Арабская империя

Глава XIII ЛОМАНЫЙ ГРОШ

Воцарение Мансура - 754 г.

Абд ар-Рахман ибн Муавия высаживается в Испании - 755 г.

Восстание Мухаммада и Ибрахима, сыновей Абдаллаха ибн Хасана - 762 г.

Абд ар-Рахман становится правителем Испании - 763 г.

Основание Багдада - 763 г.

Халиф Мансур.

Абу Муслим, лидер революции.

Халид ибн Бармак, первый из Бармекидов.

Абд ар-Рахман ибн Муавия, Омейяд, захвативший Испанию.

Омар ибн Хафс, наместник Синда.

Абу Джафар все еще совершал свое паломничество в Мекку, когда его достигла весть о смерти халифа ас-Саффаха. Он поспешно вернулся в Куфу, а затем в Анбар и был объявлен халифом с титулом Мансур[103], Победоносный, и принял присягу от горожан. Тем временем, как уже упоминалось, его дядя, Абдаллах ибн Али, отправился в поход на Византийскую империю. Однако, не успев добраться до границы, он также узнал о смерти ас-Саффаха. Призвав своих военачальников на совет, он объявил себя претендентом на трон, и его армия тотчас же провозгласила его новым Повелителем правоверных. Поворотившись спиной к неприятелю, войска двинулись маршем назад в Джазиру.

В этот критический момент халиф Мансур обратился к Абу Муслиму, убить которого он советовал три месяца назад своему брату. Поскольку в армии Абдаллаха ибн Али было немало сирийцев, халиф осознавал, что теперь его победа в очередной раз зависит от хорасанской армии, в глазах которой Абу Муслим пользовался непререкаемым авторитетом. Две армии столкнулись вблизи Нисибина в Джазире, но силы были настолько равны, что оба противника не решались рискнуть всем в позиционной битве. После нескольких месяцев маневров, в декабре 754 г., наконец произошло генеральное сражение, в котором благодаря великолепному полководческому искусству Абу Муслима армия халифа одержала полную победу.

«Что нам теперь делать?» — воскликнул Абдаллах ибн Али, обращаясь к своему арабскому приверженцу, когда его армия обратилась в бегство.

«Я помню, — искренне ответил его товарищ, — как после битвы при Забе ты сказал: „Да проклянет Бог Марвана, потому что он испугался и бежал“. Мне кажется, что после тех слов тебе стоит сражаться до тех пор, пока тебя не убьют». Однако такое предложение принято не было, и коварный дядя халифа устремился прочь с поля боя, чтобы в конце концов найти приют у своего брата Сулеймана ибн Али, наместника Басры.

Тем не менее великая победа отнюдь не успокоила халифа Мансура, как я отныне буду его называть, потому что Абу Муслима он боялся больше, чем своего дядю Абдаллаха ибн Али. Абу Муслим представлял опасность в силу своего влияния в Персии и того уважения, которое питала к нему хорасанская армия. Поэтому халиф написал ему льстивое письмо, поздравляя со столь блистательной победой и сообщая, что он назначается наместником Сирии и Египта.

Однако Абу Муслим был слишком проницателен, чтобы поддаться на столь очевидную уловку, призванную отделить его от хорасанских воинов, у которых он пользовался столь высоким авторитетом. Поэтому он коротко ответил, что возвращается в Хорасан. Если он так и сделает, думал Мансур, то сможет бросить вызов халифу, поскольку большинство воинов, на которых теперь опирались Аббасиды, были персами. Поэтому Мансур направил к нему депутацию младших членов клана бану Аббас с самыми настойчивыми приглашениями по дороге посетить халифский двор.

У Абу Муслима появились подозрения. Его подчиненные советовали ему не принимать приглашения. В конце концов, после долгих размышлений он решил согласиться. Мансур встретил его, сидя один в шатре, предварительно спрятав за занавесом четверых доверенных людей из своей личной охраны. По его хлопку они должны были выйти и нанести удар. Когда Абу Муслим вошел, повелитель правоверных стал упрекать и оскорблять его, но тот отвечал извинениями и попытался поцеловать руку халифа, который уклонился от этого и хлопнул в ладоши. Появились четыре воина и обрушились на свою жертву, в то время как Мансур кричал: «Бей его! Бей!» Последние слова Абу Муслима якобы были: «Прости меня», но невозможно понять, у кого он просил прощения, у Бога или у Мансура. Его тело было завернуто в ковер и брошено в Тигр, на берегу которого у Мадаина стоял его лагерь.

