Бабуля-суперопекун

Глава тринадцатая

Чтобы подготовиться к приезду Кэллума, я решила заняться эпиляцией.

Шелковая нежность с Алоэ Вера. Мягкий и эффективный способ удалить лишние волосы. Не использовать на ушах, носу, бровях, груди, гениталиях и околоанальных областях. Не подходит для людей пожилого возраста.

Итак, требовалось потереть полоски между сложенными ладонями, как будто молишься. Потом разнять слои бумаги, и тогда на каждом обнаруживалось вещество, напоминающее ушную серу. Нужно было прижать это к коже, еще немного потереть, а потом оторвать полоску, вскрикнув от боли. На ноге оставалось совершенно гладкое место среди густого пушка вместе с кусочками противного желтого воска. Выглядело так, будто на ноге гнойная рана.

Я налепила полоски сзади на икру. Оййй! Еще один гладкий участок. Но теперь я увидела, что без должной аккуратности получается какая-то лоскутная мозаика, живая изгородь из пушка. Поэтому, несмотря на боль, я взялась за дело и стала искоренять оставшиеся клочки волос. Их становилось все меньше и меньше, но приходилось использовать много полосок. В конце концов, я справилась. Одна нога была полностью очищена от волос. Потом я сообразила, что у меня кончились полосы.

По телику все это выглядело как сплошное удовольствие. Девушки модельной внешности вместе падали на кровать, смеясь и поглаживая ноги друг друга. Никто не кричал от боли, не стонал, не покрывался испариной и не писался от боли. «С течением времени процесс становится простым и безболезненным» — было написано в буклете. Я не могла поверить, что им разрешили это напечатать.

Я выругалась, потом перечитала инструкцию. Каждую полоску можно использовать до трех раз, говорилось в ней. Я проверила кучу выброшенных полосок, все они прилипли к ковру там, куда я их бросила, а те, которые попали в корзину для мусора, теперь были покрыты очистками от карандаша и конфетти от дырокола. Осталось не больше четырех неиспользованных полосок. Я взяла мусорную корзину и со злобой швырнула ее о стену. Сама виновата, что не смогла в этом разобраться.

В этот момент в дверь моей комнаты постучали.

— Убирайся! — заорала я, думая, что это Полл.

Дверь со скрипом отворилась, и Мэгги, просунув голову в проем, быстро огляделась вокруг.

— Извини, дорогая. Я просто решила проверить, все ли в порядке. Мне показалось, я услышала плач. А потом раздался этот глухой стук, и я подумала, что ты упала на пол или случилось что-нибудь еще. Но, слава богу, все в порядке. Извини, что побеспокоила.

Ну почему не она моя бабушка?

Когда я спустилась вниз, Мэгги и Полл готовились к прогулке. Мэгги осторожно убрала со стола мерзкого вида носовой платок и заменила его чистым из собственного кармана. Она кивнула мне, я подцепила платок кухонными щипцами и бросила в стиральную машину.

— Наконец-то, — сказала Полл, не сразу попав рукой в рукав своего плаща. — Мы вернемся около четырех. Пообедаем у «Работяг». Чем ты собираешься заняться?

— Не знаю, — сказала я, постукивая носком ноги по стиральной машине. Убирайся прочь и оставь меня в покое, хотелось мне крикнуть. — Может, пройдусь в библиотеку.

— Хорошо бы отмыть шкаф с чистящими средствами, если тебе больше нечем заняться, — сказала Полл, засовывая в сумку чистый носовой платок. Она повернулась к Мэгги. — У нас была протечка, представляешь?

— Ну, надо же, это все ваши трубы?

— Нет, одна из бутылок с моющей жидкостью. Она подтекала, а мы этого не замечали, пока все не вылилось. Я постоянно приходила сюда и нюхала. «Весенняя свежесть», но она так воняла! Потом Кэтрин пошла за хлоркой и увидела, что бутылка прилипла ко дну шкафа. Все это нужно хорошенько промыть.

— Значит, тогда мой день уже занят, — пробормотала я.

