Арабская империя

Глава XIV МАХДИ И ХАДИ

Омар ибн Хафс назначен наместником Ифрикии - 768 г.

Смерть Омара ибн Хафса и сдача Кайравана - 771 г.

Битва при Дженби - берберы покорены - 772 г.

Смерть Мансура, возвышение Махди - 775 г.

Харун ар-Рашид с боями доходит до Босфора - 782 г.

Смерть Махди, приход к власти Хади - 785 г.

Восстание Хусейна ибн Али в Мекке - 786 г.

Смерть Хади - 786 г.

Омар ибн Хафс, наместник Ифрикии - 768―771 гг.

Йазид ибн Хатим, наместник Ифрикии - 772―787 гг.

Халиф Махди ибн Мансур.

Муса ал-Хади сыновья халифа Махди.

Харун ар-Рашид.

Халид ибн Бармак.

Яхья, сын Халида ибн Бармака.

Хусейн ибн Али, алидский мятежник в Мекке, убит при Факхе.

Идрис ибн Абдаллах, алидский мятежник, бежавший в Марокко.

Хайзуран, любимая наложница Махди, мать Хади и Харуна ар-Рашида.

Византийские императоры.

Лев III Исавр - 716―741 гг.

Константин V Копроним - 741―775 гг.

Лев IV - 775―780 гг.

Ирина (регентство при Константине VI) - 780―785 гг.

Константин VI - 785―797 гг.

Когда мы в последний раз говорили об Ифрикии, мы оставили Ханзалу ибн Сафвана на посту наместника после его смелой вылазки из Кайравана, которая увенчалась подавлением берберского восстания 740-742 гг. Ханзала оставался наместником до 745 г., когда война, разразившаяся между халифом Марваном и Аббасидами, снова ввергла все в пучину хаоса. Ханзала, по-видимому, отправился в Сирию, и власть захватил некий Абд ар-Рахман ибн Хабиб, надеясь в обстановке всеобщей анархии основать независимую династию. Мы видели, как он арестовал беглецов-Омейядов, которых подозревал в стремлении стать его соперниками на пути к Африканскому царству.

Однако в 755 г. Ибн Хабиб был убит, и Ифрикия снова погрузилась в хаос, так как Аббасиды были слишком заняты, чтобы тратить время на отдаленные провинции. Кайра-ван захватило берберское племя из пустыни, и многострадальные жители этого города снова подверглись избиению и грабежу. Затем другое берберское племя, на этот раз из Триполи, вытеснило первое и само обосновалось в Триполитании и Кайраване.

Только в августе 761 г. Мухаммад ибн ал-Ашаф, назначенный аббасидским наместником Египта при халифе Мансуре, во главе сорокатысячной армии разбил этих берберов при Таварге между Баркой и Триполи. Затем он вновь завладел Кайраваном и сумел установить контроль над Ифрикией.

В 768 г. Мансур сделал наместником Ифрикии того самого Омара ибн Хафса, с которым мы познакомились в Синде во время подготовки переворота в пользу рода Али. Омар был потомком великого Мухаллаба, в прошлом победителя хариджитов и наместника Хорасана. Однако три года спустя произошло новое общее восстание берберских хариджитов, Кайраван снова оказался в осаде, и Омар ибн Хафс защищал несчастный город с немыслимым героизмом. Наконец запасы продовольствия истощились, и гарнизон сократил свой дневной рацион до последнего предела, а вся равнина, расстилавшаяся за стенами города, насколько хватало глаз, каждую ночь мерцала лагерными кострами бесчисленных берберских полчищ. Но несмотря на то что гарнизоном, как и горожанами, овладело уныние, неиссякающее мужество Омара ибн Хафса отказывалось примириться с мыслью о сдаче.

Затем в один из октябрьских дней 771 г. прибыл гонец, пробравшийся сквозь берберские ряды. Он принес смелому наместнику письмо от его жены, сообщавшей, что халиф Мансур недоволен его службой и посылает ему на смену нового наместника со свежей армией. Возможно, Повелитель правоверных все еще подозревал бывшего наместника Синда в неверности.

После героической трехлетней обороны Кайравана смещение стало для Омара горьким разочарованием. Он решил, что не переживет своего позора. Облачившись в доспехи и оседлав коня, он с копьем в руке выехал из городских ворот, которые столь храбро защищал в течение многих месяцев. Атаковав в одиночку берберские орды, он сражался один, пока не был повален и убит. После смерти Омара ибн Хафса Кайраван сдался берберам на определенных условиях.

