О, кто даст голове моей воду и глазам моим — источник слез! Я плакал бы день и ночь о пораженных... народа моего. Берегитесь каждый своего друга и не доверяйте ни одному из своих братьев; ибо всякий брат ставит преткновение другому...
Иеремия, IX, 1 и 4
Не отдавай женщинам сил твоих, ни путей твоих губительницам царей. Не царям... не царям пить вино, и не князьям — сикеру, чтобы, напившись, они не забыли закона и не превратили суда всех угнетаемых.
Андалус.
Вторжение Карла Великого в Испанию - 778 г.
Смерть Роланда в ущелье Ронсеваль.
Смерть эмира Испании Абд ар-Рахмана ибн Муавии - 778 г.
Смерть Хишама, сына Абд ар-Рахмана - 796 г.
Смерть Хакама, сына Хишама - 822 г.
Халифат.
Восшествие на трон Амина - 809 г.
Гражданская война между Амином и Мамуном - 811 г.
Куфа, Мосул, Басра, Мекка и Медина встают на сторону Мамуна - апрель 812 г.
Тахир Двурукий осаждает Багдад - сентябрь 812 г.
Падение Багдада - сентябрь 812 г.
Смерть Амина.
Многочисленные восстания шиитов - 815 г.
Восстание в Багдаде -816 г.
Ибрахим ибн Махди провозглашен халифом.
Восстание Бабека в Азербайджане - 819 г.
Тахир Двурукий сделан наместником Хорасана - 821 г.
Смерть Тахира - его сын Талха наследует ему - 822 г.
Абдаллах, второй сын Тахира, наместник Египта - 825 г.
Принц Абд ар-Рахман I.
Принц Хишам, сын Абд ар-Рахмана.
Принц Хакам, сын Хишама.
Карл Великий, император франков.
Халифат:
Халиф Амин, сын Харуна ар-Рашида.
Халиф Мамун, сын Харуна ар-Рашида.
Тахир Двурукий, военачальник Мамуна.
Али ибн Муса, алидский претендент на халифат, шиитский имам.
Хасан ибн Сахел, визирь Мамуна.
Бабек, хуррамит, мятежник в Азербайджане.
Талха ибн Тахир, сын Тахира Двурукого.
Абдаллах ибн Тахир, сын Тахира Двурукого.
Пятьдесят лет минуло с тех пор, как мы в последний раз обращались к истории Андалуса, где в сентябре 755 г. на побережье высадился омейядский принц Абд ар-Рахман ибн Муавия. Напомним, что в 763 г. Абд ар-Рахман разбил Абу ибн Мугиса, которому аббасидский халиф Мансур поручил отвоевать Испанию для халифата.
Но хотя Абд ар-Рахман и взял верх над Аббасидами, он все равно еще не вполне уверенно сидел на своем новом троне. Как мы уже объясняли, в момент прибытия Абд ар-Рахмана власть в Андалусе находилась в руках кейситов, в результате чего йемениты с охотой примкнули к новому претенденту, однако поступили так в надежде сменить кейситов у руля. Не успел Абд ар-Рахман одержать победу и начать править от собственного имени, как йемениты восстали.
Хотя в молодости историки рисуют его как красивого, смелого и добродушного юношу, нескончаемые мятежи его новых подданных, похоже, ожесточили его характер и избавили его от всех терзаний совести, какие у него когда-либо имелись. Главе йеменитской группировки, некоему Абу Соббаху, он гарантировал неприкосновенность и пригласил в кордовский дворец на совет, где тот был предательски убит.
Берберы играли ведущую, если не основную роль в завоевании Испании, но когда дело дошло до дележа добычи, арабы завладели плодородными землями на юге, оставив своим берберским союзникам безводные плато Эстремадуры и Кастилии. Именно то обстоятельство было причиной неприязни со стороны берберов по отношению к своим арабским господам, но они были слишком прямолинейны и простодушны, в чем мы могли уже убедиться, рассматривая ситуацию в Ифрикии. Берберский школьный учитель объявил себя потомком Али ибн Аби Талиба и поднял массовое восстание среди своих собратьев в Эстремадуре и на нагорье Тахо. Разрозненные стычки с берберами продолжались шесть лет, пока постепенно мятежники не были оттеснены к северу в горы Кастилии. Абд ар-Рахман уже собирался пуститься за ними в погоню, когда йемениты сочли момент подходящим, чтобы начать восстание в отместку за кровь своего вождя Абу Соббаха. Оставив свою кампанию против берберов, принц срочно вернулся в Кордову, чтобы схватиться с йеменитами. Будучи столь же искусным дипломатом, как и мужественным воином, он направил тайных эмиссаров, чтобы посеять раздор в рядах восставших. Когда он перешел в наступление, значительная часть мятежных войск перебежала на его сторону. Йемениты были разгромлены, потеряв, по некоторым рассказам, тридцать тысяч убитыми, что, несомненно, является преувеличением.
Берберское восстание на севере все еще тянулось, когда неожиданно над несчастным Абд ар-Рахманом нависла куда более серьезная опасность. Сулейман ал-Араби, наместник Барселоны и йеменит, вошел в заговор с ибн Хабибом, зятем Юсуфа ибн Фихри, который был наместником Испании в тот момент, когда на сцену вышел Абд ар-Рахман. Не рискуя встретиться с омейядским принцем на поле битвы, они задумали прибегнуть к посторонней помощи. В 777 г. заговорщики отправились в Падерборн, где император Карл Великий собрал на совет своих сановников, и предложили им вторгнуться в Андалус. Подобно тому как христианская Испания была отдана на откуп мусульманам из-за ненависти Юлиана к королю Родериху, так и теперь недовольные йемениты и фихриты были готовы возвратить страну христианам, лишь бы удовлетворить свою злобу по отношению к Абд ар-Рахману. (На троне в Багдаде в тот момент находился халиф Махди, отец Хади и Харуна ар-Рашида.)
Карл Великий только что разбил саксов, которые изъявили готовность принять христианство. Саксонский король Виттекинд бежал из страны и укрылся в Дании.
Во владениях императора царил мир, и он с готовностью ухватился за идею отвоевать Испанию у мусульман и двинулся через Пиренеи с огромной армией. Тем временем Сулейман ал-Араби захватил Сарагосу с помощью Хусейна ибн Яхьи, выходца из Медины и прямого потомка одного из Сподвижников Посланника Божия. Но когда франкская армия показалась под стенами Сарагосы, Хусейн не смог смириться со сдачей города врагам своей религии и народа, и Карлу Великому пришлось осадить крепость, занятую его предполагаемыми союзниками.
