Глава четырнадцатая

Уинстон храпел на вышитом покрывале моей кровати. Я сгребла его, перенесла в комнату Полл и положила на диван.

— Можешь писать здесь, если захочешь, — сказала я ему на ухо.

Потом быстро скользнула в кухню и включила чайник. Пока вода закипала, я приготовила несколько уродливых бутербродов с сыром, обрезав покрытую плесенью корочку, чего никогда не делала для Полл. Я бросила сандвичи на две тарелки с изображением Альберт-Холла, приготовила чай и погрузила все на поднос, чтобы нести наверх.

Вернувшись, я увидела, что Кэллум, сняв пиджак, что-то засовывает в его карман. Когда я появилась на пороге, он резко повернул голову. На лице его промелькнуло смущение.

— Кушать подано, — сказала я, делая вид, будто ничего не заметила. — Мне пришлось уволить дворецкого.

— О, великолепно! — Он оставил в покое свой пиджак и взял у меня чашку с чаем. — Я так ждал этого момента!

Я села на пол, прислонившись спиной к шкафу, потому что не хотела садиться рядом с ним на кровать, но он встал, держа в руке сандвич, и начал бродить по комнате, разглядывая обстановку. Он провел пальцем по ромбовидной резьбе на спинке кровати, потрогал висячие ручки на комоде, наклонился, чтобы лучше рассмотреть корешки книг. Потом остановился у фотографий и стоял там очень долго, а я в это время пыталась рукавом незаметно стереть пыль с книжного шкафа.

— Это все фотографии твоего отца?

— Ага. Видишь школу на этой карточке? Правда, это было красивое здание? Полл тоже туда ходила, когда была маленькой. Она рассказывала, что на стенах там были чучела птиц, а учительский стол стоял на возвышении. И ее били палкой за шалости, а когда там учился папа, для тех же целей учитель применял ботинок.

— Он бил учеников ботинком?

— Такими методами пользовались учителя в семидесятые. Отец получал ботинком чуть не каждую неделю. Об этом рассказала мне Кисси, не Полл: он постоянно что-нибудь выдумывал, а им это не нравилось. В наши дни сказали бы, что он был креативным парнем с богатым воображением.

— Это школа для вас, свора фашистов, — сказал Кэллум, становясь на колени, чтобы посмотреть старые отцовские долгоиграющие пластинки. — А меня, можно сказать, в один прекрасный день выгнали из школы. Они могли бы колотить меня до посинения, это бы не помогло. Я бы все равно не стал делать то, что делали остальные. Я не понимал, почему есть определенное время для рисования и математики, определенное время для лепки из пластилина и игры. Я не понимаю, почему нельзя разрешить детям следовать своим импульсам. Ведь тогда у каждого ребенка образуется мощный стимул к индивидуальным занятиям.

— И ты говорил им все это, когда тебе было семь лет?

— Ну да. То есть моя мама. Они постоянно приглашали ее зайти на беседу. И ее это все больше раздражало. В конце концов они стали называть ее плохой родительницей, неполноценной матерью-одиночкой, пока в один прекрасный день она не вывела меня из здания и не сказала: «Ты больше никогда сюда не вернешься». И я не вернулся. Это было здорово. — Он ногтем открыл футляр и вынул пленку. — Э, да здесь альбом «Human League», о котором ты мне рассказывала! — Он поднялся, шагнул к кровати и сел, все еще держа пленку. — Мама была просто классной учительницей. Она делала занятия веселыми и интересными, а в погожие деньки мы гуляли или уезжали куда-нибудь. Отец присылал нам деньги, так что ей не нужно было работать, хотя мы всегда были немного стеснены в средствах. В общем, это не имело значения, мы обходились.

Я почувствовала непонятный укол ревности, когда услышала, как он говорит о своей матери. У меня такого никогда не было.

— Моя бабушка тоже забрала меня из школы, потому что надо мной там издевались, — сказала я.

Это было правдой. Полл спасла меня тогда бог знает от чего. Может, даже от ритуального сожжения.

