Бабуля-суперопекун

Глава первая

Ровно в девять по ступенькам нашего дома поднялся Собачник, держа на поводке дворнягу, смахивавшую на волка.

— Хорошая новость, — сказал он, — я принес насадку на пылесос.

— Впусти его! — завопила Полл из кухни.

Он прошуршал мимо в своем грязном плаще, и я прижалась спиной к стене, чтобы он не задел меня. Собака понюхала у меня между ног и засеменила следом.

— Вот, пожалуйста, — сказал он, роясь в одном из своих пластиковых пакетов и вытаскивая эту штуку на мое обозрение. И правда, я мечтала о ней целых шесть месяцев. Наша куда-то запропастилась, скорее всего, Полл ее случайно выбросила. Такая участь постигла множество наших вещей.

Решительным шагом вошла Полл и выхватила насадку из рук Собачника. Она внимательно ощупала ее со всех сторон, потом поднесла к лампе, чтобы лучше рассмотреть.

— Ну вот, тебе повезло, Кэтрин Миллер! Она постоянно ноет, что в доме полно собачьей шерсти. Уинстон линяет круглый год, непонятно, как он еще не облысел. Скажи спасибо Дикки. Где ты достал ее, Дикки? На распродаже?

Собачник ухмыльнулся:

— Я ее нашел.

Стибрил где-нибудь, это больше похоже на правду.

Полл протянула ее мне, и я посмотрела на этикетку.

— Но ведь это совсем другая марка, — сказала я, — это «Дайсон», а у нас «Лервия». Она не подойдет.

— Да перестань, — сказал Собачник, — намотать на конец трубки немного изоленты, и все дела.

Вот бы запихнуть ее тебе в глотку, в духе Тома и Джерри.

— Вы что, в самом деле думаете, что я стану обматывать эту штуку изоляцией каждый раз, когда соберусь пропылесосить?! Наматывать и разматывать? Я фигней страдать не собираюсь!

Я бросила его подарок на диван. Если Полл хочет, пусть сама возится.

Полл злобно фыркнула, а Собачник огорченно покачал головой.

— Эта теперешняя молодежь, — сказала Полл, — им подавай жизнь в подарочной упаковке. Не обращай на нее внимания, Дикки. Она все время на взводе. Думаю, это гормоны. По крайней мере, надеюсь, что ничего другого. — Она взглянула на него, подняв бровь.

«Да пошла ты!» — чуть не сказала я.

— Когда-нибудь я умру, — любит твердить Полл, — и тогда ты пожалеешь, деточка.

Ну уж нет. Я вывешу флаги. Я повяжу красный атласный бант на шею Уинстону, нагишом пущусь в пляс по всему Месенс-Парку и помещу объявление в праздничной колонке «Wigan Observer».

Памяти Полианны Миллер,

злобной стервы и раздражительницы собак.

Вечером, когда Полл ощупью выбралась из ванной, я записала в своем дневнике:

ЧТО Я ДОЛЖНА СДЕЛАТЬ В НОВОМ ГОДУ

В новом году я собираюсь:

1. Перестать есть (сбросить 10 кг ко Дню св. Валентина).

2. Сделать так, чтобы в школе все называли меня Кэт, а не Кэтрин — это звучит круче.

3. Постараться подружиться с Донной Френч.

Обожаю, обожаю, обожаю!!!

4. Решить вопрос о Моем Будущем.

Потом я легла на кровать, обвешанную старыми отцовскими постерами с изображением Блонди, и попыталась выбросить из головы дурные мысли, не дающие мне покоя, когда я вспоминаю об экзаменах. В конце концов я выключила свет и послала отцу воздушный поцелуй, как делаю каждый вечер. Может, это глупо, однако помогает.

Я живу в комнате с двумя мертвецами. Кроме отца в урне, что стоит на подоконнике, на дне платяного шкафа в черной с золотом банке покоится прабабушка Флоренс, мать Полл. Если честно, я никогда о ней и не вспоминаю, разве только когда ищу свои туфли.

Остальные члены семейства Полл похоронены на кладбище Бэнк Топ — покатом участке, с которого потихоньку сползают могильные камни вместе со стеной, предназначенной для их поддержания. Если взобраться на памятник жертвам войны, расположенный в центре кладбища, перед вами откроется неплохой вид, во всяком случае весьма обширный, на грязный городок Харроп, раскинувшийся внизу, с его заброшенной бумажной фабрикой и бездействующим локомотивным депо. Может, туда направляются обитатели кладбища? Меня, во всяком случае, туда не тянет.