— Я помогу тебе, если ты подождешь нашего возвращения, — сказала Мэгги. — Можешь куда-нибудь пойти. В твоем возрасте не стоит торчать в четырех стенах. Пойди в библиотеку и развлекись. Ой, посмотри, у тебя пояс завернулся! Ты, должно быть, влюбилась.

— О, господи! — проворчала Полл. — Любовь! Скоро свиньи начнут летать. Мы идем или что?

Проходя мимо, Мэгги дружески щипнула меня за щеку.

— О, черт, — пробормотала я еле слышно.

После их ухода я выпустила Уинстона побродить в саду и решила слегка подкрасить губы. Было странное ощущение, будто я съела кремовое пирожное и не вытерла после этого рот, но я удержалась и не стерла помаду немедленно. Я причесала волосы и собрала их в низкий конский хвост. В последнюю минуту я заметила, что через колготки просвечивают мои пятнистые после эпиляции ноги. Пришлось переодеться в выходную блузку и брюки. Посмотрев на себя в зеркало, я подумала, что выгляжу очень даже неплохо. Эффект чуть не нарушила восковая полоска, прилипшая к брюкам, но вернувшийся Уинстон спас положение, решив ее съесть.

Придя в библиотеку, я увидела, что мисс Мегера и мисс Мышь растворились в воскресном притоке школьников. Кэллума нигде не было. Я перешла в секцию новых поступлений и только собиралась начать просматривать книги, как в отделе периодики увидела его. Он читал приложение к «Гардиан».

— Ты изменился, — сказала я.

— Ты тоже.

— Нет, я хочу сказать, что ты действительно выглядишь по-другому. Почему ты постригся?

Он сделал машинную стрижку, не ежик, но довольно короткую. На нем были темные очки в оправе и легкий цветной пиджак.

— Захотелось чего-то нового. И голове прохладнее. — Он провел рукой по своим коротким волосам.

— А очки?

— Надоели контактные линзы. Я к ним вернусь, конечно, когда надоест носить очки.

— Ты прямо как Шерлок Холмс, мастер менять внешность.

Он сделал вид, что рассматривает меня сквозь увеличительное стекло.

— Таинственный случай пропавшей матери. Куда отправилась Элизабет Кэсл после того, как исчезла из Бэнк Топ?

— Это не смешно.

— Извини. Эй, развеселись, я привез тебе кое-что! Тебе должно понравиться.

Он вытащил из-под стола рюкзак и раскрыл его.

— Вот, смотри. — Я увидела маленький бумажный пакет и коричневый конверт. — Сначала вот это; это и есть главный подарок. Их делает мамина подруга Шона. Она раньше жила на яхте во Франции, но кто-то хотел ее поджечь, и она вернулась домой.

Я раскрыла пакет и засунула руку. Мои пальцы нащупали что-то холодное. Оно скользнуло в ладонь, как монета.

— Оса?

— Да нет же, смотри лучше. Это эмалевая пчела. Можешь повесить ее на цепочку, если тебе не нравится ремешок.

Я пристально рассматривала изображение.

— Ты уверен, что это не оса? Она слишком тощая для пчелы.

Обратная сторона была из гладкого металла.

— Не тупи, это просто такой стиль. Кто делает осу украшением? Пчелы крутые, они производят мед и маточное молочко, опыляют фруктовые деревья. И они не жалят без причины. А осы — это совсем другое дело, они злые. Они живут в сараях и едят всякую гадость.

— Они не такие уж плохие. Я могу рассказать тебе что-то очень важное об осах.

— Что?

— Не сейчас. Позже. Может быть.

Кэллум почесал в затылке и искоса взглянул на меня.

— Ты сегодня очень загадочная.

Мимо прошла мисс Мегера и внимательно посмотрела на нас.

— Все в порядке?

Мы кивнули. Я показала ей кулон.

— Гмм, — сказала она, — обычная оса.

— О господи, это пчела! — засмеялся Кэллум.

