Оказалось, что политика малодушия и бездействия довольно эффективна. В Оксфорде очень здорово, потому что все здесь немного с причудами, и я не выделяюсь на общем фоне. Во всяком случае, все, как один, зовут меня Кэт.
Я нахожусь здесь уже шесть недель, учусь в колледже, но большую часть времени провожу неподалеку, в Саммертауне, где мама сняла для меня квартиру. Она приехала две недели назад, отработав в библиотеке положенный срок после подачи заявления об уходе. Когда она найдет работу, то выставит на торги свой дом в Болтоне и купит здесь квартиру. И я смогу переехать к ней. Обо всем этом мы договорились.
Жить с ней легко. У каждого есть собственный кухонный шкаф, и я приняла тот факт, что она практически не ест, а она не возражает против того, что иногда после еды я запираюсь в ванной и включаю радио на всю катушку. Но это происходит не так часто, как раньше. Да и еда в ее доме совсем другая.
Как-то я взглянула на ее силуэт, когда она стояла у окна. Я вдруг увидела, какая она худенькая, и у меня перехватило дыхание.
— Почему я не такая, как ты? — не удержалась я.
Она рассмеялась.
— Это заблуждение, что дети всегда похожи на родителей. Ведь дети не клоны, они похожи на самих себя, они совершенно новые личности. Тебе скоро не захочется быть, как я, обещаю тебе.
Я узнаю о ней все новые факты. Однажды, распаковывая вещи, она показала мне шкатулку, в которой лежал засушенный конский каштан, похожий на маленький коричневый мозг.
— Его дал мне твой отец, — сказала она.
Да, этот подарок не потребовал от него больших затрат, подумала я, но ничего не сказала. Для нее он явно много значил.
В другой раз, просматривая коробку, в которой лежали ее книжки из серии «Народный роман», я нашла папку, полную прокомпостированных листков и закладок, на которых были обозначены годы. Я просмотрела эти листки — это оказались списки книг. Мне стало интересно, почему она хранит их, но тут названия показались мне знакомыми. Это были книги, которые я брала в библиотеке Бэнк Топ. Она заносила в каталог каждую взятую мной книжку.
О некоторых вещах мы не говорим. Она никогда не упоминала имени Кэллума. Только один раз она выразила свое сожаление о том, что я поссорилась со своим бойфрендом. Я не ответила, и разговор прекратился. Что точно можно сказать о моей маме, так это то, что она не вмешивается в чужие дела.
Но все же я не зову ее мамой. Я зову ее Энн. На вопросы окружающих я отвечаю, что она моя подруга. Я не поощряю расспросы, так как боюсь, что меня загонят в угол. Ведь я никому не сказала, что она моя мать, поскольку не вполне уверена, что это действительно так. Нет, я не сомневаюсь, что она дала мне жизнь, но это не одно и то же.
Я получила открытки от Бекс (Я ходила в клуб вчера вечером!!!), от Донны (Увидела ее и подумала о тебе — картинка «Умной кошки» из Letterland, — продолжай делать трубки) и от Мэгги (нас всех миновала простуда, но Дикки проколол ногу гвоздем. Надеюсь, ты носишь свое зимнее пальто).
И ничего от Полл, правда, ей трудно писать. Я не очень расстроена, потому что увижу ее на Рождество, и мы помиримся. Также я ничего не слышала о Кэллуме. Может быть, позвоню ему, когда вернусь, может быть, нет. Может, приглашу его на реалити-шоу «Триша» с темой «Я ненадолго втрескалась в своего лживого братца». На Рождество мы с мамой думаем рассказать все мисс Мегере — Дине, как мне хочется ее называть.
Может быть, мы все соберемся за столом под звуки хлопушек.
Некоторые детали истории моего отца знаю только я, что-то известно одной Полл, а что-то — только и Энн и Джуд. Лишь собравшись все вместе, мы имеем шанс составить целостную картину, и то, возможно, не вполне. Я знаю, что каждый раз, когда я выхожу из дома, Энн поворачивает фотографию моего отца лицом к стене, но снимать ее я не собираюсь.
Одно я поняла за свою короткую жизнь: негодяи — совсем не те, кого считаешь таковыми. Но это не страшно. Главное — не сдаваться.