Бабуля-суперопекун

Глава седьмая

Я думаю, у Полл какая-то болезнь на почве еды. Количества продуктов в кладовке хватило бы для осады, атаки террористов, вспышки смертельного вируса, столкновения астероидов и экономического кризиса, вместе взятых. Кисси говорит, что это у нее с войны, когда приходилось ухитряться готовить завтрак, обед и ужин из картофельных очистков и воздуха. Она рассказывает, как готовили заменитель чая (терли морковку и сушили ее на противне на медленном огне), джем (из всевозможных остатков получалась бесформенная масса соответствующего цвета, которую томили в духовке) или заменитель миндаля (раскалывали косточки чернослива и вынимали ядрышки). В дело шли листья черной смородины, луковая шелуха, одуванчик и крапива; она знает рецепт приготовления кондитерских изделий без масла, может консервировать фрукты без сахара и сделать омлет из одного яйца, которым могут наесться двое (добавить пол-унции кукурузной муки с вашим маслом).

— А что к чаю? — спрашивала маленькая Полл у матери.

— Три прыжка перед буфетом, — говорила Флоренс, сверившись со своей кулинарной энциклопедией. И никакого просвета.

Это с тех голодных времен, утверждает Кисси, у Полл осталось не совсем нормальное отношение к пище. Так что у нас две хлебницы — одна для хлеба, а вторая — для липких пирожных дурного качества с отвратительной глазурью и иностранной надписью на упаковке. Она покупает их где-то за рынком Чорли. Иногда их приносит Собачник, и они исчезают по мановению ока. «Нельзя дать им зачерстветь, — говорит она, облизывая кончики пальцев. На завтрак у нас бывает гигантский тост — куски в два дюйма толщиной, а на ужин — сандвичи со сгущенным молоком. В промежутках — непрерывные перекусы. Единственная причина, по которой Полл не стала борцом сумо, — это то, что она Королева Суеты.

Моя проблема в том, что я слишком много сижу на своей заднице и читаю.

И еще моя проблема в том, что Полл всегда рядом.

— Это в твоих же интересах. — Я запомнила их слова.

Они сказали это, когда с меня сняли одежду, привели в плохо освещенную комнату и пытались показать мне экран. Я не стала смотреть.

— Нарушений нет. — Я слышала, как доктор сказал это сестре.

— Есть. Есть! — хотела крикнуть я. — Есть нарушения — в моей голове. Как может это существо быть живо, когда мама умерла?

Но я не сказала ни слова, просто изо всех сил сжала кулаки.

В конце концов они выключили сканер, потому что я все время держала глаза плотно зажмуренными и отворачивала голову. В темноте я видела:

Его, держащего ветку сирени у моего лица. Закрой глаза, сказал он.

Я закрыла.

Открой рот, прошептал он.

Я раскрыла губы, и он положил мне на язык что-то прохладное, влажное и плоское.

Теперь ешь.

Я осторожно стала жевать.

Продолжай вдыхать сирень, когда ешь, сказал он.

Я открыла глаза и увидела, что он держит яблоко и перочинный нож отдельно, потом соединяет их и ровно отрезает еще один тонкий ломоть белой плоти. Он протянул его мне на лезвии.

Сделай это снова, сказал он.

Зачем? Спросила я.

Потому что я хочу, чтобы ты это сделала. Я хочу, чтобы ты почувствовала вкус жизни.

Когда они снова включили свет, по краю моей ладони шел лиловый полумесяц отпечатков зубов. Я быстро убрала руку за спину, но доктор увидел.

— У вас есть какие-нибудь вопросы на данном этапе? — спросил он, собирая записи. У сестры, стоявшей позади него, было лицо, от какого мухи дохнут.

— Да, — сказала я, — как я дошла до положения, в котором нахожусь сейчас?

— Не понимаю, что вы имеете в виду, — сказал он.

— Я имею в виду, что этого не должно было случиться. Я хочу обратно. Перемотать пленку. Шесть месяцев назад я была счастлива. А теперь меня засунули сюда, и вы рассказываете мне разные небылицы. Вы не можете держать меня здесь, вы прекрасно это знаете.