В этот критический момент до Карла дошла весть о том, что, воспользовавшись его отсутствием, Виттекинд вернулся в свою страну. Началось восстание всех саксов, и их армия, сметая все на своем пути, уже приближается к Кельну. Отказавшись от испанского проекта, Карл Великий ускоренным маршем двинулся к Рейну. Проходя через узкое ущелье Ронсеваль в Пиренеях, франкская армия недопустимо растянулась, превратившись в длинную вереницу. Баски, непримиримые враги франков, ждали в засаде. Позволив основному корпусу беспрепятственно пройти, они напали на арьергард под командованием Роланда. Пока основные силы двигались вперед, не подозревая о беде, арьергард был истреблен. В разгаре битвы Роланд протрубил в свой большой рог, подавая сигнал бедствия, но его звук не достиг основных сил, и обреченным воинам не пришлось услышать вселяющего надежду отклика.
Dieu! Que le son du cor
Est triste au fond des bois[132]
Смерть Роланда дала жизнь целой литературе о романтике и рыцарстве. Хотя на деле его убили баски, но легенды освятили его гибель, отнеся ее на счет мусульман. Когда три столетия спустя норманнские воины шли на поле битвы при Гастингсе, они для поднятия боевого духа пели Песнь о Роланде.
* * *
Фортуна опять улыбнулась принцу Абд ар-Рахману, и это опасное вторжение в его страну сошло на нет без единого удара с его стороны. В итоге после невероятных приключений этот молодой человек, который когда-то чудом спасся от убийц, переплыв Евфрат, и затем бродяжничал среди берберских племен Африки, прочно укрепился на троне богатой и прекрасной страны. Но счастье по-прежнему ускользало от него. Он поочередно сражался со всеми группировками, разделявшими его подданных, — кейситами, фихритами, йеменитами и берберами. Он воевал с невообразимым мужеством, решимостью и жестокостью, в открытом бою и исподтишка. Он покорил своих подданных, но многие из них втайне оставались его непримиримыми врагами.
Чтобы увеличить число своих сторонников и добавить блеска столице, а, может, еще и в силу родственной привязанности, он пригласил к себе разрозненные остатки клана Омейядов — часть которых все еще скиталась по Африке, — предложив им приют при своем дворе. Но вместо того чтобы выказать ему благодарность за покровительство, они дважды составляли заговор с целью убить его и посадить на трон другого члена семьи. Не имея возможности доверять кому-либо из своих подданных, он попытался обезопасить свою власть, используя наемнические войска. Он покупал рабов и зачислял их в армию, завербовав также многих кочевников-берберов, которых переправил из Африки. Таким способом он сформировал армию численностью в 40 000 человек, каждый из которых клялся хранить верность ему одному.
Но пока Абд ар-Рахман горевал о том, что все его земные успехи не дали ему счастья, они тем временем принесли ему завистливое восхищение даже самых заклятых врагов. В далеком Багдаде халиф Мансур однажды спросил своих придворных, кто, по их мнению, заслуживает титула «Сокол курайша». «Ты сам, о Повелитель правоверных», — ответили придворные льстецы. «Нет, это не я», — отвечал халиф. Некоторые называли Муавию, а другие Абд ал-Мали-ка ибн Марвана. «Нет, — снова ответил Мансур. — Сокол племени курайш — это Абд ар-Рахман в Андалусе. Человек, у которого после одиноких скитаний по пустыням Азии и Африки хватило смелости без войска пытать счастья в неизвестных ему заморских землях. Не имея иной опоры, кроме собственного ума и стойкости, он тем не менее унизил своих гордых врагов, уничтожил мятежников, защитил свои границы от христиан, основал великую империю и вновь собрал под своим скипетром царство, которое, казалось, уже распалось на части под властью мелких князьков. Ни один человек до него не совершал подобных подвигов».
Ибн Хаййян, арабский историк Андалуса, изображает Абд ар-Рахмана чуть иначе. «Абд ар-Рахман, — пишет он, — был добросердечным и склонным к милосердию. Он говорил красноречиво и обладал острым мышлением. Он очень медленно принимал решения, но выполнял их с постоянством и упорством. Он был деятельным и энергичным; он никогда не позволял себе отдыха и не предавался прихотям. Он был смелым воином и всегда первым в битве. В гневе он был ужасен, и лицо его вселяло трепет. Он посещал больных и разделял с народом его радости».
Абд ар-Рахман умер в 788 г., через два года после того, как в Багдаде халифат перешел в руки Харуна; его наследником стал его сын, тридцатилетний Хишам. Этот новый правитель по характеру очень сильно отличался от своего отца. Даже в молодости он находил самое большое удовольствие в обществе ученых. Придя к власти, он более всего заботился о том, чтобы содействовать интересам религии и справедливо поступать со всеми своими подданными. Соглядатаям, разосланным им во все части его владений, поручалось не раскрывать заговоры, а выискивать случаи несправедливости, выявляя угнетателей народа и их злоупотребления. В Хишаме бедные и угнетенные всегда находили своего друга и покровителя. Он сам по ночам часто покидал свой дворец, чтобы навестить больных или отнести пищу в дома достойных бедняков — эту традицию давным-давно ввел в Медине халиф Омар ибн ал-Хаттаб, второй преемник Пророка. Однако Хишам не был непрактичным ханжой. Он усилил мощь гвардии, состоявшей из воинов-рабов, и лично воевал с христианами на севере.
К несчастью для своей страны, он умер после коротких восьми лет правления, и в 796 г. ему унаследовал его сын Хакам. Мы уже упоминали о мощном религиозном и интеллектуальном подъеме этого периода, когда шла речь о правлении Ибрахима ибн ал-Аглаба, который в 800 г. стал правителем Ифрикии. Из Кордовы, как и из Кайравана, студенты толпами стекались в Медину, чтобы изучать религию под руководством великих учителей своего времени. Особенной известностью пользовалась школа религиозного права, основанная Маликом ибн Акасом, который умер в 795 г. Большинство студентов-теологов, отправлявшихся в Медину из Андалуса, были не арабами, а новообращенными испанцами. Как часто случается, их благочестие было более ревностным, чем у обративших их арабов.