Когда новость об этом несчастье достигла халифа Мансура, он лично отправился в Дамаск, а оттуда в Иерусалим, чтобы организовать армию для нового завоевания Ифрикии. Командование было поручено Йазиду ибн Хатиму, который выступил из Палестины в Египет во главе армии численностью в 50 000 человек.

В 772 г. он одержал решительную победу над мятежными берберами при Дженби в Триполитании.

Йазид ибн Хатим обрушил на непокорные племена страшные наказания. «С этих пор, — пишет историк Ибн Халдун, — дух ереси и бунта, так долго обуревавший берберов Ифрикии, совсем угас». Еще пятнадцать лет, с 772 по 787 г., Йазид ибн Хатим держал провинцию в железной узде.

Но территория, на которой сопротивление было сломлено, охватывала только Ифрикию. Никаких попыток покорить вершины Атласа, где были основаны независимые княжества берберских хариджитов, особенно в Тахерте и Сиджилмассе, не предпринималось. В Тахерте основателем государства берберских хариджитов стал Абд ар-Рахман ибн Рустем, араб, возможно, с примесью персидской крови, потомкам которого предстояло править сто тридцать лет. Все подданные этой маленькой горной державы были фанатичными хариджитами, проводившими жизнь в воздержании и созерцании. Ибн Рустем правил с религиозным титулом имама. Их общество было в высшей степени равноправным и следовало высшим стандартам пуританской морали — как утверждают, они считали, что для питания правителя достаточно одной чаши молока раз в три дня[112]. Вся община жила в религиозном возбуждении, проводя большую часть времени в богословских спорах, что подчеркивало разницу между берберами и арабами. У последних религия всегда принимала практическую форму добрых дел и редко заходила в сферу метафизических построений.

Примечательно и другое маленькое государство хариджитов, основанное в Сиджилмассе в 757 г. во время халифата Мансура. Оно располагалось в полупустынной степной зоне и оазисе к югу от гор Атласа и на северной кромке Сахары. Это небольшое княжество сохраняло независимость сто сорок лет под властью династии ибн Медрара.

Город Сиджилмасса, по-видимому, служил «привалом» для пересекавших Сахару караванов из Нигерии и Ганы, поскольку, как говорили, был богат железом, свинцом, ртутью, черными рабами, янтарем, шелками и тканями. По всей вероятности, часть этих товаров доставлялась из Западной Африки в Средиземноморье, а остальные производились в Средиземноморье и затем отправлялись на юг в черную Африку. Сиджилмасса служила этой торговле рынком и биржей. Вода здесь была в изобилии, и вокруг города, а также в других оазисах к югу от Атласа выращивались финики, фрукты и виноград. Весь город Сиджилмасса был окружен величественными стенами, и в течение полутора веков своего процветания он был одним из самых богатых и благополучных городов в Северной Африке.

Примечательной чертой берберской непримиримости в этот период и позже было то, что, постоянно бунтуя против арабского владычества, берберы охотно принимали арабских лидеров и в религии, и в политике, то есть вопреки почти несгибаемой военной стойкости берберов они, похоже, легко соглашались с интеллектуальным превосходством арабов. Именно арабские диссиденты — хариджиты, шииты или неудачливые претенденты на халифат — снова и снова склоняли покоренные народы к восстанию против Арабской империи, пока в конце концов не добились ее раздробления.

* * *

Когда халиф ас-Саффах назначил наследником своего брата Мансура, он также потребовал клятвы на верность своему племяннику Исе ибн Мусе, как преемнику Мансура. Последний теперь вознамерился назвать своим законным наследником собственного сына Махди[113] в обход Исы ибн Мусы, хотя, победив алидских мятежников Мухаммада и Ибрахима, Иса спас трон Мансура. Однако наиболее влиятельные люди империи уже принесли клятву Исе ибн Мусе во времена ас-Саффаха. В этих клятвах они объявили, что, если нарушат свое слово, их жены автоматически получат развод, а все рабы — свободу. (У арабов до сих пор существует обычай клясться разводом своих жен.)

Из-за этих торжественных обещаний единственный способ изменить порядок наследования заключался в добровольном отречении Исы. Сначала он не хотел отказываться от притязаний на трон, в результате чего против него были использованы все методы дворцовой интриги. Когда просьбы не встретили отклика, в ход пошли угрозы. Его сына чуть не задушили, воинам личной гвардии был отдан тайный приказ напасть на него на улице, одновременно ему в качестве стимула предлагались огромные суммы. Особой активностью в этих мероприятиях отличался изобретательный Халид ибн Бармак, и, очевидно, их успех в значительной степени явился его заслугой. Иса ибн Муса, измученный этим преследованием, и, несомненно, боясь насильственной смерти, в конце концов, сдался и отказался от права наследовать халифат. Затем наследником халифата был назначен Махди, сын Мансура.

