, спавший в деревенской церкви, почти в одиночку принял бой с атакующими, которые, в конце концов, сбили его с ног. Через несколько минут он был мертв, и специальный гонец повез отрезанную голову врага Абдаллаху ибн Али, успевшему со своей армией захватить Палестину.

Марвану, когда его убили, шел седьмой десяток. Большая часть его жизни прошла в Северной Джазире и Армении в военных действия против византийцев и хазар. Его образ жизни отличался воздержанностью и деятельностью, и почти все время он проводил вместе с войсками на арене военных действий. Когда один из близких друзей спросил его, почему он не имел пристрастия к женщинам, благовониям и прочим чувственным удовольствиям, он в ответ рассказал историю о халифе Абд ал-Малике.

«Однажды во время восстания Ашафа, — сказал он, — Абд ал-Малик ибн Марван получил письмо от Хадджаджа, в котором говорилось, что две армии стоят лицом к лицу у Дейр ал-Джумаджима и избежать решающего столкновения невозможно. Пока он читал это послание, к нему ввели девушку-рабыню, присланную ему в подарок наместником Ифрикии. Лицом, фигурой и манерами она была самой прекрасной женщиной, какую ему когда-либо доводилось видеть.

„Клянусь Богом, ты поистине столь прекрасна, что о лицезрении подобной красоты может мечтать любой мужчина“, — сказал Абд ал-Малик, на мгновение подняв голову, и снова вернулся к донесению, которое читал.

„Если я такова, как ты говоришь, то почему же ты, как видно, не желаешь меня?“ — спросила молодая женщина, по-видимому, обиженная недостатком внимания со стороны халифа.

„Клянусь Богом, — ответил Абд ал-Малик, — как я могу думать о какой-то женщине, когда Хадджадж и Ашаф стоят в боевом строю и вожди арабов готовятся перебить друг друга?“

Вот поэтому-то и у меня никогда не хватало времени на женщин», — закончил рассказ Марван Осел.

Его слова были правдой. Он всю жизнь провел в войнах и сражениях, а на досуге изучал историю и войны великих царей и военачальников прошлого.

Приняв халифат в возрасте примерно шестидесяти лет, он, вероятно, был слишком невежественен в придворной жизни и политике, чтобы успешно править огромной империей. Он не умел лицемерить с врагами или стравливать одного с другим, чтобы выиграть время. Возможно, он к тому же был суров и не склонен к жалости, по крайней мере, по отношению к окружающим.

Он никогда не жил в Дамаске, а даже став халифом, предпочитал оставаться в Харране, где прошла большая часть его жизни. Его военная политика в течение первых трех лет правления была энергичной и действенной, однако политическая ситуация уже слишком расшаталась, чтобы ее можно было восстановить силой. Шансы на успех здесь имел бы только настоящий государственный муж высочайшей пробы, однако для столь необъятной задачи Марван обладал слишком ограниченным интеллектом и мелким характером. Однако самая грубая ошибка, допущенная им в качестве правителя, заключалась в том, что он отождествил себя с кейситской партией. В результате он не только восстановил против себя народ Хорасана, шиитов и хариджитов, но еще и оттолкнул йеменитов, составлявших половину арабских племен.

В области военной тактики ему приписывается преобразование арабской армии, которая со времен Пророка всегда сражалась стоя в линию. Утверждается, что Марван научил ее ведению боя с построением в колонны, более подвижные и маневренные, чем непрерывная линия; подобная перемена знакома и нам, ведь мы помним сплошные линии окопов Первой мировой войны и видели, как они превратились в подвижные колонны блицкрига.

