Бабуля-суперопекун

Глава третья

Отец мне оставил:

— свои постеры, долгоиграющие пластинки и кассеты,

— коллекцию галстуков,

— маникюрные щипчики, украшенные маленькой эмалевой скрипкой,

— несколько книжек по медицине, кучу научно-фантастических романов,

— золотое кольцо и соверен.

То есть он оставил их не мне, но Полл никогда не говорила, что мне нельзя их брать. Все остальное после автомобильной аварии она выбросила.

— Почему ты оставила его галстуки? — спросила я ее однажды, когда она была в относительно сносном настроении.

— Он так красиво носил их, — сказала она, а потом на час заперлась в ванной.

Никто из нас не может надеть это кольцо, ни Полл с ее распухшими суставами, ни я со своими связками сосисок вместо пальцев, так что оно живет в моей шкатулке для драгоценностей на бархатной подушечке.

От мамы осталась только одна фотография 6x4. Я нашла ее между страниц «Иллюстрированного курса биологии». Она лежала в разделе «Симбиоз», хотя я не думаю, что это имеет большое значение. Я оставила ее в книге, потому что там она в безопасности от Полл. Когда я впервые на нее наткнулась, мне было тринадцать, и я смотрела на нее каждый день.

Она блондинистая, пухленькая и юная, но ведь тогда ей было столько, сколько мне сейчас. Ее волосы схвачены в два хвостика, у нее голубые тени для век, черная футболка и цветастая юбка до колен. Ноги отрезаны краем фотографии, так что я не знаю, какие туфли ей нравились. Она сложила руки на большом животе (в котором нахожусь я) и прислонилась к капоту смертоносного «Metro». Я сказала бы, что она выглядит весьма счастливой. Совсем не похоже, что она собирается бросить своего ребенка.

Я не могу узнать дом позади нее. Это, конечно, не наш дом, потому что справа под окном я вижу маленькие восьмиугольные фонари. А у нас перед домом всегда были две панели цветного стекла, но, когда они начали барахлить, Полл велела Собачнику отвезти их на тележке на свалку, чтобы сэкономить на починке. Не сомневаюсь, что он продал их в утиль.

Фотографии отца найти легче. У Полл их десятки, от младенца до выпускника. Из очаровательного толстощекого малыша он постепенно превращается в по-настоящему красивого молодого человека с темно-каштановыми волосами, зачесанными на лоб, и упрямым взглядом. Он напоминает мне рисунки в старых ежегодниках доктора Килдэра у тети Джин.

Я знаю, что отец, вернее, урна с тем, что от него осталось после кремирования, хранится в доме. Но почему-то я чувствую себя ближе к нему, когда прихожу на кладбище. Здесь так тихо, хорошо думается. Это самая высокая точка в деревне, а значит, она ближе всего к небу.

В тот год, когда меня в конце концов выперли из начальной школы, потому что нормальные дети от меня шарахались, я часто приходила сюда. Если бы меня не запирали в библиотеке, я все время проводила бы здесь. Тем летом, когда я была в отчаянии, отец послал мне свой поцелуй, Иные стали бы утверждать, что то были следы от самолетов, пересекшиеся друг с другом, но я-то знала, что это гигантский белый поцелуй, который он начертил для меня в небесном пространстве.

Поэтому я смотрю в небо в поисках посланий от него и иногда вижу их, а иногда нет. Обычно, если хорошо вглядеться, можно рассмотреть важное сообщение в скоплениях облаков. Я, например, уверена, что группа кучевых облаков поведала мне, что с Уинстоном все будет окей после операции, которую ему сделали шесть лет назад. А когда я ждала результатов экзаменов по грамматике и пришла сюда, убежденная, что провалилась, я вначале увидела плоский серый покров слоисто-дождевых облаков. Потом небо прояснилось, и тонкий луч солнечного света осветил Болтон. Я не знаю, сиял ли он именно по поводу моих экзаменов в средней школе, но на следующий день пришло письмо, где мне предлагалось место в университете. Прошлой весной я была убеждена, что завалила экзамен по французскому, но «барашки» на небе расположились таким образом, что я получила «a».

Сегодня я опять увидела «барашки», составившие фантастический клубящийся спинной хребет прямо над моей головой, анатомически абсолютно идентичный, вплоть до количества позвонков и маленького копчика; это точно был знак от отца. Я решила, что позвоночник высотой в милю означает скорое разрешение проблем.

Для начала я послала к черту все диеты, потому что это ужасная чушь. Какие я только не испробовала! Ты становишься голодной и несчастной, потом легкой и бездумной, потом голодной как волк и неуправляемой, с жуткой головной болью, будто тебе в брови вонзили огромные скрепки. На этом диета заканчивается. Еда — это мое самое главное удовольствие, она даже опережает чтение; еда в нашем доме — не просто прием пищи. Это сладкая вина, толстозадый упрек и вызов, брошенный высокому содержанию натрия.