— Девочки бывают просто невыносимы, — сказал Кэллум, а его глаза пробегали листок со стихами. — Они все должны носить одно и то же, слушать одну и ту же музыку и все такое. В моем колледже есть девчонка, Лиззо, она неряха и немного дремучая, так она рассказывала, что в девять лет пережила ужасные унижения, потому что оставалась в стороне и не следовала общей моде.

— Они считали меня ведьмой.

— Что? — Кэллум положил альбом и взглянул на меня.

— Остальные дети в моем классе. Сначала они считали меня странной, потому что я живу с бабушкой и у меня нет ни мамы, ни отца. И еще потому, что я… выглядела не так, как они. («О, Паваротти, жирная свинья! Смотри, у нее уже титьки!») Потом кое-что произошло. Они решили, что это моих рук дело, и записали меня в ведьмы.

Я вдруг подумала: мне не стоило этого говорить. Зачем я все испортила, рассказав ему, какая я ужасная?

— Знаешь, — сказал Кэллум, — а ведь это круто!

— Совсем не круто, а очень мучительно.

— Да нет, нет, это круто! Вау. Ведьма! — Он с воодушевлением наклонился вперед. — Что ж ты натворила?

Я подумала об анисовом драже Донны. Черт. Лучше бы я молчала.

— Послушай, ты должен пообещать, что не станешь смеяться надо мной, если я тебе расскажу.

Кэллум воздел вверх руки. Высоко над его головой ветерок покачивал длинные пряди паутины.

— Клянусь, — сказал он.

Как мне было не поверить ему? Он пришел сюда, в эту комнату из прошлого века, где на стенах до сих пор висели фотографии военных самолетов, а по углам спали вечным сном мои родственники, и ничуть не смутился. Он, должно быть, видел комнаты других девочек, нормальные комнаты, но он не насмехался и не делал язвительных комментариев. Сосуд с прахом отца стоял на подоконнике за его головой. Я знала, что с Кэллумом все в порядке.

— Ну хорошо, тебе удобно сидеть? Потому что это долгая история, если рассказывать с самого начала.

— Давай с самого начала, — улыбнулся Кэллум.

— Ну ладно, раз ты этого хочешь. Так вот, там был этот парень. То есть их было много, они часто приставали ко мне и пытались вырвать книжки, схватить за пальто и все такое, но был один, Джейсон Ропер, который был на год старше всех мальчиков из нашего класса. Наверное, его оставили на второй год или что-нибудь в этом роде. Он был большим и болтливым, и выкрикивал гадости с высоты своего роста, и брызгал слюной, когда кто-то проходил мимо. («Эй, большая толстая корова, ты ненормальная, ты все еще носишь подгузники, а твоя бабушка покупает тебе одежду на барахолке!») Однажды он так разошелся, вопя, что у меня нет отца, а моя мама сбежала из дома, что потерял равновесие и упал, ударившись головой. Я просто стояла неподалеку, когда он корчился и плевал кровью. Дело в том, что какой-то ублюдок оставил там свой скейт, и он, падая, ударился лицом о его край. И вдруг одна из девчонок завопила: «Это она! Это она сделала! Кэтрин Миллер напустила на него злые чары!» Он снова скорчился, потом посмотрел на меня и заныл: «Где мой зуб?» И я услышала свой голос: «Я заставила его исчезнуть. Ты его никогда не получишь». — «Ах ты, проклятая ведьма! Я до тебя доберусь, ты уже покойница!» Я думала, он попытается меня ударить, но он бросился к туалету, роняя по дороге капли крови.

— Ну-ка, еще раз продемонстрируй этот замогильный голос. Это было на самом деле здорово. Как у настоящей ведьмы.