Я думала, что теперь они отдадут мне мою одежду, но они этого не сделали. Вместо этого они привели отца.

— Они все врут, папа! — крикнула я. — Нет никакого ребенка. Не может быть, у меня даже еще не было секса. Честно. Они все выдумали.

Но его глаза стали стеклянными, и он покачал головой. А маму в это время везли на тележке в подвал.

Было не особенно трудно скрыть мое новое хобби от Полл, хотя Мэгги однажды застала меня в ванной как раз после моих упражнений и несколько раз изучающе взглянула на меня.

— Что с тобой происходит, Кэтрин? — услышала я.

— Что ты имеешь в виду?

— Похоже, она рехнулась. — Полл, вероятно, пожала плечами. — Может, Дикки сказал что-нибудь не то?

Я сбежала по задней лестнице и вошла с невинным видом, шумно сморкаясь в один из больших носовых платков Винса.

— Вот что я вам скажу, — проговорила я, — у меня дикая аллергия с тех пор, как старики Роулендсы посадили этот дурацкий рапс у подножия Броу.

— А, — сказала Мэгги. Она сидела у камина и пила чай из сахарницы. Она не из тех, кто будет ябедничать, эта Мэгги. — Слушай, у меня кое-что есть для тебя, если ты подождешь минуту. Можешь принести мою сумку из кухни?

Я принесла, стараясь не зацепиться колготками за ужасную плетеную аппликацию.

— Вот. Попробуй его надеть. Я увидела его в Скоуп и поняла, кому он подойдет.

Она протянула мне простой коричневый кожаный кошелек на ремне.

— Что это? — Полл искоса посмотрела на кошелек и потянулась за лупой. Я протянула его ей. — Гмм, очень мило. — Она пощупала кошелек, потом раскрыла его и понюхала внутри. — Кожа. Что скажешь?

— Спасибо.

— Но я все же считаю, что это ужасно, когда какие-то неотесанные парни хватают твой поясной кошелек и швыряют из окна автобуса. Ты ведь сообщила о них?

Я кивнула:

— В нем не было денег.

— Не в этом дело. Теперь ты будешь думать, что спокойно можно проехать в автобусе только в дневное время. Все идет к тому, что скоро ты вообще не сможешь выходить из дома. Болтон становится похож на зону военных действий. Вот так, дорогая. — Она заставила меня нагнуть голову, чтобы надеть кошелек. — Ты будешь носить его на шее. Смотри, какая у меня картинка. Она из журнала, который я листала в парикмахерской. — Она расстегнула кошелек и вынула страничку обычного формата, сложенную вчетверо. На ней была изображена супермодная модель с полудюжиной шарфов и таким же, как мой, кошельком на шее и кучей бижутерии в рыжих волосах. Она выглядела сногсшибательно. Может, этот магический кошелек поможет мне выглядеть так же. — Ты будешь вылитая она, если наденешь его. Он достаточно большой, в нем поместится твой проездной на автобус, ключи и всякая всячина. Даже кухонная утварь.

— Спасибо, — сказала я.

— Убери волосы назад, чтобы мы могли видеть твое хорошенькое личико. Она красивая девочка, правда, Полл? И прячется за своими волосами. Как, интересно, парни, смогут увидеть твою прелестную улыбку, если ты прячешь ее за копной волос?

— Меня не интересуют мальчики, — сказала я, встряхнув головой, как девушка в рекламе «Pantene».

Полл скорчила недовольную гримасу:

— Не обращай внимания, Мэгги. Это безнадежный случай. Я лично давно уже перестала обращать внимание. Ты можешь пообедать со мной, потому что у меня пирог и соленая капуста, очень вкусная.

— Гм. — Мэгги похлопала себя по животу. — Насчет пирога не знаю, но я могу налечь на капусту.

Я ускользнула в свою комнату, помахивая кошельком. Мальчики? Ладно. Разберемся.