— Что происходит? Почему ты не доела чипсы? — спросила Полл, когда я в последний раз попыталась прибегнуть к самому простому способу: сократить количество съеденного.

— Я уже сыта.

— Сыта? Ты сыта? Да ты обычно съедаешь в два раза больше и вдобавок кусок пирога. И десерт.

— Я хочу потерять пару фунтов.

Полл раздраженно засучила рукава, потом нагнулась и стала собирать тарелки.

— Я тебе уже говорила — напрасно тратишь время. Твои размеры — это генетика. Причем со стороны матери. Нет способа изменить то, что есть. Ты просто родилась толстой.

— Люди не рождаются толстыми, — попыталась возразить я.

Она пошлепала по своему круглому животу.

— Нет, это неизбежно. Посмотри на меня. Ноги как палочки и огромное пузо. Это саутворкский живот. У Кисси такой же, все женщины по этой линии выглядят точно так же. У тебя гены Кэслов — ты крупная со всех сторон. Невозможно побороть наследственность. Скажи спасибо, что это всё, что она передала тебе. Ты могла вообще стать недееспособной. Ну, будешь ванильное мороженое?

Высоко надо мной позвоночник превратился в длинные, тонкие, как дымка, пальцы, пальцы духа, указывающие на юг. Я поднялась выше по ступенькам.

— Папа? Если ты все еще здесь, мне действительно нужна помощь. Насчет будущего. Можешь дать мне знак?

Я смотрела, как у меня изо рта шел пар, который тут же растворялся в воздухе. Вдалеке слабо затарахтел вертолет. В двух метрах от того места, где я стояла, вьюрок вспорхнул на ветку боярышника, покачался на ней и улетел.

В это мгновение появился Уинстон, держа в пасти какую-то гадость. Я нагнулась, чтобы вытащить ее, но он оказался проворнее. Отдернув голову, он заглотил свою добычу, давясь и сопя.

Возможно, он вернет ее позже, блеванув на ковер в гостиной.

— Ну-ка, псина, пошли домой, — проворчала я, — вечно ты все испортишь. Что за манера?

Я вспомнила про позвоночник, вернувшись домой. Орал телевизор. Стоя в прихожей и отстегивая поводок Уинстона, я сказала:

— Полл, я хочу, чтобы ты звала меня Кэт.

Я говорила громко, потому что это была наболевшая тема, и я хотела сразу дать понять, что больше шутить не намерена.

Хмурое лицо Полл возникло в дверном проеме.

— Ты хочешь, чтобы я звала тебя кошкой?

— Нет, — раздался голос Собачника позади нее, — не глупите. Она хочет, чтобы вы называли ее кэб.

Уинстон медленно потащился на свое место, и я повесила поводок. Побуждение насадить себя на один из крючков для пальто было почти непреодолимым. Вместо этого я сдернула с себя куртку и повесила ее так резко, что порвала ворот. К счастью, Полл этого не заметила.

— Войди и расскажи нам все по порядку, — сказала она.

— Ты можешь выключить телевизор?

— Я выключу звук, — сказал Собачник.

Хорошо бы выключить твой звук хоть ненадолго, подумала я.

— Так зачем тебе нужен кэб? — спросила Полл, ненавидевшая любые причуды.

Я тяжело опустилась на диван.

— Мне он не нужен. Забудь о кэбах. У меня есть к тебе просьба.

— Никаких домашних животных у нас больше не будет, если ты об этом. Потому что это несправедливо по отношению к Уинстону. А кошек я не люблю, они приносят в дом всякую падаль.

— Так точно. — Собачник кивнул своей щетинистой головой. — А иногда и всякую гадость, которая еще жива. Моя мать однажды подцепила паразитов от мыши, после того как ее Бруно принес беременную мышку, и она убежала в подпол. Я ей говорю: «А я думал, что кошкам полагается ловить мышей, а не разводить их». — Он замолчал и уставился на экран, где грудастая женщина в футболке что-то мастерила у верстака.

— Никаких кошек и никаких кэбов. Просто послушайте меня, ладно? На самом деле я хочу немного изменить свое имя.

— Зачем это? — Полл перенесла вес на одну ногу и начала махать другой, выставляя на всеобщее обозрение свои панталоны. — Что плохого в твоем имени?

— Ничего.

— Так зачем же его менять?

— Ну, так проще.

— Что проще?

— Ну, Кэт — это короче, чем Кэтрин.

Они оба уставились на меня.

Полл медленно проговорила:

— Ты хочешь, чтобы мы звали тебя Кэт?

Я кивнула.