— Перестань, ты меня сбиваешь. О чем я говорила? Ах, да! Не знаю, зачем я это сделала, ведь это ухудшило мое положение, и остальные мальчишки не оставляли меня покое. Я была ведьмой весь тот день и следующий тоже. Раньше меня дразнили насчет моей семьи и… другого, но внезапно все стало гораздо серьезнее. Друг Джейсона Кристофер Хортон не переставал сверлить меня взглядом и даже пытался сыпануть в меня солью, когда мы стояли в очереди в столовой, потому что считал, что это убивает ведьминскую силу. Тем все и должно было закончиться, потому что через сорок восемь часов Джейсон увидел свой зуб в унитазе. Но потом с Кристофером случился несчастный случай.

Кэллум открыл рот:

— Господи, что еще произошло?

— Его сбил автобус, когда он играл в цыпленка. Он не был ранен, его просто сильно тряхнуло, и у него были ушибы и кровоподтеки. Но все обвиняли в этом меня, говорили, что подействовало мое проклятие.

— Подожди, что это за игра в цыпленка?

— Ну, надо выскочить на дорогу перед едущим транспортным средством в самую последнюю минуту. Разве у вас не играют в такую игру?

— Да нет. Значит, он обвинил тебя, что чуть не попал под автобус, когда играл в игру, участник которой бросается под машину? Брррр! Он был такой же тупой, как и его друг?

Я рассмеялась.

— Это не был класс гениев. Я стала оставлять в своей парте рисунки пентаграмм или как бы пентаграмм, потому что они больше походили на еврейские шестиконечные звезды, их проще нарисовать. Одна девочка, Джули Бери, постоянно спрашивала, где ручка от моей метлы, доставала меня на каждой перемене, просто задолбала своими вопросами. И вот однажды, когда учитель находился в другом крыле здания, усмиряя драчунов, эта Джули объявила всем, что ведьм надо закидывать камнями и бросила в меня гальку. («В следующий раз это будет булыжник, ведьма! Береги свою задницу!») И я потеряла терпение, потому что это продолжалось день за днем, и крикнула, что в течение двух недель с ней произойдет Что-то Ужасное.

Было похоже, что на Кэллума мой рассказ произвел сильное впечатление.

— Бьюсь об заклад, ты нагнала на них страху!

— Да уж. Они все притихли. Теперь смешно вспоминать, но тогда мне было не до смеха.

— Знаешь, ты мне открываешься с совершенно новой стороны. Но продолжай, неужели она умерла страшной смертью?

— Если бы. Но, тем не менее, она провела жуткие две недели. Я принесла куклу, которую сделала из кусочков материи, а к голове приклеила волосы, и показала эту куклу ее подруге. Знаешь, как бы случайно, по ошибке. Я сделала так, чтобы она увидела большую штопальную иглу, воткнутую в середину куклы.

— И это были волосы Джули?

— Да нет, конечно, откуда мне было их взять? Она никогда не приближалась ко мне ближе, чем на шесть футов. Нет, это была шерсть спаниеля Кайли. Она была примерно того же цвета, что и коса Джули. Среди девчонок разгорелись споры о том, стоит ли Джули говорить об этом учительнице и своей матери. А вдруг от этого проклятие станет еще смертоноснее? И стоит ли искать в Интернете заклятие? А две ее подружки пришли ко мне и умоляли снять заговор. Но я сказала, что раз заклинание уже произнесено, теперь его нельзя отменить. У него своя энергия, сказала я, как в законах физики. Я помню, что сказала: «Это не какая-нибудь кровавая Милдред Хаббл, это серьезно». Они чуть не описались. Если бы Джули пришла ко мне и извинилась, я бы сделала вид, что отменила заклятие, но она слишком меня ненавидела.

Мое сердце глухо застучало при воспоминании о тех днях. Было странно, что через восемь лет я помнила все так ясно.

— Самое грустное, мне действительно иногда начинало казаться, будто я ведьма.

Кэллум откинулся на кровать, его длинные ноги свесились вниз.

— Тебе и миллионам других.

— Что ты имеешь в виду?