Тот факт, что капитуляция Исы ибн Мусы в основном была делом рук Халида ибн Бармака, имел важные последствия. Он означал, что, став халифом, Махди оказался в долгу у Халида, который поэтому приобрел величайшее влияние в государстве. Ему предстояло основать род, до сегодняшнего дня известный на Западе под именем Бармакидов.

Махди, который теперь был объявлен законным наследником халифата, принял участие в подавлении восстания в Герате, Сиджистане и Хорасане. В 768 г. он вернулся в Багдад во главе победоносной армии. Для размещения армии Махди Мансур выделил участок на восточном берегу Тигра, боясь, как шептали злые языки, допустить ее в Город мира, охранявшийся его личной гвардией. Завершив строительство своей столицы, халиф приступил к возведению на восточном берегу дворца Русафа, будущей резиденции Махди[114].

Это беспокойство по поводу лояльности армии подчеркивает еще одно важнейшее отличие Аббасидов от Омейядов. Воины, служившие предыдущей династии, были почти исключительно арабами, а та армия, которая привела к власти Аббасидов, была сформирована в Хорасане и Северной Персии. Правда, нам не следует совершать ошибку, приписывая этим людям современные национальные представления и думая о них как о персах или арабах. Однако факт остается фактом — начиная с хорасанской армии Абу Муслима, огромное большинство воинов халифа происходило из северо-восточной Персии. Арабские племена, которые завоевали эту огромную империю, в конце концов перестали использоваться в военных действиях. Кочевники снова ушли в свои пустыни, а те их представители, которые осели в городах, растворились в населении империи.

Через несколько лет после завершения Круглого города Мансура, пригороды уже далеко протянулись вверх и вниз по западному берегу Тигра. Имена тех, кому предоставлялись земли в пригородах, и распределение воинских казарм чрезвычайно поучительны, поскольку среди них с трудом можно встретить арабское имя. Земельные владения перечисляются рядом с именами владельцев из Балха, Мерва, Бухары, Хивы и Согда, очевидно, сторонников аббасидской революции, перед которыми новая династия была в долгу. Казармы, оказывается, были населены в основном воинами из Персии и тюркскими наемниками. Полицией Мансура руководил выходец из Балха. Однако в халифской гвардии Круглого города все еще насчитывалось какое-то количество арабов.

Строительство стало главной страстью стареющего халифа. Закончив дворец Русафа на восточном берегу Тигра, предназначенный для его сына Махди, он построил себе новый дворец на западном берегу, выходящий непосредственно на реку. Он получил название Хулд или дворец бессмертия, поскольку считалось, что окружающие его сады похожи на райские кущи. В 775 г., незадолго до смерти, халиф вселился в свою новую резиденцию. Он также приказал обнести города Куфа и Басра стенами и рвом с водой.

В августе 775 г. Мансур с большим караваном отправился через Аравийскую пустыню в Мекку, чтобы совершить паломничество. Уже несколько лет он страдал нарушениями пищеварения и безрезультатно обращался ко многим врачам[115]. Когда он выехал из Куфы, его боли обострились, но он с трудом двигался вперед по пустыне до тех пор, пока до Мекки не остался один дневной переход. Он умер в своем шатре на рассвете того дня, когда надеялся достичь священного города. Это произошло в начале октября 775 г. Ему было шестьдесят четыре; правил он двадцать два года.

Мансур был высок ростом, худощав, с лицом землистого цвета. Едва получив халифат, он предал смерти множество людей. Особенно трудно найти оправдание для преднамеренного и хладнокровного убийства Абу Муслима, человека, которому Аббасиды были обязаны своим возвышением. Когда после подавления алидского восстания Мухаммада и Ибрахима его власть окрепла, он стал менее кровожадным.

Мансур обладал серьезным характером, был начитан и интересовался литературой. Он не терпел музыки и не одобрял никакого легкомыслия. Когда его власть стала неоспоримой, он проявлял осторожность в делах правосудия и не позволял наместникам провинций приводить в исполнение смертные приговоры без его санкции. Он, безусловно, был способным правителем и добросовестным администратором.

Однажды Мансуру доложили, что его жертва сказала: «Он наказывает так, как будто никогда не слышал о такой вещи, как милосердие». Но халиф ответил: «Потому что кости бану Марван еще не истлели, а мечи потомков Али ибн Аби Талиба не вернулись в ножны. Вокруг нас народ, который только вчера видел в нас просто своих соотечественников. Сегодня они видят, что мы стали халифами, и страх перед нами наполнит их сердца, лишь если мы пренебрежем милосердием и воздадим каждому по делам».