Больше всего на свете мне бы хотелось быть такой, как все. Выбросить носочки и короткие платьица и стать похожей на моих ровесниц, но это непросто с такой бабушкой, как у меня.

— Косметика? Для чего это тебе косметика? Ты испортишь кожу. А кончишь тем, что станешь выглядеть как клоун или проститутка, одно другого хуже. Нанести немного вазелина на лицо, вот все, что тебе нужно в твоем возрасте. Я была уже замужней женщиной, когда у меня появилась первая помада.

И все время у нас такая хрень.

Теперь, когда мне уже почти восемнадцать, до меня стало доходить, что на самом деле многое из убеждений Полл — беспросветный вздор. Например, утверждение, будто, зашивая на себе колготки, можно накликать страшное несчастье.

— Ты пришьешь страдания к своему сердцу, — вечно твердит она, — и пожалеешь об этом.

Она также считает, что мыть голову во время месячных чревато сумасшествием, а если положить перед сном около подушки помидор, это помогает от судорог.

Когда я была маленькая, то верила ей, а другие дети тоже считали меня чокнутой и не хотели дружить со мной. Кроме того, я не могла поймать брошенный мяч, школьный джемпер носила домашней вязки и на пуговицах, а не купленный в «Литтлвудсе». Я делала вид, что меня это не волнует.

— Не у всех есть мамы и папы, — повторяла я, когда они загоняли меня в угол, — моя семья — это мы с бабушкой.

— Да пошла ты, жирдяйка, — кричали они, — ты даже не зовешь ее бабушкой. С чего это?

— Она этого не любит.

— Она тебя не любит. Ты сдвинутая. Твоя мамаша прикончила твоего отца и сбежала! А ты психованная!

Потом они убегали, вопя и крутя пальцами у виска. А психованная сидела, притаившись за мусорными ящиками, а потом шла на урок и ошивалась возле учительницы, пока не звонил звонок.

Проблема Бэнк Топ в том, что здесь все про всех знают.

Полл не любит, когда люди ее жалеют — что очень кстати, потому что ее мало кто жалеет. Она настолько слепа, насколько ей это удобно: сегодня вы почти не замечаете, что у нее не все в порядке со зрением, а завтра она уже прикована к постели.

— Как будто кружок черной бумаги приклеен на твое глазное яблоко, — говорит она. — Когда я сейчас смотрю тебе в лицо, то вижу только пустое пространство.

Тем не менее периферическое зрение у нее работает, так что бесполезно при ней делать что-то исподтишка.

Чиновник службы социального обеспечения любит оставаться непобежденным.

— Вообще-то мы предпочитаем термин «частично зрячий», — говорит он, когда Полл приходит на переаттестацию, чтобы получить ходунки, увеличительные линзы или телефон с большими кнопками. Не то чтобы она особенно нуждается во всех этих приспособлениях, поскольку у нее есть я. Я — ее двуногая собака-поводырь…

Когда она только начала терять зрение, ей дали буклет «Как успешно преодолеть возрастную дегенерацию свойств роговицы». В нем полно полезных советов для людей с разумным отношением к жизни:

Используйте яркое освещение во всем, доме, особенно на лестнице.

Полл говорит:

— Если ты думаешь, что я собираюсь повесить еще один светильник, ты глубоко заблуждаешься. Не нужен мне в доме прожектор!

При этом наши розетки нагружены до предела, и у нас девять настольных ламп только в гостиной.

Четко и ясно скажите окружающим, в чем вы нуждаетесь.

Здесь никаких проблем. Об этом я слышу целыми днями с утра до вечера. Я хожу в магазин, готовлю, убираю, стираю, глажу, чищу ее одежду каждый вечер и подаю ей капли для глаз. Ей не нужны глазные капли, ее вдохновляет сам факт. Ей нужны диетические пищевые добавки, но их-то она как раз не принимает.

Если вам требуется помощь, используйте вашу трость для привлечения внимания.

Еще ее можно использовать в качестве оружия. Зрение, у нее, конечно, не того, но она преспокойно определяет, куда ею ударить, чтобы было больнее.

Не зацикливайтесь на своих проблемах. Относитесь к ухудшению зрения как к испытанию, которое вам нужно преодолеть.

Если честно, она не испытывает особой жалости к себе. Злоба, мелочность, упрямство — вот от чего бы ей полечиться.