Некоторую тревогу вызывало то, как отнесется к случившемуся армия, но халиф вручил крупные денежные суммы нескольким старшим военачальникам, и дело обошлось без резких выступлений. Избавившись от человека, которому он был обязан троном, Повелитель правоверных почувствовал себя более уверенно. Действительно ли Абу Муслим угрожал династии, или на самом деле он был ее самоотверженным и преданным слугой, мы уже никогда не узнаем.

В Персии имя Абу Муслима еще долго помнили и почитали, особенно секта хуррамитов, о которой мы поговорим более подробно в одной из следующих глав. Некоторые из этих сектантов даже верили, что однажды он вернется на землю как обещанный Махди, который установит царство мира и справедливости.

Аббасиды были настолько поглощены вначале революционной борьбой, а затем ликвидацией Абу Муслима, что летние набеги на территорию Византии прекратились. В первое лето после прихода к власти Мансура император Константин V Копроним («имя-которого-навоз») поменялся ролями с арабами. На этот раз в летний поход отправились византийцы. Во время этого набега они захватили и разрушили Малатию. На следующий год арабы отстроили этот город, но в течение последующих семи лет новых походов арабов на византийскую территорию фактически не было.

Абдаллах ибн Али, дядя Мансура, по смерти ас-Саффаха сам заявил права на халифат, но был разгромлен Абу Муслимом и укрылся в Басре у своего брата Сулеймана ибн Али. Оттуда он послал халифу свою клятву в верности. В 756 г. последний пригласил Абдаллаха ибн Али и главных военачальников, которые его поддерживали, прибыть к нему в Куфу, обещая неприкосновенность. Не успели они приехать, как Абдаллах был брошен в тюрьму, а большая часть его сподвижников обезглавлена. Впоследствии Абдаллаха убили в темнице.

Любопытно, что, хотя хорасанская армия стала орудием, поднявшим Аббасидов на вершину власти, недовольство в этой провинции не улеглось, как и во дни Омейядов. В этом восстании в Хорасане была патетическая нотка; повстанцы заявляли, что они привели к власти семью Пророка, чтобы установить царство милосердия и справедливости, а не ради появления новой череды кровожадных тиранов. Стерпеть подобные оскорбительные выпады со стороны подданных было нельзя, и движение было быстро подавлено. Мессианские мечты, породившие всеобщую революцию против Омейядов, теперь, несомненно, растаяли. Если Аббасиды были не хуже, чем Омейяды, то, уж конечно, они были ничуть не лучше. Но, во всяком случае, теперь они уверенно сидели в седле, и сожаления уже не имели никакой ценности.

Один класс, определенно, выиграл от этой перемены, и это были персы, обращенные в ислам, которым при Омейядах всегда отказывали в социальном равенстве с арабами. Теперь они заняли многие ведущие политические посты, включая должность главного сборщика налогов, доставшуюся Халиду ибн Бармаку, уроженцу Балха, который попал в Ирак в составе армии, присланной Абу Муслимом.

* * *

Один молодой человек уцелел при почти полном истреблении семейства бану Омейя. Его имя было Абд ар-Рахман ибн Муавия, и он доводился внуком халифу Хишаму. Надо вспомнить, что Абдаллах ибн Али выпустил воззвание, предлагая амнистию членам бану Омейя и приглашая их в Дамаск на пир. Примерно восемьдесят Омейядов приняли приглашение и были безжалостно убиты в пиршественном зале. У Абд ар-Рахмана и его брата Яхьи предложенное помилование вызвало подозрения, и они не явились во дворец. Однако их отсутствие не осталось незамеченным, и на их поимку и убийство были немедленно отправлены воины. Яхью схватили и предали смерти, но когда воины пришли за Абд ар-Рахманом, тот по счастливой случайности оказался на охоте. Предупрежденный верным слугой, он сумел укрыться в своем сельском доме на берегу Евфрата. Но через несколько дней и здесь показались приближающиеся черные знамена, и у принца хватило времени только на то, чтобы убежать пешком вместе с младшим братом и залечь в зарослях кустарника на берегу реки. Однако один из рабов указал убийцам место, где скрывались беглецы. Вскоре туда во весь опор примчался конный отряд и окружил лесок. Два принца бросились в Евфрат, но младший из них скоро устал. Солдаты позвали его вернуться, обещая не причинять ему вреда, и юноша повернул к берегу. Не успел он с трудом выбраться из воды, как тотчас же ему отрубили голову. Обессиленный Абд ар-Рахман, совсем один, остался на противоположном берегу.