Неарабские мусульмане из Андалуса носили в сердце те самые обиды, которые стали причиной аббасидской революции на Востоке. Хотя в теории все мусульмане равны, высокомерные арабы упорно обращались со своими неарабскими единоверцами, как с членами низшего социального класса. Но теперь сыновья этих испанских мусульман возвращались после обучения в Мекке более набожными, более ревностными и более образованными, чем их невежественные арабские господа. Во время благочестивого правления Хишама эти перемены не замечались, но молодой Хакам, который теперь взошел на трон, имел веселый и общительный нрав, любил охоту и пил вино. Правда, он не был откровенным безбожником, а, напротив, аккуратно исполнял свои обязанности. Он выказывал уважение к религиозным наставникам и вел дискуссии с богословами. Нам с вами удовольствия юного Хакама могут показаться невинными, но под влиянием студентов-богословов, вернувшихся из Медины, страна переживала период аскетического и пуританского ренессанса. Для святош — последователей Малика ибн Акаса — Хакам скоро стал живым воплощением греха. Главой этих фундаменталистов был Яхья ибн Яхья, бербер, получивший образование в Медине.
Как мы уже указывали, идеалом мусульманского государства было не народное самоуправление, а следование Корану и Сунне. Правитель был исполнителем законов, начертанных самим Богом, а богословы считали себя наиболее сведущими в истолковании этих законов. В интерпретации теологов халиф, султан или эмир были не более чем чиновниками исполнительной власти, чья задача состояла в том, чтобы обеспечивать надлежащее соблюдение божественных установлений. Эта система давала религиозным деятелям повод вмешиваться в политику, и Яхья ибн Яхья не собирался упускать эту возможность. Обращенные в ислам берберы и испанцы уже давно осуждали нежелание арабов предоставить им социальное равенство. Поэтому столица, Кордова, постоянно пребывала в волнении, и африканские наемники правителя едва ли могли предотвратить революцию.
При вестготах столицей Испании был город Толедо, и, безусловно, его жители не одобряли переноса правительственной резиденции в Кордову. «Никогда, — пишет арабский историк, — ни одна монархия не имела столь непокорных и мятежных подданных». В 808 г. Хакам решил преподать им урок. Он отправил в Толедо сына, поручив тому на следующее утро после прибытия пригласить всех влиятельных людей на пир в замке. За ночь во дворе крепости был вырыт огромный ров. Наутро гостям приказали входить по одному. Одному за другим им отрубали головы, а тела сбрасывали в ров, пока не были казнены все влиятельные люди Толедо, которых было несколько сотен. Лишившись за считаные часы всех своих вождей, жители Толедо с этих пор отказались от любых попыток мятежа. Это событие запомнилось на века как «День рва».
Гостеприимство было и остается высшей добродетелью араба, в которой они превосходят все остальные народы. Одетые в лохмотья обитатели палаток посреди пустыни не только радушно встречали каждого прохожего, предлагая ему разделить с ними их скудную пищу, но готовы были рисковать жизнью, чтобы защитить гостя от опасности и даже неудобства. Нам кажется странным, что, хотя с тех пор, как арабы покинули свою пустынную родину, не прошло и двух столетий, они так предательски изменили самому понятию гостеприимства, которое для их предков было главным предметом гордости.
В мае 814 г., через шесть лет после «Дня рва» в Толедо, вспыхнуло восстание в столице страны, Кордове, и султан оказался в осаде в собственном замке, который, казалось, должен был неизбежно пасть при первом же штурме. Но если власть и сделала Хакама жестоким и вероломным, то она не лишила его мужества. С великолепным самообладанием он разработал план. Гарнизон был недостаточно многочисленным, чтобы отбросить нападавших, но у небольшого конного отряда хватило бы сил, чтобы прорваться. Этим воинам правитель приказал скакать галопом через толпу мятежников и поджечь пригороды. Ворота открылись, кавалерия прорубила себе путь через толпу, и вскоре дым уже поднимался к небу над жилыми кварталами города. Люди, атаковавшие замок, развернулись и поспешили вниз по улицам спасать из огня свои семьи и имущество. Тогда африканские наемники, выйдя из крепости, бросились за ними в погоню и безжалостно перебили бегущих.
Мятежники понесли сокрушительное поражение и получили повеление в три дня покинуть Андалус вместе с женами и семьями. Некоторые отправились морем в Египет и захватили Александрию, откуда были выдворены через одиннадцать лет, в 825 г. Тогда они завладели Критом, где основали собственное государство, просуществовавшее почти полтора века, пока в 961 г. остров не был отвоеван византийцами. Еще восемь тысяч семей кордовских изгнанников переправилось в Магриб, где их радушно встретил Идрис и поселил в своем новом городе Фезе. Когда идет речь об изгнанниках из Кордовы, интересно отметить, что лишь немногие из них были берберами или арабами. По большей части они состояли из принявших ислам испанцев.
Хакам умер в 822 г. после двадцати шести лет правления Андалусом. В течение восьми последних лет его правления страна наслаждалась миром и благоденствием. Сам принц, когда беспорядки среди его подданных улеглись, стал милостивым и милосердным. В поэме, написанной незадолго до смерти, он заявил, что использовал меч, как портной иглу, чтобы сшить воедино провинции своего царства. «И если я не щадил жен и детей мятежников, то потому, что они угрожали моей семье и мне самому. У того, кто не в силах отомстить за оскорбления, нанесенные его семье, нет чести».
Арабы, постоянно стремящиеся к свободе и всегда готовые сопротивляться попыткам любой власти управлять ими, тем не менее искренне восхищались человеком, который, не гнушаясь никакими средствами, победил всех противников. Возможно, именно поэтому Хакам завоевал их уважение и провел последние годы своей жизни в мире и почете.
Доведя историю Андалуса до смерти Хакама в 822 г., мы должны вернуться в Багдад к Повелителю правоверных.
* * *
В марте 809 г., как только весть о смерти Харуна достигла Багдада, Амин и Мамун обменялись дружескими письмами, и какое-то время сохранялась надежда на то, что запутанное соглашение, подготовленное покойным халифом, и впрямь воплотится в жизнь. Но некоторые придворные в Багдаде, особенно первый министр, Фадл ибн Рабийа, страшились возможного прихода к власти Мамуна и поэтому предложили Амину назначить официальным наследником своего сына Мусу. Поначалу Амин склонялся к тому, чтобы выполнить желание своего покойного отца, но постепенно позволил себя убедить. Первым делом, вопреки завету Харуна ар-Рашида, он отстранил своего брата Мутамина от управления Арменией и Джазирой.
