Бабуля-суперопекун

Глава двенадцатая

Полл бродила во дворе, испачканная плесенью с ограды. Но я не стала просвещать ее на этот счет. На ее блузке из полиэстера сзади внизу было огромное зеленое пятно. Сначала я увидела это из окна кухни, но ничего не сказала. Ее простыни часто бывают в пятнах. Ну и ладно. Ей крупно повезло, что я их вообще стираю. В тот день я уже была у нее на плохом счету, потому что уронила ей на ногу упаковку рыбных палочек. Я в спешке запихивала их в холодильник, и это была ее собственная вина, что она сновала туда-сюда в одних чулках. К сожалению, нельзя умереть от ушиба большого пальца ноги.

— Что ты там искала? — сказала я. — Ты ведь все равно не видишь этикетки.

— Я только хотела приложить к голове что-нибудь холодное, к тому месту, где ударилась, — огрызнулась она.

Я была виновата в том, что оставила открытым кухонный шкаф. Я отбирала сласти для предстоящего сеанса обжорства, потому что последовательность действий, совершаемых больным булимией, поддается прогнозированию. Представим булимию в виде математической модели:

Не так уж трудно приспособиться даже к напряженному темпу жизни. Я чувствовала, что полностью владею собой и, кроме того, мои зубы стали белее, чем когда-либо раньше. Как-то вечером Полл в панике позвала меня.

— Что это у Уинстона обмотано вокруг пасти?

Мы наблюдали, как собака изображает жертву бешенства, катаясь по ковру и брызжа слюной. Я нагнулась, заглядывая между его черными губами.

— О господи, это же моя зубная нить, — сказала я, схватив его голову, пока он бешено извивался, — держи его за задние лапы.

Полл схватила его железной хваткой, а я повернула мордой к себе. Хорошо, что у него добродушный нрав.

— Откуда он ее взял, не понимаю! — сказала я, вытаскивая последние сантиметры нити. — Смотри-ка, он тащил ее вниз по лестнице. Может, ему понравился мятный вкус?

— Он ест совершенно заплесневелый хлеб, который мы бросаем птицам, — проговорила Полл, — и коровьи лепешки.

На какой-то момент между бабушкой и внучкой установилась семейная идиллия, но, когда пришло время ложиться спать, атмосфера снова накалилась. Ту же самую математическую модель можно использовать для демонстрации того, почему я и Полл всегда будем находиться в состоянии войны.

На этот раз спор зашел о волосах. Я случайно сказала, что женщина, которая сообщает новости на ТВ, выглядит отлично с короткой колючей прической. Пол ответила, что диктор похожа на человека, побывавшего в эпицентре землетрясения, но хорошо, что можно хотя бы разглядеть ее лицо, когда она сообщает свои новости. Я возразила, что сейчас мои волосы такие растрепанные потому, что я попала под дождь, и если я в чем и виновата, то уж точно не в этом. Полл сказала:

— Да, но ты ведь могла надеть дождевой колпак. Почему ты его не надела? Мэгги надавала тебе их дюжины за эти годы. Положи один в сумку. Ты ведешь себя так, будто тебе семь лет. Почему ты не можешь вести себя по-взрослому?

Я подошла к верхнему ящику серванта, вынула оттуда колпак и за спиной Полл сделала вид, будто собираюсь удавить ее с его помощью, но она внезапно оглянулась и заметила мои телодвижения.

— Ты совершенно испортилась! — закричала она. — Ты становишься испорченной, как твоя мать!

Потом вырвала у меня колпак и сказала, что он слишком хорош для меня, а я выхватила его у нее, разорвала в клочья перед ее носом и бросила на пол. Она закричала:

— Подбери! Подбери мусор, леди!

Но я вышла, хлопнув дверью.

Я поднялась в свою комнату, села на кровать и стала думать о Кэллуме. Я даже не знала, увижу ли его когда-нибудь. Находиться рядом с ним было похоже на какой-то странный танец. Когда мы встретились, я говорила с ним холодно и была зажата, потом он сказал какие-то слова, и мне показалось, будто он действительно меня понимает, и я могу все ему рассказать. И вот, в одно мгновение, я утратила к нему доверие и почувствовала себя очень неуютно. Кто он такой? Что я реально о нем знаю?