Путешествуя без спутников, он неузнанным добрался до Палестины, и здесь к нему присоединились двое преданных слуг, Бедр и Салим, которые принесли с собой деньги и драгоценности, спрятав их в одежде. Достигнув Египта, трое скитальцев после череды чудесных спасений оказались в Барке, где прятались в течение некоторого времени. Правителем Ифрикии в то время был некий Абд ар-Рахман ибн Хабиб, который захватил власть, воспользовавшись всеобщим смятением, вызванным аббасидской революцией. Приходясь праправнуком знаменитому Окбе ибн Нафи, основателю Кайравана, он надеялся под шумок создать в Ифрикии собственное независимое государство. Разоблачив двух других беглецов из семьи Омейядов, сыновей беспутного халифа Валида II, ибн Хабиб поймал и казнил их. Зная о судьбе своих родичей, Абд ар-Рахман ибн Муавия и его верный слуга Бедр (поскольку Салим вернулся в Сирию) бежали в Атласские горы к берберам. В конце концов, после пяти лет скитаний без гроша за душой, двое гонимых беглецов добрались до Сеуты вблизи Гибралтарского пролива и задумали переправиться в Испанию, где оставалось немало вождей и вольноотпущенников клана бану Омейя. Мы уже знаем, что в арабском обществе на вольноотпущенниках лежало моральное обязательство из поколения в поколение служить потомкам человека, который даровал свободу последнему рабу в их роде.

Исходя из этого, Бедр перебрался в Испанию, чтобы проверить, готовы ли обосновавшиеся там омейядские вольноотпущенники поддержать беглого принца. Вольноотпущенники, как и повелевал их священный долг, немедленно объявили, что готовы пожертвовать жизнью за своих господ. Тогдашний наместник Испании принадлежал к кейситской партии, поэтому двое предводителей вольноотпущенников попытались обратиться к этой группировке, но не имели успеха. Однако йемениты, оказавшиеся не у дел, с радостью предложили свое содействие. После нескольких месяцев отсутствия Бедр поспешил назад в Африку, где его встретил встревоженный хозяин. Было решено немедленно сесть на судно, отправляющееся в Испанию, и в сентябре 755 г. Абд ар-Рахман высадился в Ал-Мунекаре, примерно в сорока пяти милях к востоку от Малаги.

Наместником Андалуса[104] был Юсуф ал-Фихри, также претендовавший на происхождение от Окбы ибн Нафи, первого завоевателя Ифрикии. Когда на юге высадился Абд ар-Рахман ибн Муавия, Юсуф вел военные действия в области Сарагосы, но, услышав о прибытии принца, вернулся в свою столицу Кордову. Ему недоставало решительности, и, вместо того чтобы без промедления напасть на своего врага и горстку его сторонников, он направил к нему эмиссаров для переговоров, предложив Абд ар-Рахману руку своей дочери и земельные владения, если он не станет претендовать на пост правителя страны. Переговоры провалились, и посланники вернулись в Кордову, но, поскольку началась зима, наместник отложил начало военной акции до улучшения погоды.

Весной Абд ар-Рахман начал действовать первым. Ему благоприятствовало то, что в южной части Андалуса жило множество арабов из Сирии, включая отряды из Дамаска, Хомса и Иордании. Немалое их число присоединилось к нему, как и большинство йеменитов, и в середине марта он занял Севилью, где привел к присяге многих своих сторонников. Однако к тому времени наместник Юсуф уже шел на Севилью, двигаясь по северному берегу Гвадалквивира, арабской Вади ал-Кабир, что значит «Великая река».

В пятницу 14 мая 756 г. две армии встали лицом к лицу на берегу реки у Мусары. Сражение продолжалось недолго. Сторонники омейядского принца быстро прорвали линию противника, наместник бросился спасаться бегством, а Абд ар-Рахман с триумфом вошел в Кордову, возглавил молитву в большой мечети и прочитал собравшимся проповедь. Однако тем временем йемениты, которые сражались скорее по старой вражде с кейситами, чем ради омейядского принца, вышли из повиновения и начали грабить город, включая дворец наместника Юсуфа, из-за чего жены, дочери и служанки последнего оказались в большой опасности. Юный Абд ар-Рахман, которому было всего двадцать шесть, прибыл как раз вовремя, чтобы спасти дам, с которыми обращался с таким рыцарственным уважением, что в благодарность они подарили ему молодую рабыню, впоследствии ставшую матерью Хишама, второго омейядского эмира Андалуса.

Теперь мужество покинуло наместника Юсуфа, и он пошел на переговоры. Он признал принца правителем Андалуса при условии всеобщей амнистии, и очень скоро, в июле 756 г., был заключен мир. Но Юсуф все еще не вполне примирился с утратой власти и, незаметно ускользнув из Кордовы, собрал в Мериде новую армию, с которой двинулся на Севилью. Гарнизон вышел из города ему навстречу, и два войска выстроились в боевом порядке.

Согласно древнему арабскому обычаю, сражение началось с единоборства. Вперед выступил огромный бербер, вольноотпущенник Юсуфа, и бросил вызов любому воину из армии Омейядов.