* * *

Пока Абдаллах ибн Али, дядя нового халифа, был занят покорением Иордании и Палестины, народ Киннасрина в Северной Сирии внезапно «переоделся в белое». Черный и белый были цветами соответственно Аббасидов и Омейядов, и в каждом городе политические симпатии жителей обозначались цветом их одеяний. Так случилось, что в окрестностях Киннасрина аббасидские воины повели себя недолжным образом и изнасиловали нескольких женщин. Жители отплатили им убийством нескольких солдат, а затем, опасаясь наказания, облачились в белое, и это движение стремительно распространилось до Хомса и Пальмиры. Абдаллах ибн Али двинулся на север, но не успел он миновать Дамаска, как и в столице поднялось восстание. После жестоких боев в июле 751 г. мятеж в Киннасрине был подавлен, и люди снова сменили одежды на черные. Однако в это время к белым нарядам вернулся народ Джазиры, и понадобилась многомесячная война, чтобы Ракка, Харран, Руха и Мардин[100] изъявили покорность и снова облеклись в черное.

Следует напомнить, что Йазид ибн Хубайра был наместником Марвана в Ираке, и когда хорасанская армия захватила Куфу, ибн Хубайра отступил в Басит, где его окружили аббасидские силы. Ибн Хубайра был старым боевым товарищем Марвана в его многочисленных кампаниях на Кавказе и в Малой Азии. Хотя все и вся покорились новому режиму, он месяц за месяцем продолжал активно защищать Басит. В конце концов, халиф Абдаллах, известный также как Абу-л-Аббас, прислал своего брата Абу Джафара, чтобы усилить осаду. Последний начал переговоры с ибн Хубайрой, и к тому моменту, когда соглашение было достигнуто, осада продолжалась уже год. Абу Джафар гарантировал ибн Хубайре и его гарнизону безопасность, ворота были распахнуты, и осажденные разбили лагерь снаружи рядом с недавними осаждающими. Халиф Абу-л-Аббас написал своему брату Абу Джафару, чтобы тот предал ибн Хубайру смерти, однако Абу Джафар изо всех сил противился этой идее. Тем не менее нарушить приказ халифа, разумеется, было нельзя, и, несмотря на обещанную неприкосновенность, ибн Хубайру и его военачальников вероломно казнили.

Халиф Абу-л-Аббас и впрямь много раз подтверждал свой титул ас-Саффах, или Кровопийца, под которым он вошел в историю и который мы в дальнейшем будем использовать, говоря о нем. Он распорядился об убийстве всех членов клана бану Омейя, будь то в честном бою или из-за угла. Сколько-то из их числа истребили в Басре, а тела бросили на корм бродячим собакам. Но ужаснее всего были деяния Абдаллаха ибн Али, дяди Кровопийцы и победителя в битве при Забе.

Халиф ас-Саффах назначил своего дядю наместником в Сирии с особым поручением истребить всю семью Омейядов. Тот сделал это, пообещав им всем прощение и пригласив всех членов бану Омейя на специальный пир, на котором они должны были принести присягу верности. Когда зал наполнился, воинам был подан знак, и они хладнокровно перебили от восьмидесяти до девяноста Омейядов. Едва кровопролитие закончилось, как Абдаллах ибн Али велел нести кушанья, хотя мертвые и умирающие еще не были убраны из зала. Кажется невероятным, но это факт, что Аббасиды и их сторонники предавались радостям пира, пока на полу зала все еще лежали залитые кровью тела, а веселые восклицания живых смешивались со стонами умирающих. Дауда ибн Али, брата Абдаллаха ибн Али, халиф Саффах направил наместником в Мекку и Медину с приказом использовать тот же способ для искоренения рода Омейя в священных городах.

Проблема выбора места для столицы империи поставила новую династию в тупик. Сирийцы слишком долго хранили верность бану Омейя, чтобы Аббасиды могли без опасений расположиться в пределах их досягаемости. Ас-Саффах был провозглашен халифом в Куфе, но непостоянство, отличавшее жителей этого города, делало его неподходящим на роль столицы империи. Сначала новый халиф сделал своей резиденцией замок вблизи Куфы, который назвал Хашимийей, но в 753 г. он перебрался в город Анбар в ста милях вверх по Евфрату. Однако оставалось неясным, где в итоге будет располагаться столица.

