Барышня ищет разгадки

14. Звучать в унисон

14. Звучать в унисон

Суббота началась со стука Надежды в мою дверь и весёлого «вставайте, барыня, уже пора!» И ничего не пора, думала я, отскребаясь от тёплой постели и выходя в холодную комнату, к воде, которую нужно согреть, чтобы умыться. Ну и свежую рубаху с чулками я вчера тупо забыла положить в постель, чтобы согрелись к утру, значит — придётся надевать холодными. Ничего, зато проснусь с гарантией.

Во сколько я там вчера легла спать? Даже и не посмотрела. Это давным-давно дома или телефон, или часы с подсветкой, а здесь чтобы что-то ночью разглядеть, нужно зажигать свет — обычный или магический. А я явилась домой, на ощупь разделась и так же на ощупь упала спать.

Надежда за завтраком поглядывала с интересом — ну да, обычно я всё же приходила домой в приличное время и ночами нигде не шарахалась. Но если мне и дальше будут выпадать походы на нежить — то вчера был первый раз, и вовсе не последний.

— А сегодня вы тоже пойдёте дохляков ловить? — спросила она.

— Так вот не знаю пока, — нужно будет связаться с Курочкиным и узнать, есть ли какие новости. — Как пойдёт. Нежить-то мы поймали, но уничтожить не вышло. Но может быть, и не понадобится.

— Как не понадобится? — не поняла Надежда.

— Сам отвадится, — отмахнулась я. — А пока у меня больница, как обычно.

Оделась я, как в больницу, и шмыгнула туда тенями. Что ж, мои коллеги уже пили утренний чай.

— Доброго здоровьица, Ольга Дмитриевна, — приветствовал меня Брагин. — Что-то вы как будто не спали совсем.

— Спала, — улыбнулась я. — Только мало. Представляете, держу я нежить и расспрашиваю, а тут открывается дверь с улицы и заваливается толпа… местных уважаемых людей, ни один из коих не маг, — я чуть было не сказала «простецов», но вовремя одёрнула себя.

— И как? — Василий изумлённо на меня уставился. — Он всех пожрал, да? Упокойничек-то? Или вы скорее были?

— Он был трус и убежал, только заслышав, кто там к нему явился, — я вспомнила этот момент, но сейчас уже злости на Матрёну Савельевну почти не осталось, можно было и посмеяться. — И придётся теперь выяснять, достаточно ли мы вчера от него узнали. А что тут?

— А тут ничего особенного, никаких странных смертей, всё штатное.

Двое умерших и впрямь оказались обычными людьми без каких-то там историй и непоняток — у дамы преклонных лет остановка сердца, а мужчина сорока лет умер от потери крови — уронил по пьяни топор на ногу, и не смогли нормально остановить кровь. Никаких тайн, на вопросы оба отвечали достаточно, всё в порядке.

Соколовский явился к нам в тот момент, когда я как раз дописывала заключение по второму случаю и думала, что он уже и не придёт.

А вообще он вчера был хоть и уставший в хлам, но говорил чётко по делу и как надо. Все мигом понимали — начиная от Матрёны и до Кондрата Никаноровича. Наверное, приди он во время беседы с Петрухой, тот бы тоже построился и всё выложил, даже спрашивать бы не пришлось.

— Доброго дня всем, — поклонился он. — Новости?

— Только обычно-приличные, — улыбнулся Брагин.

— И то хорошо. Ольга Дмитриевна, вы как? — и тоже ведь улыбается.

— Спасибо, держусь. Часа три поспала, наверное. И ведь хотела подремать после ужина, но не вышло.

— Вы завершили? Так ступайте спать.

— Мне бы ещё узнать, что там, в Иннокентьевском.

— Так узнавайте, — кивнул он.

— А вы вчера ничего нового не узнали? — где-то же он был весь день.

— Узнал, и это может быть хорошей новостью, — он сел и с лёгким поклоном принял у Василия чашку чаю. — Я был в нескольких местах, куда не дошла железная дорога, и узнал, как там со смертями, похожими на наши непонятные случаи.