Когда добровольцев, готовых его принять, не оказалось, Абд ал-Малик, омейядский полководец, приказал своему сыну выйти вперед и избавить их от позора. Но когда тот сделал шаг из рядов, его остановил абиссинский вольноотпущенник Абд ал-Малика и со всей почтительностью настоял на том, чтобы самому занять его место. Поединок на глазах у обеих армий длился долго, но земля была мокра от дождя, и, в конце концов, бербер поскользнулся. Абиссинец в мгновение ока бросился на него и убил, в то время как омейядская армия подняла громкий крик «Аллаху Акбар». Этот случай интересен как иллюстрация преданности вольноотпущенников и их радения за честь господской семьи. Затем начался бой, и снова Омейяды победили, а наместник Юсуф был убит во время погони.

Однако Андалус по-прежнему раздирали восстания и гражданские войны. В 763 г., во время бунта фихритов (племени, к которому принадлежал бывший наместник Юсуф), к последним присоединился Ала ибн Мугис. Его прислал халиф Мансур, чтобы овладеть Испанией для Аббасидов, и с ним было черное знамя, врученное ему Повелителем правоверных. Под начало ибн Мугиса встали фихритские мятежники и многие другие арабские племена. Скоро положение Абд ар-Рахмана стало отчаянным, и в течение двух месяцев его держали взаперти в Кармоне, небольшом городе недалеко от Севильи, преобладающие силы аббасидского наместника.

Абд ар-Рахман решил, что у него есть лишь два выхода: победа или смерть. Собрав семьсот лучших воинов, он приказал разжечь костер у севильских ворот. Ворота были распахнуты, и, выходя, каждый воин бросал в огонь ножны своего меча. Затем, стремительно бросившись в атаку, маленький отряд во главе с молодым принцем полностью разгромил осаждающих, перебив всех их вождей. Головы аббасидского ставленника Алы ибн Мугиса и его главных сторонников были отрезаны, обработаны камфарой с солью и завернуты в черное знамя халифа и грамоту с назначением Алы на пост наместника Андалуса. К уху каждой головы был прикреплен ярлык, на котором значилось имя и титул ее бывшего владельца. Эта жуткая посылка, упакованная в мешок, была отправлена с гонцом, которому было уплачено хорошее вознаграждение, и, наконец, достигла халифа Мансура, который, получив ее, якобы возблагодарил Бога за то, что столь беспощадный враг, как Абд ар-Рахман из клана Омейядов, находится так далеко по ту сторону моря. Таким образом, всего через тринадцать лет после захвата власти Аббасидами империя уже начала рушиться.

* * *

В 762 г. произошло еще одно из бесполезных, но трагических восстаний потомков Али ибн Аби Талиба. Напомним, что пропаганда Абу Муслима использовала лозунг «Семьи», который многие шииты относили к семейству Али. Поэтому, когда революция завершилась приходом к халифату семьи Аббаса, приверженцы Али посчитали себя обманутыми. В это время в Медине жили два молодых человека, Мухаммад и Ибрахим, сыновья Абдаллаха ибн Хасана ибн Хасана ибн Али ибн Аби Талиба, которые, судя по слухам, достаточно резко высказывались на этот счет[105].

Как нам уже известно, в 754 г. Мансур отправился в паломничество в Мекку и еще не успел его завершить, когда узнал о смерти Саффаха и своем собственном возвышении. Когда он был в Мекке, совершая свое паломничество, он обратил внимание, что ни Мухаммад, ни Ибрахим не пришли к нему, чтобы засвидетельствовать свое уважение.

В 761 г. халиф Мансур снова совершил паломничество и, будучи в Хиджазе, потребовал присутствия Мухаммада и Ибрахима, которым обещал неприкосновенность. Однако Мухаммад в своем ответе с горечью спросил, означает ли обещанная ему неприкосновенность то же самое, что было предложено ибн Хубайру, дяде халифа Абдаллаху ибн Али и Абу Муслиму. Когда двое этих юношей не сдались, арестовали их отца и еще двенадцать мужчин, происходивших от Хасана, сына Али ибн Аби Талиба. Некоторые из них получили до ста ударов плетьми, их имущество было конфисковано, а сами они оказались в темнице Куфы. Абдаллах ибн Хасан, отец двоих молодых людей, был высечен в присутствии халифа Мансура, которому сказал с вызовом: «При Бадре мы поступали с вашими пленниками по-другому»[106]. Видя беспощадность халифа по отношению к их роду, молодые люди укрылись в горах Хиджаза. Многие потомки Хасана погибли в тюрьме.