— Мне все еще не по себе оттого, что мисс Мегера так на нас напустилась, — сказала я, когда мы шли по направлению к станции. — Никак не могу понять, что мы такого сделали? Мисс Мышь вроде тоже рассердилась?

Кэллум затянулся сигаретой, вдохнул поглубже, потом выпустил дым через нос.

— Забудь об этом. Ты должна перестать огорчаться и думать об этой парочке старых лесбиянок.

— Что?

— Они лесбиянки. Члены сафической секты.

— О господи, ты так думаешь?

— Наверняка. Они обе не замужем. Эта мисс Мышь никогда не пользуется косметикой, и у нее короткая стрижка, как у мальчика. А мисс Мегера тоже типичная лесби.

Позади него заросли иван-чая шевелили соцветьями от легкого ветерка. Вдали я услышала гудок поезда.

— Странно, что ты никогда этого не замечала, — сказал он.

Мы сидели рядами, ощущался запах политуры. Мне хотелось наклониться и стукнуть по деревянной спинке переднего сиденья. Вместо этого я укусила себя за щеку и стала жевать. Я думала, что увижу жюри присяжных, как в Уголовном суде присяжных, но сидели только мы и судебный следователь в своем темно-синем одеянии.

— Следствие не обнаружило факта совершения преступления, — сказал секретарь, прежде чем мы вошли.

В суде следователь еще раз произнес эти слова. Скажите это Полл, чуть не крикнула я. Она хочет, чтобы меня повесили.

Судебный следователь назвал имя погибшего и время смерти, потом патологоанатом назвал причину смерти — травма головы, — потом мы запели «Здесь благодатная страна», а Полл в это время рыдала, уткнувшись в свой парадный носовой платок. Зал был переполнен жителями деревни и студентами.

Я должна была подойти и поклясться на Библии.

— Постарайтесь отвечать громко и отчетливо, — сказал мне судебный следователь.

Мне тут же захотелось все ему рассказать. Роджера убила я. Это моя вина. Я была раздражена, резко повернула руль, и машина стала вилять на дороге. Я пыталась сказать это, но он стал задавать мне множество вопросов, а когда я отвечала, то видела, что это не производит впечатления. Я должен предупредить вас, сказал он, что вы не обязаны отвечать на любой вопрос, который вам зададут в зале судебного заседания, я или другая сторона, если чувствуете, что ответ на вопрос заставит вас свидетельствовать против себя. Вы это понимаете?

Я сказала ему, что, может быть, я и не дотрагивалась до руля, может, только ударила кулаком по бардачку.

После меня показания давал водитель грузовика. Это был валлиец, тощий, как грабли. Его глаза за очками в черной оправе выкатились от волнения.

— Машина просто свернула в мой ряд с противоположной стороны, — просипел он.

— Извините, — сказал судебный исполнитель, — но вы должны говорить немного громче.

Водитель грузовика протер очки носовым платком и продолжал, вцепившись в ручки своего кресла:

— Его занесло. Я увидел, что происходит, и попытался съехать с дороги, но не успел. Грузовики такие неповоротливые, не то что легковушки.

— Может быть, ему внезапно помешало какое-нибудь другое транспортное средство?

— Нет.

— Вы уверены?

Водитель грузовика закрыл глаза.

— Совершенно. Никого не было.

Я молча смотрела на гроб, сделанный из светлого дерева, с огромным венком спереди в форме сердца. Я подумала: что они сделали с его головой? Закутали ее во что-нибудь? А то может испортиться шелковая подкладка.

Еще один мужчина, постарше первого, произнес присягу и сказал, что находился позади нас во время аварии и видел, как машину вынесло на встречную полосу.

— Она петляла добрых несколько миль. Грешным делом, я решил, что он пьян.

— Мужчина, рожденный женщиной, любит создавать себе дополнительные трудности. Цветок распустился, но срезан рукой судьбы. Констебль Уиттл, не могли бы вы представить отчет о происшествии.