— Я потерял жену и дочь в один день.

Я слышала, как он сказал это, выходя из комнаты.

Не бывает так, чтобы все сбылось в точности как себе представляешь. Именно это позволяет играть в игру «обмани судьбу». Например, можно вообразить, что открываешь конверт с результатами своих экзаменов и видишь целый ряд отметок «у». Вообразив такое, избавляешь себя от подобного ужаса в жизни. Я все время играю в эту игру, но не могу не помечтать порой о чем-то хорошем, что глупо, ведь с этого момента то, о чем мечталось, мне точно не светит.

Я месяцами думала о том, как буду учиться в одном классе с Донной Френч и она наконец увидит, какая я клевая, и что мне просто нужно преодолеть свою замкнутость.

Тогда она пригласит меня пройтись по магазинам (только я и она) или зайти в кафе, и очень скоро я так сильно ей понравлюсь, что стану ее лучшей подругой. Ребекка уйдет из школы или заведет себе новую подругу, в общем, куда-нибудь исчезнет, как и все остальные из компании Донны.

Под влиянием Донны я стану тоньше и умнее, она подберет мне подходящую одежду, научит пользоваться косметикой и расскажет, какую музыку надо слушать. (Сейчас я в основном слушаю папины записи 1980-х годов. Ребекка слушает только классику.)

Как-нибудь Донна пригласит меня в свой прекрасный дом, который выглядит точь-в-точь как на страницах журнала «Хелло!».

И в интимной обстановке ее суперкрутой спальни что-нибудь случится. Может, поцелуй. Объятия, ласки. Может быть, поглаживание по волосам.

Но теперь было уже слишком поздно, потому что через полсеместра мы должны были покинуть шкалу, к тому же я видеть ее не могла после случая с поясом. Я представляла, как она погибает: во время спуска на лыжах, столкнувшись со скалой или сбитая машиной своего ревнивого бывшего бойфренда, который ждал, пока она выйдет из паба, или старым добрым способом — упав с лестницы на высоких каблуках. Неприятности предназначались и Никки Хантер, только, пожалуй, без роковых последствий, потому что ее я не любила.

И вот как-то утром, в среду, Донна и я сидели в разных углах одной комнаты во время перерыва на полдник, и она была все еще жива, а я была такая же толстая. Она в дальнем углу, полускрытая автоматом для напитков, уткнувшись в своего Дискмана. Я — в противоположном конце, тоже углубившись в книгу. Вокруг было не более полудюжины людей, и я подумала, что, если в конце концов мы с ней останемся одни, я встану и выйду.

Дверь распахнулась, и появилась миссис Ло. С миссис Ло нельзя шутить, ведь она главный психолог и заместитель директора в одном лице. Если ей кто-то не понравился, бедняге точно не повезло. Шестиклашки зовут ее Судья Дредд, и ей это нравится.

— Я ищу добровольцев, — провозгласила она.

Все зашевелились, но никто не двинулся с места.

Миссис Ло обвела комнату пронзительным взглядом.

— Дженни? Лиса? Как вы? — Они поднялись, обреченно глядя друг на друга. — А ты, Зита? Иди сюда, и Алекс тоже. Просто небольшое задание, нужно помочь вашим товарищам в спортзале. Это займет не больше пяти минут вашего драгоценного времени. Жасмин и Зуи, пожалуйста, не прячьтесь за шторой. Давайте выходите, перерыв в занятиях не принесет вам вреда.

Я видела, как Донна подняла голову и с тревогой оглядела опустевшую комнату. Она быстро сняла наушники.

— Я тоже иду, миссис Ло.

Миссис Ло удивленно улыбнулась, когда Донна чуть не бегом направилась к ней. Потом она повернулась, чтобы идти, но в последний момент заметила меня:

— И Кэтрин.

Я думала, я вам нравлюсь, хотелось мне сказать. Но она пронзила меня своим убийственным взглядом и оставила дверь открытой. Я положила книгу и встала медленно, как только могла, в надежде, что она пройдет вперед и я смогу проскользнуть в туалет и подождать, пока все уляжется. Но мне не повезло. Она вывела нас всех, а потом, как колли, принялась сторожить тылы.

