Арабская империя

Глава XIX КОНЕЦ ВЕЛИЧИЯ

Воцарение халифа Васика - 842 г.

Смерть халифа Васика - 847 г.

Восшествие на трон халифа Мутаваккиля. Византийский набег на Дамиетту - 852 г.

Убийство халифа Мутаваккиля - 861 г.

Халиф Васик.

Его брат халиф Мутаваккиль.

Халиф Мунтасир, сын Мутаваккиля.

Буга аш-Шураби, тюрк, дворцовый раб, распорядитель, а затем верховный военачальник.

Васик[154], сын Мутасима, унаследовал своему отцу в день его смерти 5 января 842 г., не встретив сопротивления. Император Феофил умер в том же году, и его преемницей в качестве регентши при сыне Михаиле стала его вдова Феодора. В 845 г. умер правитель Хорасана Абдаллах ибн Тахир.

В том же 845 г. бедуины из хиджазского племени бану Сулейм начали грабить караваны и паломников, направлявшихся в священные города Мекку и Медину. Против них снарядили карательную армию, состоявшую в основном из тюркских воинов под командованием военачальников-тюрков. Но она также провела военные действия против бану Хилал, Фазара и других племен Хиджаза, после чего вторглась в Неджед, где начались ожесточенные бои. Так как нам хорошо известно, как плохо турки управляли Аравией в XIX в., то нельзя не удивляться присутствию в Аравии тюркской армии в IX столетии.

Васик поручил управление империей двоим своим главным министрам, Мухаммаду аз-Зайяту и Ахмаду ибн Аби Дауду. Утверждают, что он не издал ни одного приказа, не посоветовавшись с ними, и никогда не противоречил их мнению.

Во многих отношениях Васик был полной противоположностью своего горячего, деятельного и порой жестокого отца. Возможно, в детстве Мутасим подавлял его и тем самым вынудил своего сына развивать в себе качества, диаметрально противоположные его собственным. Вместо того чтобы регулярно отдавать распоряжения, он отказался от контроля над государственными делами, поручив его другим. Все свое правление он жил в Самарре, никогда не путешествуя, не посещая провинций и не начиная военных кампаний. Он был добрым и мягким, деликатным по отношению к членам своей семьи, милостивым к подданным, хотя и не сделал ничего практического для облегчения их участи. Он любил поесть и выпить и имел склонность чрезмерно предаваться этим удовольствиям.

Подобно своему дяде Мамуну, он обладал активным и пытливым умом и всегда был готов выслушивать разные мнения или новые идеи. Мудрых и образованных при его дворе ждал радушный прием, и разговоры на его приемах часто велись о самых высоких материях. Он интересовался философией и любил дискуссии об особенностях и заслугах древних и современных мыслителей. Он всегда стремился узнать о последних достижениях физики или естественной истории и особенно интересовался медициной.

Васик рано обнаружил литературный талант и стал искусным поэтом. Кроме того, он отличался необыкновенной музыкальностью, сам играл на лютне и, как говорят, написал более сотни музыкальных произведений. Пока его персидские и тюркские министры и военачальники занимались государственными делами, халиф имел достаточно времени для своих изящных занятий и поощрения науки и литературы.

В 847 г., после шестилетнего правления, не ознаменовавшегося особыми событиями, он умер в возрасте тридцати шести лет. Ему повезло, что в период его правления на византийском троне находилась женщина, благодаря чему оно обошлось без военных столкновений.

Разумеется, аббасидские халифы воспринимались как арабские правители, но простой расчет показывает, что в национальном отношении они к этому времени уже вовсе не были арабами.

1. Халиф Мансур был сыном Мухаммада ибн Али из рода Аббаса и берберской наложницы. Следовательно, он был наполовину арабом и наполовину бербером.

2. Мансур женился на женщине из арабского племени Йемен. Таким образом, их сын, халиф Махди, был на три четверти арабом и на четверть бербером.

