Барышня ищет разгадки

27. Что думает дракон

27. Что думает дракон

И никаких хождений тенями — портал мне открыл сам Болотников.

— Ну как вы, Ольга Дмитриевна?

Оглядел меня внимательно, убедился, что стою на ногах, покивал.

— Благодарю, Матвей Миронович, я в порядке. В этот раз меня не ели и не драли.

— Вы пострадали от Бельского, так ведь?

— Наверное. Очень неприятное ощущение — когда не можешь пошевелить буквально ничем. Ни пискнуть, ни носом повести, ни кулак показать.

— Довелось однажды попасть в похожую ситуацию, — кивнул Болотников. — Но ничего, перемелется, мука будет. Прорвёмся. Располагайтесь, Ольга Дмитриевна, Алёшка заказал пирогов, и чаю сейчас подаст.

Я вошла в гостиную, где уже однажды побывала, и первым, кого увидела, был хозяин дома в кресле. Бледный до жути, но в элегантном сюртуке, и платок на шее хитрым узлом завязан. Он прямо впился в меня глазами, как увидел, и поднялся из кресла мне навстречу.

— Здравствуйте, Ольга Дмитриевна, — и ещё кланяется, чучело, на ногах еле стоит, и туда же!

— И вам здравствовать, Михаил Севостьянович, — коротко поклонилась я. — В силах ли вы участвовать в собрании?

— Вполне, — кивнул он. — Прошу прощения, что не ответил вам вчера. Не слышал, к большому моему сожалению.

Я как услышала про прощение, так у меня всё равно что земля из-под ног ушла. Но оказалось — нет, он не о том. А только лишь о вчерашней моей попытке.

— Ничего страшного, — я опустилась в кресло. — Вам необходимо больше отдыхать, чтобы скорее выздороветь.

— Верно говорите, Ольга Дмитриевна, — в гостиной возник Алексей с большой корзиной пирогов, которую и установил на салфетку посреди небольшого стола. — Скажите ему ещё, а то упрямый же, как баран, но вдруг вас послушает?

И принялся расставлять чашки с блюдцами, да непростые — из тонкого фарфора, с какими-то цветочками не только снаружи, но и внутри. Соколовский же только усмехнулся.

Из участников совещания кроме Болотникова прибыла лишь Ева Аркадьевна. Болотников открывал портал другим прибывающим, а Ева оказалась на стуле между Соколовским и мною, и рассказала, что по итогам бала слухи в городе ходят самые изумительные. Что некоторые маски превратились в тех самых зверей, которых изображали, и принялись уничтожать ни в чём не повинных людей. Что из могил выбрались упокойники и пошли озорничать по городу. И что в Знаменском предместье подстрелили лисицу — кур у кого-то воровала, и доставили её прямо в магическую управу. Правда, это оказалась простая лисица, никаким боком не демон.

Журналист Владимир Волчищев появившийся следующим, сообщил, что его лично губернатор попросил написать заметку в губернские ведомости о кончине Бельского — потому что слухи, да. И ещё ведь нужно сообщить о том в столицу, потому что не просто так, а князь, и всю жизнь на дипломатической службе, не последний человек в государстве, и служил ведь не спустя рукава, а не жалея живота своего.

— И ведь правда служил, — заметил, располагаясь за столом, прибывший Пантелеев. — Даже до нас доходили слухи, а где гвардия, и где министерство иностранных дел. Служил, как надобно служить, а чего сбрендил под конец… ну, такое дело, кто ж его знает-то.

Я подумала, что сбрендить мог как раз из-за того, что померещилось ему выполненное желание.

— А что за родня у Бельского? — спрашиваю, вдруг кто знает.

Оказалось, знает Болотников.

— Сестра у него была, ныне уже покойная, у неё остались дети и внуки, вот и вся родня. Титул, думаю, как раз сыну сестры и достанется.

— И вся коллекция редкостей? — уточняю я.

— Наверное, — Болотников пожимает плечами. — Посмотрят ещё, что там за редкости и нужно ли это им. Да и не удивлюсь, если распродадут.

Туда и дорога, мстительно подумала я.

Тем временем появлялись и прочие участники совещания. Прибыл Зимин, приветствовал всех и сразу же прошёл к креслу Соколовского. Водил светящимися ладонями, держал то за одну руку, то за другую, и что там ещё целителям положено делать.

— Ну ничего, ничего, скоро и вовсе на поправку пойдёте, — говорил он. — Но ещё минимум неделю — никаких погонь, никаких допросов, никакой охоты ни на нежить, ни на демонов, ясно?