— И что же? — я даже ручку перьевую отложила, чтобы не отвлечься и не запачкать лист чернилами.

— Нигде не обнаружил. И либо это значит, что наш нехороший человек передвигается по железной дороге, либо там он лучше прятал концы в воду.

— Лучше бы первое, — пробормотал Брагин, а я истово закивала, тоже соглашаясь.

— И я завтра займусь тем же, но уже как раз по станциям, по тем, где давно не бывал. Как раз к понедельнику и к встрече у Болотникова что-нибудь узнаем.

— Было бы неплохо, — согласился Брагин. — Потому что слухи уже ползут, Василий с утра в булочной у Кривцовых слыхал.

— Что говорят? — тут же обернулся к Василию Соколовский.

— Да что смерть ходит по городу, в самые холодные ночи, и нужно крепко молиться, чтобы не забрала. А если настигнет, то заберёт так заберёт, потом ни царствия небесного, ничего.

— И в каком же обличье ходит по городу та смерть, весьма любопытно, — Соколовский не сводил с Василия глаз.

— Так вот говорят — со спины подкрадывается. Вроде бы, к Игнатке так и подобралась, раз он не приметил, а он был шустрый да глазастый, иначе бы не протянул так долго на своём месте.

— А других приметных жертв называют?

— Да вроде нет. Просто, ну, во всех приходах хоть один, да есть, вот и болтают.

Во всех приходах, значит. Многовато. Я встретилась взглядами с Соколовским — он, похоже, подумал что-то похожее.

— Ладно, разберёмся. Ольга Дмитриевна, сегодня ночью извольте спать, и не ходите ловить никакую нежить. Маг должен быть силён и здоров, и не зевать.

— Я не зеваю, — встрепенулась я.

На самом деле, зевнуть хотелось со страшной силой. Я поспешно прикрыла рот ладонью.

— Давайте, я сразу же свяжусь с Курочкиным и спрошу, нет ли новостей, — я достала из кармана зеркало.

— Будет неплохо, — кивнул он.

Варфоломей Аверьяныч отозвался мгновенно и рассказал, что крестик меж половицами он нашёл, и как только достаточно рассвело, отнёс его в церковь к отцу Павлу, а дальше они вместе сходили на погост, раскопали там снег и мёрзлую землю и оставили находку в земле. И предположил, что если всё хорошо, то Петруха ночью не придёт. Решили, что моё присутствие сегодня не нужно, он сам, а поутру — свяжемся, и он расскажет, приходил ли гость, или же нет.

Меня это весьма порадовало — что готов обойтись без меня. Я так и сказала — всё хорошо, но спать очень уж хочется после ночных приключений. Спросила про остальных, кто приходил, и оказалось, что Зимин жив-здоров, а Матрёна Савельевна носа из дому не кажет, никому ни о чём не рассказывает, и позволяет слухам гулять по посёлку, как им заблагорассудится. Впрочем, господин Носов пытается эти слухи притормозить, но — пока непонятно, удастся ему или же нет.

Я поблагодарила Курочкина и взглянула на Соколовского — стоял рядом, всё слышал.

— Как ваш начальник, говорю вам — ступайте и выспитесь. Сегодня и завтра. А если будут новости — ну, обсудим, как появятся. Всё ясно?

Мне было ясно. Я попрощалась и отправилась домой — спать.

Уже дома я вспомнила, что вообще был ещё один непонятный вопрос, который не прояснили ни с кем. О тех двоих, что увели Петруху. Ладно, я потом спрошу и Варфоломея, и Соколовского. А сейчас отмахнуться от бодрой и весёлой Надежды и рухнуть спать, просто спать.

Я спала долго и беспробудно. Великая вещь выходной, когда можно не думать о несделанной работе, о том, что кто-то тебя ждёт, о том, что нужно куда-то бежать.

Хозяйки мои изумлялись — явилась посреди дня, обедать не стала, упала спать. Вечером проснулась, поела немного и снова уснула.