— Может, тебе еще привязать колокольчик на шею и ставить на кухне блюдце с молоком? — Она захихикала, а вслед за ней и Собачник. — Кэт? Кошечка? Кстати, ты действительно напоминаешь животное. Но тогда лучше уж звать тебя бегемотом. Или слоном. Хочешь, будем звать тебя Слонни?

Я встала, чтобы отправиться в свою комнату, и по дороге хорошенько наступила Полл на ногу.

— Ооо, черт возьми, смотри, куда ступаешь! — завопила она.

— Киска, — отчетливо расслышала я шепот Собачника, поднимаясь по лестнице.

Этой ночью я не могла заснуть. Через стенку Полл спала крепким сном человека, у которого нет совести. После чая у нас произошла еще одна шумная ссора. Поводов было несколько. Во-первых, я уже месяц не навещала тетю Кисси. Во-вторых, вместо того, чтобы выслушать захватывающую историю об опасной болезни соседки дочери мясника, в выходные поевшей кальмаров, мне захотелось читать. Прежде чем она поднялась к себе, я как бы между прочим завела разговор о том, что хорошо бы купить мне что-нибудь из одежды, может, на деньги, подаренные ко дню рождения. Стоя на лестнице, она смерила меня взглядом.

— Да, ты немного пообносилась, это правда. — Она нахмурилась. — Джемпер растянут, потому что не умеешь его носить и таскаешь в карманах бог знает что. Ладно, я посоветуюсь с Дикки. Он говорит, что ожидается привоз секонд-хенда от «Маркс & Спенсер» на следующей неделе в магазин Манвера. Манвер сказал ему, что Дикки может посмотреть все первым.

— И что же привезут?

— Не знаю. Трикотаж, должно быть. Обычно он продает именно его. — Она отвернулась и потащилась вверх по ступенькам. За ее спиной я высунула язык. — В прошлый раз у него были симпатичные джемперы с вышивкой, помнишь? Но они были не твоего размера. Я попрошу Дикки сказать, когда их привезут снова.

— А нельзя мне иметь что-нибудь немного… немного более молодежное? Ну, я не знаю, например брючный костюм?

— Брючный костюм? — Она замедлила шаги и полуобернулась ко мне, схватившись за перила веснушчатой рукой. — Для чего тебе брючный костюм? Ты и так выглядишь громоздкой, как стена дома, причем задняя. Так что тебе лучше носить юбки. Брючный костюм! Может, тебе еще джинсы купить?! И как ты будешь во всем этом выглядеть? Надо знать, что тебе идет, а не подражать толпе.

Да, черт возьми, именно этого я и хочу, подумала я.

— Брюки «палаццо» вполне подходят полным.

— Брюки «палаццо»? Это что, такие длинные брюки, на края которых постоянно наступаешь и которые вечно пачкаются? У тебя их не будет, потому что ты их тут же разорвешь, а у меня нет денег на…

— Да нет, послушай, они просто широкие…

— Знаю, знаю, похожие брюки носят в армии и на них чуть не сто маленьких карманчиков во всяких удобных местах и складках…

— Да нет же, это просто широкие брюки…

— Ну да, они должны быть очень широкими, чтобы на тебя налезть…

Вот мерзавка! Мне захотелось заорать на нее, но я задохнулась на мгновение, как бывает в кошмарных снах.

— Ты никогда не позволяла мне носить то, что хочется, — с трудом выдавила я и бросилась из кухни.

— Тебе надо трезво смотреть на вещи, сколько можно повторять! — крикнула Полл мне вслед. — Ты не сможешь выйти на улицу в таких нарядах, если не хочешь, чтобы над тобой смеялись. Забыла, что случилось, когда ты надела обтягивающий трикотажный топ? Тогда ты была тоньше, чем сейчас. Помнишь, как ты плакала? А ведь я тебя предупреждала.

Пауза.

Чтоб тебе сдохнуть, старая ведьма. Прямо сейчас. Чтоб тебе потерять равновесие и трахнуться башкой о гладильную доску. Полежи тут немножко, вопя о помощи.

Скрип-скрип вверх по лестнице.

Я стояла в лунном свете и вся горела. В такие мгновения помогает, если изо всех сил нажать пальцами на собственный скальп. В один прекрасный день я надавлю так сильно, что пальцы вопьются в мозг.

Отдаленный звук льющейся воды в туалете. Гудение труб. Я представила отца, сидящего за кухонным столом и с сочувствием глядящего на меня.

— Это был не настоящий топ, вот почему все смеялись, — проговорила я, и он ободряюще взглянул на меня, как смотрит с одной из фотографий. — Полл заставила меня надеть под него теплую майку, хотя был июль. Она сказала: «Ты долго будешь на улице, когда вы пойдете смотреть зверей. Перестань хныкать. Когда я была маленькой, нас никуда не водили с классом».

Я представила себе, как папа улыбается. Он-то знал, какой она может быть.