— О боже, если нас заставят заняться взаимным обучением или чем-то в этом роде, я ей скажу пару ласковых слов! — пробормотала Лиса.

— Она не может заставить нас заниматься физкультурой. — Алекс на ходу крутила свой браслет. — Ведь через шесть недель нас здесь уже не будет. Что она может нам сделать? Дать дополнительное задание? Пусть попробует.

— Она может не допустить нас до экзаменов, — сказала Дженни.

— За то, что отказались делать всякую чушь? Не думаю.

Дженни пожала плечами.

Когда мы вошли в спортзал, то увидели там четыре комплекта оборудования. В каждом углу стоял короткий ряд стульев, куча пюпитров с зажимами, спортивный мат, стопка газет, моток клейкой ленты, линейка и маленький полиэтиленовый пакет с отрезками черного шнура. Это выглядело как набор для какой-то непонятной игры.

Небольшая группа шестиклассников выступила вперед поприветствовать нас.

— Это мой класс по психологии, — сказала миссис Ло, — вы должны им помочь провести эксперимент. — Я увидела, как у Алекс округлились глаза, и она тяжело оперлась о стену. Миссис Ло вряд ли могла это заметить, поскольку продолжала объяснения: — Эмили, можешь объяснить, что надо делать?

Вперед выступила коренастая девочка.

— Да, спасибо. Спасибо, что пришли. — В ответ не последовало улыбок. — Ну, в общем, мы хотим попросить вас выполнить ряд заданий. Мы собираемся изучать различные стратегии, используемые людьми, чтобы определить, которая из них наиболее успешна.

Чушь, подумала я. Психологи никогда не скажут вам, что они изучают.

— Итак, нам нужно, чтобы вы разбились по парам.

Никто не шелохнулся.

— Поскорее! — сказала миссис Ло.

Алекс вздохнула и, втянув голову в плечи, сделала шаг вперед, таща за руку Зиту.

— Чем раньше мы начнем, тем скорее закончим, — заключила она, через плечо взглянув на преподавательницу.

Жасмин кивнула Зуи, а я подумала: черт, я знаю, к чему все идет.

— Дженни, не хочешь пойти со мной? — спросила я самым торжественным, патетическим тоном. Но Дженни и Лиса уже повернулись, чтобы идти вместе, и оставалось только…

Донна стояла с низко опущенной головой.

— Меня тошнит, миссис Ло, — пробормотала она. — Мне нужно принять парацетамол.

— Парацетамол не поможет от тошноты, — сказала миссис Ло. — Тебе станет лучше, если ты перестанешь об этом думать. А теперь принимайся за дело. Ты задерживаешь остальных, и я не думаю, что они тебя за это поблагодарят.

Мы с Донной потащились по скользкому полу гимнастического зала к тому месту, где сидела наша группа шестиклассников с планшетами в руках. Донна плюхнулась на мат и растянулась во всю длину на животе, словно принимала солнечную ванну, а я стояла над ней, кусая ногти и чувствуя себя отвратительно.

— А теперь, — сказала Эмили, — я хочу, чтобы вы все внимательно посмотрели сюда.

Она вытащила листок газеты из ближайшей стопки и начала скатывать его по диагонали, так что получилась длинная тонкая трубка. Ассистент-шестиклассник подал ей клейкую ленту, и она заклеила один конец, чтобы бумага не разворачивалась. Потом взяла линейку и, положив ее на середину трубки, согнула ту пополам.

— Каждая центральная стойка должна быть ровно тридцать сантиметров длиной, — объяснила она, — вот так. Мэнд, принеси, пожалуйста, те, которые я сделала раньше.

Ассистент Мэнд порылся в груде у стены и вытащил связку других трубок. У всех были загнуты концы.

— Теперь, используя эти трубки, вы должны построить три правильных геометрических тела. Тетраэдр, куб и двенадцатигранник.