И в воскресенье поднялась уже засветло. Глянула на часы — десять, начало одиннадцатого. Голова не кружится, по сторонам не ведёт, можно подниматься, и… что?

Дома никого не было — наверное, на воскресную службу пошли. Я сама раздула печь, поставила греться чайник, нашла на кухне кашу с маслом, и даже кофе сварила. Вот и славно, дальше уже можно что-то делать.

Хозяйки мои появились как раз когда я допивала кофе. Надежда поклонилась, и по знаку Лукерьи исчезла на кухне. Лукерья же, сощурившись, смотрела на меня, как будто я тот самый возвращенец Петруха.

— Всё ли с вами благополучно? — хмуро поинтересовалась она.

— Да, благодарю, — кивнула я. — Увы, ненормированный рабочий день. И иногда ещё рабочая ночь, издержки профессии.

Уж наверное, для приличного обывателя все эти мои «ночью работаю, днём сплю» кажутся совершенно ненормальными. Ладно, разберёмся.

Следующим шагом я связалась с Варфоломеем.

— Знаете, Ольга Дмитриевна, не приходил же он сегодня. Я ж впервые за почитай сколько уже дней выспался! Низкий вам поклон, и готов завтра приступить к вашему заказу.

Что, так просто?

— Это очень хорошо, но вдруг всё же явится? И там же ещё дружки его были, кто и стал причиной его нынешнего состояния.

— Ну, о тех-то и не слышали ничего с того самого времени, — отмахнулся Варфоломей. — Так, давайте о деле. Завтра с утра мне нужно здесь у нас кое-что ещё сделать, а где-то в час пополудни готов быть у вас.

— Хорошо, я тоже буду готова к часу, — кивнула я.

А что — скажу Соколовскому, что после совещания пойду ждать мастера, а не в больницу. Это и дома было уважительной причиной для отсутствия, и здесь должно сработать.

Более того, я прямо тут же его и вызвала. Он не сразу, но откликнулся, и было видно — где-то не в городе, вообще не в помещении, и за спиной его какая-то деревенская улочка, и железная дорога поблизости — стук колёс ни с чем не перепутаешь.

— Говорите, не пришёл, — раздумчиво сказал он. — Это хорошо. Но невредно бы получить подтверждение, чтобы уже закрыть этот вопрос совершенно.

— Это как же?

— Позвать нашего Петруху и спросить прямо — что да как.

— Вы хотите сказать, на могилку пойти?

Вообще верно, раз посмертная сущность не уничтожена, то её можно попробовать призвать и спросить. На практике мы пару раз такое делали.

— Тогда сегодня в ночь нужно, — ох, снова не спать!

— Можно не в ночь, а просто как хорошенько стемнеет. Давайте поступим так — я вернусь в город, зайду к вам, и мы вместе туда наведаемся. И тамошних блюстителей порядка я тоже предупрежу, чтобы не мешали, если вдруг что-то приметят.

— Хорошо, так и договоримся. Когда вас ждать?

— Да как смеркаться начнёт, — сверкнул он улыбкой.

На том и порешили. До сумерек ещё было часа четыре, а то и поболее. И занялась я своим хозяйством — вычистила всю рабочую одежду, и ту, которая для больницы, и ту, которая для погони за нежитью. Попросила помощи у Надежды, сменили постель, и она сама предложила — не только почистить, но ещё и выполоскать в проруби, и хорошенько выморозить потом.

— Развесим на верхнем этаже, там всё равно спать можно только летом, а зимой шибко холодно.

— И что же, прямо так и будешь в проруби руками полоскать?

— Да я привычная, — отмахнулась Надежда. — Не утоплю ничего, я ж руки немного, ну, магией прикрываю. Не так мёрзнут, как без неё.

Всё равно звучало жутковато, ну да что уж? А Надежда ещё и всякие мои сорочки прихватила. Ладно, это жизнь. В этом месте и в это время она вот такая.