Подружитесь со своими соседями; организуйте вокруг себя сообщество.

Ну не знаю, можно ли считать сообществом Дикки-собачника, хотя он постоянно торчит в нашем доме. Полл его обожает, потому что он всегда подробно сообщает ей, какое барахло принес с рынка: подпорченные овощи, бракованные рулоны туалетной бумаги, жирнющую грудинку. И еще они подолгу болтают и сплетничают на кухне, а Вульфи в это время лежит, развалясь, на ирисах и пытается сжевать собственную лапу.

— Вы знаете ту женщину, которая живет позади Нетти Фолд, она еще шила свадебное платье для дочери Мэгги?

— Да, и что?

— Она медиум.

— Какой-такой медиум?

— Она разговаривает с духами.

— А, ну да. Работа по совместительству?

— Что-то вроде. Мэгги сказала, что она беспрестанно сообщает ей о всяких предстоящих событиях.

— То есть она может предсказывать будущее?

— Мэгги говорит, что может.

— Правда жалко, что она не рассказала директору школы, что жених соблазнит и бросит его дочь?

Я никогда не обращала особого внимания на Дикки-собачника, хотя поначалу он казался мне забавным. Он появился у нас в доме, когда мне было около пяти. Постучал в дверь и предложил нам песок, который где-то нашел.

— Сделаете песочницу для малышки, — сказал он.

— Хорошо, вот вы и сделайте, — неожиданно сказала Полл.

Подарок доставлял мне одни неприятности. Я все время ходила с желтыми от песка руками, а окрестные кошки прямо-таки облюбовали песочную кучу. Однако Дикки все-таки втерся в нашу жизнь. Он знал кучу шуток и умел показывать фокусы со спичками. Иногда я бродила по полям вместе с ним, Вульфи и другими собаками, которые тогда у него были. Весной он помогал мне ловить головастиков, которые пару недель стояли в банке на кухне, а потом Полл выбрасывала их, выливала на них расплавленный жир или хлорку. Осенью Собачник любил находить грибы и колошматить по ним палкой:

— Это мухомор, вот это что! С этого мерзавца мы и начнем.

Я ясно помню, как он сидит на ступеньках крыльца, а на рукав его пальто уселась бабочка-адмирал.

— Посмотри на нее, — говорит он, глядя, как она раскрывает крылышки и выпускает язычок, — чудо природы. Ой, улетела.

Но больше всего он любил подбирать порножурналы, которые валялись около стоянок грузовиков. Долгое время я думала, что он просто убирает мусор.

Достигнув половой зрелости, я разглядела в Собачнике того, кем он был на самом деле, — грязного старикашку. Я видела, как он смотрит на мою грудь и облизывается. С тех пор, как мне стукнуло четырнадцать, стоило мне простудиться, и он немедленно предлагал растереть мою грудь «Виксом».

А прошлым летом вообще случилось ужасное.

Я вышла из библиотеки и увидела Собачника, сидящего на скамейке и разговаривающего с кем-то по своему мобильнику. Он сидел ко мне спиной и не знал, что я слышу его разговор. Вульфи замахал хвостом, приветствуя меня, но Собачник этого не замечал. Он был поглощен разговором.

— Ты же меня знаешь, — говорил он, — мне нравятся большие… Ну да, сиськи почти не прикрыты, всё наружу. — Его плечи затряслись от смеха. — Она меня не видела. Ну да, такие здоровые. С черного хода, через кухонное окно. Эй, да ну тебя, я же не виноват, что она щеголяет без лифчика. Я просто невинно стоял себе у задней двери.

Пока он хихикал в трубку, я вспомнила субботнее утро, когда я в полдевятого спустилась на минуту, чтобы открыть дверь Уинстону. Я не успела одеться, но с Уинстоном нельзя мешкать, потому что его мочевой пузырь очень старый и ненадежный. Буквально минут через десять Собачник возник у задней двери с радостным известием, что у Лидла продают очень дешевые телевизоры, не хотим ли мы, чтобы он добыл для нас один. Мне он показался странно возбужденным, но я отнесла это за счет необычайно низкой цены телевизоров.

С тех пор я старалась держаться от него подальше. Но это непросто. Ведь он фактически живет в нашем доме. Как же, лучший друг Полл.

Собачник здесь не единственный извращенец. Я увидела пенис, когда мне было всего восемь. Один престарелый господин остановил меня на улице около аптеки Флакстона и попросил помочь достать его щенка из сточной канавы.