— Ясно, — отвечал ему Соколовский. — А через неделю? Можно?

— А там видно будет, по состоянию по вашему решим.

— А если наша лисонька нарисуется?

— А у вас теперь ещё один некромант есть, — и кивает на меня.

А я что? А я ничего. Некромант, да. Как есть некромант.

Прибыл Гордей Платонович, приветствовал хозяина дома, всех прочих, и приземлился на стул возле меня.

— Как вы, Ольга Дмитриевна? Зимин говорил, что в целом в порядке, и я очень рад видеть вас.

— Благодарю, уже в самом деле похоже на порядок. В понедельник собираюсь на службу — если, конечно, ничто более серьёзное меня не отвлечёт.

— Отрадно весьма, — улыбнулся он. — Может быть, есть шанс, что наш демон сбежал и более не возвратится?

— Сомнительно, — вздыхаю я. — Вдруг захочет доесть Михаила Севостьяновича? — и киваю на хозяйское кресло.

Тот, правда, усмехается.

— Меня, выходит, не так-то просто съесть, — и ведь улыбается ещё! — Зря, что ли, наше чудище заморское взялось меня когтями драть?

И кто ж знает, до чего бы мы ещё договорились, но — последним из нашей команды прибил Черемисин. И привёл с собой госпожу Фань-Фань.

С ними тоже поздоровались, а потом Болотников дождался, пока Алексей разольёт всем чай, и покинет нас, запер от подслушивания гостиную и сказал:

— Итак, что же мы имеем? Бельский мёртв, я, конечно, буду настаивать на посмертном допросе, но что-то мне подсказывает, что ничего он нам уже не расскажет. Демон сбежал, и концов мы пока никаких не нашли. Однако же, нашу историю необходимо завершать. И поэтому я желаю послушать госпожу Фань-Фань, — он внимательно взглянул на китаянку.

Та ответила не менее внимательным взглядом, а я вспомнила чешуйчатое тело в фойе. В человеческом обличье она совсем не такая — маленькая, худенькая, никак не подумаешь, что может перекинуться в такое вот чудище. И что вообще такие чудища могут жить с нами бок о бок.

Черемисин принялся, очевидно, переводить, но она только отмахнулась.

— Я понимаю всё, что сказано. И смогу ответить так, что меня поймут, — сказала она на чистом русском языке.

Черемисин вытаращил глаза, а Болотников лишь усмехнулся — подозревал, да?

— Что же, тогда мы внимательно вас слушаем, почтенная госпожа Фань-Фань.

— О чём желает услышать ваше высокородие? — Фань-Фань смотрела на Болотникова, не сводя глаз.

— О том, откуда вы все здесь взялись, — ответил тот.

Мне послышалось, или требовательности в голосе поубавилось? Впрочем, глава губернского магического управления тоже не сводил глаз с китаянки.

— О, это легко. Я расскажу. Много лет я служила великой императрице, но после её кончины мне пришлось скрыться, ибо настроения при дворе, в народе и обществе не позволяли мне чувствовать себя в безопасности. Я провела некоторое время в странствиях, и осела в вашем городе, потому что он с одной стороны весьма удалён от всех центров мировой политики и от войн, а с другой — обладает достаточным уровнем цивилизации. Здесь я могу переждать какое-то время… и если на родине моей успокоятся революционные настроения, вернуться туда. Господину Черемисину доложили обо мне, как чиновнику, ведающему всяческими приезжими, он взглянул на меня и предложил мне покровительство. Я же в ответ предложила ему помощь в тех делах, какие окажутся мне по силам. Мы отлично понимали друг друга, и союз наш был выгоден обеим сторонам. Когда появилась Линь-Линь, я предложила сразу же отправить её обратно, но господин Черемисин не согласился со мной. Я думаю, о своих мотивах он скажет сам, но Линь-Линь не пожелала услышать мои слова о необходимости соблюдения законов той страны, в которой ты живешь. Она весьма юна и достаточно беспечна, и как многие юные одарённые существа, считает, что нет никого сильнее, хитрее и изворотливее неё, но это не так. После нападения на даму-некроманта, — тут Фань-Фань легко поклонилась мне, — она отлёживалась несколько дней. А после того, как её побили двое некромантов разом, сбежала, и я полагаю, что снова отлёживается в каком-то убежище. Так же я полагаю, что если в том есть необходимость, то её можно будет найти.