Мэнд начал рыться в каких-то пакетах, которые вытащил из-за скамеек.

— Ничего себе! — сказала Алекс. — Я вообще-то разделалась с математикой в одиннадцатом классе.

Эмили не смутилась.

— Вот так!

Она протянула руки, и Мэнд подал ей две законченные формы, скрепленные скотчем и пластиковыми шнурами. Они были довольно прочными, если учесть, что это была всего лишь бумага.

— Видите? Тетраэдр представляет собой четырехгранник, куб имеет шесть граней, а у двенадцатиугольника, который держит Мэнд, их двенадцать. — Тишина. — Вам понятно? Отлично. И, поскольку это соревнование, мы не хотим, чтобы вы разговаривали ни с кем из других пар или спрашивали нас. Мы здесь чтобы наблюдать. Не обращайте на нас внимания. Мы невидимки.

— А приз будет? — снова вмешалась Алекс.

— Да, — сказала миссис Ло. — Чудесная коробка бельгийского шоколада для выигравшей пары.

— О боже, какое счастье!

— Эмили!

Эмили закричала:

— Три, два, один, начали! — как будто это было настоящее состязание.

Соревнующиеся посмотрели друг на друга с отвращением, но все же начали.

Через пару минут стало казаться, что мы с Донной выигрываем, почти не разговаривая друг с другом. Мы сидели на противоположных краях мата, повернувшись друг к другу спиной. Шестиклассницы что-то писали в своих блокнотах. Я начала свертывать трубки и склеивать их, определив, что хватит шести, чтобы составить тетраэдр. Мне показалось разумным начать с самого простого. Приступая к пятой трубке, я услышала шепот Донны:

— Дерьмо, дерьмо, дерьмо!

Я откинула пряди волос, упавшие на глаза, и взглянула на нее. Плечи Донны странно подергивались, но я не могла видеть, что она делает.

— С тобой все в порядке?

— Дерьмо, — повторила она, не глядя на меня.

Я повернулась обратно к своей работе.

— Кэтрин, — сказала она сдавленным голосом, — как ты делаешь эти хреновы штуки?

Я взглянула на нее снова и увидела ее руку, которую она держала на отлете. Рука вся была испещрена красными полосками, у манжета царапины. Черный витой шнур впился в кожу ниже запястья, и рука потемнела, как при застое крови.

— Я не могу его развязать, — прошипела она, — чертова штука, чем больше я стараюсь, тем туже он затягивается. Боль адская. Как же его развязать?

— Я попрошу вон тех девчонок. — Я оглянулась. — Господи, они все что-то пишут.

— Нет, не надо! Я чувствую себя такой идиоткой!

— Сама ты ничего не сможешь сделать. Видишь, тут такие маленькие зарубки…

— Ой, рука совсем онемела…

— Подожди. — Я порылась в своем кошельке и вытащила щипчики для ногтей. — Ими можно разрезать шнур.

Она взяла у меня щипчики, и я заметила, что ее рука дрожит. Она примерялась, чтобы резать у кожи, но никак не могла выбрать нужный наклон.

— О, дерьмо!

Щипчики упали на мат и отскочили, ударившись о мой туфель. Я подняла их и подала Донне. Она сделала вторую попытку, более удачную.

— О, черт, взгляни на это! Эй, — сказала она с усилием, — ты можешь мне помочь?

Почувствовав ее легкое прикосновение, я чуть не умерла. Я совершенно сосредоточилась на развязывании шнурка, только краем глаза заметила, что Донна закрыла глаза. В любой момент миссис Юрист может незаметно подойти и спросить нас, в какую игру мы играем. Интересно, что записывает команда наблюдателей в свои блокноты. Объекты сначала как будто совещались, а через несколько минут это занятие переросло в лесбийские игры. Они очень мало преуспели в создании своих многогранников.

Шнур со стуком упал, и Донна вскрикнула от облегчения.