3. Харун был сыном Махди и Хайзуран, берберской наложницы. Значит, он был на три восьмых арабом и на пять восьмых бербером.

4. Мамун был сыном Харуна и персидской рабыни. То есть в его жилах текло три шестнадцатых арабской и тринадцать шестнадцатых неарабской крови, как и у Мутасима.

5. Матерью Васика была греческая рабыня. Таким образом, по национальности он был на одну десятую арабом и на девять десятых неарабом.

Безусловно, генетика слишком сложная наука, чтобы сводиться к столь простой арифметике. Тем не менее подобные подсчеты дают некоторое представление о том, как мало арабской крови бежало по венам последних Аббасидов. Конечно, многие представители влиятельных семей, даже нося арабские имена, имели столь же смешанное происхождение.

* * *

Как мы уже отмечали, основной тенденцией раннего ислама было скорее подчеркивать внешние, формальные обязанности, предписываемые религией, а не поощрять попытки отдельной человеческой души войти в индивидуальный контакт с Богом. Действительно, подчеркивание единства, могущества и величия Бога должно было, по крайней мере, подразумевать его недоступность.

Трудно узнать наверняка, что по этому поводу думал сам Пророк. Кое-где Коран побуждает мусульман наслаждаться благами этого мира, и многие арабы, которые в результате завоеваний стали обладателями изрядной доли этих благ, охотно цитировали эти стихи. Тем не менее ни Мухаммад, ни его первые два преемника не предавались излишествам, за исключением разве что многоженства. Пророк не нажил богатства и даже не пользовался самыми элементарными удобствами. Его пища, одежда, дом и обстановка были до крайности простыми даже тогда, когда, если б он только пожелал, к его услугам были бы огромные денежные суммы.

После учреждения дамасского халифата ортодоксальный взгляд сошелся с официальным в том, что наслаждение земными радостями совершенно законно, при условии верного соблюдения различных законов, изложенных в Коране и Сунне. Однако, несмотря на это, всегда, даже при жизни Мухаммада и его ближайших преемников, существовали мусульманские аскеты. Некоторые из них жили в пустыне, в нищете, занимались подвижничеством и предавались долгим молитвам. Возможно, в какой-то степени причиной таких тенденций стал страх перед адским огнем, столь живо описанным в Коране. Некоторых из этих аскетов называли «плачущими» за то, что они горько плакали от покаянных чувств и страха возмездия.

Но постепенно аскеты пошли дальше и стали стремиться к некоему личному контакту с Богом, даже к некоей интимности или божественной любви — к религии сердца. Правоверные не были готовы признать подобную возможность. Ислам видел Бога таким величественным и всемогущим, что для ортодоксов сама мысль о взаимной любви между ним и человеческим существом выглядела почти кощунственной. Человек, утверждали они, раб Бога. Его долг сводится к тому, чтобы свидетельствовать об единстве Бога, повиноваться его повелениям и переносить превратности жизни с терпением и покорностью. Ортодоксальные вероучители и богословы не одобряли даже того, что аскеты уделяли особое внимание испытанию совести. По мнению официальных религиозных наставников, Коран и Сунна заключали в себе все необходимое для спасения. Обращение к собственной совести вполне могло привести человека к ереси.

Одним из ранних учителей этой более эзотерической формы ислама стал Хасан ал-Басри, умерший в 728 г. в правление халифа Хишама. Хариджиты с крайней враждебностью относились к мистическим склонностям аскетов, которые стали называться суфиями из-за того, что имели обычай носить единственное одеяние из шерсти (по-арабски суф). Шииты также отвергали мысль о прямом общении между Богом и человеком. Согласно их учению, роль наставников и посредников между Богом и человеческим родом принадлежала имамам.