В этом эпизоде содержится ключ к истории первых Аббасидов. Отняв власть у своих соплеменников-курайшитов, они жили в постоянном страхе заговоров против себя, вроде того, который они сами успешно осуществили против Омейядов. Этот навязчивый страх заставил их пренебречь завоеванием чужих земель, поскольку, по их убеждению, истинные враги подстерегали их дома.

Несмотря на видимую политическую пропаганду, утверждавшую, что бану Омейя были врагами Бога, Мансур испытывал огромное восхищение перед халифом Хишамом ибн Абд ал-Маликом (которого, как мы помним, также обвиняли в скаредности). Не один раз он посылал за старыми людьми, служившими при Хишаме, и дотошно расспрашивал их о его методах управления.

Матерью Мансура была берберская наложница. Любопытно, что мать Абд ар-Рахмана, захватившего Испанию, имела то же происхождение, поэтому в народе говорили, что миром правят сыновья двух берберских женщин.

За долгое правление Мансура умонастроение в империи претерпело много заметных перемен, по сравнению с тем, каким оно было во времена Омейядов. Именно при нем начали писать первые историки ислама (в его правление умер ибн Исхак). Школы Басры прославились своими грамматистами арабского языка, а эта дисциплина важна для изучения Корана, и многие знатоки религиозного права и обычаев благоденствовали.

В то время как интерес к книжной премудрости рос, военная агрессивность заметным образом шла на убыль. Империя повсюду оборонялась, и больше мы не встречаем никаких упоминаний о подготовке к новым завоеваниям. Правда, сражаться приходилось немало, но во всех провинциях основной задачей армии стало подавление восстаний. Не считая подъема Алидов, в долгие и ожесточенные кампании вылились восстание Устада в Восточной Персии и массовые волнения берберов в Африке. Хазары предприняли ужасный набег на Армению и Азербайджан, который остался безнаказанным. Время от времени вспыхивали войны с Византией, но им, однако, недоставало смелости и решительности омейядских завоеваний.

Трудно связать эти изменения с каким-то одним фактором. С одной стороны, империя мужала и отходила от неприкрытой воинственной враждебности по отношению к культуре, литературе и искусствам. Тем не менее какую-то роль в этой перемене, видимо, сыграли особенности разных семей племени курайш. Омейяды были прямолинейными солдатами, Аббасиды — политиками, государственными мужами и учеными, а Алиды — мистиками не от мира сего. Подобные определения, разумеется, грешат упрощением, тем не менее, в общем и целом, они отражают подлинные черты соперничающих кланов.

Одно обстоятельство политики Мансура создало прецедент, который в будущем обернется катастрофой. Речь, безусловно, идет о его постоянном страхе перед Омейядами, а затем — Алидами, страхе, который заставил его перестать доверять арабам. В результате он все чаще использовал на ответственных должностях своих вольноотпущенников. Все эти вольноотпущенники, то есть бывшие рабы, конечно, никогда не принадлежали к арабам, поскольку арабы не могли быть рабами. Таким образом, количество арабов у власти стало постепенно сокращаться и в центральной администрации, и в армии, и в провинциях. Мы уже не раз упоминали Халида ибн Бармака как одного из его главных министров. К тому же его агенты покупали на северных границах тюркских рабов для использования на халифской службе.

В итоге Аббасиды в результате этой политики оказались между двух стульев. Будучи арабской династией, они пренебрегли преданностью своих соплеменников, полагаясь на платные услуги персов и тюрков, которые в конце концов сами захватили власть, когда арабы, сознательно ослабленные династией, утратили способность сопротивляться.

* * *

Махди, сын Мансура, унаследовал халифат в октябре 775 г., не встретив противодействия. Ему исполнилось тридцать три; он был молод, красив, великодушен и любим народом. Он был прапраправнуком Аббаса, дяди Пророка. Через год после восшествия на трон он отправил из Басры хорошо оснащенную экспедицию на завоевание Индии. Она захватила город Барабад, точно неизвестно, где находившийся. В одном из рассказов утверждается, что речь шла о карательной операции против индийских пиратов, нападавших на арабские торговые суда. Многие воины умерли от болезней, часть кораблей разбилась, и поход оказался удачным лишь отчасти.