— Форма не похожа, — сказала мисс Мегера. — Брюшко слишком узкое. А черные полосы слишком широкие.

— Ну, хорошо. Двое против одного. Конечно, я неправ.

Мисс Мегера бросила на него изучающий взгляд, потом ушла, чтобы заняться очередью у стола.

— Да, не хотел бы я быть на месте тех, кто не вовремя вернул книгу в эту библиотеку. Просто страшно становится. Я привез кое-какие фото, думаю, тебе интересно будет их посмотреть. — Кэллум подтолкнул ко мне конверт. — На обратной стороне написано, кто это.

На первом фото я увидела неясное изображение какой-то отвратительной красной куклы с огромной головой. Ее ноги торчали в разные стороны, как у лягушки.

— Это я, — с гордостью проговорил Кэллум. — Вообще-то я родился недоношенным. Мама так болела перед родами, что боялись, она не выдержит. У нее был жуткий токсикоз, и пришлось извлечь меня раньше срока, чтобы я тоже не умер. Много недель ее заставляли лежать неподвижно.

Затем шло еще четыре Кэллума. Ползунок в костюмчике с капюшоном, еще один в школьной форме, лет четырех («я ходил в школу только два или три года, это была такая ерунда»); затем шел Кэллум на мотоцикле, в амуниции, смахивающей на рыцарские доспехи. На последнем фото он был запечатлен возле огромной картины без рамы.

— Я нарисовал ее, — сказал он, — маслом. Она выставлялась в нантвичском музее пару месяцев, потому что мне присудили за нее первое место. Теперь мама повесила ее в своей комнате. Это облака.

— Да, я поняла, — солгала я. — Обалденно. Правда, здорово.

— А это мама.

Он указал на фотографию женщины средних лет с длинными блеклыми светлыми волосами и круглым приветливым лицом. На ней был черный топ с вышитым воротом, в ушах длинные серьги.

— Один из ее предполагаемых бойфрендов сделал это фото в прошлом году. Ей оно не нравится, потому что можно увидеть несколько морщинок, но мне кажется, получилось классно.

— Она похожа на свою сестру.

— Да, мне тоже так кажется. А вот еще одно, это первое фото туч, которое я сделал. Никаких фильтров и других штучек, просто навел и нажал на кнопку. Странное дело, я сделал это фото, потому что туча напоминала дельфина, выпрыгнувшего из воды. Но когда я проявил его, изображение изменилось и стало похоже на чье-то лицо. Видишь? Поверни. Вот глаза, вот рот. Грустное лицо.

Его палец прочертил контур.

— А вот это фото я сделал в Эйвбери, здесь я использовал оранжевый фильтр. Видишь, словно гигантский палец указывает на самый высокий стоячий камень. Как палец бога, но на самом деле это след самолета. Следующее фото сделано в местечке под названием Моу Коп, там есть нечто вроде искусственных руин, и, когда стоишь наверху, можно видеть на много миль вокруг. Здесь я постарался сфотографировать вид на облако из каменной арки, видишь? Я использовал фильтр, чтобы получилась едва заметная радуга.

— Как бензин в луже.

— Точно. И, наконец, два последних фото. Я сделал их над водой на озере Конистон, чтобы свет от воды отразился в тучах и как бы подсветил их снизу. Фильтры здесь придают глубину теням.

Он меняется, когда рассказывает о своих фотографиях, подумала я.

— Эта мне нравится больше всех. — Я указала пальцем на Моу Коп.

— Правда? Я сделаю тебе копию. Знаешь, ты можешь приехать туда как-нибудь и сама увидишь это место. Можно даже взять с собой фотоаппарат. Не исключено, что к тому времени я уже куплю машину.

— Да, это было бы здорово, — сказала я, зная, что этого никогда не будет. Но мне было действительно приятно, что он это сказал. Я представила себе нас двоих, глядящих сверху на поля и города, уходящие к горизонту. Внезапно мой пустой желудок издал голодную руладу. Я окаменела от ужаса.