Затем он приказал включить имя своего сына Мусы в текст пятничной молитвы, сначала после трех братьев Амина, Мамуна и Мутамина, а затем в паре с его собственным именем. Напомним, что во время своей последней поездки в Мекку Харун распорядился повесить в Каабе документ, содержавший его завещание сыновьям. Теперь Амин послал туда гонца с приказом снять отцовское завещание и привезти его в Багдад, где оно было уничтожено. Затем он написал Мамуну, повелевая тому отослать в Багдад излишки дохода от Хорасана и извещая его о том, что он, Амин, назначил нескольких чиновников на должности в этой провинции. Разумеется, эти шаги противоречили соглашению Харуна, которое фактически делало Мамуна независимым от Багдада. Однако надо признать, что исполнить условия Харуна, вероятно, было невозможно.
Мамун встревожился и приготовился уступить, но его министр Фазил ибн Сахел убедил его не подчиняться. Поэтому он ответил в вежливых выражениях, но не замедлил выставить на дорогах из Ирака караулы с приказом задерживать всех агитаторов, эмиссаров и интриганов, которые могут прибыть в Хорасан из Ирака, чтобы подстрекать народ к измене. В 810 г. трения между двумя братьями продолжали усиливаться, и граница между ними фактически оказалась на замке. Тогда Мамун послал некоего Тахира ибн Хусейна с войском, чтобы завладеть Реем, а Амин в это время тоже начал собирать свою армию.
В начале апреля 811 г. халиф Амин провел смотр своей сорокатысячной армии в Нахраване к востоку от Багдада. Он поручил командование ею Али ибн Исе ибн Махану, бывшему наместнику Хорасана, которого Харун незадолго до смерти уволил с этой должности за плохое управление. Это само по себе было большой ошибкой, потому что Али ибн Ису в Хорасане ненавидели за деспотизм. Затем армия двинулась на Хамадан, а оттуда в Рей, где уже ждал Тахир ибн Хусейн с армией Мамуна.
Халифская армия намного превышала силы Мамуна. В июне 811 г. две армии встретились, но Али ибн Иса был убит еще в стычке перед основным боем, и после ожесточенной схватки войска Амина в беспорядке отступили. Когда голову Али принесли Тахиру, он немедленно освободил всех своих рабов «в благодарность Богу Всемогущему». Как только о победе доложили Мамуну в Мерве, его сторонники провозгласили его халифом. В проповеди при вступлении на трон он обещал править только в интересах религии и посвятить себя служению одному Богу. Эти благочестивые обещания вызвали огромный энтузиазм и во многом способствовали его победе. Тем не менее в итоге они оказались пагубными, поскольку, став халифом, он о них позабыл. Тем временем Амин в Багдаде, отправив армию в Персию, предавался легкомысленным наслаждениям.
Новость о поражении и гибели Али ибн Исы в битве с гораздо более малочисленной армией Тахира ибн Хусейна шокировала сторонников Амина. Наемные войска воспользовались этим, чтобы начать мятеж и потребовать увеличения жалованья. Халиф, вместо того чтобы прибегнуть к Богу или правосудию и наказать изменников, немедленно распорядился дать им все, чего они просили. Наконец, собрали и поспешно отправили в Хамадан двадцатитысячное подкрепление. Скоро прибыл Тахир, и началось сражение. В итоге армия Амина была отброшена, и ей пришлось искать убежища за крепостными стенами города. Однако осада велась так энергично, что гарнизон, служивший за деньги, а не за идею, попросил мира и, когда неприятель пообещал сохранить им жизнь, открыл перед ним ворота.
Тахир ибн Хусейн ранее не значился в числе самых известных военачальников своего времени. Однако его победы при Рее и Хамадане внезапно подняли его на самую вершину в этой области. Он получил прозвище «Человека с двумя правыми руками», или «Двурукого», но не потому, что это буквально соответствовало истине, а за то, с какой силой он нападал на врага.
После падения Хамадана Тахир Двурукий беспрепятственно выдвинулся в Хулван, где горы Персии отступают перед равниной Ирака. Тем временем далее к северу Мамуну сдались Казвин и провинция Джибал. В Багдаде усиливались беспорядки и отчаяние. Амин был слабым и легкомысленным, и в обстановке хаоса и паники каждый пользовался возможностью потребовать у несчастного халифа денег или иных уступок. В Сирии и среди арабских племен было набрано подкрепление, но, добравшись до Багдада, вновь прибывшие ввязались в уличные бои с персами и тюрками. Амин был сыном Зубейды, знаменитой арабской супруги Харуна ар-Рашида, а матерью Мамуна была персидская наложница. Таким образом, отношение народа к двум братьям стало строиться на основании этнической неприязни. Хорасанцы называли Мамуна «сын нашей сестры». В Багдаде персы взяли приступом дворец Хулд, захватили самого Амина и объявили о его свержении. Тогда арабы предприняли контратаку, освободили незадачливого халифа и отбросили персов назад за Тигр.
Тем временем Тахир дошел до Ахваза и занял его, как и Басру, откуда от имени Мамуна назначил наместников в Южную Персию, Басру, Бахрейн и Оман. Затем он двинулся на Багдад через Басит. В это самое время, в апреле 812 г., Куфа и Мосул объявили о низвержении Амина и о признании его брата. Вскоре после этого прибыли послания с уведомлением о том, что Мекка и Медина также присягнули Мамуну.
Из Хулвана же выступила другая армия Мамуна и подошла к пригородам Багдада, расположенным на восточном берегу, а 1 сентября 812 г. с запада подоспел Тахир Двурукий и начал окружать город. Внутри столицы все было в смятении, тогда как в лагере Тахира царили профессионализм, дисциплина и порядок. Скоро баллисты и катапульты выстроились вокруг прекрасного города Харуна ар-Рашида, и с этого момента в него целыми днями со свистом летели камни и стрелы, врезаясь в дома и сея смерть на улицах. Квартал Харбия на западном берегу сгорел дотла, и город, всего несколько лет назад являвшийся богатой столицей великой империи, день ото дня разрушался все сильнее. Осаждающие неуклонно двигались вперед, захватывая один квартал за другим и укрепляя завоеванную территорию перед тем, как начать новую атаку и занять новый объект. Тем временем в самом городе Амин, дойдя до предела отчаяния, открыл обширные сокровищницы империи и попытался купить верность оставшихся у него сторонников, осыпая их дождем богатств, накопленных за годы благополучия. Багдад, так недавно походивший на земной рай, украшенный как невеста в ожидании жениха, теперь — по скорбному слову местного поэта —лежал измученный и разрушенный в пыли и пепле.