Констебль Уиттл рассказал о следах шин на дороге и о повреждениях передних и боковых крыльев машины. Полицейский сказал, что столкновение произошло на высокой скорости — скользящий удар в переднюю часть правого крыла, потом машину закрутило на дороге и следующий удар пришелся прямо в водительскую дверь, на которой есть сильные вмятины. Что подтверждает, сказал он, что автомобиль не сразу съехал на встречную полосу, а только через некоторое время, и тогда произошло первое столкновение.

Я думала, что констебль опять спросит меня, не хватала ли я руль. На этот раз я твердо скажу нет. Ведь это уже не имеет значения, Роджер все равно мертв. В моей памяти мы теперь всегда будем разбиваться, и он всегда будет умирать, и ничего уже нельзя изменить.

Но констебль не стал меня ни о чем спрашивать. Он взгромоздился за кафедру и выдал нам свой вердикт.

— Без сомнения, дополнительной причиной смерти Роджера Миллера явилось то, что он не пристегнулся ремнем безопасности, что подтверждает заключение патологоанатома. Замечу, что его девушка, Элизабет Кэсл, которая была пристегнута и сидела рядом с ним, избежала серьезных увечий. Мисс Кэсл обвиняет себя в этом трагическом инциденте, но я слышал показания мисс Кэсл и отрицаю это, потому что думаю, что она спутала детали последних нескольких решающих секунд. Она поглощена виной до такой степени, что ее показания как свидетеля становятся сомнительны. Если бы она действительно схватила руль, как она считает, то тогда автомобиль двигался бы по другой траектории, его понесло бы к левому краю. Все показания очевидцев происшествия, а также данные Дорожного департамента манчестерской полиции ясно свидетельствует, что мистер Миллер потерял концентрацию внимания во время дискуссии с мисс Кэсл, и именно это привело к фатальным последствиям. Поэтому я выношу вердикт о смерти в результате несчастного случая. Прошу всех встать.

Гроб начал двигаться вперед по ленте транспортера и через динамики зазвучала тема из «Колесницы огня». Мой рот был полон крови, и мне пришлось сглотнуть. Шторки задернулись, он исчез.

На выходе из крематория подруга Полл Мэгги держала на руках Кэтрин и подбрасывала ее вверх-вниз. Она напевала: «Энди скажет: прощай, прощай», задыхающимся голосом. Увидев меня, она улыбнулась и передала мне Кэтрин. Но как только я дотронулась до нее, ребенок истошно заревел, и я поняла, что она меня ненавидит.

Я слонялась около библиотеки, решая, войти или нет, когда мисс Мегера распахнула вращающуюся дверь и поманила меня рукой.

— У меня кое-что есть для тебя.

О, черт, подумала я и потащилась вслед за ней мимо стеллажей для видео и прилавка с книгами.

— Вот, возьми, — сказала она, беря почтовую открытку с нижней полки, — она от твоего приятеля. Он прислал ее на наш адрес.

На открытке был изображен вид Гластонбери Тор при закате, а на обороте Кэллум написал: «Я пару недель пробуду у маминых приятелей в их средневековом сарае. Когда вернусь, привезу тебе подарок. В среду, 28-го, ладно? После полудня среди книг. Привет, Кэллум». В любое другое время меня бы подразнили: «Кэт Миллер на попечении библиотеки», но сейчас на лице мисс Мегеры не было улыбки.

— Здесь нет контактного номера, — сказала я тихо, — как я могла связаться с ним другим путем?

Мисс Мегера поджала губы.

— Следи за собой. Тимми О, Дэнни С, — произнесла она жестко, постукивая по открытке пальцем. Потом зазвонил телефон, и она отвернулась, чтобы снять трубку.

Тимми О? Дэнни С? Это кто такие? Я помедлила несколько секунд, чтобы спросить, потом решила, что мне это безразлично, и вышла на улицу. Я чувствовала себя такой одинокой, что мне захотелось пойти домой и позвонить Ребекке, но, после того как я побродила немного вокруг газетного киоска и пробежала глазами несколько глянцевых журналов, мне пришла в голову идея получше. Двадцать минут спустя я уже была в автобусе, идущем в Болтон, уткнувшись в модный журнал, с десятифунтовой бумажкой в кармане, которую я стянула из кошелька Полл.