Возможно, ортодоксальные богословы поступили бы правильнее, если бы приняли суфиев, а затем установили над ними контроль. Но поскольку почти повсеместно религиозные лидеры относились к ним враждебно, некоторые из них стали впадать в разнообразные ереси. Одним из самых известных мистиков этого раннего периода был Зу ан-Нун, освобожденный суданский раб, который полностью отрицал мироздание. Осужденного за ересь, его в цепях доставили к халифу Мутаваккилю. Однако Зу ан-Нун говорил с таким благочестием и смирением, что Повелитель правоверных был растроган до слез и приказал немедленно отпустить его.

За правлением Мутаваккиля последовали политические неурядицы, нищета и лишения, вызванные годами анархии. Порожденные ими страхи и страдания народа благоприятствовали развитию более духовной и личной религии, которую пытался задушить материализм благополучных лет.

После долгого рассказа о светскости и роскоши халифского двора полезно отметить, что существовала и более мистическая форма ислама. За весь период с 660 по 860 г. в ковер мусульманской цивилизации вплелось много разных нитей ревностной аскетической веры.

* * *

Васику наследовал его брат Мутаваккиль. При жизни своего предшественника новый халиф не пользовался расположением его двора и претерпел немало унижений от своего брата и его министров. Не успел он взять власть в свои руки, как начал увольнять, арестовывать и в некоторых случаях пытать министров Васика. Его генеральная линия во всех сферах заключалась в том, чтобы делать обратное политике тех, кто издевался над ним до его прихода во власть. Три его предшественника благоволили учению мутазили-тов, поэтому он горячо поддержал ортодоксальную догму, и эта позиция весьма способствовала его популярности у большинства подданных.

Васик отличался особой деликатностью по отношению к потомкам Али, разыскивая тех из них, кто находился в финансовых затруднениях, и выплачивая им соответствующие пособия. Мутаваккиль ударился в другую крайность и взирал на шиитов с большим неодобрением. В 850 г. он приказал снести гробницу мученика Хусейна в Кербеле. Паломничества к этому месту были запрещены, а вся окрестность могилы распахана и засеяна зерном. В результате шииты его возненавидели. По ночам на стенах и мечетях Багдада появлялись надписи, обличавшие его неблагочестие. Мутаваккиль ввел унизительные законы против христиан, многие из которых до его прихода к власти занимали высокие государственные посты. Он запретил принимать их на административную службу. Им вменялось в обязанность носить особую одежду, ездить верхом на седлах с деревянными стременами и подвергаться другим унижениям. Примечательно то, что Пророк Мухаммад обращался с христианами тактично, серьезных гонений на них не было и в течение первых времен подлинного религиозного подъема. Чем менее религиозными делались халифы, тем более оскорбительным становилось отношение к христианам.

Мы уже упоминали о том, что Аббасиды не давали себе труда поддерживать военный контроль над Средиземным морем. В 850 г. это море бороздили арабские флоты из Ифрикии и Андалуса. Аббасиды никогда не проявляли большого интереса к Северной Африке, но первые и более мужественные халифы тем не менее посещали Персию, Сирию, Палестину и Египет. Однако и Васик, и Мутаваккиль предпочли провести свою жизнь дома в Самарре в окружении своей тюркской охраны и дворцовых фаворитов, евнухов и наложниц. Они, похоже, утратили интерес к империи. Великие халифы добивались славы и преданности народа, часто совершая поездки в провинции, лично знакомясь с подданными и командуя войсками в бою.

В 852 г. невнимание правительства к Средиземному морю неожиданно и резко обнаружилось в связи с появлением в дельте Нила византийского флота. Несколько тысяч воинов высадились на берег и взяли штурмом Дамиетту. Много людей было убито, а огромное количество товаров и других богатств вывезено, в том числе и шестьсот женщин, некоторые из которых были мусульманками, а остальные коптскими христианками. Дамиетта была процветающим ремесленным городом, известным своими тканями. Это постыдное происшествие было вызвано исключительно пренебрежением центрального правительства к своим обязанностям.