Пока в Ираке, Сирии и Египте происходили эти волнующие события, Абу Муслим, организатор первоначального восстания, оставался наместником Хорасана и Джибала. В 750 г., что достаточно удивительно, в Фергане на Сырдарье объявилась китайская армия и напала на Шаш, правитель которого обратился за помощью к Абу Муслиму. Помощь оказали, арабская армия переправилась через Сырдарью и в июле 751 г. наголову разбила китайцев при Таласе в двухстах милях от этой реки[101]. Вскоре после этого в Китае, где в то время пришла в упадок династия Тан, разразилась гражданская война. Битва при Таласе отмечает собой конец китайской экспансии в Мавераннахр. При Аббасидах эта провинция вступила в долгий период процветания и породила собственную блестящую мусульманскую цивилизацию.

В 753 г. Абу Муслим написал халифу ас-Саффаху, прося позволения посетить его, и в начале 754 г. прибыл в Ирак. Так случилось, что брат халифа Абу Джафар тоже оказался в Анбаре, куда прибыл из вверенной его наместническому управлению Армении и Джазиры с целью совершить ежегодное паломничество в Мекку.

Успех переворота во многом был связан с хорасанской армией, силы которой теперь использовались в Сирии, Джазире и Ираке, а также в Персии. Фактически безопасность режима, видимо, до сих пор зависела от лояльности хорасанцев. Правда, бану Омейя были истреблены, но шииты все еще были непредсказуемы. Многие поддерживали восстание против Омейядов, веря, что халифом станет потомок Али, а в результате оказались разочарованы. В столь неопределенной ситуации авторитет Абу Муслима в хорасанской армии принял угрожающие размеры.

Абу Джафар обратился к своему брату халифу с предложением убить Абу Муслима. «Если ты не позавтракаешь им сегодня, он пообедает тобой завтра», — сказал он. Кровопийца колебался, но, правда, причиной тому были не угрызения совести, а страх, что подобный поступок может ускорить тот самый кризис, которого опасались оба брата, то есть восстание хорасанской армии. Абу Джафар и Абу Муслим продолжали относиться друг ко другу с подозрением.

В мае 754 г. Абу Джафар отправился в паломничество в Мекку в сопровождении Абу Муслима. Перед отбытием каравана ас-Саффах назначил брата своим первым наследником на посту халифа, а вторым после него назвал своего племянника Ису ибн Мусу. В том же месяце Абдаллах ибн Али, наместник Сирии и убийца бану Омейя, выступил на север со своей армией. Его цель заключалась в том, чтобы доказать религиозное рвение новой династии, возобновив старый омейядский обычай ежегодных летних набегов на территорию Византии.

Халиф ас-Саффах умер от оспы 9 июня 754 г., когда его брат и наследник все еще отсутствовал, совершая свое паломничество. Ему было тридцать четыре; а правление его продолжалось всего четыре с половиной года.

* * *

Нас вполне может ужасать жестокость Омейядов, отрубленные головы, руки и ноги; хладнокровное избиение военнопленных, особенно если последние были арабами и мусульманами. Аббасидские агенты никогда не переставали нашептывать своим сторонникам, что семья Пророка придет и положит конец всем этим кошмарам. В своих посланиях они рисовали почти мессианский портрет хашимитских спасителей, которые установят по всему миру согласие, милосердие и справедливость. В эти пропитанные кровью времена в основном именно эти мечты вознесли Аббасидов к победе и власти.

Есть определенная ирония в том, что первым представителем этой семьи, которой предстояло положить начало новой эре, стал холодный и расчетливый ас-Саффах, Кровопийца[102]. На самом деле, взойдя на вершину своего могущества, Аббасиды стали править силой и даже более безжалостно, чем Омейяды. Разочарование не замедлило распространиться, даже несмотря на пропаганду, которую продолжала вести новая династия.

«О, если б „гнет“ бану Марван вернуть / И в ад бану Аббас с их „правдой“ ввергнуть», — написал тогдашний поэт Абу-л-Аттар.

Бану Омейя, действительно, внесли свой вклад в кровопролитие, но они были скорее жестокими, чем вероломными.