В автобусе никто не сел рядом со мной, поэтому я открыла книжку и притворилась, что читаю, в то время как другие девочки угощали друг друга всякими вкусностями. Джули Берри перегнулась со своего места и болтала с Клер Гринхолф, которая сидела сзади, а миссис Киртлэн постоянно поворачивалась и орала на нее, чтобы она села как надо и пристегнула ремень. Все рисовали сердечки на окнах, а потом стирали их, болтали и веселились. Одна моя половинка очень хотела присоединиться к ним, но я уткнулась в книгу и делала вид, что настолько захвачена сюжетом, что мне нет дела до остальных.

— Я и сам так делал, — молча сказал папа.

— И тогда меня поразило, откуда люди знают, что им надевать? Потому что, когда я оглянулась вокруг, все девочки, казалось, были соучастницами одного великого заговора: у всех были одинаковые браслеты, две маленькие косички, спадающие на лицо, и подвернутые джинсы. Этого требовал этикет. И если я на следующее утро отваживалась появиться, имея в наличии хоть один из этих аксессуаров, оказывалось, что он вышел из моды вечером предыдущего дня.

— Гораздо проще быть мужчиной, — сказал папа.

— У всех девчонок были эти топы, даже у Салли Ральфс, которая была второй толстухой в классе и по правилам тоже должна была стать мишенью для насмешек. Теперь у нее появился бойфренд, я видела их на автобусной остановке перед Рождеством.

— У тебя тоже будет бойфренд.

— Не очень-то и хочется. От них одни неприятности. В общем, на полпути к зоопарку, когда мне было до смерти жарко, я подумала, что хорошо бы снять джемпер и обвязать его вокруг талии. Я подумала, что смогу так выйти из положения.

— Ты просто раньше начала развиваться, чем другие девочки, еще в десять. Наверное, они тебе завидуют.

— Нет, наверное, они просто решили подразнить меня. Еще это дурацкое теплое белье. Они так кричали и улюлюкали, что миссис Киртлэн пришлось свистеть в свой свисток.

— Я бы с ними разобрался.

Я вообразила, как папа стучит кулаком по столу и хмурит брови.

Наверху в комнате Полл хлопнула дверь, и папа исчез. Я открыла стенной шкаф над раковиной, вынула коробку с хлопьями «Фростикс» и съела дюжину пригоршней. Лунный свет, проникая в окно, чертил на линолеуме серебристые параллелограммы. Я думала о больших руках Салли Ральф.

Когда всё в доме затихло и закончились сладости, я поднялась на цыпочках наверх, подошла к двери Полл и стала прислушиваться. Потом прокралась в свою комнату, подперла стулом ручку двери, как это делают в кино, и вытащила шуршащий полиэтиленовый пакет из глубины платяного шкафа.

Было так приятно снова достать всю эту одежду и рассматривать каждый предмет в деталях, как рождественский подарок. Свитер и юбка были явно новыми, потому что на них болтались ярлыки, и мне пришлось отрезать их щипчиками для ногтей. Мне показалось, что блузку в обтяжку уже носили, потому что у нее на вороте был маленький черный бант, который немного обвис. Я просто отхватила его щипчиками, и вырез стал еще лучше.

Потом я приступила к примерке всех нарядов, одного за другим. Вещи выглядели просто фантастически. Моя глупая физиономия, торчавшая сверху, немного портила впечатление.

Я собрала в пучок свои длинные волосы, как это делает Эстер в «Холодном доме», когда смотрит в зеркало после ужасного несчастного случая, обезобразившего ее внешность. С любопытством разглядывая себя через падающие пряди волос, я подумала, что выгляжу не так уж плохо. Ну да, я большая, но пропорциональная, у меня есть талия и тело довольно упругое. У Полл руки тонкие, но нет никаких мускулов, и все болтается и свисает — довольно неприглядное зрелище. Некоторым мужчинам нравятся крупные девушки (например, Собачнику).

Я опьянела от возможных предположений. А вдруг у меня есть поклонник? Тайный влюбленный издалека разглядел мои достоинства и оставил мне эту одежду в подарок. Интересно, какая обувь подошла бы к этим нарядам? Уж точно не те коричневые сандалии, которые на мне. Матери знают о таких вещах, но у меня ведь нет матери.

Мне так был нужен отец. Красивый, умный, сидящий на кровати; я его почти видела. С которым я могла поговорить о своих планах, своем отъезде, а он дал бы мне совет. Я хотела новой жизни, соответствующей этой одежде.

Почему вместо нормального живого отца у меня есть только этот мертвец?

Я сунула в мешок для мусора простыни с пятнами и выбросила их в соседний сад. Мама могла бы это заметить, но я знала, что отец не видел. Кровь за кровь, вот как это вышло.