К приходу Соколовского я снова оделась, как на нежить. Потому что привыкла уже. Одно дело больница — там и снега нет, и ходить по помещению. А совсем другое — в ночи на погост. И вышла попросить чаю согреть — явно же откуда-то сейчас придёт, и кто его знает, обедал ли он сегодня и ужинал ли. Так и сказала Лукерье — начальник придёт, а потом вместе с ним пойдём на дело.

Та скривилась.

— И на какое же дело ходят, так вырядившись?

Тьфу ты.

— А знаете, Лукерья Семёновна, на разное, — не спустила я. — Часто ли вам доводилось нежить ловить?

— Чего? — нахмурилась та. — С чего бы я стала её ловить?

— Вот именно, с чего. Но кто-то ведь должен это делать, правда? Лучше, если это будет обученный некромант, потому что у другого шансов нет. Вот у вас, например, нет. И у Надежды нет. А если придут, что будете делать?

— Молиться, — и как-то так она это сказала, что я поняла — а ведь есть у неё опыт с нежитью, у нашей Лукерьи.

— Это, конечно, дело хорошее, но вдруг не поможет?

На практике доводилось видеть такое и таких, кому молитва была что слону дробина. Разозлит, раззадорит, но не прогонит.

— А тут уже как господь рассудит.

— Господь-то, конечно, рассудит, но говорят — на бога надейся, да сам не плошай. И вот я из тех, кто не плошает. И одеваться буду так, как мне удобно по снегу ночью ходить.

— Ночью вообще ходить нечего, все добрые-то люди ночью дома сидят.

— Вот чтобы добрые люди ночью спокойно сидели по домам, некроманты выполняют свою работу, — сообщила я. — И сегодня я как раз собираюсь отправиться побеседовать с одним таким добрым человеком, который сначала пил, с кем не следовало, а потом повадился нового хозяина из бывшего своего дома выселять. И если бы тот не был магом, так и выселил бы. И если бы я не выяснила, за какой такой надобностью он в свой старый дом возвращается.

— Так нечего было тот дом оставлять, сжечь, и дело с концом, — пробурчала Лукерья.

— Тогда и тот предмет, за которым он приходил, или бы расплавился, или вовсе сгинул, и не нашли бы управы на него, — покачала я головой.

Воздух меж нами сгустился, и господин Соколовский явился с изнанки мира собственной блистательной персоной.

— Хорошо говорите, Ольга Дмитриевна, я заслушался, — поклонился мне, потом Лукерье. — Не серчайте, Лукерья Семёновна, служба у нас такая. Тёмные дела творятся во тьме, а мы тут как тут, подстерегаем и к добрым людям не пускаем.

А я задумалась — чёртов мир, чёртово время. Всё к одному — и простыни полоскать в проруби, и вот это невежество насчёт некромантов и нежити. Может быть, можно что-то с этим сделать? Ладно, подумаем.

— Благодарю вас, Михаил Севостьянович, — я тоже поклонилась, будем церемонными. — Лукерья согреет нам чаю, а мы обсудим наше дело, так?

— Именно так, — он улыбнулся мне, но взгляд-то тоже задержался на ногах в сапогах.

Ничего, переживёт. Работа, прежде всего работа.

— Расскажите, где были, — сказала я Соколовскому, когда мы сели за стол у меня в гостиной.

— Добрался до Нижнеудинска, опрашивал людей на предмет наших странных бескровных смертей, — он с видимым удовольствием глотнул чаю и прикрыл глаза.

Лимон достать, что ли? Он же, кажется, любит?

— Может быть, нужно сварить арро?

Глаза тут же открылись.

— Если это возможно — я буду вам весьма и весьма благодарен.

Я кивнула, и пошла на кухню — попросить Лукерью. Та недобро глянула на меня, и не добавив ни слова, поднялась и достала с полки жестяную банку с зёрнами. Вот и славно.

— Сейчас Лукерья принесёт. Пока же скажите — и что? Есть схожие случаи?

— Есть, пять.

— Кто-то решил, что бессмертный? Или что всё можно? — только и смогла я сказать.

