Барышня ищет разгадки

10. Консилиум

10. Консилиум

Наутро я узнала о планах господина Пантелеева ещё за завтраком.

Сначала я не поняла, что за непонятный зуд вдруг взялся где-то внутри меня и никак не проходит. Это было похоже… на что-то, в общем. Чешется где-то в районе солнечного сплетения. Или даже слегка покалывает. Глянула на стоящую рядом и не сводящую с меня глаз Надежду, потом сообразила.

Тьфу, это же магическая связь. И я даже училась осознавать это ощущение и отличать его от прочих. Так, и что у нас горит с утра?

Я метнулась в спальню за зеркалом и увидела — по окружности как плёночка какая, которой там совершенно точно раньше не было. Вспомнила, как отвечать на вызов, повозила пальцем по стеклу.

— Доброе утро, Ольга Дмитриевна, — из зеркала мне кланялся Соколовский.

— Доброе утро, Михаил Севостьянович.

— Не слишком ли вы замёрзли нынче ночью?

На самом деле, после перестановки кровати я почти не мёрзла. Я всё ещё накрывалась шубой, но — не подскакивала и не проверяла печь, просто спала, и всё.

— Знаете, всё намного лучше. Я вам очень благодарна.

— Это весьма меня радует. Но к делу: приходите сегодня снова к Брагину, нам там обещали некий сюрприз от господина Пантелеева. Возможно, он договорился доставить тела погибших в Маритуе в город. Наконец-то. Или ещё что, не знаю пока.

— Очень хорошо, значит, я направляюсь туда.

— Значит, до встречи, — он снова поклонился и отключился.

А я потёрла зеркало о юбку и сунула в карман. Пусть будет, да?

— Ой, это с кем вы там разговариваете-то? — опасливо спросила Надежда.

— С начальством, — вздохнула я. — А ты не владеешь магической связью?

— Чего? — переспросила та.

— Поняла, больше не спрашиваю. Скажи, вот ты умеешь нагреть воду, зажечь свет, а что ещё?

— А ещё я вижу, что растёт хорошо, а что не больно хорошо, понимаю, куда что сажать, чтоб урожай был. Вот весна придёт, будем сажать и лук, и картошку, и морковку, и капусту. Федот грядки вскопает, и займёмся.

— Это ж не скоро ещё?

— Ну да, хорошо, если в мае, а то, может быть, и позже. О прошлом лете сажали, и неплохо выросло, правда, сейчас всё одно подъели уже.

— А Лукерья?

— А она видит, правду ей говорят или врут, — рассмеялась Надежда. — И может уговорить, чтобы согласились сделать, как ей надо. Как посмотрит, так не отвертишься. И чутка лекарка. Но воду согреть тоже умеет. И льда наморозить. А в том, что и как растёт, ничего не понимает.

Видимо, менталист и целитель? Интересно, как выживают маги, если они ничему не учатся? И почему их тут не посчитали при переписи и не зарегистрировали, как ту же Марьяну? Или сюда не дошла перепись? Да должна была, меня ж тоже сразу посчитали, как только оказалось, что я — маг.

— А вас с Лукерьей не записали магами при переписи?

— Так вот как раз записали и в город взяли. А если б не взяли, то плохо было бы. Растерзали бы её, и меня с ней заодно, — тихо вздохнула Надежда.

Так-так, горячо. Что же там случилось?

— Надька, ты где застряла? — раздалось громкое и суровое из коридора. — Долго ещё тебя ждать?

Та подхватилась и убежала с ойканьем. А я допила кофе — да-да-да, теперь у меня есть кофе, и это великолепно. Лукерья вчера глянула сумрачно, когда я вечером принесла ей зёрна, побурчала — неужели, мол, у неё чай плохой, что отраву заморскую непременно нужно тащить, но размолола на ручной мельничке и сварила утром. А я считаю, что хорошо, когда есть и чай, и кофе, и жизнь уже кажется не такой неодолимой.