— Боже, какое счастье! Спасибо, — сказала она, потирая темную полоску на руке, — боже, я такая тупица! Я всегда делаю идиотские вещи. Мама называет меня «маленькая мисс Глупышка». Я просто бросаюсь вперед и никогда не останавливаюсь, чтобы подумать…

— Ты уже сделала какие-нибудь стойки? — быстро спросила я.

— Нет, я была слишком занята уродованием себя. Извини. Что надо сделать?

— Я почти все подготовила для пирамиды. Мне может понадобиться твоя помощь, чтобы подержать некоторые составляющие, пока я буду скреплять остальные.

И мы стали действовать в одном ритме: отделяли, скатывали, приклеивали, сгибали. Я украдкой смотрела на нее, когда мы работали. Ее волосы были такими гладкими и блестящими, белокурые пряди разлетались, когда она встряхивала головой, а потом ложились обратно. Ее бедра были такими стройными, что, даже когда она сидела на корточках, почти не меняли форму. Лицо в форме сердечка было усеяно едва заметными веснушками. Я смотрела на нее до рези в глазах.

Донна вдруг начала говорить, как диджей на радио, одним духом выпаливая вопросы и непрестанно посмеиваясь:

— Такая изящная пара щипчиков, откуда они у тебя? Я никогда не видела таких — со скрипкой спереди. Круто. Эй, посмотри на группу Лисы, они уже делают шестиугольники. Нам надо делать шестиугольники? Тебе нужны шестиугольники для додека-как-их-там? Нет? Мне сказать им? Разве не смешно будет, когда они сообразят, что зря старались? Знаешь, этот шнур могут использовать преступники. Им хорошо связывать заложников, чтобы те никуда не убежали. Может, мне разрезать ленту на кусочки для скорости? Ой-ой! Посмотри, она прилипает и удаляет волосы на руке. Слушай, эту штуку можно использовать вместо эпилятора, хотя жутко больно. Ты веришь, что есть женщины, которые для возбуждения выдергивают себе волосы на голове, чуть не до облысения? Ненормальные.

Мы закончили два многоугольника до того, как прозвонил звонок к обеду, так что по времени опередили всех, хотя никто из шестиклассников не сказал этого. Было даже непонятно, за чем именно они наблюдают.

Когда мы шеренгой вышли из спортзала, Донна проговорила:

— Мы ведь выиграли, правда? Разве не мы победили?

— Ты так расстроилась, Донна Френч! — сказала Алекс тоном, демонстрирующим, что это только дружеская реплика, а не насмешка.

— Сама ты расстроилась, неудачница. Смотри, я сделала себе венок победителя. — Она связала вместе обрывки кабеля и получилась цепь с большими петлями. — Здорово? Надену сегодня вечером, будет классный клубный прикид.

— По мне, он немного колючий, — сказала Лиза, — если кто-нибудь захочет тебя обнять, можешь оставить его без глаза.

Я стояла позади, когда Донна повернулась ко мне:

— А ты, оказывается, такая умная! Ты это заслужила, — она водрузила мне на голову пластиковую цепь, — носи с честью. — Она повернулась к остальным. — Вы бы видели — она все организовала, еще до начала вычислила, сколько стоек нужно для каждого многоугольника, применила правильную стратегию — клянусь, перестаньте ржать, — чтобы закончить каждую фигуру до того, как начать следующую, потому что так было быстрее…

Я сохраняла на лице полуулыбку на всякий случай, чтобы показать, что понимаю шутки.

— Нет, серьезно, — продолжала Донна, — если вам когда-нибудь позарез понадобится бумажный многогранник, Кэтрин — это то, что вам нужно. — Она положила руку мне на плечо.

Несколько мгновений я молча смотрела на нее, потом до меня дошло, что надо делать, и я шлепнула ее по руке.

— Йо, — сказала она.

— Вообще-то, меня зовут Кэт, — сказала я, — я изменила свое имя.

— Мяу, — сказала Алекс.

Никки показалась из-за угла, и Донна издала вопль радости.

— Никс, Никс, подожди. — Она бросилась бежать.