В 777 г. в Хорасане разразилось новое восстание под руководством некоего Юсуфа ал-Барама. После нескольких жестоких сражений мятеж был подавлен, а Юсуф со своими главными сторонниками в цепях доставлен в Багдад. Им отрубили руки и ноги, затем обезглавили, а мертвые тела распяли на верхнем мосту через Тигр. С этих пор головы или тела бунтовщиков регулярно выставлялись на обозрение на мостах через эту реку, как в Лондоне на воротах Тауэра. Любопытно отметить эти восстания против Аббасидов в Хорасане, с учетом того, как много хорасанцев занимало высокие посты в гражданской администрации и в армии. Правда, Мансур незадолго до смерти якобы наказал Махди всегда заботиться о жителях Хорасана, «на которых опирается трон».

В сентябре 777 г. Махди совершил паломничество в Мекку в сопровождении каравана верблюдов, груженных ящиками со снегом для охлаждения напитков Повелителя правоверных в пустынях Аравии, которые каких-то сто пятьдесят лет назад были домом для его выносливых предков.

Гражданская война между Аббасидами и Омейядами, а затем скаредность халифа Мансура ослабили арабские силы на византийской границе, что позволило энергичному императору Константину V, сыну Льва Исавра, отодвинуть границу обратно к востоку, овладев перевалами Тавра. В 778 г. арабы потерпели поражение у Марата, далеко к востоку от Тавра. В 780 г. византийцы снова перешли в наступление, хотя арабам в конце концов удалось вернуть Хадес. Махди вознамерился вернуть себе инициативу и престиж, которым арабы обладали на протяжении всего периода правления Омейядов. Командование боевыми действиями было поручено второму сыну халифа Харуну, а Халид ибн Бармак и его сын Яхья стали главными политическими советниками Харуна.

Летом 781 г. Харун вторгся на византийскую территорию. Хотя ничего особенного арабы не добились, они удерживали инициативу все лето. Их позицию облегчили смерть в 780 г. императора Льва IV, сына Константина V, и приход к власти его вдовы императрицы Ирины, правившей от имени его малолетнего сына Константина VI.

В феврале 782 г. Харун снова отправился в поход с огромной армией численностью примерно в 95 000 человек, снаряженной со всей возможной щедростью. Пройдя огнем и мечом по всей Малой Азии, он достиг Босфора и через узкий пролив видел стены и башни самого Константинополя. Ирина, не зная, что предпринять, просила мира. Между ней и Харуном циркулировали посольства. Наконец, было заключено соглашение, согласно которому империя должна была платить халифу ежегодную дань в размере 70 000 динаров. Этим унижением Византии халифат восстановил свое военное господство, которое удерживал при великих Омейядах. Харун вернулся с войны, окруженный ореолом славы, и получил пост наместника Армении и Азербайджана. Яхья ибн Бармак остался его главным секретарем.

В 782 г. Махди распорядился о принесении присяги на верность двум своим сыновьям как официальным наследникам, одновременно наделив каждого из них титулом. Старшего, Мусу, назвали ал-Хади, а Харуна стали наименовать ар-Рашидом. В 783 г. в Джурджане и Табаристане на южном конце Каспийского моря начались волнения, и Муса ал-Хади был послан туда во главе армии для наведения порядка.

В июле 785 г. халиф, видимо, задумал поставить Харуна первым в списке наследников, минуя его брата Мусу ал-Хади, но у последнего это намерение не встретило сочувствия. Как и в предыдущем случае Исы ибн Мусы, представители народа присягнули Мусе ал-Хади, и освободить их от этой клятвы мог только он сам, объявив о своем добровольном отречении. В августе 785 г. халиф Махди находился в персидских горах примерно в пятидесяти милях к югу от Керманшаха, очевидно, на пути в Северную Персию, чтобы встретиться с Мусой по поводу своего намерения поменять наследников местами.

Утром халиф отправился охотиться на газелей, поскольку страстно любил это развлечение. Собаки, возможно персидские борзые, погнались за газелью, а Махди во весь опор скакал за ними, и тут на их пути встретилось полуразрушенное здание. Лошадь халифа, видимо, галопом промчалась под аркой, и Махди ударился об нее головой и упал. Он сломал позвоночник и сразу же умер. Случилось это 4 августа 785 г. Ему было сорок три года, а правление его продолжалось десять лет.

* * *

Скупой Мансур оставил в казне империи колоссальные денежные суммы. Махди, когда он взошел на трон, был красивым и обходительным принцем. По-видимому, он хотел избежать обвинения в жадности, которое прилепилось к его отцу. Его щедрость или, быть может, скорее его расточительность была так велика, что за короткое время он растратил большую часть денег, накопленных за долгое и осторожное правление Мансура.

Ас-Саффах и Мансур выросли как заговорщики и после революции укрепляли свою власть с помощью пролития крови, особенно крови своих родичей бану Омейя и бану Али. Махди во время революции был еще ребенком и вырос принцем. Поэтому он меньше боялся заговоров, чем его отец, и был менее мстительным по отношению к Омейядам и Алидам.