В целом, они следовали древним арабским традициям гостеприимства и священной неприкосновенности гостя. Мы видели, как Сулейман ибн Абд ал-Малик попросил своего брата Малида I не обрекать его на бесчестье, арестовав его гостя, Йазида ибн Мухаллаба. Тем не менее первые Аббасиды специально пригласили всех членов клана бану Омейя на пир примирения, чтобы убить их. Интересно вспомнить, что их предок Аббас, дядя Пророка, похоже, и сам обладал не вполне искренним характером.

Поистине печально наблюдать расцвет предательства в империи. Первые мусульмане с чрезвычайной щепетильностью следовали всем своим обязательствам, даже если сами и результате оказывались в проигрыше. Более того, в своих отношениях с иудеями, христианами и язычниками они придерживались такой же несгибаемой и незамысловатой честности, как и с единоверцами. Ближе к концу периода Омейядов мы становимся свидетелями нескольких эпизодов чуть сомнительного свойства, но в анналах бану Омейя ничто не может сравниться с избиением на пиру в Дамаске или убийством Йазида ибн Хубайры в Басите.

Как и Марван, ас-Саффах обладал любопытной чертой — его не интересовали женщины. У него была всего одна жена, с которой он часто советовался по поводу текущих событий, но он так и не женился вторично и никогда не пользовался услугами рабынь и наложниц. Он был щедр в денежных делах и обладал приятными манерами. Ему нравились остроумные разговоры, и частенько он почти всю ночь просиживал со своими близкими друзьями, рассказывая к слушая анекдоты, декламируя стихи или обсуждая деяния великих царей древности. Возможно, мы вправе заключить, что Саффах был образцом чистого интеллектуала, руководствовавшегося логикой, которому недоставало чувств пли слабостей, порожденных любовью или жалостью. Все рассказы сходятся в том, что это был весьма целеустремленный человек.

* * *

Более того, не стоит впадать в заблуждение, сопоставляя незрелость арабской власти в VII в. с режимами современных государств и делая вывод о неспособности этого народа к управлению. Чтобы увидеть описываемые события в нужном ракурсе, мы можем вкратце описать некоторые эпизоды в тогдашней Византии. Коран устанавливал принцип воздаяния, «око за око, зуб за зуб», хотя Мухаммад добавлял, что человек, способный удержаться от мести, приобретет награду в другом мире. Однако византийцы исповедовали христианство, религию любви, религию Нагорной проповеди. Вот некоторые случаи из истории Византии, которая в то время считалась самым цивилизованным государством средиземноморского мира.

Императрица Ирина, вдова Льва IV и мать Константина VI, свергла и ослепила собственного сына. Льва V, армянина, императором провозгласила армия. У него был фаворит по имени Михаил Аморийский. Но Лев начал подозревать своего друга Михаила и приказал арестовать его в рождественский сочельник по обвинению в заговоре. Суд тотчас же постановил привязать к нему обезьяну и обоих подвесить на столбе. Затем его следовало бросить в печь, отапливавшую дворцовые бани. Однако на следующее утро император Лев был убит в церкви во время рождественской службы. Михаила Аморийского неожиданно для него самого извлекли из темницы и облачили в пурпур. Опасаясь, что когда-нибудь сыновья Льва могут попытаться вернуть себе трон отца, Михаил приказал кастрировать всех четверых. Во время этой процедуры один из них умер.

Подобно халифу Валиду II, император Михаил II был постоянно пьян. И так же как Валид, он развлекался, издеваясь над религией; рассказывают, что однажды он нарядил свинью (или, возможно, какого-нибудь доброго приятеля по кличке Свинья) в одежды епископа и заставил вести богослужение. Этого Михаила убил Василий Македонянин, сменивший его на императорском троне.

Императора Никифора Фоку убила во сне его собственная жена. Через три часа после убийства мужа императрица добилась возведения на престол своего любовника Иоанна Цимисхия.

Когда император Василий II разбил болгар, он захватил пятнадцать тысяч пленников; всех их отправили домой с выколотыми глазами.

Эти и многие другие эпизоды из истории христианских соседей арабов помогают нам увидеть зверства последних в свете всеобщих нравов их времени.