Никки растопырила руки для объятия.

— Увидимся, Кэт! — крикнула Донна через плечо.

Не знаю, как долго я была там. В больнице время течет иначе. Я даже не знаю, перевозили меня куда-нибудь или это было отделение той же больницы. Но здесь так же специфически пахло чистящим средством и едой. Так же негде было уединиться, люди постоянно задавали вопросы и втыкали в руку иголки. Меня это не особенно волновало. Я старалась не открывать глаза, чтобы не так болела голова.

Вечером, за день до того, как мы это сделали, он привел меня на спортплощадку и посадил на качели. Он раскачивался, как ненормальный.

— Ты можешь запустить себя в небо, это так просто! Потеряйся среди звезд! — кричал он, со свистом рассекая воздух. — Еще выше! Посмотри, можно перелететь через верхнюю перекладину. Это несложно, если набрать достаточное ускорение.

Волосы развевались вокруг его лица. Замедлив движение, я смотрела, как трутся друг о друга звенья цепи, слышала скрип огромных болтов.

Потом, без предупреждения, он спрыгнул прямо на взлете, болтая ногами. Приземляясь, он пошатнулся, но не упал.

— Надо приземлиться в прыжке. В этом весь секрет! — крикнул он в темноту.

Он неторопливо подошел и стал близко передо мной, сжав цепь вокруг моих бедер.

— Не надо бояться. Я тебе кое-что покажу. — Он притянул к себе крутящееся сиденье и держал его мгновение, потом дал мне качнуться назад. — Пошли.

Помню, я скребла туфлями землю, чтобы затормозить движение, помню металлическую раму, сотрясающуюся вокруг меня. Он взял меня за руку и подвел к карусели.

— Мы в центре вселенной, ты и я, — сказал он.

Я рассмеялась.

— Нет, правда! Я могу это доказать. Прыгай сюда.

Карусель была в форме сплошного цилиндра с яркими трубчатыми ручками, разрезающими верх, как куски торта. Каждый из нас сел в свой кусок, и он сильно оттолкнулся от земли ногами, чтобы запустить наше движение.

— Откинься назад.

Я ощутила затылком холод металлической спинки сиденья.

— Нет, не надо закрывать глаза. Смотри вверх.

Мимо промчался Орион, а Большая Медведица сделала оборот и переместилась с одного края моего поля зрения в другой.

— Я ведь сказал тебе. Звезды вращаются вокруг тебя. Ты — центр всего. Вернее, мы с тобой.

Вошла сестра.

— К вам посетители, — жизнерадостно проговорила она, — может быть, отдернуть шторы и впустить немного солнечного света?

Я пыталась приподняться. Сердце забилось при мысли, что один из посетителей — Роджер или отец. Хотя я наверняка знала, что отец не придет.

— Своими поступками ты разбила сердце своей матери, — сказал он, когда мы виделись в последний раз. — Ты была всем для нее. Что тебя заставило это сделать?

— Любовь, — ответила я.

— Ты не понимаешь значения этого слова, — сказал он и заплакал.

— Понимаю! — крикнула я. — Роджер любит меня. Он хочет этого ребенка.

— Ему плевать. Он хочет избавиться от тебя.

— Он говорит, что будет заботиться обо мне.

— Он слишком занят заботой о себе. Опьянен собственным очарованием. Теперь ты будешь жить своей жизнью, и она не будет иметь ко мне никакого отношения. Ты ведь сделала свой выбор, не так ли?

— Как настроение? — спросила сиделка. — Подойди ко мне, дай я тебя причешу. У тебя есть одеколон?

Открылась дверь, и вошла пожилая женщина в черном с лиловым выходном костюме в сопровождении седоволосого мужчины в свитере с рисунком и с пузырями на коленях. Я в недоумении повернулась к сиделке.

— Кто это?

Мне они совсем не понравились. Особенно она.

— Я твоя спасительница, вот кто. Я твоя семья. Меня зовут Полианна Миллер, а это Винс. Мы приехали забрать тебя домой.