Мухаммад в своей пропаганде подчеркивал, что происходит от Фатимы, дочери Пророка, в то время как матерью Мансура была берберская наложница. Мансур парировал тем, что сами шииты признают наследование имамата от отца к сыну. Значит, наследование по женской линии в счет не идет. В итоге в конце сентября 752 г. Мухаммад поднял знамя восстания в Хиджазе, быстро захватив Медину и Мекку. Ибрахим отправился в Басру, чтобы поднять восстание и там. Сторонники бану Али одевались в белое.

Получив известие об этом бунте, Мансур, по слухам, обратился за советом к старому полководцу, отличившемуся в войнах Марвана, спрашивая, какую военную акцию ему предпринять. Узнав о том, что центром восстания была Медина, старик ответил: «Хвала Богу! В этом месте нет ни пищи, ни оружия, ни людей. Пошли одного из своих вольноотпущенников в Вади ал-Кура и перережь их сообщение с Дамаском, и тогда мятеж выдохнется».

Эта краткая характеристика ситуации, данная в VIII в., представляет для нас особый интерес, поскольку во время Первой мировой войны турки сосредоточили в Медине значительные силы. Амир Фейсал и Т. Э. Лоуренс действовали в районе севернее Вади ал-Куры и свели на нет боевые операции турок, перерезав их сообщение с Дамаском. Вот как мало изменилась стратегия за истекшие двенадцать веков.

Однако халиф Мансур не был согласен морить восставших голодом, пока они не сдадутся. Он послал из Куфы через Аравийскую пустыню своего племянника Ису ибн Мусу ибн Мухаммада[107] с большой армией. Значительная часть этого войска состояла из хорасанцев.

Мухаммад ибн Абдаллах ибн Хасан, провозглашенный халифом в Медине, вскоре столкнулся с трудностями. Один из его сторонников убеждал его отправиться в поход на Египет, который он, возможно, сумеет покорить и тем самым обеспечить себя ресурсами, необходимыми для ведения войны. Но он заявил, что, как потомок Пророка, он будет защищать город Пророка от врагов Бога. Почти за полтора века до этого сам Мухаммад оборонял Медину от нападения неверных и с этой целью выкопал ров. Этот ров Пророка был восстановлен — видимо, по соображениям религиозного порядка, потому что против регулярной армии Аббасидов подобная мера не имела смысла.

В конце декабря 762 г. Иса ибн Муса со своей армией показался в окрестностях Медины и призвал мятежников сдаться. Обе стороны предложили друг другу признать Божью книгу и Предание, что представляло собой почти рутинную формальность, поскольку, разумеется, и те и другие заявили, что и так уже сделали это. Затем аббасидская армия заняла боевые позиции по периметру города, и последовала часовая бомбардировка камнями из баллист и обстрел из луков. Когда противоборствующие армии сошлись ближе, вперед выехали лучшие бойцы, вызывая вражеских воинов на единоборство. Из аббасидских рядов появился рыцарь, закованный в доспехи, а из войск Медины навстречу ему вышел пехотинец и предложил латнику спешиться, поскольку у его противника не было коня. Вызов был принят, воин в доспехах слез с лошади, отослал ее назад и в пешем бою был убит своим соперником.

Когда поединки закончились, Хумейд ибн Кахтаба, сын военачальника, приведшего армию Абу Муслима из Хорасана в Куфу, получил приказ возглавить атаку. Когда его воины достигли рва, то перебросили через него двери, сорванные с соседних домов, чтобы кавалерия смогла через него перебраться. После этого две армии столкнулись в отчаянной рукопашной, которая продолжалась с утра почти до самого вечера.

Мухаммад с удивительным великодушием освободил от обязательств перед собой всех тех, кто принес ему присягу, и сказал, что они могут бежать, если хотят. Многие жители Медины, собрав своих женщин и детей, укрылись в окрестных горах из страха перед бомбардировками и разграблением города. По свидетельству очевидца, вся аббасидская армия была одета в черное, и когда ее огромная масса двигалась к городу, казалось, что это покрытые лавой склоны вулканических гор Хиджаза ползут через равнину.