Волосы и летний отдых, — прочитала я. — Ничто так не ухудшает вид девушки на пляже, как пара мохнатых голеней, торчащих из-под ее саронга. Золотистый загар и дорогое бикини не спасут. Волосатые ноги ясно дают понять, что ты не в теме.

И парни с этим согласны.

— Есть только одна вещь, которая вызывает у меня отвращение в женском теле, это короткие черные волосы, торчащие повсюду, — говорит Дэйв, 22 года, — может, аборигены не обращают на них внимания, но меня от этого тошнит. Я бы не дотронулся до волосатой девушки и шестом для отталкивания баржи».

Но имейте в виду, молодые люди, что мы все ненавидим шерсть на мужских спинах, и, если вы собираетесь снимать ваши футболки в эти выходные, сначала поработайте над собой!

Пушистые проблемы

Как выбрать лучший способ сделать проблемные участки гладкими, сексуальными и приятными на ощупь при наличии такого огромного количества депиляторов, появившихся в продаже? Команда Чики провела тест-драйв последних марок и технических новинок, обещающих без труда обрести шелковую кожу, и получила поразительные результаты…

В магазине фирмы «Бутс» я так долго изучала витрины, что сама привлекла внимание местного охранника. А может, это был просто извращенец, не знаю. Он определенно пялился на мою задницу. Чтобы от него избавиться, я отошла и стала разглядывать тампоны, а потом вернулась и купила коробку парафиновых полосок. Донна пользуется такими. Что она о них говорила? Я нашла место, где продавались электрические выпрямители, но они были слишком дорогими. Потом я пошла по проходу вдоль полок с краской для волос и стала воображать, какой бы была моя жизнь, если бы я была похожа на одну из этих красоток на упаковках.

Я заплатила за полоски и пошла посмотреть одежду.

Весь наш шестой класс был на улице в этот солнечный день. В «Дороти Перкинс» я увидела Эмму Пирсон из моей английской группы и Сариндер Бадат из общего семинара в Вулворте. Лиса Харгривз была в парикмахерской в «Дебнэмз», мыла голову после химической завивки и ругалась. Никки Хантер стояла за прилавком у В.Х. Смитов, а Донна Френч притворялась, что просматривает DVD, и вздыхала каждый раз, как покупатели прерывали их болтовню.

— Привет, — закричала Донна, увидев меня, — эй, Никки, это Кэт.

Никки выглядела довольно бледно, но выдавила из себя улыбку.

— Привет.

Какой-то покупатель отвлек Никки, и Донна танцующей походкой приблизилась ко мне.

— А ты что здесь делаешь?

Я немного приоткрыла сумку, и она заглянула туда.

— А, эти штучки! Собралась на бразильский карнавал, а? Йо-йо-йо. Это все дрянь. Я коплю на лазерную процедуру. Я имею в виду свои ноги.

— Понятно, — сказала я.

— Никки — зануда, — громко сказала она через плечо, — все работает.

— Деньги зарабатываю, — сказала Никки.

— Всегда эти отговорки. Ты идешь на мой день рожденья?

— А, да, да. — Полл научила меня, что самое простое в таких случаях — соврать.

— Видишь? — крикнула Донна, обернувшись к Никки. — Кэт идет. Все выходят в мир, кроме тебя.

Никки давала сдачу какому-то старику, и когда он отошел, она проговорила:

— Я же не виновата, что отчим заказал нам двухнедельную поездку во Флоренцию. Я сама не хочу ехать.

— Ну, так оставайся.

— Все не так просто.

Никки отошла, чтобы проводить покупательницу к отделу картриджей и принтеров. Ее лицо было чернее тучи.

— Пошли, — проговорила Донна, — Никки слишком занята. Пойдем, выпьем кофе или еще что-нибудь придумаем.

Я не смотрела в сторону Никки, когда мы выходили на улицу.