В сентябре 813 г., когда осада продолжалась уже целый год, нападающие начали штурм с новой силой. Сначала были заняты кварталы на восточном берегу, затем пригород Карх.
Халиф Амин со своей матерью Зубейдой оставили дворец Хулд и укрылись в Круглом городе Мансура. Дядя Амина Ибрахим ибн Махди оставил рассказ о вечере, который он провел с халифом во время осады Круглого города. «Я получил письмо от Амина, — пишет этот старый человек, — он просил меня прийти к нему. Когда я пришел, он сказал мне: „Какой прекрасный вечер, Ибрахим. Посмотри, как красива луна, и ее отражение в водах реки. Останься и выпей со мной“. — „Как тебе угодно“, — ответил я, и он приказал принести вино, которое поставили между нами. Несчастный молодой человек послал за девушкой, чтобы она спела что-нибудь, но она не угодила ему, и он отослал ее обратно.
Затем мы вдруг услышали голоса вниз по реке, и он спросил: „Ты слышал что-нибудь, Ибрахим?“ — „Нет, ничего“, — ответил я, хотя слышал их. Через несколько минут шум донесся снова, он подпрыгнул на месте и бегом вернулся во дворец. Две ночи спустя он был убит».
Теперь, видя, что он покинут всеми, Амин решил ночью переправиться через реку на лодке и сдаться командиру армии восточного берега. Этот военачальник был вольноотпущенником халифской семьи и, как надеялся Амин, мог безопасно препроводить его к Мамуну, чье великодушие, как он рассчитывал, должно было принести ему помилование и пожизненную пенсию. Но его собственные слуги открыли его план Тахиру, который устроил засаду на берегу реки. После стычки Амина схватили и притащили в один из домов в Кар-хе. Здесь он сидел, бывший властелин империи, которую потерял из-за собственной слабости и легкомыслия. «Что они сделают со мной? Не оставляй меня одного — не уходи — мне страшно», — то и дело повторял он своему единственному сотоварищу. Затем перед самым рассветом на узких улочках раздался топот копыт. Дверь распахнулась, и в комнату ворвалась группа персов с обнаженными мечами в руках. Амин вскочил на ноги. Схватив подушку, он яростно пытался отразить острия мечей, крича: «Мы принадлежим Богу и к нему возвращаемся»[133].
Через несколько секунд он лежал мертвый, покрытый ранами. Его голову быстро отрезали и послали Тахиру Двурукому, который переправил ее Мамуну в Хорасан. Тот же гонец доставил халифскую эмблему, мантию, перстень и скипетр, а также коврик, на котором Амин обычно молился. Обезглавленное тело халифа протащили по улицам на веревке[134]. Это произошло 25 сентября 813 г.
Амину было всего двадцать семь, когда он погиб; он правил четыре года и восемь месяцев. Он славился своей красотой, поскольку был высокий, светловолосый и хорошо сложенный. Он был хорошо образован, красноречив, воспитан и писал добротные стихи, но обладал слабым легкомысленным характером и прислушивался к дурным советам своих министров, преследовавших только собственные интересы. С близкими друзьями он был любезен и нежен, но ему недоставало лидерских качеств. Вместо того чтобы обеспечить людям нравственную цель, за которую они будут сражаться, он думал только о том, чтобы купить поддержку за деньги. По совету своего министра Фадла ибн Рабийа он лишил Мамуна наследства и поставил на его место в списке наследников своего сына, хотя этот ребенок еще питался материнским молоком, так что багдадский плакальщик написал:
Министр — предатель, владыка — повеса,
А Фазил[135] — всесильный глава государства.
Но еще удивительнее и куда труднее стерпеть то,
Что теперь от нас ожидают присяги на верность
Младенцу, который еще в пеленках и не может вытереть себе носа
И даже оставить подола своей няньки, чтобы самому одеться.
* * *
В Хорасане главным советником и министром оставался Фазил ибн Сахел. Не успела весть о смерти Амина дойти до Мерва, как брат Фазила, Хасан ибн Сахел, отправился, чтобы взять под контроль Ирак и Аравию. Тахиру Двурукому было приказано передать все дела Хасану и отступить в Рак-ку. Абу Муслим, который более, чем кто-либо другой, помог семье Аббасидов завладеть халифатом, погиб по приказу халифа Мансура. К Тахиру Двурукому, давшему Мамуну возможность пробиться к верховной власти, уже стали относиться подозрительно. Для самовластного правителя присутствие человека, которому он обязан властью, не может не стать невыносимым. Тем не менее возвышение Фазила и Хасана, сыновей Сахела, на два высших поста вызвало огромное недовольство в Багдаде, особенно среди членов самой семьи Аббасидов.
В феврале 815 г. началась целая череда восстаний под предводительством различных потомков Али ибн Аби Талиба. Первое началось в Куфе в поддержку прапрапраправнука Али, за ним последовали подобные же вспышки в Мекке, Медине, Басите и Басре, и все эти города были захвачены разными группами бунтовщиков. Затем шииты завладели Йеменом. На следующий год Мамун приказал доставить к нему в Хорасан Али ибн Мусу ибн Джафара, старшего потомка мученика Хусейна, и встретил его с почестями. В Куфе, Басре, Мекке и Медине разграбляли имущество Аббасидов и их сторонников, сжигали их дома, а всякого, кого замечали в черной одежде, убивали. Вполне возможно, что здесь Алиды допустили тактическую ошибку, поскольку их обращение к народу могло строиться исключительно на религиозных ценностях. Проявив мстительность по отношению к своим врагам, они поплатились своим единственным богатством. Свою роль в этих восстаниях, безусловно, играло и недовольство арабов тем, что Мамун был обязан своей победой персидской поддержке. На восстановление порядка потребовалось более года.