Ко второй половине дня стало ясно, что сопротивление продлится недолго. Мухаммад — удивительно современный штрих — сжег свою тайную переписку и поименный список своих приверженцев. Племя Джухейна одним из первых поддержало Пророка Мухаммада и теперь примкнуло к его потомку. Триста человек из этого племени приготовились к последнему бою. Мухаммад разрешил им бежать, но они отказались. Когда они скакали на врага, черное знамя Аббасидов уже развевалось над мечетью Пророка у них за спиной. Другой неприятельский отряд обошел их с фланга и ворвался в город. Триста героев спешились, каждый из них стреножил свою лошадь, чтобы бегство стало для него невозможным, и отбросил ножны. Три раза они штурмовали черные ряды своими тающими силами, и трижды были отброшены. Мухаммад получил удар мечом по голове. Он пал на колени с горестным криком: «Увы, я сын твоего Пророка, раненый, гонимый, отверженный». Затем какой-то воин пронзил его насквозь. Хумейд ибн Кахтаба поспешил отрезать ему голову, которая была отослана Исе, а от него, со специальным гонцом, к халифу Мансуру. Мы не слишком много знаем о Мухаммаде ибн Абдаллахе ибн Хасане, прозванном Чистая Душа, но, по-видимому, его религиозность была подлинной. Его брату Идрису[108] ибн Абдаллаху удалось бежать в Африку, и мы о нем еще услышим.

По приказу халифа Иса ибн Муса объявил амнистию и предотвратил грабеж. Своей суровостью по отношению к городу Пророка Омейяды вызвали когда-то слишком большую ненависть, чтобы Аббасидам захотелось последовать их примеру. Конфисковано было только имущество потомков Хасана сына Али. Случилось это в декабре 762 г., восстание продлилось чуть менее трех месяцев и продемонстрировало весь обычный героизм и неумелость бану Али.

Тем временем Ибрахим, брат Мухаммада, поднял параллельное восстание в Басре. Вместо того чтобы пересечь пустыню, он, видимо, следовал через Дамаск, Мосул и вниз по Тигру. Из-за продолжительности своего путешествия Ибрахим достиг Басры только в декабре 762 г., когда аббасидская армия уже была в Медине. Как только в Басре поднялось знамя восстания, халиф Мансур приказал Исе ибн Мусе спешно вернуться в Куфу.

Ибрахим захватил Ахваз и даже персидскую провинцию Фарс и двинулся на Куфу со значительной армией. Иса ибн Муса прибыл как раз вовремя, когда мятежная армия Ибрахима была всего в нескольких милях от Куфы, а халиф Мансур как раз заканчивал подготовку к побегу в Рей в Северной Персии. В битве у стен Куфы первая атака Ибрахима отбросила назад армию Аббасидов, и показалось, что впервые победа почти в руках у потоков Али. Затем откуда-то некий воин пустил стрелу наугад. Эта случайная стрела поразила Ибрахима в горло, и он упал вперед, обняв руками шею своего коня. Его приверженцы быстро спешились и положили его на землю, но через несколько минут он скончался. Его войско пришло в смятение, и Аббасиды пошли в контратаку. На следующее утро в Куфе халиф Мансур принимал своих гостей на аудиенции, держа в руках отрезанную голову Ибрахима, праправнука Посланника Божия.

* * *

Когда Мухаммад и Ибрахим подняли свои восстания против Мансура, первый отправил одного из своих сыновей в Синд, наместник которого Омар ибн Хафс, как считалось, благоволил делу потомков Али. Омар, который славился как воин, радушно встретил гостя и назначил день, когда он готов появиться на публике вместе с приближенными одетым в белое и отречься от своей лояльности семье Аббаса. Однако за день до того, как должен был состояться этот переворот, пришло известие о поражении мятежников и смерти Мухаммада. Белые одеяния и знамена спрятали подальше, а сын Мухаммада нашел убежище в Индии у местного раджи.

Новость о готовящемся перевороте в Синде достигла Мансура, который направил наместнику послание, полное гневных упреков. Омар ибн Хафс собрал вокруг себя родственников и зачитал им письмо халифа, предложив им высказать свое мнение о том, как теперь следует поступить. Один молодой член семьи вызвался пожертвовать жизнью. Он предложил, чтобы наместник арестовал его и посадил в тюрьму, а затем написал халифу, возлагая на него всю вину за заговор. «Если он убьет меня, — сказал юноша, — я, по крайней мере, буду знать, что умер, чтобы спасти всех вас» — замечательный пример преданности семье. После некоторых колебаний предложение было принято и донесение отослано. Халиф ответил приказом доставить к нему пленника в цепях. Едва он прибыл, как Мансур распорядился о его немедленной казни.

Но Мансура по-прежнему тревожили сомнения по поводу верности наместника Синда, и он как раз перебирал в уме подходящих кандидатов, которыми можно было бы его заменить, когда некий Хишам ибн Амр из племени Таглиб попросил аудиенции. Когда его приняли, он начал так: «В последнее время я дома обращаю внимание на свою сестру, и, видя ее красоту, ум и благочестие, я подумал, что она могла бы стать подходящей женой для Повелителя правоверных». Халиф отпустил посетителя, пообещав позже уведомить его о своем решении, а потом, повернувшись к одному из своих приближенных, заметил: «Я бы женился на этой девушке, если бы не стихотворение поэта Джарира[109]:

Боюсь, если я женюсь на этой девушке, она может родить мне сына, и народ покроет его позором, декламируя эти строки. Но пойди за Хишамом и скажи ему, что я благодарен за его заботу. Мне сейчас не нужна еще одна жена, но можешь сообщить ему, что в награду за его доброту я назначил его наместником Синда».