* * *

Мутаваккиль назначил своими наследниками трех своих сыновей в порядке старшинства. Старший, Мунтасир, был объявлен официальным наследником, после него шел Мутазз, а затем Муаййяд. К несчастью, халиф был особенно привязан к матери своего второго сына Мутазза. Это была греческая наложница по имени Кабиха. Однажды эта очаровательница предстала перед Мутаваккилем с именем Джафар, написанным мускусом на ее щеках. (Джафар было личное имя халифа, а Мутаваккиль — титул.) Повелитель правоверных тут же сочинил следующие строки, полные любви:

Чары прекрасной Кабихи были столь сильны, что Мутаваккиль постановил лишить наследства своего старшего сына Мунтасира и сделать своим официальным преемником Мутазза. Последовали обычные затруднения, поскольку клятвы в верности были уже принесены Мунтасиру, а он отказался отречься. Очевидно, Мутаваккилю в этом случае катастрофически не хватило мудрости. Возможно, он боялся того, что скажет прекрасная Кабиха о его неспособности добиться исполнения своих приказов. В злости и досаде он вызвал к себе Мунтасира и прямо заявил ему о том, что лишает его права наследования.

По-видимому, никто не предвидел кризиса. В обществе не ощущалось ни напряжения, ни беспокойства наподобие того, что предшествовало финальному падению Омейядов. Правда, существовала ненависть к тюркским воинам, а предоставление тюркам значительной власти встречало осуждение, но халиф и его войска жили в полуизоляции в Самарре, а народ вряд ли был хорошо осведомлен о дворцовых интригах. На самом деле, именно в этом таилась опасность. С самого возникновения империи вся власть — религиозная, политическая и военная — была сосредоточена в руках халифа. Происходили бесчисленные восстания, но они не были направлены против самого института халифата, в отличие от современных выступлений левых против какого-нибудь диктатора. Почти все эти возмущения принимали форму требований, но не ограничения власти существующего халифа, а его замены как человека, недостойного занимать свое место. Ни один из множества недовольных не думал, что раз уж халиф всемогущ, то путь к абсолютной власти пролегает через ограничение власти халифа.

Пока Повелитель правоверных жил в своей столице в окружении своего народа, такой подход, вероятно, был невозможен. Но Мутасим сознательно переехал из Багдада в Самарру в сопровождении только своих элитных войск, состоявших из тюрков. Он их не боялся — они были его любимцами, которых он лелеял как зеницу ока. Но, перенеся халифат в Самарру и окружив его одними «домашними войсками», он невольно поставил своих наследников в зависимость от их благосклонности. Разумеется, никто этого не понял, и поначалу этого не осознавали даже сами тюркские наемники.

* * *

В тепличной атмосфере Самарры среди тюркских офицеров уже шли интриги. Некоторые из них завидовали Буге аш-Шураби, тюрку, который стал самым влиятельным человеком при дворе и пользовался доверием халифа. Буга был рабом и, пока не выдвинулся на высокие посты, исполнял обязанности дворцового распорядителя. И здесь тоже скрывалась опасность, поскольку никто не может быть героем для собственного камердинера. Сколько раз в истории зачинщиками революций становились привилегированные и избалованные воины императорской гвардии, в то время как на далеких границах простые солдаты, лишенные уважения и заботы, по-прежнему хранили преданность своему императору. Мутаваккиль, по всей вероятности, был совершенно заурядной личностью, а тюрки слишком приблизились к нему. При взгляде с такого расстояния его увлечение наложницами, чрезмерное пристрастие к вину и неспособность контролировать сыновей не вызывали у них уважения. Тесное общение, как водится, породило презрение.

Недовольные офицеры анонимными письмами уведомили Бугу о том, что халиф намеревается подослать к нему убийц. В то же время Мутаваккиля тем же способом предупредили о том, что Буга собирается его убить. Таким образом, и у халифа, и у его тюркского фаворита появились подозрения. Как раз в этот момент разгорелась ссора между Муттавакилем и его сыном Мунтасиром. Буга, полагая, что халиф собирается избавиться от него, решил нанести удар первым и сделать халифом Мунтасира, после чего, как он, без сомнения, ожидал, все в империи пойдет своим чередом.