Если бы кто-нибудь наблюдал, как мы бродим по магазинам, снимаем одежду с вешалок и примеряем ее друг на друга, то решил бы, что мы лучшие подруги. Она выглядела совершенно фантастически во всем, что надевала. Мне хотелось сказать ей об этом, но я не могла, потому что это звучало бы по-дурацки. Я же во всех примеряемых нарядах выглядела, как бочонок. В конце концов, в Блейз мы нашли по-настоящему хороший отдел. Донна сняла несколько вещей с плечиков, чтобы я их примерила, и очень удивилась, когда я отказалась.

— Не понимаю, почему бы тебе не примерить вот это, здесь отличный вырез, и твоя ложбинка на груди выглядит в нем очень красиво. — Она подала мне белый топ с глубоким полукруглым декольте и кружевными оборками спереди. — У тебя обалденная грудь. Ты бы вызвала автомобильные пробки, если бы появилась в этом на улице… Только посмотри.

Она подошла ближе, расстегнула ворот моей бледно-голубой блузки и откинула отвороты воротничка на плечи. Я услышала бешеный стук своего сердца.

— Еще немного расстегни, вот так. Пока не увидишь кончик кружева на твоем лифчике. Так в сто раз лучше.

Мы вместе стояли у зеркала, потом она отступила и вышла из изображения. Я знала, почему она так сделала — чтобы я не сравнивала наши фигуры. Она просто мила с тобой и только, проговорил вдруг голос Полл, что ты себе придумываешь?

— Дело в том, — болтала Донна, — что у всех нас есть части тела, которые мы ненавидим. У всех. У меня, например, этот ужасный шрам на животе от аппендицита, который мне вырезали, когда я была совсем маленькой. Я не выношу, когда кто-нибудь видит его, даже самые близкие, ну, ты меня понимаешь.

Я приложила к себе белый топ и, прищурившись, старалась вообразить, как буду в нем выглядеть.

— Поэтому я ношу вещи, которые его скрывают. Я, например, никогда не надену ничего, что оголяет живот. Я понимаю, что все это ерунда. Меня это совершенно не волновало, когда я была маленькой, пока девочка в моей начальной школе не сказала, что при виде моего шрама у нее начинаются кошмары. Кэти Эйнсворт, злая корова. Когда мы шли купаться она начинала вопить, чтобы ее перевели в другую группу.

Я повесила топ обратно на вешалку.

— Какой кошмар.

— Я ей отомстила. С лихвой.

— Как?

Донна поджала губы, как бы размышляя.

— Обещаешь, что нормально воспримешь? Потому что это достаточно грубо.

— Обещаю.

— Ну, хорошо. Вот что я сделала. Я незаметно уронила горсть анисовых драже в бассейн на мелком месте, где она всегда торчала, потому что вообще не умела плавать и чуть не все время висела, схватившись за край бассейна. Через две минуты вокруг нее появилось красное пятно, которое выглядело совсем как кровь. Я знала, что так и будет, потому что в прошлом году маленький мальчик в Греции сделал то же самое в бассейне отеля, и спасатели чуть не сошли с ума, стараясь найти купальщика с такой ужасной раной.

Инструктор велел нам всем выйти из воды и отправил в комнаты для переодевания, а когда мы вошли, я сказала всем, что у Кейт месячные. Все остальные девочки стали кричать и кутаться в полотенца, а она бросилась в душевую и не хотела выходить оттуда. Чем сильнее она это отрицала, тем больше все мне верили. К тому времени, когда пришел тренер, у нее началась истерика. И это превратилось в школьную легенду, так что когда кто-нибудь упоминал имя Кэти Эйнсворт, то ему тут же говорили: «А, это та самая, у которой началась менструация в бассейне».

— Вот это да!

— Я же говорила тебе, что это было жестоко. Но я не жалею, она это заслужила.

— Еще бы. — Я была так счастлива, что я здесь, в этом магазине, где продавалась нормальная одежда, и не какая-нибудь уцененная, а рядом со мной Донна Френч…

— Так ты собираешься купить этот балдежный топ или нет? Я думаю, ты должна его надеть на официальное объявление результатов.

Я покачала головой:

— У меня нет таких денег.

Это было правдой. Я испытала облегчение, потому что хотя этот топ и был действительно красивым, я не могла представить себе, как стану переодеваться в кабинке при Донне.