Возможно, он стремился к популярности и добился ее, обладая приятным и добродушным характером. Он удосуживался выслушивать жалобы и врачевать обиды, приказал освободить многих людей, заключенных в тюрьмы его отцом, включая даже тех, кто подозревался в политической оппозиции режиму. Он великодушно обошелся с уцелевшими потомками Масламы ибн Абд ал-Малика, старого омейядского воина, так долго сражавшегося с византийцами, и в целом, кажется, стремился искупить кровавые убийства Омейядов и Алидов, совершенные халифами ас-Саффахом и Мансуром. Хотя иногда Махди овладевали приступы яростного гнева, в целом он, видимо, был способным, снисходительным и великодушным правителем.

Мансур осуждал музыку и легкомыслие, а Махди и здесь контрастировал со своим отцом, так как любил роскошь, вино и прекрасный пол. В стихотворении, прославляющем его любимого вольноотпущенника и близкого друга, он написал:

Как и у халифа Йазида ибн Абд ал-Малика, у Махди была рабыня, к которой он особенно привязался и которая, как рассказывается, платила ему ответной любовью. Девушки-рабыни уже не были лишь средством удовлетворения страсти своих владельцев. Теперь от них ждали музыкального мастерства и владения искусством арабской поэзии. Махди вполне мог в любой момент обратиться к своему товарищу, будь то мужчина или женщина, со словами: «Какой приятный вечер» или «Мы хорошо провели день на охоте. Сымпровизируй для меня несколько строк в честь этого события». Сам халиф был наделен незаурядным литературным талантом. Его близким друзьям требовалось и хорошее образование, и изрядный поэтический дар, чтобы создавать импровизированные стихи нужного качества.

Пропаганда Абу Муслима, вызвавшая столь масштабную революцию против Омейядов, осуждала их халифов, пьющих вино, и обещала, что под властью семьи Пророка произойдет возврат к истинной религии. Эти посулы оказались не более чем «предвыборными обещаниями», которые были забыты, как только бану Аббас закрепились у власти.

В течение десяти лет своего правления Махди, по-прежнему опираясь на хорасанцев подобно своему отцу, оказал арабам немало милостей и не раз проявил великодушие. В отличие от большинства Аббасидов, его матерью была арабская принцесса из племени Йемен, жена Мансура, а не простая наложница-рабыня. Он выстроил себе дворец в Ракке на Евфрате и значительно расширил двор Каабы в Мекке, приказав снести множество домов, чтобы увеличить открытое пространство, окружающее Дом Бога. Он также начал работу по расстановке гвардейских постов и резервуаров для воды вдоль паломнических маршрутов через Аравию в Медину и Мекку.

Хотя Махди и не отказывал себе в удовольствиях роскоши, внешне он проявлял огромное уважение к религии. В его правление в Хорасане появилась и быстро распространилась новая секта зиндиков. Ее учение, по-видимому, представляло собой смесь ислама с веяниями других восточных религий, хотя так стали называть любого еретика. Махди доказал свое правоверие активным преследованием этих сектантов.

В некоторых чертах характера Махди серьезно отличался от своего отца, но общий курс на восток сохранялся. Перенос столицы в Багдад окружил двор персидскими влияниями и отрезал его от средиземноморского и римского мира. Читая бесчисленные анекдоты, которые любят рассказывать арабские историки, стоит отметить, что халифы все чаще обнаруживают тенденцию заводить себе близких друзей и товарищей не из среды арабской аристократии, а из числа своих вольноотпущенников, рабов и наложниц. Персидская система управления окружала древних царей ореолом полубожественной славы, но подобный статус был неприемлем для скептического ума арабов, которые неизменно стремились критиковать и даже насмехаться над своими правителями. В результате ослабления арабских вождей и роста персидского влияния Аббасиды уже окружили себя низкопоклонством, на которое арабы шли не часто, в отличие от вольноотпущенников и рабов, соглашавшихся на него с охотой.