В нашем кабинете в больнице уже колдовал над печкой Василий, а Иван Дмитриевич заваривал чай.

— Доброе утро всем, — сказал я, шагнув из теней. — Какие у нас новости?

— Михаил Севостьянович передал через целителя здешнего, что вскоре будет, и господин Пантелеев тоже пожалует, — сообщил Брагин.

— Ну и ладно, значит — ждем, что там у них за новости.

Я повесила шубу, взяла вчерашнюю большую кружку и насыпала в неё молотого кофе. Попросила Василия добыть мне холодной воды, он сбегал наружу и принёс. Соколовский появился как раз, когда я снимала кружку с печки, подхватив её верхонкой Василия.

— Доброе всем утро, божественный запах, Ольга Дмитриевна. Не поделитесь?

— Отчего бы не поделиться? Присоединяйтесь, — кивнула я.

Из тумбочки достали ещё один стакан с подстаканником, и я разлила кофе ему и себе, его стакан пододвинула в его сторону, а себе плеснула молока, оставшегося от вчерашней добычи Василия.

— Кто-нибудь ещё желает? Нет? Значит, разливаю всё.

Соколовский принёс пирог с брусникой, намазанный сметаной — из кондитерской, я помнила такие коробки, иногда что-то такое приносили к Софье Людвиговне. Отличный пирог, свежий и вкусный. И мы как раз успели его прикончить — с кофе и чаем, кому как больше нравилось, когда явился господин Пантелеев.

— Сидят, значит, чаи гоняют, — высказался он вместо приветствия.

— Наверное, наш Семён Игнатьевич замёрз, пока к нам добирался. Господа, как вы думаете, если предложить ему чаю — он станет добрее? — усмехнулся Соколовский.

— Не нужно мне никакого чаю, я при исполнении, — буркнул тот.

— Воля ваша, — пожал плечами Соколовский. — Хотите дальше стучать зубами — стучите. Тогда рассказывайте, что вам удалось узнать — или добыть.

— Привезли погибших Вешкиных, шевельнул вчера через губернатора, по железной дороге в ночь привезли. Сюда, к вам, я сейчас сам присмотрел, чтобы не потерялись по дороге.

— Это замечательно, значит, сейчас и устроим наш консилиум. У нас есть один судебный медик, два некроманта и один начальник сыскной полиции. Вот и поглядим, что и как.

И что же, поглядели. Мужчина и женщина, супруги, довольно молодые, лет так около тридцати, детей, по словам соседей, ещё пока не имеющие — поженились осенью. Оба прибыли в Маритуй, потому что нужны были рабочие руки на железной дороге и обслуживать нужды тех, кто там работает, собирались весной строить дом, а пока жили в доме вдовы Мишиной, уехавшей зимовать к сыну в Сибирск. В том доме их и нашли, и в тот же день в Маритуй явился Пантелеев, так что местный урядник сразу же ему и доложил. А если б нет — то похоронили, да и дело с концом.

А сейчас мы втроём — Соколовский, Брагин и я — смотрели и видели ту же картину, что и у нищего Игнатки. В теле ни кровинки, ну там потом ещё Брагин подтвердит или опровергнет, увидим. А пока — Соколовский глянул на меня с прищуром.

— Ваши предположения, Ольга Дмитриевна — была ли смерть естественной?

— Ни в коем случае, Михаил Севостьянович, — покачала я головой. — В случае смерти от естественных причин, от старости или болезни, от тела покойного нет вообще никаких ощущений. Если смерть наступила вследствие несчастного случая, то есть жизнь прервалась насильственно, но без умысла, скажем — замёрз или дерево сверху упало — есть ощущение неудовлетворённости, потому что это случилось наперекор законам природы. Если же смерть насильственная, то ощущение потери, злости, желания мести, спектр достаточно широк. К сожалению, я не могу передать этот спектр ощущений тому, кто не является магом-некромантом.

Брагин молчаливо согласился, Соколовский кивнул с улыбкой, Пантелеев засопел.