— Сколько людей носят талисманы на счастье или стучат по дереву, чтобы отвести зло? Или напевают свою особую мелодию при виде похоронной процессии? Или обходят лестницу вместо того, чтобы пройти под ней? Лично я безумно боюсь сорок. Никогда не проходи мимо сороки, вежливо ее не поприветствовав, иначе нарвешься на неприятности. Этому меня научила мама. Все до некоторой степени верят в колдовство.

— Но ведь ты не думаешь, что у меня были отклонения от нормы?

— Я думаю, что ты самая нормальная девочка в вашем классе, — спокойно сказал Кэллум. Я покраснела от удовольствия. — Правда! А я-то думал, что хуже моей школы не бывает. Что за сборище мерзавцев! А как закончилась история с Джули?

— Ничего особенного. Наступил тринадцатый день, и ее прямо трясло от страха, потом настал четырнадцатый, и она приободрилась: «Ха-ха, я знала, что это все обман, давайте отомстим нашей сумасшедшей ведьме!» Когда я поняла, что она буквально спятила от злобы, я сбежала из школы, хотя занятия еще даже не начались, и помчалась домой. Я сказала Полл, что заболела, и она дала мне пирожное и разрешила немного посмотреть телевизор, а потом всучила швабру и велела вымыть пол. Она всегда считала, что роль образования слишком преувеличивают. Я решила, что лучше мне не ходить в школу до конца недели, а к понедельнику Джули, возможно, несколько остынет. Но только в тот самый вечер умерла ее шиншилла.

— Ой-ой-ой! — Кэллум прижал руки к лицу и завертел головой, выражая предельный ужас. — Господи Иисусе, только не это!

— Ладно, хватит прикалываться, для нее это было настоящей трагедией. Эта шиншилла жила у нее много лет, и она любила ее больше своей бабушки, она всегда так говорила. Она так горевала, что не пошла в школу. Я слышала, что она настояла, чтобы шиншиллу похоронили у них в саду. И тот факт, что шиншилле было уже десять лет, не имел никакого значения. Ее маленькое сердечко перестало биться от моих злых чар. Можешь себе представить, как меня встретили в школе, когда я пришла туда в понедельник?

— Кэтрин Миллер, шиншиллий киллер?

— В сто раз хуже.

— Господи. И ты ушла из школы.

— Нет, не тогда. Ты еще не слышал самого плохого.

Кэллум в ужасе схватился за голову.

— О боже! Что же ты еще натворила?! Подожгла школу?

— Нет, у меня немного больше воображения, чем ты думаешь, — сказала я, делая перед ним пассы руками, как настоящая ведьма.

Он скрестил два пальца и поднес их ко лбу.

— О, нет, оставь меня, злобный дух! Я не поддамся твоим колдовским чарам!

— Это ты так думаешь. Так вот, знай, что благодаря мне всю нашу школу выгнали из Честерского зоопарка. И им пришлось привлечь детского психолога, чтобы справиться с последствиями.

— Мне не уснуть сегодня, — сказал Кэллум, — давай дальше!

— Эту мысль мне подал Собачник, в те времена мы были приятелями. Я часто гуляла с ним и его собаками, у него их тогда было три. Одна из них, сука Молли породы грейхаунд, раньше работала собакой-спасателем. Она была очень нервной и беспрестанно лаяла. Собачник сказал мне, что соседи устали от ее лая и ему нужно что-то придумать, чтобы они не позвонили в специальную службу. И тогда он купил отпугиватель собак. — Я сделала предупреждающий жест рукой. — Пока ты не спросил, объясняю: это маленькое электронное устройство величиной со спичечный коробок для отваживания назойливых дворняжек. Оно издает ультразвуковой сигнал, который слышат только собаки. Они его не переносят, для них это хуже, чем ногтем по стеклу. Этот прибор используют для того, чтобы отучать собак от вредных привычек. Примерно так: залаяла — ультразвук, схватила что-то — ультразвук.

— Или испортила настроение — ультразвук.