Эта история интересна не только как свидетельство о том, как Аббасиды выбирали наместников, но еще и как иллюстрация того безмерного страха быть опозоренным поэтическими колкостями, который всегда владел арабами. Даже сам Пророк был чувствителен к этим уколам. Арабское племя Таглиб было одним из старейших и самых благородных, и ядовитые слова поэта были абсолютно беспочвенны. Однако Хишама Таглиби послали наместником в Синд. Омар ибн Хафс был прямо из Синда переведен наместником в Ифрикию, и в следующей главе мы снова услышим о нем.

* * *

Самым известным деянием Мансура, которое к тому же повлияло на всю дальнейшую историю Арабской империи, стало основание Багдада. С момента захвата власти Аббасиды тринадцать лет обходились без столицы. Дамаск, так долго хранивший верность Омейядам, был бы слишком ненадежным. Аббасидов привела к власти армия из Хорасана. Как мы уже видели, Мансур намеревался отступить в Северную Персию в случае, если бы понес поражение от Ибрахима из рода Али. Он чувствовал себя в безопасности только тогда, когда его персидские сторонники были рядом, однако при империи, простирающейся на западе до Атлантического океана, столица, расположенная за горами Персии, оказалась бы слишком удаленной от центра его владений. По этим соображениям решением стала плодородная долина Тигра и Евфрата, и ас-Саффах, как нам уже известно, начал свое правление в замке у Куфы, а затем перебрался в Анбар. Однако жители Куфы были слишком ненадежными, чтобы стать приятными соседями, а вдобавок среди них было много шиитов.

Мансур провел много времени в самостоятельных поисках идеального места для новой столицы, доходя на севере до Мосула, и в конце концов выбрал участок на западном берегу Тигра, где город Багдад стоит и поныне. В этом месте Евфрат и Тигр разделяет менее двадцати миль. В VIII в. именно здесь в Тигр впадал судоходный канал Иса, вытекавший из Евфрата. Таким образом, товары из Сирии могли доставляться в Багдад водным путем, вниз по Евфрату из Алеппо и Ракки, поскольку в то время суда, по-видимому, могли проходить по этой реке без труда[110]. Точно так же торговые поставки из Индии и стран Персидского залива могли идти на кораблях вверх по Тигру, в то время как суда с зерном и продовольствием из Джазиры могли отправляться вниз по Тигру из Мосула. На востоке, как раз напротив новой столицы, на равнину спускалась из Хульвана главная дорога из Персии. Таким образом, Мансур был прав, восхваляя центральное положение Багдада и поздравляя себя с той проницательностью, которая позволила ему первым заметить это.

Но, находясь посередине между Сирией и Персией, Багдад был далек от центрального положения между Испанией, Марокко и Персией. Как мы уже объясняли, граница между Востоком и Западом в VIII в. (а в какой-то степени и сегодня) проходила не по побережью Средиземного моря, а пролегала от верховий Евфрата до Кавказа, по линии древней границы между Римом и Персией. Дамаск был римским и сирийским городом и смотрел в сторону Средиземноморья. Багдад, находившийся всего в двадцати милях от Мадаина, древней столицы Персии, был восточным городом. Таким образом, смена столицы поставила Арабскую империю под растущее влияние Востока. Более того, ее следствием сразу же стала потеря Испании, затем Магриба (современный Марокко), а впоследствии всей Северной Африки.

* * *

В мае 763 г., сразу же после поражения восстания Ибрахима, Мансур переселился в Багдад и посвятил всю свою энергию строительству новой столицы. Выбранная местность была возделана вдоль и поперек и вся покрыта селениями и христианскими монастырями, один из которых, на берегу Тигра, халиф сделал своей резиденцией.

Мансур разбил свой город по необычному плану. Город был совершенно круглым, его охватывало двойное кольцо стен с четырьмя воротами, которые назывались соответственно Хорасанскими, Басрийскими, Куфскими и Сирийскими. И середине внутреннего круга был построен дворец халифа, и результате чего последний становился символическим сердцем и центром империи и народа. Сама эта идея roi soleil[111] вокруг которого вращается вся Вселенная, свидетельствовала об огромной перемене, произошедшей за сто тридцать один год, истекший со дня смерти Пророка. Первые преемники Мухаммада избирались жителями Медины из своего числа как самые достойные и способные. Говоря современным языком, они были «главными управляющими» мусульманской общины, которых члены общины избирали с тем условием, чтобы впоследствии контролировать их действия. Ежедневно общаясь с людьми в мечетях и на улицах, советуясь с наиболее влиятельными горожанами перед принятием жизненно важных решений, они всегда были непритязательными и доступными, одевались бедно и обходились без церемоний — словом, были твердыми, но доброжелательными патриархами своего народа. За полтора века великодушная демократия первых халифов превратилась в пышную монархию Аббасидов, напоминавшую скорее величественную деспотию персидского Царя Царей, чем скромное предводительство арабского Пророка и его сподвижников.