Тем временем Мамун, хотя теперь уже вся империя признавала его своим халифом, оставался в Мерве, а ненависть к его ставленнику в Ираке, Хасану ибн Сахелу, продолжала расти. Наконец, жители Багдада подняли мятеж, и Хасану пришлось бежать в Басит, притом что войска также бунтовали из-за задержек в выплате жалованья. Примечательно, что единственный человек, который, видимо, мог усмирить эту бурю, Тахир Двурукий, занимался незначительными делами в Ракке. В январе 817 г. жители столицы попытались провозгласить халифом Мансура ибн Махди, дядю Мамуна, заявляя, что не позволят зороастрийцу править ими. Этот оскорбительный эпитет (до ислама персы были зороастрийцами или огнепоклонниками) относился к вице-королю Хасану ибн Сахелу, который не только был персом, но к тому же лишь недавно принял ислам.
Однако Мансур ибн Махди отказался занять трон халифа, но согласился стать наместником Багдада и править от имени Мамуна. Таким образом, возникла забавная ситуация, когда в Ираке фактически шла гражданская война между Хасаном ибн Сахелом, вице-королем Мамуна, и Мансуром ибн Махди, дядей Мамуна, который также заявлял, что действует от его лица. Администрация тем временем находилась в параличе, собирать налоги было невозможно, и наемные войска то одной, то другой партии беспрерывно грабили деревни нижнего Ирака. Условия в Багдаде стали невыносимыми. На улицах кишели разбойники и солдаты, не получающие жалованья, похищали женщин, грабили на дорогах и шантажировали горожан и землевладельцев, которым приходилось платить этим шайкам за неприкосновенность своего имущества.
В марте 816 г., когда положение в Ираке стало неподвластным контролю, вице-король Хасан ибн Сахел (который по-прежнему жил в Басите, не имея возможности войти в Багдад) получил письмо от Мамуна, в котором сообщалось, что Повелитель правоверных назначил официальным наследником халифата Али ибн Мусу ибн Джафара ибн Мухаммада ибн Али ибн Хусейна ибн Али ибн Аби Талиба. Халиф приказал, чтобы повсюду народ присягал на верность Али ибн Мусе. Более того, он приказал прекратить использование одежды и флагов черного цвета (это был цвет Аббасидов) и повелел отныне всем верноподданным носить зеленое. На охваченных хаосом улицах Багдада этот неожиданный приказ произвел эффект разорвавшейся бомбы. Некоторые люди, как можно предположить шииты, охотно подчинились, некоторые с негодованием отказались предать интересы бану Аббас ради их заклятых врагов бану Али. Кто-то облачился в зеленое, другие категорически отказались снять свои черные одеяния. В итоге к концу июля 816 г. в Багдаде было решено назначить халифом Ибрахима ибн Махди. (В последний раз мы слышали о нем, когда он пил вино с халифом Амином за две ночи до смерти последнего.) Однако некоторые хотели объявить Ибрахима официальным наследником Мамуна, в то время как иные призывали немедленно свергнуть Мамуна из-за того, что он изменил арабам и клану Аббасидов. Другие проклинали непомерное влияние, оказываемое на молодого халифа его «зороастрийскими» советниками, Фазилом и Хасаном, сыновьями Сахела.
Мамун заявил, что выбрал Али — в обиходе его называли Али ар-Риза — как самую достойную личность в обоих кланах, бану Аббас и бану Али. Однако профессор Дури[136]полагает, что этот выбор стал плодом искусной интриги Фа-зила ибн Сахела. Багдад по своей сути был аббасидским городом и никогда не принял бы алидского правителя. Таким образом, если бы новый халиф происходил из клана бану Али, понадобилась бы новая столица, и тогда было бы нетрудно добиться избрания одного из городов Персии.
Тогда и впрямь Арабская империя окончательно превратилась бы в Персидскую.
Возможно, что, оказавшись в Хорасане, Мамун был вынужден уступать персам, которые стали относиться к Аббасидам с немалым раздражением. Недовольство, вызванное в Персии предательским убийством Абу Муслима и безжалостным истреблением Бармакидов, все еще не улеглось.
Трудно понять, почему Мамун после смерти Амина остался в Хорасане еще на четыре года, пока империю раздирала анархия. Единственным объяснением кажется то, что первый министр, Фазил ибн Сахел, держал молодого халифа в неведении. В конце концов, в начале 818 г. Али ар-Риза рассказал ему о том, что в Ираке идет гражданская война между его дядей Ибрахимом ибн Махди и вице-королем Хасаном ибн Сахелом, а Фазил ибн Сахел все это время скрывал от него истинное положение дел. Мамун немедленно приказал двору готовиться к переезду в Багдад. Вскоре после начала путешествия в феврале 818 г. четверо вооруженных людей напали на Фазила ибн Сахела, когда тот принимал ванну, и убили его, и мы не можем сказать, было об этом заранее известно халифу или нет. Убийц схватили и обезглавили, но перед казнью они во всеуслышание заявили, что приказ об убийстве исходил от самого Мамуна.
В октябре 818 г. Мамун добрался лишь только до Тусы, где посетил гробницу своего отца Харуна ар-Рашида. Здесь Али ар-Риза, алидский претендент, которого Мамун назначил своим официальным наследником, внезапно умер, поев винограда. Шииты утверждают, что Али ар-Риза был отравлен; место его гибели, Туе, они переименовали в Мешхед, место мученичества, и оно до сих пор привлекает паломников, которые, стоя у его могилы, призывают проклятия на Мамуна. Таким образом, Фазил ибн Сахел, визирь, и Али ибн Муса, алидский наследник, — два человека, более всего повинные в непопулярности Мамуна, — неожиданно «умерли». В 819 г. Мамун дошел до Хамадана. Узнав о его приближении, непостоянные воины и жители Багдада решили свергнуть Ибрахима ибн Махди, которого два года назад провозгласили халифом. Имя Мамуна, Повелителя правоверных, стало снова упоминаться в пятничных молитвах в мечетях.
Восьмого сентября 819 г. халиф Мамун торжественно вступил в город. На нем и его слугах была зеленая одежда, все флаги и эмблемы были такого же цвета. На аудиенцию во дворец разрешалось являться только в зеленом. Однако до него дошло столько протестов от семьи Аббасидов и их сторонников, что через неделю он смягчился и сам появился в черном. Через несколько часов в Багдаде не осталось людей в зеленой одежде. Мы, наверное, можем сделать вывод о том, что Мамун вынашивал идею примирения с семьей Али, но впоследствии осознал всю глубину возмущения, которое в связи с этим чувствовали члены клана бану Аббас, и мудро решил уступить в вопросах цвета.