— Да кто ж знает-то, что он решил, — грустно усмехнулся Соколовский. — Но если не поймём, для чего он это делает — то не поймаем никогда. И ещё завтра господина Пантелеева послушаем — тоже ведь, наверное, землю носом роет.

— Скорее, снег.

— Возможно, и снег, — усмехнулся он.

Лукерья принесла арро, снова недобро глянула на нас, беседующих за столом. Я сама разлила.

— Отчего ваша хозяйка так на нас смотрит? — тихо спросил он.

— Я бы знала, — я даже позволила себе фыркнуть. — То ли некромантов не любит, то ли просто жизнь не мила.

— Это бывает, — кивнул он. — Ничего, перемелется как-нибудь. Но честно сказать, я пока не понял, где искать нашего преступника. Или мы все что-то проглядели, или моего ума недостаёт для поисков.

— Вы собрали много фактов, о них стоит подумать. Подождать немного, пусть покрутятся в голове. Или ещё говорят, — усмехнулась я, — переспать с ними.

— Как вы сказали? Переспать? — усмехнулся он в ответ. — Возможно, возможно.

— И вам тоже нужно спать, не только мне. Я сегодня даже почти что человек, а вот вы — если и человек, то весьма уставший.

— Что ж делать, нужно было выяснить это к завтрашнему заседанию. И проведать вашего приятеля Петруху тоже нужно. А потом я наконец-то пойду спать.

— Тогда пойдёмте, да? К Петрухе? Уже темно.

Он глянул в окошко — несмотря на морозные узоры, было видно, что снаружи стемнело.

— Ваша правда, — допил кофе одним глотком и поднялся. — Собираемся.

Я собралась мгновенно. Платок, тулуп, вылить остатки чая во флягу. Он наблюдал с интересом.

— Вы всегда берёте с собой эту флягу?

— Да, с тех пор, как завела, — кивнула я. — Мало ли, что понадобится в поле.

— Верно, — кивнул он. — Всё так, вы правы. Это я вечно забываю.

— Вы, наверное, помните о другом, — пожала я плечами. — Да, и ещё чуть не забыла. Первое. Завтра после совещания я возвращаюсь сюда, ждать мастера. Господин Курочкин обещал мне посмотреть, что можно сделать для утепления дома.

— Отличное дело, всё правильно. Отправляйтесь и утепляйтесь.

— И второе. Вы знаете, кто и как увёл того Петруху, к которому мы собрались?

— Представления не имею. Если бы до меня дошло — раскопал бы. Но вы успели первой.

— Так вот, там были некие двое, у которых не было тени, и с которыми он пил сначала в трактире, а после — дома, и там-то уже живых не осталось. Они, по его словам, не могли выйти, пока снаружи не отперли дверь — уже утром, соседка. И тогда они исчезли, ну и Петруха… тоже исчез.

— Любопытно. И замечательно, что вы это знаете. Двое возвращенцев, гроза местных пьяниц? Изумительно. Других свидетельств нет?

— Не слышала. Наверное, просто не успела услышать. Могу порасспрашивать Варфоломея завтра — уж наверное он в курсе, о чём болтают в Иннокентьевском. А потом уже мы, может быть, поймём, имеют они отношение к другому нашему делу или же нет.

— Верно, — кивнул он с улыбкой. — Вы правы… Ольга Дмитриевна.

Секундная заминка перед моим именем… я уловила её. Забыл, как меня зовут? Пусть вспоминает, вариантов у нас нет.

— Значит, идёмте, Михаил Севостьянович.

— Следуйте за мной, — кивнул он.

И вновь мне показалось, что сначала хотел предложить мне руку, но — передумал.

Мы вынырнули в мир на улице, возле церкви, и в домике отца Павла светились окошки. Соколовский стукнул в дверь, тихо переговорил со здешним батюшкой, и быстро откланялся.

— Предупредил, что мы собираемся сделать. И что если возникнут сложности — позовём его на подмогу, но это не обязательно.

— Он маг, да? Мне так показалось вчера.