Не будь дурой. Открой счет, — сказала Донна беззаботно, откусывая заусенец и ухитрившись сделать это действие дерзким и соблазнительным.

— Не знаю, как это.

— Пойди к тому прилавку и скажи, что хочешь запросить Блейз кард, и я гарантирую, что они будут исполнять вокруг тебя тройные сальто. Возьми этот топ, и ты получишь десять процентов скидки, это написано вон на том объявлении.

Мне хотелось сказать, что я даже не знаю своего размера, но я не решилась. Мне хотелось бросить топ на ковер и убежать.

Она подошла ко мне, когда я все еще стояла в очереди.

— Ты разобралась? Мне надо идти, хочу встретиться с Ник, пока у нее перерыв на ланч. Если она, конечно, станет со мной разговаривать. Я пойду, ладно? Скоро увидимся. Придешь ко мне на вечеринку? Да, и на выпускном, как же я забыла, — она скорчила гримасу, — пока.

— Пока, — сказала я, — почувствовав внезапную пустоту.

Я снова взглянула на топ. Я не собиралась покупать его, хотя бы потому, что не могла принести домой.

Она собирается вернуться вместе с нами, — услышала я сквозь крики Кэтрин слова Винса, обращенные к Полл, — она мать этого ребенка. Куда еще ей идти?

— В преисподнюю, — сказала Полл.

Ребенок продолжал вопить.

Я сделала это. Купила этот белый топ, поговорив с испуганной девушкой за прилавком, хотя ногти у нее были покрыты черным лаком и она выглядела так, будто может проглотить меня за обедом. У меня с собой имелась моя библиотечная карточка и еще письмо из Оксфорда, которое я всегда ношу с собой, то есть два документа, удостоверяющие личность. Мне казалось, что все смотрят на меня, но, оглянувшись, я увидела, что это совсем не так. Подписав все бумаги, я пошла в примерочную. Топ так хорошо сидел, что мне не пришлось возвращать его. Я вернулась домой к Полл с перспективой безволосых ног и убийственного декольте, и даже Собачник, взгромоздившийся на один из кухонных табуретов, не ухудшил моего настроения.

Полл сидела, положив локти на стол.

— Дикки принес тебе кое-что.

— Я купил тебе шоколадки, — сказал он, — на них небольшой налет, зато вкус отменный.

Он пил сидр из бутылки и делал из этого представление, вытягивая губы, облизывая языком ободок и вздыхая после каждого движения.

— Большое спасибо, — сказала я как можно более саркастично.

— Дикки так о тебе заботится.

— Это верно, — сказал Собачник и рыгнул.

Вот и расплата, чуть не сказала я. Все эти помойные подарки дорого стоили. Я должна была терпеть его масленые глазки, постоянно шарившие по моему телу, его патетический поток намеков и идиотских политических комментариев, его запах. И то, что он все время торчал в нашем доме, настраивая Полл против меня и заставляя меня чувствовать себя чужой. Заплесневелые шоколадки вряд ли могли служить компенсацией.

В голове снова зазвучал голос мисс Мегеры.

«Тимео Данаос», — говорила она.

Тимео Данаос. Не Тимми О, Дэнни С. Timeo Danaos et dona ferentes.

— Остерегайтесь греков, — сказала я вслух, очень довольная собой.

— Остерегайтесь греков? — повторил Собачник, вытирая свой рот тыльной стороной руки, — черт возьми, я полностью согласен. Они украли у меня бумажник, когда я два года назад был на Кипре.

Четыре дня я сидела, как старая леди, глядя из окна в комнате Роджера. Господи, я ведь умру на этом стуле, думала я. Винс приносил наверх еду и несколько раз ребенка, хотя, я думаю, это не шло на пользу ни ей, ни мне, потому что через минуту одна из нас начинала плакать. Ведь никто заранее не предупреждает, что они столько орут. Я, конечно, предполагала, что новорожденные могут иногда покричать, но Кэтрин не останавливалась ни на минуту. «Ради Бога, замолчи!» — умоляла я. Однажды я попыталась закричать в ответ. Это привело к тому, что прибежал Винс. Потом он поднялся ко мне с бутылкой бренди. «Я не хочу!» — раздраженно бросила я. Он быстро выпил его сам и ушел.