Как нам известно, шииты составляли политическую партию. Ее члены верили, что после смерти Пророка халифат должен был перейти к Али и его потомкам. Однако со временем потомков Али стало очень много, и сами шииты разделились на несколько сект, каждая из которых поддерживала притязания разных членов семьи или принимала какое-то догматическое положение, отвергаемое остальными. Утверждается, что порой насчитывалось не менее семидесяти разных шиитских сект.
Хотя Шиа возникла из-за политического вопроса о законном наследовании Пророку, со временем эта партия превратилась в экзальтированное религиозное движение. Из-за того, что шииты неизменно терпели поражение, они стали придавать все большее значение своим тайным духовным учениям и постепенно отказались от надежды победить в борьбе за светскую власть.
Согласно выработанному ими учению, Мухаммад назначил Али и его потомков своими наследниками — «имамами». Каждый имам назначал своим преемником одного из своих сыновей. Шииты верили, что каждый имам получал от своего предшественника некую часть божественных свойств.
В какой-то степени законный имам в каждый момент своей жизни является воплощением божественного духа. Более того, в подобной трактовке имам неподвержен греху или ошибке, являясь непогрешимым и безупречным существом, обиталищем божественной сущности.
Заметим, что подобная концепция в самой своей основе противоречила ортодоксальному или суннитскому представлению о халифе. Последний всего лишь руководил мусульманской общиной в том, что касалось ее земных дел. В обязанности суннитского халифа входил надзор за подобающим соблюдением законов, восходящих к Корану и Сунне. Он управлял финансовыми делами мусульман и командовал ими во время войны. Никакими духовными полномочиями он не обладал. В отличие от него шиитский имам являлся эманацией самого Божества, обладая непогрешимым духовным авторитетом.
Различные секты Шиа признавали за род законных имамов разные ветви потомков Али. Однако, когда законный имам умирал, не оставив потомства, возникало новое затруднение, поскольку, согласно догме, божественная сущность переходила от имама к одному из его сыновей. Эта проблема породила учение о «скрытом имаме». Имам, умерший бездетным, считался по-прежнему живым, хотя и скрытым от человечества. Этот «скрытый имам» должен некогда вернуться в качестве Махди, чтобы основать по всей земле царство мира и справедливости. Это учение о возвращении Махди принимается и суннитами, но в мировоззрении шиитов оно играет куда более заметную роль.
Зейдиты верят, что скрытым имамом является убитый в Куфе Зейд, внук Хусейна[137]. Исмаилиты утверждают, что имамат получил продолжение по линии Исмаила. Еще одни убеждены, что последним имамом был сын Исмаила Мухаммад и именно он вернется как Махди, и потому называются исмаилитами. Однако большинство шиитов отвергло потомство Исмаила и провело цепочку имамов через отпрысков его брата, Мусы ал-Кадима.
Двенадцатым потомком Али был Мухаммад, сын Хасана ал-Аскери, который якобы таинственно исчез еще в молодости, и поэтому данная ветвь Шиа считает его скрытым имамом и ожидаемым Махди. (Исчезновение этого Мухаммада относится к 890 г., уже после того времени, о котором здесь идет речь.) Поскольку он принадлежал к двенадцатому поколению после Али, его приверженцы известны как «двунадесятники».
Мамун хотел добиться того, чтобы Али ар-Ризу, сына Мусы ал-Кадима, признали его наследником. Поскольку Али был тогдашним шиитским имамом, в котором (согласно вере шиитов) воплотились божественные свойства, теоретически признание его халифом всех мусульман воссоединило бы исламский мир. Однако на деле слишком много накопилось имущественных претензий и несведенных счетов, чтобы подобное воссоединение стало возможным.
Заметим, что шиитские учения о воплощении, присутствии Бога в имамах и возвращении Махди в последний день отчасти могут являться плодом влияния христианских догматов. Кое-где мусульмане, похоже, верят, что Иисус тоже вернется в последний день, но различие между Его ролью и ролью Махди остается весьма расплывчатым. Одна партия даже заявляет о том, что Иисус и будет Махди[138].
* * *
Как видим, после смерти халифа Амина Тахир Двурукий был отправлен на жительство в глушь Ракки, возможно, из-за ревности визиря Фадзла ибн Сахела. После убийства последнего Мамун призвал Тахира в Багдад. Быть может, его ссылка в Ракку и впрямь явилась делом рук Фазила, но теперь, когда Тахир оказался в Багдаде, халиф нашел его присутствие неудобным, так как Тахир приобрел слишком большое влияние. К тому же неловкость была обоюдной. Однажды Тахиру донесли, что Мамун плакал, вспоминая своего брата Амина (которого, как мы помним, Тахир приказал убить). Память об участи Абу Муслима все еще была жива. Тахир решил, что за пределами столицы он будет в большей безопасности. Дав большую взятку влиятельному придворному, он получил назначение наместником Хорасана и Джи-бала, «к востоку от Хулвана». В мае 821 г. он с помпой покинул Багдад во главе вооруженного отряда. Тахир был обижен недостаточным признанием его заслуг. Вскоре после прибытия в Хорасан он приказал опустить имя Мамуна в пятничных молитвах, тем самым фактически объявив о своей независимости. Хорасанцы понимали, что Аббасиды дважды предали их. И Саффах, и Мамун сулили им справедливость и благочестие, но нарушили свои обещания, как только пришли к власти. Поэтому они приветствовали местную династию, независимую от Багдада. Вскоре Тахир Двурукий умер. Возможно, его отравили по приказу Мамуна. Однако Мамуну пришлось признать его наследником сына Тахира Талху.
Нам, знающим теперь всю историю Арабской империи, интересно наблюдать, как постепенно появлялись и возрастали причины ее конечного распада, хотя тем, кто жил в то время, казалось, что государство находится на вершине своей мощи и славы. Очень похоже, что первые четыре года правления Мамуна, когда его первый министр, по-видимому, один держал все под контролем, а халиф не знал, что происходит, предвосхитили грядущий век халифов-марионеток.