— Верно показалось. Он здешний уроженец. Дослужился в армии до поручика, получил ранение на японской войне, ходит на двух ногах только потому, что умелые целители собирали. Вернулся в родной посёлок, пожил с полгодика, подумал — и отправился принимать сан.

Забавно. Маг-священник. В моём домашнем мире такого, наверное, не могло бы быть. А здесь — пожалуйте.

Мы добрели по узенькой тропке меж сугробами до входа на погост.

— Знаете, куда идти? — спросил Соколовский.

— Нет, — покачала я головой.

— Не беда, сейчас поймём. Говорите, крестик закопали? Значит, можно поймать отголоски молитв и ритуала.

И он словно принюхался… и нашёл. Пошёл вперёд, я следом. Шёл-шёл, свернул к могучим соснам.

— Вот здесь, — кивнул.

Я глянула — и впрямь, тут рыли снег. Видимо, сегодня.

— Знаете, что делать? — спросил он меня.

— Да, случалось дважды.

— Замечательно. Делаем вместе. Откройтесь — ну, насколько сможете. И зовите тоже. Вдруг у нас получится звучать в унисон? — усмехнулся он чему-то.

Я кивнула, сбросила варежки, повисшие на верёвочке, и приготовила руки. Он начал — и я подхватила.

Мне доводилось выполнять какие-то магические действия вместе с кем-то, и я знала и умела. С Афанасием Александровичем было… надежно. Он ведёт, я следую за ним. С Аркадием Петровичем — как-то так же. С Авениром, пожалуй, больше и чаще всего — там это было как спор, кто кого. Кто сильнее и кто точнее исполнит. И с однокурсниками тоже.

А сейчас я поняла, о чём говорил Соколовский — что можно и в унисон. Мы определённо звучали в унисон — это вообще можно так назвать. Вместе и на равных. Зов наш плескался в морозную ночь, и Петруха не смог не ответить. И казалось мне, что он изумлён весьма.

— Говори, — разрешил Соколовский.

— А вы чего пришли? Я же всё сказал! И крестик мне вернули, хорошо стало. Ещё чуть — и я б уже не услыхал, далеко б ушёл. И не смог вернуться.

— Сейчас уйдёшь, — кивнул Соколовский. — Тебя больше не держит ничего, выходит?

— Ничего, — подтвердил тот.

— Вот и славно. Тогда скажи нам вот что: те, кто увёл тебя, кто они и откуда?

— Нездешние, — покачал тот головой. — Поели да ушли, дальше, других дураков искать.

Вот как, значит.

— Просто ушли, и больше никого не тронули?

— Нет, вот-те крест.

— А Ванька Рябой? — встряла я, так звали того местного дурачка, свидетельство о страшной смерти которого мы с Зиминым нашли в здешних бумагах.

— А, вона чо вам надо! Но это не они, это вовсе не наши, не с этой стороны. Это среди ваших кто-то, богом клянусь!

Мы с Соколовским переглянулись. Верить? Да вроде бы в таком деле не обманывают?

— Благодарим тебя, — кивнул он Петрухе. — Ступай, куда положено, и царствие тебе небесное.

— Благодарствую, господа хорошие, — кивнул тот и пропал.

— Вот видите, Ми… хаил Севостьянович, — я очень не сразу поняла, что тоже запнулась на имени. — Это кто-то живой.

— Живых-то ещё поболее будет, чем нежити, — он натянул засунутые за пояс шубы перчатки. — Так и есть, живые. Или живой. А у вас славно придумано — варежки на верёвочке. Не потеряются.

— Это… в моём детстве так делали.

— Мудро делали, — он, всё же, протянул мне руку, и мы одним шагом оказались в моей гостиной. — Отцу Павлу я сам завтра скажу, что и как, пускай тоже смотрит в оба. А сейчас — спать?

— Спать, — согласилась я.

— Вот и славно. Встретимся утром у Болотникова.

Он улыбнулся — и исчез в тенях. А я сбросила свою полевую одежду и тоже улеглась спать — и пусть утро будет вечера мудренее.