Иногда, когда Полл и Винс уходили из дома, я тащилась вниз и рыскала там. Я приносила наверх журналы, «Ридерз дайджесты» и потрепанные детские книжки. «Любопытная мышка» была лучшей из них. Я хотела залезть на страницы, подружиться с маленькими девочками и обмениваться с ними гирляндами маргариток. Я хотела побывать с ними на веселом солнечном пикнике. Их мир казался мне маленьким и теплым.

Обстановочка в доме Полл была еще та. Часто вечерами снизу раздавались крики и глухой шум. Потом Винс выходил на задний двор и колол дрова большим топором.

Я знала, что вторая девушка появится, это был только вопрос времени.

Я заметила ее первая. Подъехал коричневый «Триумф Толедо», и через несколько минут из него вышла красивая, полная женщина. Я прижала лицо к стеклу, чтобы получше видеть. На ней была хлопчатобумажная юбка и белая блузка с высоким воротничком, а сверху розовый кардиган. Ничего особенного. Не могла бы сказать, видела ли я ее раньше.

Она стояла и смотрела на дом, потом повернулась и открыла заднюю дверцу машины. Ее голова исчезла, она наклонилась над чем-то — я знала, что будет дальше, — и я почувствовала слабость в ногах, когда она снова выпрямилась: она держала ребенка. Мальчика в синих шортах.

Потом, вместо того, чтобы пойти по тропинке к дому Полл, она направилась по дороге к вершине холма. У меня даже голова закружилась от облегчения. Через сотню ярдов она повернулась и пошла назад.

Поднялся ветер, и тучи понеслись по небу, как при ускоренной перемотке фильма. Пошел мелкий дождь. Она поежилась, и я увидела, как ребенок у нее на руках стал извиваться и скривил рот, собираясь заплакать. Она снова открыла дверцу машины, уставилась внутрь, потом резко захлопнула ее. Я видела, как она стащила с себя кардиган и закутала в него ребенка, так что наружу торчала только его голова, и, поцеловав, прижала к себе. Она выглядела измученной. Я никогда не сделаю этого с Кэтрин, подумала я. Я закутаюсь в свой кардиган и оставлю ее мерзнуть.

Я знала, что теперь она войдет через парадную дверь.

Когда зазвонил колокольчик, я приоткрыла дверь своей комнаты и услышала:

— Здравствуйте, меня зовут Джуд, и я проделала долгий путь из Ренбери.

— О, где это, милая? — голос Винса.

— Кто это? — спросила Полл.

— Я приехала поговорить с вами о Роджере.

Парадная дверь с шумом захлопнулась. Соскользнув вниз по стене, я села на пол и стала ждать.

Это заняло не много времени — не более двадцати секунд. Я услышала крик Полл и звон, как будто разбился стакан. Потом скрежещущий звук, словно передвигали мебель, затем протестующий возглас. Я вышла из спальни и стала спускаться по лестнице.

— У меня ее нет, убирайтесь! У меня нет никакой другой в доме. Вы не можете ничего доказать, это только ваши слова. Вы пришли за деньгами? Ну, так вы не туда обратились. Разве не видно, что это дом печали? Как вы думаете, что означают эти опущенные шторы? Как вы посмели!

Я быстро взбежала наверх и бросилась к окну как раз вовремя, чтобы увидеть, как девушка, спотыкаясь, идет обратно по тропинке. Дождь усилился и заливал оконное стекло, искажая детали, но все равно я разглядела, как брошенная ей вслед копилка Полл в виде толстушки-негритянки вдребезги разбилась о камни. Запущенный следом утюг разлетелся на кусочки, как бомба.

— Я тебя изувечу! — вопила Полл совершенно изменившимся голосом. — Ты не уважаешь себя, грязная врунья! Если ты еще раз придешь сюда…

Девушка почти бросила своего ребенка на заднее сиденье. Когда она повернулась, чтобы сесть в машину, я увидела что-то темное у нее на лбу — может быть, кровь, а может, просто тень. Мне хотелось бы, чтобы это была кровь.

Как только машина отъехала, взвизгнув шинами, Кэтрин снова начала орать.