— Бедный щенок, он так скулит. Как тебя зовут, милая? Кэтрин? У тебя сильные руки, Кэтрин, ты сможешь достать его, ухватив за шкирку.

— Я в школу опоздаю, — сказала я.

Потому что все это звучало подозрительно.

Но он взял меня за руку и потащил во двор за магазином — грязное обнесенное стеной пространство, заваленное мешками с мусором и картонными коробками, где в углу виднелась канава.

Я стояла, напрягая слух, чтобы услышать скулеж попавшей в беду собаки. Он велел мне опуститься на четвереньки и приложить лицо к трубе.

— Позови его по имени. Ну, давай же.

И вот я стою на четвереньках, кричу: «Бивер, Бивер!» — и таращусь в темноту, пытаясь уловить звуки барахтанья и царапанья маленьких коготков. Не услышав ничего похожего, я повернула голову, чтобы спросить его, что делать дальше и, мать твою, увидела во всей красе его прибор, который он успел выставить наружу. Он торчал из его ширинки, как будто ощипанный цыпленок головой вперед.

— Поздоровайся с моим мальчиком, Кэтрин. — Он, облизываясь, смотрел на меня.

Я вылетела из этого двора, как бильярдный шар из лузы. До сих пор спокойно не могу входить в лавку мясника.

С ревом я помчалась прямо домой, и Полл никогда не была так мила со мной, как в тот раз. Она приготовила мне горячий шоколад и достала кусок бисквита, и еще мы на пару умяли целую кучу ломаного кит-ката, который принес Собачник. Она даже разрешила мне в тот день не ходить в школу, что было самой большой удачей.

— Я тебе все время твержу, что мир вокруг очень опасен, — сказала Полл, жуя вафлю, — давай по такому случаю откроем пачку печенья с джемом.

Одно время нам кто-то постоянно звонил и молчал в трубку. «Алло, кто это? Кто это?» В трубке была тишина, внушавшая мне непонятный страх. Несколько недель спустя оттуда стали доноситься грязные ругательства. Я сама не слышала, но Полл повторяла мне кое-что, в основном про нижнее белье. Она не отличается особой щепетильностью, бесчувственная старушка Полл, но это здорово ее раздражало. Ее теперь всю трясло, когда звонил телефон. Иногда она говорила: «Не снимай трубку!» Я так и делала. Но как-то раз она сама ее схватила и вдруг побелела, как простыня. Она поднесла трубку к моему рту, но прежде ладонью прикрыла микрофон и велела мне крикнуть: «Отстань от нас и живи спокойно!» Обалденно. Самый волнительный момент в моей жизни. И что удивительно — звонки прекратились.

Так что наша деревушка Бэнк Топ представляет собой копию большого мира, разве что там, снаружи, еще хуже, там живут серийные убийцы и взрываются дома, люди страдают от голода и сибирской язвы.

— Грустно жить на свете, — сказала за обедом на прошлой неделе Мэгги, партнерша Полл по бинго, — наши сверстники мрут, как мухи. В прошлом месяце я побывала на трех похоронах. А на той неделе умерла Мэй Пауэлл, об этом писали в газете.

— Мэй Пауэлл? Это та, с которой мы учились в школе? — Полл оторвала взгляд от тарелки с супом.

— Именно. Дочка владельца похоронного бюро. В школе она была страшной воображалой, помнишь? Нет, я совсем не желала ей смерти. Кто-нибудь хочет эту последнюю булочку?

Полл пододвинула к ней блюдо.

— Она любила повторять, что, если она будет лениться, отец положит ее в один из своих гробов и заколотит крышку.

Собачник подавился чаем, как будто это была самая остроумная шутка, которую он когда-либо слышал.

— А теперь они могут даже пойти пожаловаться на родителей в социальную службу. — Полл безнадежно покачала головой. — Теперь вообще нельзя наказывать собственного ребенка, потому что кто-нибудь обязательно сунет в эти дела свой нос. И они еще удивляются, почему дети стали такими неуправляемыми. В наши дни у родителей был авторитет. И это не приносило детям вреда, не так ли?

— Нет, — сказала Мэгги, — конечно, не приносило.

— И как же умерла Мэй?

— Она покончила с собой.

— Моя жизнь тоже настоящая трагедия, — вдруг встрепенулся Собачник, — страшное дело. — Он вытащил носовой платок и стал прочищать нос, издавая трубные звуки.

— Неужели, мой дорогой?

— Ей-богу. — Он утер глаза. — Я так рано потерял отца. Несчастный случай.