Кэллум повернул голову сначала вправо, потом влево, в удивлении подняв брови:

— Странно. Клянусь, я слышал, как мяукнула кошка. Неужели ты не слышала?

Он наклонился и посмотрел под стол.

— Эй, кис-кис! Нет, никого не видно.

Он снова сел, и его улыбка заставила меня рассмеяться.

— Перестань.

— Она, должно быть, притаилась за столом. Наверное, мышь выслеживает. Ой, подожди, вон там промелькнул ее хвост.

— Ну, перестань же!

— Мне кажется, нам надо немного перекусить, пока мы оба не умерли с голода. Еще немного, и наши кишки запоют дуэтом, и, поверь, мои запоют гораздо громче, чем твои.

Я облегченно кивнула:

— Ну, хорошо, мы можем съесть по сандвичу в… — Мои пальцы дотронулись до кожаного ремешка кулона, и я потянула к себе осу. Пожалуй, я буду ее носить. — Мы можем пойти ко мне домой. Полл ушла. — Я почувствовала, что краснею, но продолжала: — Так что она не рассердится, ей не обязательно про все знать. Пойдем, посмотришь дом.

— А я думал, ты никогда меня не пригласишь, — сказал он.

По дороге домой я рассказывала ему о несуществующих достопримечательностях Бэнк Топ.

— Вот здесь стоял амбар эпохи Тюдоров.

— Где, на месте этой скобяной лавки?

— Да. В пятидесятые бульдозеры сравняли его с землей. А на противоположной стороне находился ряд старинных каменных домов шестнадцатого века. Стены в них были в два фута толщиной, а на крыше вместо шифера — каменные плиты.

— Там, где стоят эти одноэтажные домишки? Боже, какая жалость! Откуда ты все это знаешь?

— Я писала сочинение на эту тему и, кроме того, в библиотеке есть несколько видов улиц, можешь посмотреть в следующий раз. Мисс Мегера большая любительница местной истории. А вот здесь, на нашей стороне, раньше был паб под названием «Герб каменщика». Когда его снесли в семидесятые, нашли стену из оштукатуренных прутьев, которая датировалась концом двенадцатого века. Неподалеку отсюда раньше была яма для петушиных боев, но я рада, что теперь они не проводятся.

Когда мы проходили мимо большого здания совета, я кивком указала на ведущую к нему дорогу.

— Она раньше называлась «Четыре тропинки», но теперь ее переименовали в Школьную дорогу, потому что она ведет к новой начальной школе.

Кэллум перешел на другую сторону и некоторое время шел по мостовой, стараясь разглядеть детали серого здания постройки девяностых с его красной бетонированной площадкой для игр.

Я тоже перешла дорогу вслед за ним, хотя совсем не хотела этого, и остановилась рядом.

— Когда я вижу это место, мне становится плохо. Иногда мне хочется, чтобы сюда упала бомба.

Собачье дерьмо, мусор и окурки в траве на обочине дороги — все так же, как девять лет назад, когда несколько девочек прижали меня к этому металлическому уличному знаку. Они задрали мою юбку, так что все могли видеть мои трикотажные панталоны на резинках, и Джули Бери заорала, что они грязные, что было ложью. Клер Гринхолф стукнула меня по заду теннисной ракеткой, и синяки потом долго не проходили. Когда им удалось довести меня до слез, они просто убежали. Разумеется, я не собиралась рассказывать об этом Кэллуму.

Он обернулся, и мы медленно пошли дальше.

— Это та школа, в которую ходили твои папа и мама?

Я покачала головой.

— Я не знаю, куда ходила мама. Это где-то в Болтоне, я думаю. А отец учился в старой викторианской школе, мы уже прошли место, где она стояла. Помнишь груду оранжевых плит у церкви?

— Не-а.

— Вот там она и стояла, мне надо было показать тебе, когда мы проходили мимо. Она была каменной, с красивым фронтоном. Ее можно разглядеть на фотографии папиного шестого класса. Если тебе интересно, могу показать.