— Ну, вроде того. Я взяла отпугиватель и стала дрессировать Молли, хотя это оказалось бесполезно: она все равно набрасывалась на людей в форме. Собачник одолжил мне его на время, чтобы я отучила Уинстона грызть ограду, и именно тогда я решила: будет прикольно взять его с собой в эту поездку в зоопарк со всей школой.

Девочки в школе стали совершенно невыносимы, но хуже всего они вели себя в тот день. Я хотела идти одна, но учительница сказала, что нужно разбиться на группы. И все самые злобные ребята попали в одну группу со мной: Джули, Клер, Кристофер, Джейсон, в общем, вся шайка. Я уверена, что учительница сделала это намеренно. Она слышала, как они поносят меня, но ни разу их не остановила. Так что мы разглядывали слонов и жирафов — такая скукотища! — а потом перешли в сектор летучих мышей. Это огромная искусственная пещера, в ней живет самая большая коллекция летучих мышей в Англии. Она оборудована тяжелыми пластиковыми лентами, свисающими наподобие корней или ползучих растений, которые скользят по шее и плечам, когда идешь по тропинке. Одно только это привело некоторых девиц в возбуждение, а там еще царила кромешная тьма.

Когда мы проходили через арку, Джейсон возьми да и скажи: «Это будет твоя улица — Ведьмин проспект». — «Обожаю летучих мышей», — ответила я, а он заявляет: «Конечно, ты ведь сама как мышь. Толстая летучая мышь». Тут я говорю: «Я могу управлять этими мышами. Я могу заставить их делать все по моему приказу». При этих словах спустившаяся откуда-то сверху летучая мышь пронеслась прямо над его головой. Джейсон аж подпрыгнул. Клер, стоявшая рядом с ним, вскрикнула, и тут мы обнаружили, как много в пещере летучих мышей. Сначала, пока глаза не привыкли к темноте, их не замечаешь, а вдруг оказывается, что они повсюду. Я вытащила из кармана ультразвук, но очень осторожно, так, чтобы никто не заметил, а потом повернулась к Джейсону: «Ладно, смотри. Сейчас я произнесу магическое заклинание, и все летучие мыши одновременно взлетят со своих мест». Джейсон говорит: «Ну да, конечно, так они и полетели. Ты что себе вообразила? Может, скажешь еще, что ты вампир?» — но в голосе его слышался страх. Клер сказала: «Ой, не надо, Кэтрин, подожди, пока я выйду отсюда, пожалуйста!» Я рассмеялась ей в лицо как сумасшедшая, и она снова завопила от страха. Потом она рванула к выходу, но безуспешно, потому что там толпился народ, а тропинки были очень узкими. И в этот момент я нажала на кнопку. Может, это было совпадение, не знаю. Может быть, летучим мышам передалось волнение людей, но внезапно поднялась черная буря. Все мыши этой пещеры сорвались со своих мест и стали носиться над головами людей. Воздух мгновенно наполнился шумом крыльев. Клянусь, их там было не меньше нескольких сотен, а некоторые тропические экземпляры были размером с портфель. Все дети и большинство взрослых перепугались чуть не насмерть; некоторые стояли как вкопанные, вжав головы в плечи, но большинство устремились к выходу из пещеры. Я заметила, что Джули пытается забиться в расселину в скале. От страха она зажмурила глаза. Я подошла и взъерошила ей волосы с криком: «О Боже, на твоей голове огромная летучая мышь! Ой, она хочет ущипнуть тебя за шею!» Она побелела и стала глубоко дышать. Через минуту раздался вой сирены, открылся аварийный выход, и в пещеру вбежали служащие зоопарка, чтобы вывести посетителей и успокоить мышей.

Когда мы вышли наружу, у всех был шок. Кристофер впрыскивал в горло «Вентолин», а Клер обмочила свои красивые джинсы. Джейсон просто пылал от негодования. Он прыгал так, что с него чуть не свалились штаны, тыкал в меня пальцем и орал: «Это она! Она это сделала! Это все из-за нее!»