Одной из хорошо различимых примет этой тенденции к деспотизму было все более частое назначение слуг халифа на важные посты, в том числе и наместниками в провинциях. В то же время работа центральной администрации в Багдаде стала более упорядоченной. Уже те времена возникли аналоги наших современных департаментов правосудия, финансов и обороны под названием диванов, и в их работе было занято огромное количество правительственных чиновников. Контроль над всеми департаментами теперь был поручен верховному министру правительства, который назывался визирем и был подотчетен одному халифу. Это нововведение, появившееся при Махди, в конечном счете оказалось пагубным для Аббасидов, которые все больше склонялись к тому, чтобы перепоручить своим визирям все государственные дела. Многие старшие чиновники и наместники провинций были вольноотпущенниками халифа. Мы уже знаем, что отпущенные рабы считались связанными нравственным долгом, повелевавшим им всю жизнь служить интересам своего освободителя. Поэтому широкое использование вольноотпущенников на постах, связанных с управлением, означало, что они хранили верность не мусульманской общине, а одному халифу. Даже если чиновники не были вольноотпущенниками, это были карьеристы, а их социальное положение во многих случаях основывалось лишь на исполняемой должности. Во времена Омейядов, напротив, правительству служил аристократический класс, состоявший отчасти из арабской племенной знати и отчасти из потомков Помощников Пророка. Эти члены великих родов всегда отличались гордостью и часто непокорством, но их существование удерживало халифа в положении первого среди равных. Замена этой аристократии чиновниками-карьеристами, многие из которых в прошлом были рабами, не оставила в империи никого, кто дерзнул бы критиковать волю халифа или сопротивляться его прихотям.

Арабская племенная аристократия не была особенно просвещенной и фактически большую часть времени проводила на войне. Но самим своим существованием она ограничивала деспотизм халифа. Не впервые в истории исчезновение аристократии и создание бесклассового общества открыло дорогу для неограниченной тирании.

Однако, оплакивая рост деспотизма, мы должны признать, что в других областях правление Аббасидов стало шагом вперед. Махди был интеллектуален и начитан. Образование, наука и литература продолжали стремительно развиваться. О возмужании империи говорило и возрастание роли торговли и производства, а также рост зажиточного торгового сословия, о котором мы в дальнейшем поговорим более подробно. В омейядский период господствовал рыцарский и воинственный дух, отличительной чертой эпохи Аббасидов стали искусства и ремесла.

* * *

Муса ал-Хади унаследовал халифат после смерти отца. В то время как Махди, в отличие от Мансура, поступал с Алидами великодушно, вернув им имущество, конфискованное его отцом, и назначив им пособие, Хади отменил эти привилегии и обращался с ними сурово. В результате через девять месяцев в Мекке началось новое алидское восстание, и на этот раз его целью стало возведение на трон Хусейна[116] ибн Али ибн Хасана ибн Хасана ибн Али ибн Аби Талиба. Мятеж был скоро подавлен, а Хусейна убили в незначительном столкновении при Фахе в шести милях от Мекки. Когда голову Хусейна прислали халифу Хади в Багдад, он расплакался. «Ты вошел ко мне, крича: „Добрые вести! Добрые вести!“ — сказал он гонцу, — как будто принес голову тюрка или язычника. Разве ты не знаешь, что эта голова принадлежит прапраправнуку Посланника Божия?» Тем не менее понятно, что вызвала этот бунт именно его политика.

Несмотря на явную способность Хади к состраданию, в Мекке и Медине начались неизбежные пытки, казни и конфискации. Именно после этого восстания из Мекки бежал Идрис ибн Абдаллах ибн Хасан[117]. Он был братом Мухаммада и Ибрахима, которые в 762 г. восстали против Мансура. В сопровождении всего одного вольноотпущенника он отправился в Египет. Там ему помог Вазих, вольноотпущенник семьи халифа, отвечавший за департамент почты и разведки в Египте. Потомки Пророка по его дочери Фатиме все еще вызывали почтение у многих верных и простодушных мусульман, и, вероятно, именно из этих чистых побуждений Вазих помог Идрису бежать в Танжер. Узнав о поступке Вазиха, халиф Харун был вынужден немедленно казнить его с последующим распятием мертвого тела.

Из Танжера Идрис отправился в Волубилис, древний римский город у подножия Атласа, где и доныне остатки разрушенных колоннад и развалины храмов свидетельствуют о былом великолепии Рима. Арабам Волубилис был известен как Валила[118]. Здесь Идриса ждал сердечный прием. Берберские племена, уже обращенные в ислам, приняли его с почетом как потомка Посланника Божия и врага существующей власти, поскольку берберы, как ирландец из известной поговорки, неизменно находились в оппозиции к любому правителю. Вскоре к нему присоединились и некоторые арабы, которые по той или иной причине не ладили с династией Аббасидов.