Мэгги с удивлением взглянула на Полл.

— Как это произошло, Дикки?

— Это было ужасно. Ведь он работал на пивоваренном заводе, вы, наверно, в курсе?

— Нет, откуда нам знать?

— Так он там работал. Отвечал за цистерну. И вот, большая лопасть, предназначенная для размешивания, почему-то застряла, а он полез посмотреть, что случилось. И упал в цистерну.

Полл поднесла ладонь ко рту.

— Ох, Дикки. Я об этом ничего не знала.

Собачник печально кивнул:

— Моя мать чуть с ума не сошла. Она спросила старшего мастера: «Он хотя бы не мучился перед смертью?» И тот ответил: «Почти нет, только три раза вылезал, чтобы сходить в туалет».

— Ох, Дикки, — захихикала Полл, — все время ты несешь невесть что.

Говорю вам, иногда у нас в доме бывает весело.

Судя по всему, наибольшей опасности члены нашего семейства начинают подвергаться, перешагнув рубеж совершеннолетия. Ключ от двери и удары судьбы мы получаем в один и тот же день.

Через неделю после своего двадцать первого дня рождения отец Полл потерял руку по самый локоть вследствие несчастного случая на работе. Сохранилось фото добродушного вида мужчины с запавшими глазами и пустым рукавом, заправленным в карман. Имеющейся рукой он опирается на маленький столик, а в кулаке зажата свернутая в трубку бумага.

— Это его свидетельство на изобретение в области текстильной промышленности, — торжественно заявляет Полл, как будто речь идет о Нобелевской премии.

Следующим по списку идет Роджер, мой отец. В восемнадцать лет он разбился вдребезги в машине, подаренной ему на день рождения, — ярко-красном «Mini Metro Vanden Plas». Мы все знаем, кто был тому виной. (То есть доподлинно ничего не известно, но почти наверняка это была моя несчастная сумасшедшая мать, с которой случился приступ безумия: она перехватила у него руль как раз в тот момент, когда навстречу мчался огромный грузовик. Имеется также мнение, что, если бы моему отцу не подарили эту машину по инициативе Винса, катастрофы вообще бы не случилось.) Так что автомобили тоже смертельно опасны, и я никогда, никогда не буду брать уроков вождения, ведь я обязательно или сама разобьюсь, или задавлю какого-нибудь беднягу. От дороги вообще лучше держаться подальше (Полл видела однажды, как автобус, следовавший из Селнека, сбил мальчишку, который шел в школу).

Жениха Кисси, тетки Полл, убили на войне за две недели до ее совершеннолетия, она и ее сестра как раз разрезали старые простыни на длинные узкие ленты для госпиталя, когда пришла телеграмма. Теперь ей за восемьдесят, и с тех пор у нее никогда не было возлюбленного.

Сама Полл преодолела совершеннолетие невредимой, но только потому, как она считает, что ее спасло предчувствие. С настораживающей регулярностью ей снилось, как ее выбрасывает на скалистый берег огромной волной, которая едва ее не поглотила. Она нанесла визит ясновидящей в Блекпуле, которая подтвердила ее опасения, и с тех пор она жила с твердым убеждением, что должна держаться подальше от воды, дабы обмануть судьбу.

А посему, находясь на пороге восемнадцатилетия и будучи избавленной от всяких полезных снов о том, как избежать несчастного случая, мне следует серьезно озаботиться этим вопросом. При желании я могла бы уехать из Бэнк Топ, в общем-то мне есть куда податься. Но стоит ли? Может, судьба приготовила мне какую-нибудь подлянку. По ночам я лежу в темноте без сна, охваченная страхом, до причины которого никак не могу докопаться.

Не знаю, что хуже — страх или скука.

Как ни странно, но Полл почему-то решила, что умрет в этом году. «Мне уже трижды по двадцать и десять. Теперь я живу взаймы».

Ну ладно. Нужно честно играть в свою игру. Что-нибудь придумаем.

Бывают ночи, когда я просыпаюсь, увидев ее во сне. Может, в эти самые минуты я тоже снюсь ей. Но сны не приносят радости. Я всегда плачу. Иногда я измазана кровью. Однажды мне приснилось, что я держу мешок с головой ее отца и никак не могу выпустить его из рук.

Я физически ощущаю необходимость дать ей знать о себе. Я постоянно борюсь с собой. Но мне нет места в ее жизни. Я ей не нужна. Я призрак.