К нему присоединились и другие школьники, те, которые не плакали и не впали в ступор. Миссис Киртлен отвела меня в сторону и внимательно посмотрела мне в глаза. В то время как все остальные пребывали в шоковом состоянии, я не могла согнать с лица глупой радостной улыбки. Она сказала: «Скажи, ты имеешь отношение к этой свалке?» И я ответила: «Да!» — потому что в этот момент испытывала гордость за свой поступок. «Что ты сделала?» Я показала ей приборчик.

Мне пришлось провести целый час в администрации зоопарка, объясняя, что я сделала. Думаю, они боялись, что мне захочется продолжить подобные развлечения. У них уже были проблемы с психами, которые направляли лучи лазерных ручек в глаза диких кошек. Я без конца твердила, что мне очень жаль, что я нанесла урон летучим мышам, но не думаю, что кто-нибудь мне поверил. Потом приехала сотрудница службы безопасности, чтобы отвезти меня домой отдельно ото всех.

И наконец — развязка. В понедельник директор школы вызвал мою бабушку для доверительной беседы и сказал ей, что родители других детей требуют принять против меня меры, что Клер не может спать от ночных кошмаров, а Джули по всей комнате развесила чеснок, который помогает от нечистой силы. Он, наверное, мог бы сказать гораздо больше, но Полл не дала ему закончить. Странная вещь, сама она пилила меня с утра до вечера, но от него слушать гадости не собиралась. Она швырнула в него пресс-папье. Как бы мне хотелось на это посмотреть! В результате я пропустила учебный год.

— Черт возьми! Значит, Полл сама тебя учила?

Я громко расхохоталась.

— Полл?! Ты шутишь! Это я себя учила, более или менее успешно.

— А социальные службы тебе что-нибудь предлагали? — Кэллум глядел на меня с сомнением. — Они постоянно вмешивались, когда мама меня учила, проверяли.

— Мисс Мегера помогла мне составить план занятий для социальной службы и снабдила меня учебниками, ну, такими, где в конце есть правильные ответы. Она давала мне домашние задания и сама их проверяла. Но главным образом я обязана своим старым книжкам из серии «Домашнее чтение».

Я сняла с полки книжку «Общественное обслуживание: водоснабжение» и протянула ему.

— К концу года я знала курс истории наизусть, все об охране окружающей среды, но лучше всего я разбиралась в технологиях шестидесятых. Социальный служащий, который проводил со мной собеседование, вначале не был во мне уверен, но, кажется, все изменилось, когда мы вышли в сад за домом, и я показала ему собственноручно сделанный дождемер. Он испытал его на эффектном небе с барашками, которое было в тот день. Я сказала: «Полагаю, в данный момент вы можете видеть перисто-кучевые облака».

Он что-то быстро записал у себя в блокноте и ушел. На следующий год я пошла в среднюю классическую школу, где, если честно, никогда не прибегала к опытам с летучими мышами.

Кэллум вскочил и зааплодировал.

— Боже! Кэт Миллер, это классная история! Ты такая… — Он не закончил, только покачал головой, улыбнулся и плюхнулся обратно. — Я снимаю перед тобой шляпу за фантастическую находчивость. Отпугиватель собак! Если я пытался кому-то отомстить, всегда получалась ничтожная ерунда. Намазать стул клеем, засунуть портфель за шкаф. Безнадежный дилетант. Хотя однажды я положил в коробку для перчаток королевскую креветку.

— Креветку? Только жестокий ублюдок может проделать такое с невинным ракообразным.

Я обалдела: он совершенно спокойно воспринял мои слова.

— Это была мертвая креветка. Еще немного, и она бы начала вонять и довела бы до помешательства владельца машины. Но он сразу ее обнаружил и выбросил в окно. После этого меня какое-то время звали Креветочьи яйца, но это было дружеское прозвище.

— Креветочьи яйца?

— Ну да. Мэри-креветочьи яйца. Это не пошло на пользу моему имиджу.

— Могу себе представить.

— Ты вся порозовела.