Через несколько дней, во второй половине дня, Мутаваккиль находился в прекрасном настроении и весело болтал со своими близкими друзьями. Ближе к вечеру Повелитель правоверных развеселился еще больше и то и дело требовал налить вина, пока, наконец, не напился допьяна. Или, быть может, Буга, бывший рядом с ним, намеренно напоил его. Когда большинство придворных удалилось, в помещении остались только Буга и фаворит халифа Фатих ибн Хакан. Между ними сновал прислуживавший им мальчик.

Внезапно в комнату ворвалось пятеро тюрков с обнаженными мечами. «Что это, Буга?» — вскричал халиф в тревоге. «Это стражники, — ответил военачальник, — они будут спать у дверей моего господина, Повелителя правоверных».

Потенциальных убийц эти слова застигли врасплох, как и вид Буги, дружески пьющего вино с халифом, — ведь именно он приказал им прийти в этот час и убить халифа. Поэтому они отступили в смятении. Буга поспешил за ними и в резких выражениях приказал им сделать свое дело.

Пятеро воинов бегом вернулись в комнату, и один из них ударил халифа мечом по голове, но только отрубил ему ухо. Кто-то крикнул: «Спокойнее, приятель. Целься лучше — так не годится». Затем один из них бросился на перепуганного Мутаваккиля, который пытался оттолкнуть его голыми руками. «Ради Бога, — крикнул фаворит Фатих, — это же Повелитель правоверных». — «Закрой рот, глупец», — крикнул тюрк Буга и пронзил его мечом. Через несколько секунд халиф и его товарищ без движения лежали на полу в лужах крови. Прислужник спрятался за драпировками и остался невредимым.

Выскользнув из комнаты, Буга устремился по дворцовому коридору и наткнулся на Мунтасира, бежавшего ему навстречу. «Что случилось? — задыхаясь, крикнул принц. «Все в порядке, о Повелитель правоверных», — ответил военачальник, приветствуя его как халифа. Вскоре были собраны придворные и слуги, которым было приказано присягнуть халифу Мунтасиру.

На следующее утро, 11 декабря 861 г., у дворца в Самар-ре собралась толпа и потребовала воцарения Мутазза. Но найти Мутазза не удалось, потому что тюрки уже заточили его в темницу. Буга полностью контролировал ситуацию, и халифом стал Мунтасир — по крайней мере, до тех пор, пока тюрки были им довольны. На деле, это оказалось ненадолго.

Через шесть недель молодой халиф Мунтасир оказался на смертном одре. Причина его кончины так и не была установлена, но неизбежные слухи наводили на мысль о яде. Говорили, что он прогневал тюрков, обнаружив слишком много самостоятельности в мышлении. Примерно сорок лет тюркские наемники возводили и свергали халифов по собственной воле. К этому времени профессиональная наемная армия, созданная премудрым Мутасимом, утратила свое единство. Халифы вернулись в Багдад и пережили короткое бабье лето своей власти в Ираке, хотя за годы тюркской узурпации империя распалась.

* * *

Примечательно, что арабские историки сходятся в том, что правление Мутаваккиля было периодом величайшего счастья. Экономическая ситуация по-прежнему была благополучной, торговля и производство процветали, а кроме того, в правление Васика и Мутаваккиля не было крупных войн. Деятельный и агрессивный император Феофил был мертв. В течение халифата Мутаваккиля Византия вела себя мирно под регентским управлением Феодоры и в начале царствования ее сына Михаила Пьяницы. Хотя Мутаваккиль и кажется нам несколько слабой личностью, он был не последним по доброте и милосердию, и восстаний в его время произошло немного. Возможно, что и последовавшие в дальнейшем бедствия заставили людей с ностальгией оглядываться на мирные дни Мутаваккиля, как многие в Европе обычно смотрят на период до 1914 г.