Должно быть, Идрис был выдающейся личностью, потому что за три или четыре года он вступил в союзнические отношения с несколькими другими берберскими племенами района Атласа и распространил свое влияние на всю территорию нынешнего Марокко, а на востоке — до Тлемсена в современном Алжире. Найдя Валилу слишком маленькой или, возможно, желая основать собственную столицу, он начал строить город Фез, или, правильнее, Фас. Местоположение Феза было выбрано удачно. Расположенный на западных предгорьях Атласа и в изобилии обеспеченный водой, он контролировал ущелье Таза — проход между горами Риф и Атлас, ведущий из Ифрикии в Магриб или современный Марокко.

Таким образом, все три конкурирующих курайшитских клана в тот момент владели независимыми государствами. В Магрибе правил Идрис ибн Абдаллах из рода Али с титулом имама (первоначально это слово обозначало лишь главу религиозного собрания во время молитвы, но теперь шииты придали ему мистический смысл). В Андалусе как независимый монарх правил Абд ар-Рахман ибн Муавия, Омейяд, с титулом эмира, а Аббасиды в Багдаде по-прежнему владели основной частью империи, нося звание Повелителей правоверных.

* * *

Как ни любил халиф Махди рабынь, существовала одна женщина, которая имела на него особое влияние. Ее звали Хайзуран, и сначала она была одной из его наложниц. Именно она стала матерью новых халифов Хади и Харуна. Так велико было ее влияние на Махди, что придворные, военачальники и чиновники обыкновенно старались заручиться ее благосклонностью, надеясь, что она замолвит за них словечко халифу.

Когда Хади сменил отца, Хайзуран продолжала принимать у себя влиятельных людей и вмешиваться в государственные дела, чтобы обеспечить продвижение своим протеже, или дать совет — или, быть может, приказ — своему сыну. В конце концов молодой халиф восстал против материнской власти, и между матерью и сыном произошла гневная сцена. Хади запретил чиновникам и офицерам навещать свою мать, а Хайзуран поклялась, что никогда больше не заговорит со своим первенцем. Одновременно у халифа Хади возникли трения и с братом Харуном.

Напомним, что Махди приказал народу присягнуть Хади как официальному наследнику и Харуну, как преемнику Хади. Теперь последний вознамерился исключить Харуна из наследования и получить клятвы на верность своему собственному сыну Джафару. И снова это можно было сделать только в том случае, если бы Харун добровольно отрекся, тем самым освободив от клятвы тех, кто присягнул ему как наследнику Хади. После своей ссоры с Хади Хайзуран поддержала Харуна. Яхья ибн Бармак, или Бармакид, тоже активно вербовал сторонников своему господину, Харуну, пока Хади не посадил его в тюрьму. В этих трудных обстоятельствах Харун, видимо, вел себя довольно тихо. Отказываясь отречься от своего права наследования, он проявлял сдержанность в отношении Хади, обещая заботиться о его сыновьях, женить их на собственных дочерях и обращаться с ними как с родными детьми.

В такой обстановке у Хади неожиданно начались боли в животе, и через четыре дня он умер. По некоторым рассказам можно заключить, что он страдал язвой желудка, но ввиду семейных трений невозможно было избежать слухов о том, что его отравила мать. Тем не менее во время его последней болезни она была у его постели, и, когда он умирал, она держала его за руку. Он пробыл халифом всего год и два месяца и умер в возрасте двадцати шести лет. Смерть его наступила 15 сентября 786 г.

По внешности Хади был высоким, светловолосым и красивым. Его красота давала ему некоторую популярность, но, похоже, он был распущенным и расточительным, хотя, вероятно, привлекательным и даже исполненным благих намерений. Он всецело находился под каблуком у своей матери Хайзуран, пока наконец не взбунтовался, за чем последовала темпераментная семейная сцена.

Интересно отметить, что за год правления Хади паломнический маршрут через Аравию из Багдада в Мекку стал небезопасным из-за разбоя кочевых арабских племен. В течение ста пятидесяти лет после смерти Пророка они были поборниками религии и оплотом империи. Теперь растущее влияние неарабских чиновников снова поставило их в оппозицию по отношению к правительству, и в этом положении им предстояло оставаться почти до наших дней. После свержения Омейядов Аббасидами тридцать пять лет назад язык историков стал заметно меняться. Если раньше они постоянно восхваляли свободных арабов пустыни, то теперь в их трудах начали появляться упоминания о глупых, невежественных кочевниках, и это говорилось в тех же самых словах, которые мы слышим сегодня от представителей правящих классов в Багдаде, Дамаске и Каире.

В последний год жизни Махди византийское правительство отказалось следовать унизительному соглашению, заключенному три года назад между Харуном ар-Рашидом и императрицей Ириной. Политические перемены были связаны с тем, что сын Ирины Константин VI достиг совершеннолетия и отобрал власть у своей матери. В правление Хади на границе возобновились бессистемные военные действия.