— Ну, знаешь, после твоих проделок…

Когда мы устали смеяться, я решила, что степень нашего знакомства позволяет спросить его, действительно ли он готов помочь мне отмыть шкаф под раковиной.

— Да, тебе не составляет труда придумать для парня достойное применение! — сказал он, снова засмеявшись. — Ну хорошо. При одном условии…

— Каком?

— Чтобы меня пригласили на тот день рождения на следующей неделе. — Он указал на приглашение Донны, которое я приколола к деревянной раме овального зеркала над комодом.

Я была поражена.

— Ах, это! Я не знала, что ты… если честно, я туда не пойду… — внезапно меня осенило. — И даже если бы я пошла, как ты доберешься в Нантвич? Ведь вечеринка закончится не раньше часа ночи.

— Ах, да! А ведь верно. Ну, тогда вопрос закрыт. Я просто помогу тебе с твоим шкафом.

— Хороший мальчик.

— Но сначала мне надо отлить. Чашка чая была очень большой.

— Прямо напротив лестничной площадки дверь без этих дурацких указателей.

Когда дверь туалета захлопнулась, я перестала улыбаться и схватила пиджак Кэллума. Во внутреннем кармане, аккуратно сложенный в маленький прямоугольник, лежал один из рисунков отца по биологии:

Таракан: А) вид сверху; В) вид брюшка.

1. Голова. 2. Грудной отдел. 3. Брюшко 4. Усик 5. Крылья 6. Вены, или нервюры 7. Сегмент 8. Дыхальце 9. Вертлюг 10. Тазик 11. Бедро 12. Лапка.

Я перевернула листок, но на обратной стороне ничего не было. В туалете раздался звук спускаемой воды, и я, быстро сложив листок, сунула его обратно в карман его пиджака. Что же, в конце концов, все это значит? Мне ужасно хотелось спросить его об этом, но я не могла признаться, что шарила у него в карманах.

— Я думал о том, что ты мне только что рассказала, — сказал он, входя в комнату. — Удивительно! И ты так скромно все это преподносишь!

— Но мне в голову не приходило, что тут есть чем хвастать. — Я пожала плечами.

Честно говоря, эту историю мне всегда было стыдно вспоминать.

Он улыбнулся:

— А ты ведь темная лошадка, знаешь об этом?

А ты ведь тоже, — чуть не сказала я в ответ.

* * *

— Ты возьмешь коляску Кэтрин? Только мне придется перевернуть ее, — прошептал Винс в дверях.

Я вскочила.

— Нет, — сказала я.

Он ненадолго вышел, потом вернулся с сумкой, набитой одеждой.

— Как насчет ее стерилизатора?

— Нет, — прошипела я, — нет, никакого стерилизатора!

Он остановился, пытаясь застегнуть свою сумку.

— Ну, и как ты собираешься с этим справиться?

Я подняла на него глаза.

— Ох, — сказал он, — ладно!

Он вышел, и стало совсем тихо. Через минуту или две он просунул в дверь голову и сказал:

— Пойду принесу переноску для ребенка, ладно?

Я подошла к детской кроватке попрощаться, но не поцеловала ее, чтобы она снова не начала вопить. Мне не хотелось покидать дом под ее рулады. И потом нельзя было будить Полл. Честно говоря, я не чувствовала ничего, кроме облегчения, покидая своего ребенка.

В машине, перед тем как тронуться, я попыталась объяснить Винсу, что я чувствую.

— Ты знаешь историю про Синдбада, ну когда маленький старичок обманным путем забрался Синбаду на шею и никак не желал слезать? И он ездил на нем верхом, превратив Синдбада в своего раба? И когда, наконец, Синдбад разозлился, старик начал бить его палкой и душить своими тонкими маленькими ножками? И Синдбаду пришлось напоить старика, чтобы наконец избавиться от него.

Винс уставился на меня, как на больную.

— Ты всегда можешь вернуться назад, когда почувствуешь себя более уверенно. — Это было все, что он сказал.

Он повернул ключ зажигания, и мы рванули в ночь.

Загрузка...