Постоянные измены наемников, которые в эту пору смятения и междоусобиц получали денежные подарки от всех партий, поочередно пытавшихся привлечь их на свою сторону, а между делом грабили и бунтовали по всякому поводу, стали предвестниками военных переворотов будущего. Зерна всех этих бедствий были посеяны в ходе самой аббасидской революции. Сражаясь со своими сородичами из омейядского и алидского клана племени курайш, Аббасиды не доверяли арабским солдатам и завоевали халифат руками тюркских и персидских наемников под командованием арабских полководцев. Одержав победу, воины-триумфаторы заняли высшие государственные посты, а арабские племенные вожди отправились в изгнание.
Западные историки, как правило, считают упадок арабской аристократии явлением положительным. Тем не менее радоваться притеснению этих невежественных военачальников означает забывать о том, что политические институты во многом являются вопросом равновесия. Упадок арабской аристократии освободил место для иностранных наемников, которым в скором будущем предстояло стать истинными правителями. Если бы арабам удалось остаться на политической арене, они, возможно, уравновесили бы неарабских воинов и тем самым, хотя и невольно, защитили бы свободу халифа и народа. По мере роста влияния иностранцев тогдашние писатели стали отзываться о людях, которые полтора века назад завоевали столь обширную империю, как о «бродягах, арабских кочевниках и прочих отбросах».
Третьей причиной будущего распада Арабской империи стала принятая халифами практика, позволявшая какому-нибудь выдающемуся человеку стать наместником провинции и впоследствии передать эту должность своему сыну. Даже великий Харун ар-Рашид допустил, чтобы Ибрахим ал-Аглаб основал почти независимую династию в Ифрикии. Теперь Тахир создал в Хорасане полунезависимое государственное образование, подобное державе Аглабидов в Ифрикии.
Несмотря на все уверения в преданности, на которые не скупились эти второстепенные династии, территория, находившаяся под непосредственным контролем халифов, неуклонно сокращалась. Это раздробление империи не было связано с местными «движениями за независимость». Девятый век не знал подобных идей. Скорее оно объяснялось бездействием и сибаритством халифов, которые часто приветствовали мысль о передаче далеких провинций на откуп, чтобы получать прибыль без хлопот, связанных с управлением, правосудием и снаряжением войск. Интересно вспомнить, что Омар ибн ал-Хаттаб, второй преемник Пророка, когда кто-то спросил его, как ему удается управлять арабами, ответил: «Часто меняя их начальников». Идея регулярной гражданской службы в IX в. была неизвестна, но если бы халифы приняли за правило периодически менять наместников провинций, эти второстепенные династии не успевали бы укорениться.
О секте хуррамитов мы уже упоминали, рассказывая о смерти Абу Муслима. Их название происходило от Хуррама в провинции Ардебил в Азербайджане. По-видимому, они исповедовали искаженную форму ислама, включавшую веру в переселение душ и в будущее возвращение Абу Муслима как Махди.
Восемьсот девятнадцатый год был отмечен голодом и эпидемиями в Персии, где бедняки испытывали ужасные лишения. Несомненно, в знак протеста против этих условий жизни в Азербайджане началось восстание под предводительством некоего Бабека из хуррамитской секты. Действуя в труднопроходимой горной стране, Бабек, который, по всей вероятности, был превосходным партизанским командиром и героем в глазах крестьян, продолжал сопротивление империи в течение двадцати двух лет. Мы еще услышим о нем в последующих главах.
В 825 г. Ибрахим ибн Махди, брат Харуна ар-Рашида, сдался или попал в плен к халифу. Он находился в бегах шесть лет. Именно он был провозглашен халифом в Багдаде, пока Мамун пребывал в Хорасане. Мамун тепло его встретил и помиловал. Действительно, с чувством большого облегчения можно отметить, что в это правление мы не слышим об отрубленных руках и ногах и казнях через отрубание головы, к которым мы так привыкли в прошлом. Мамун прощал почти всех мятежников и политических противников, которые у него появлялись за время его халифата.
В январе 826 г. халиф Мамун женился на Буран, дочери своего визиря Хасана ибн Сахела. В брачную ночь на голову невесты была высыпана тысяча жемчужин. Говорят, Хасан ибн Сахел потратил на празднество пятьдесят миллионов дирхемов; билеты с названиями того или иного загородного имения министра выбрасывались в толпу, которая за них дралась. Впоследствии каждый, кто приходил с билетом, получал имение. Любопытно, что это колоссальное богатство и возможность хвастаться им достались бану Аббас благодаря их происхождению от дяди Пророка, который полагал, что не стоит даже оставлять деньги или еду в доме, где располагаешься на ночлег. Бог, считал он, подаст все необходимое для нового дня, так что даже мешочек с финиками, оставленный про запас, — проявление маловерия.
Безусловно, источником огромных богатств, принадлежавших халифам и их министрам и часто расточавшихся в бездействии и роскоши, были налоги. Тем не менее мы не должны оценивать эту систему с позиций современного представления о государственных финансах, которое насчитывает лишь два или три века. В древних обществах государственные и личные дела зачастую не разделялись в сознании и народа, и правителей. Прошло лишь чуть больше двухсот лет с тех пор, как Людовик XIV сказал: «Государство — это я». Едва ли нам удастся найти свидетельства в пользу того, что подданные Арабской империи имели хоть какое-то понятие о том, что доходы государства не должны тратиться на роскошества халифа. Они могли из религиозных соображений осуждать его за употребление вина, но им даже не приходило в голову, что деньги от сбора налогов должны расходоваться отдельно от средств из личного кошелька халифа.
Тем временем в Джазире и Сирии началось восстание, а в Египте уже давно шли беспорядки. Как мы знаем, мятежники, изгнанные из Испании, захватили Александрию и создали там собственную администрацию. В 825 г. Абдаллах, другой сын Тахира Двурукого, был послан туда с армией, чтобы восстановить власть халифа. Он справился с этим без особого труда, захватив Фустат, а затем и Александрию. Испанские мятежники, как уже говорилось, отплыли из Александрии и завоевали Крит, где основали независимое мусульманское государство.
Снова присоединив Египет к империи, Абдаллах ибн Тахир был поставлен наместником Джазиры, Сирии, Палестины и Египта, а его брат Талха в это время правил Персией, унаследовав наместничество своего отца Тахира Двурукого.
Анализировать национальные характеры — дело бесполезное, хотя и приятное. Нация слишком сложное образование, чтобы допускать подробное статистическое исследование.