Был теплый солнечный день. Кучевые облака над нами раскинулись, как собаки, ждущие, чтобы их почесали. Я была уверена, что поступаю правильно, ведя его к себе домой.

— Вон там кладбище. Как-нибудь я тебе его покажу.

— Там похоронен твой отец?

— Нет, но там уютно и тихо. В июне здесь по всему фасаду распускаются офигительные ярко-красные цветы, но сейчас они уже сошли.

Мы дошли до нижнего конца деревни.

— Почти пришли, — сказала я, — городской совет каждый год ставит елку на Рождество на этом островке безопасности. Еще здесь есть местная деревенская традиция, которая называется «Разбей фонарь». В ней участвует вся молодежь на мили вокруг. Лампочки держатся от силы три дня. В прошлом году некоторые мальчишки осмелились закидать камнями даже приехавшего Санту, когда он объезжал здание совета. Он сказал, что больше сюда не приедет.

Я могла бы вскоре поменять все это на готические здания и шпили, если бы захотела, подумала я.

Мне непонятно было выражение лица Кэллума, когда мы, наконец, остановились перед домом Полл. Я постаралась прочесть в его глазах впечатление от увиденного. Низкая стена и крошечный участок травы, слишком маленький для косилки, который Собачник должен был превратить в прямоугольник, каменный подоконник с зелеными полосками, обшарпанная черная дверь.

— Какое красивое веерообразное окно над дверью, — сказал он, глядя на дверную раму, — ваши соседи вынули такое же из своей двери. Это большая ошибка. Некоторые люди не понимают душу вещей.

Я быстро провела его через холл с его ужасными обоями и плешивым ковром в заднюю комнату, где Полл и я едим, смотрим телевизор и ругаемся.

— Как много у вас ламп, — сказал он, оглядевшись, — как в магазине электротоваров.

— Так нужно, — ответила я, представив, как Полл, сощурившись, через свехсильную лупу разглядывает огромные буквы в своих триллерах, — зато наш дом, наверное, можно разглядеть из космоса.

В глаза мне бросились пятна на обоях там, где Полл опиралась о стену рукой, когда бродила по комнате. Я никогда не замечала их прежде. Так же, как паутину под потолком и слой серой пыли на ковре у камина. Я, конечно, делаю уборку, но просто нет смысла напрягаться, если Полл вообще не видит грязи, а Собачник не обращает на нее внимания. Внезапно наш дом показался мне свалкой мусора.

— Пойдем наверх, — проговорила я быстро, пока не пришла в такое смущение, что слова сказать не смогу.

Он все еще осматривался вокруг, как будто был посетителем необычной выставки.

— Ладно. Тут классно. Пойдем.

В тот последний вечер Полл затеяла драку с Винсом. Сначала они кричали друг на друга, но это была обычная история. Я спустилась вниз выпить молока и видела, как это произошло. Не знаю, с чего у них началось, но она бросилась к нему с утюгом. Он схватил ее за руку и толкнул так, что она упала на диван. Утюг выпал из ее рук, ударился о стену, и днище отлетело от пластикового корпуса.

Она с трудом поднялась с дивана и снова бросилась на него. Она была похожа на взбесившуюся собаку. Он схватил ее за запястье, а она свободной рукой вцепилась ему в ухо. По его перекошенному лицу было видно, какая это боль. Она наносила ему удары по голове, а он старался ухватить ее вторую руку. Я ударила ее кулаком в спину. На минуту она прекратила сражение и упала на диван лицом вниз. Она надвинула на голову подушку и держала ее руками. Тут закричала Кэтрин, и я на цыпочках побежала обратно наверх.

Той же ночью, должно быть, около двух, я проснулась и увидела Винса в своей комнате. Он стоял у постели и смотрел на меня. Было слишком поздно притворяться, что я все еще сплю. Я подумала: вот оно, он пришел изнасиловать меня.

Он наклонился и дотронулся до покрывала.

— Не знаю, как ты, девочка, но с меня хватит. Я уезжаю отсюда, — сказал он, — ты поедешь со мной?