А дальше уже Соколовский начал посмертный допрос — то есть попытался. У него точно так же не вышло ничего, как накануне с Игнаткой — оба молчали.

Потом пришлось подождать, пока Иван Дмитриевич сможет вынести свой вердикт, и он тоже оказался ожидаемым — в обоих телах нет ни капли крови, и повреждений тоже нет.

Более того, оказалось, что подобные случаи регистрировались в городе трижды с начала зимы — один ещё до Рождества в Солдатовской больнице, и два уже после, в Медведниковской. Только вот у жертв была родня, родня забирала и совершала все необходимые обряды, поэтому и в отчётах особо не отмечали, и некроманта не приглашали. В двух случаях к погибшим приглашали врача на дом, и врач констатировал смерть и отмечал особенности, а в третьем — нашли на улице и доставили в больницу, но позже родные забрали тело для отпевания и погребения.

— Никак у нас завёлся маг-преступник? — поинтересовался Соколовский. — Никто же не сомневается, что все эти случаи — дело одних и тех же рук, что причина всего — некий маг, и что он вряд ли остановится сам?

— Видимо, вы правы, — отозвался мрачный Пантелеев. — Я доложу и Болотникову, и губернатору.

— Я, в свою очередь, тоже доложу, — кивнул Соколовский. — Думаю, нам нужно действовать совместно.

— И чем же вы можете помочь в поиске и поимке преступника? — нахмурился Пантелеев. — Вы имеете соответствующую подготовку и опыт?

— Надо думать, имею. И подготовку, и знаете, за те годы, что здесь обретаюсь, успел повидать разное, — ответил Соколовский, но — как-то устало, что ли.

Как будто он не имел никакого желания доказывать кому-то там, кто он есть и что может. Что ж, это неприятно, всё верно.

— Если будет нужда в вашем вмешательстве, я непременно сообщу, вот как сегодня, — поджал губы Пантелеев, уже было повернулся к двери, но был остановлен Соколовским.

— Кто где и когда будет хоронить этих несчастных? — спросил он. — Вы доставили их сюда, мы убедились, что наши странные случаи — одного порядка и схожи необычайно. Кому надлежит выдать тела? Смогут ли они забрать?

— Там родню какую-то дальнюю известили, — буркнул Пантелеев. — Заберут, наверное. А по уму нужно не отдавать пока, а придержать, мало ли, что там ещё вылезет! У нас хоть какие-то доказательства будут!

— Хорошо, разберёмся. Но вам надлежит работать быстрее, потому что иначе нас ожидают новые жертвы, а этого не нужно ни вам, ни мне, ни Болотникову, ни городскому голове, ни губернатору.

— Сам знаю, — бросил тот и вышел наконец-то.

Мы остались в молчании, переглянулись.

— Пойдёмте, переведём дух, что ли, — сказал Брагин. — Василий, приберись тут да приходи, будем обед соображать.

— Обед сообразим приличный и готовый, пойдём в трактир, — скомандовал Соколовский. — Суп из куриных потрошков, жареная рыба, картошка с маслицем. Отменные пироги — с рыбой и с капустой.

Звучало соблазнительно, и мы дождались Василия, и отправились в тот трактир, который рекомендовал Соколовский. Правда, настроение всё равно оставалось мрачным, но — хотя бы согрелись и вообще подкрепились. А после разошлись — всех ждала работа.

— Ольга Дмитриевна, тогда завтра навестите Зимина, идёт? — спросил Соколовский на прощание. — Он как раз утром просил меня заглянуть к нему, как смогу. Я предупредил, что у меня новый человек, и этот человек к нему и прибудет.

— Да, конечно. Тоже к восьми или можно попозже?

— Можно попозже. В субботу заглянете на пару часов сюда, а в воскресенье выспитесь как следует. В понедельник же мы встречаемся с вами у Болотникова.

Я всё это помнила, поэтому поклонилась и распрощалась. Вперёд, к работе.