* * *

Убийство Мутаваккиля, фактически отмечающее собой конец абсолютной власти халифов, можно счесть удобным моментом, чтобы подвести итог достижениям великих Аббасидов, как мы уже это делали, говоря об Омейядах. Мы проследили историю этой династии в течение ста одиннадцати лет, от восшествия на трон Саффаха в 750 г. до насильственной смерти Мутаваккиля в 861 г. Из десяти халифов, правивших в течение этого периода, по-настоящему выделяются всесторонностью своих дарований Мансур и Харун ар-Рашид. Эти два правления в сумме составили сорок шесть лет, или приблизительно две пятых всей эпохи Аббасидов. Саффах, Махди, Мамун и Мутасим в различных сферах проявили себя как способные и деятельные правители. Их правления общей продолжительностью в сорок три года составили примерно еще две пятых. Хади и Амин были скорее слабыми — особенно Амин, — но общий срок их правления не превысил пяти лет. К несчастью для обоих, сразу после них в очереди на наследство стояли их исключительно способные братья, в результате чего их непродолжительные правления проходили в обстановке несогласия или гражданской войны. Самыми несчастными годами за весь период великих Аббасидов, вероятно, стали 811―813 гг., время гражданской войны между Амином и Маму-ном и осады Багдада.

Последние два халифа описываемого периода, Васик и Мутаваккиль, правления которых в общей сложности составили девятнадцать лет, обладали иным характером. Ни один из двоих братьев не был выдающейся личностью. Оба они провели свое правление во дворце Самарры, не посещая провинций. При них империя арабов продолжала мирно катиться вперед под влиянием импульса, данного ей их великими предшественниками. Само их бездействие, казалось, усиливало счастье их подданных, поскольку не было войн и очень мало восстаний. Торговля и производство процветали, а богатство, роскошь и образование распространились повсеместно. Никто не ощущал, что сердце империи почти перестало биться.

С точки зрения размеров империи Аббасиды далеко отстали от Омейядов. Вскоре после их прихода к власти была утрачена Испания, а в 800 г. Ифрикия под властью Аглабидов стала практически независимой. В правление Мамуна потомки Тахира Двурукого в Хорасане добились почти полной автономии.

Халифы не пытались вернуть потерянные провинции, хотя, начиная с Харуна и заканчивая Мутасимом, они командовали более могущественными армиями, чем любой из их предшественников. Исчезла решимость сохранить империю, а не сила, которая позволила бы это сделать. В истории многие народы-завоеватели совершали чудеса храбрости, чтобы создать империю, но как только завоевания завершались, теряли интерес к сохранению своих обширных владений. Примером этого феномена служит и бану Аббас.

* * *

Ночью 10 декабря 861 г. могущественная империя арабов пала под ударами мечей Буги и его пяти убийц. Убийцы не знали этого — они думали, что участвуют в обычной дворцовой распре. Чего они в действительности добились — так этого того, что раскрыли миру глаза на новую мысль, что путь к светской власти лежит через захват и контроль над халифом. С этого момента военные авантюристы, шедшие почти непрерывной вереницей, держали халифов в своих руках, обрекая их на бездеятельное бессилие во дворце, пока персидские и тюркские военачальники правили от их имени. Это была простая мысль, но пока Буга не создал прецедента, до нее никто не додумался.

Аббасидам суждено было влачить существование марионеток в течение еще четырех веков. Но как только стало ясно, что халифат утратил свободу, став простым орудием в руках череды искателей счастья, разные страны, входившие в состав империи, откололись. Арабы не сразу перестали быть правящей нацией. Арабская культура, наука и производство продолжали идти вперед и достигли небывалых успехов. Различные арабоязычные государства стали влиятельными державами, имеющими влияние в совете наций. Но они сделали это в качестве отдельных государств. Сердцем империи был халифат. Когда сердце охватил паралич, империя арабов навсегда сошла с исторической сцены.