Мансур со страстью отдался наблюдению за строительными работами и даже сам пересчитывал кирпичи и блоки известняка, проверяя счета и контролируя цены и заработки рабочих. Сначала он рассматривал мысль о том, чтобы разобрать большой дворец Хосрова в Мадаине и перевезти материалы в свой новый город, и обратился за советом по этому вопросу к Халиду ибн Бармаку. Этот субъект, как мы помним, был уроженцем Балха и командовал отрядом революционной армии Абу Муслима. Теперь он стал казначеем Мансура. Когда его спросили, что он думает о разборке дворца Хосрова, он выступил против этого, тогда халиф обвинил его в том, что, будучи персом, он желает увековечить славу Великих Царей, и приказал начать снос. Однако после тщательного подсчета расходов обнаружилось, что обжиг новых кирпичей на месте обойдется дешевле, чем слом старых дворцов и доставка материалов из Мадаина. В результате руины пиршественной залы Хосрова стоят и сегодня, свидетельствуя о древней славе Сасанидов.

Круглое пространство за внутренними стенами нового города предназначалось исключительно для Золотого дворца Мансура, примыкающей к нему мечети, зданий различных административных учреждений и гвардейских казарм. Ездить верхом по внутреннему городу дозволялось одному халифу; всем прочим предписывалось слезть с коня у ворот внутренних стен и приближаться к дворцу пешком. Первоначально пространство между внутренними и внешними стенами отводилось под городские базары и лавки; но из опасения, что туда смогут проникнуть шпионы, или же халифскому «святая святых» будут угрожать народные бунты, купцы, лавки и горожане были вовсе удалены из крепости, а пояс между двумя кольцами стен был отдан военачальникам и должностным лицам под жилые дома. Мансур назвал свою новую столицу Мединат ас-салам, «Город мира», но в быту по-прежнему употреблялось старое название Багдад, очевидно, персидского происхождения, сохранившееся до наших дней.

Мансур страстно увлекся строительством и тратил на него огромные суммы. Тем не менее он был известен своей скупостью. Горе тому инженеру или строителю, в чьих книгах обнаруживалась малейшая финансовая неточность. Его тут же бросали в тюрьму, откуда он мог выйти, только заплатив все до последней полушки. И действительно, непочтительные подданные величали халифа Абу-л-Даваник, Ломаный Грош, хотя при необходимости он готов был тратить деньги без ограничений.

Однажды, говоря проповедь во время паломничества в Мекку, он попытался очистить себя от обвинений в скаредности. «Я казначей Бога, — сказал он. — Он поставил меня над своими доходами, которые я делю в соответствии с его благой волей. Поистине, Господь сделал меня замком его сокровищницы. Когда он желает, Он отпирает меня». Однако народ едко заметил, что Повелитель правоверных пытается переложить на Аллаха ответственность за свое скряжничество. Несомненно, эта проповедь проливает яркий свет на различие между Аббасидами и Омейядами. Мансур называет себя представителем и доверенным лицом Бога. Ни непосредственные преемники Пророка, ни Омейяды никогда не претендовали на что-либо большее, нежели роль устроителей мирских дел мусульманской общины.

Рассказывают, что Мансур заключил личное соглашение с дворцовым поваром, согласно которому последнему позволялось забирать головы, внутренности и шкуры животных, забитых в пищу, при условии что он будет бесплатно снабжать дворец дровами для нужд кухни.

В другой раз, путешествуя, Мансур услышал пение своего старого слуги, который погонял его верблюда. Халифу так понравилась эта песня, что он дал старику полдирхема — что, должно быть, примерно равнялось шестипенсовой монете.

«Когда я был молод, я погонял верблюда для халифа Хишама, — бестактно заметил старый погонщик, — и он дал мне десять тысяч дирхемов».

«Он не имел права давать тебе деньги из государственной казны», — гневно ответил Мансур. После этого он подозвал писца и отдал распоряжение, чтобы старый погонщик вернул в казну десять тысяч дирхемов, после чего его заставили ухаживать за халифскими верблюдами без всякого жалованья. Разговаривая с правителем, неделикатно распространяться о достоинствах его предшественника.