Она замолчала и поклонилась Болотникову — мол, спрашивайте, если что-то нужно.

У меня возникло множество вопросов, и первый — почему столь могущественное существо было вынуждено бежать, но я здесь не главная, пускай сначала спрашивают другие.

— Что же, выходит, вы были приближённой Императрицы-Орхидеи? — спросил Болотников.

— Всю её придворную жизнь. А до того — её свекрови. И… некоторых других.

Сколько-сколько ей лет? На вид — юна и прекрасна, едва ли не моложе меня.

— И отчего вы не остались в Запретном городе после смерти вашей… покровительницы? Подопечной? — продолжал расспрашивать Болотников.

— Оттого, что у тех, кто рвался к власти, тоже были приближённые демоны, — пожала плечами Фань-Фань. — И я вовсе не желала выяснять, кто сильнее. Я покинула Поднебесную — и никого не волнует, где я и что со мной. Вот если бы я осталась, тогда многим было бы важно, с кем я и кого готова поддержать. А я пока… не готова поддержать никого.

Вроде бы кто-то говорил, что в Китае неспокойно? Не то прямо революция, не то что-то, очень похожее? И она не захотела поддержать ни одну из сторон? Что ж, я её понимаю.

— И после Запретного города — вы готовы жить здесь, у нас? — кажется, Болотников всё ещё не до конца верил в сказанное.

Но моё внутреннее ощущение говорило, что Фань-Фань сейчас правдива.

— Готова, — кивнула она. — Здесь тихо и спокойно, и я могу заботиться только о себе… могла. Сдаётся мне, теперь уже нет.

— И… в каких же делах вы способствовали Дмитрию Львовичу? — был следующий вопрос.

— В делах, касающихся моих соотечественников, и только, — она смотрела прямо и не отводила взгляда.

— Ну что, Львович, рассказывай и ты, — теперь Болотников вцепился взглядом в Черемисина.

— Госпожа Фань-Фань всё сказала, — мрачно ответил тот.

— Да нет, не всё. Лисицу-то ты где отыскал?

— В Нижнеудинске. Пробиралась по железной дороге на запад, дурила головы и служащим, и жандармам, и я так понимаю, что временами кого-то ела. Увидел — прикидывалась потерявшейся китаяночкой, строила глазки, никак не ожидала, что заговорю с ней по-китайски. Согласилась следовать в город со мной. Я и знать не знал, кто она такова и чем опасна, свои хвосты она мне ни разу не показывала. Привёз домой, показал госпоже Фань-Фань, сказал — бери себе в услужение, если хочешь, куда её девать-то теперь, далеко ж не уедет, поймают, не пожалеют. Госпожа глянула и велела ей в комнату зайти, и дверь за собой заперла. Я думал, они там сожрут друг друга на месте, так орали, и я ни словечка не понял. Но потом отперли дверь, и госпожа сказала, что Линь-Линь остаётся. Но ей не дозволено покидать пределы дома — так и сказала прямо, не дозволено. Но куда ж там не дозволено, она ж такая, ты в дверь — она в окно. Сбегала, возвращалась. Я и не думал, что все наши жертвы — от неё. Думал — просто дурная, потому что молодая и потерялась. А она, значит, не потерялась и не молодая, а просто дурная. Тьфу.

— Скажите, госпожа Фань-Фань, отчего ваш соотечественница выходит на охоту за людьми? Она в самом деле рождена тёмной и злобной? Или же дело в другом? — продолжал спрашивать Болотников.

— Она молода и бестолкова, — отрезала Фань-Фань. — И делает это потому, что может. Да, человеческая жизнь и человеческая душа даёт силы и мощь, и в давние времена случалось, что иные представители нашего народа принимали жертвы от людей. Но мир меняется, и если мы хотим остаться в нём, нужно учиться жить с людьми. Линь-Линь молода, ей всего семьдесят с чем-то человеческих лет. Она не умеет и не желает удерживать свою природу, её большая сила вскружила ей голову, и она решила, что всемогуща. И она вознамерилась разыскать своего воспитателя и опекуна Цинь-Циня, который не так давно пропал на север от наших краёв, следы его терялись где-то по железной дороге. Она никак не могла подумать, что слухи о её делах приведут сюда того, кто виновен в развоплощении Цинь-Циня.

— Как так вышло, что его везли в Москву в клетке? — спросила я.

— Племянник императрицы так выразил своё уважение князю, что долгое время провёл в Запретном городе от имени вашего императора. Конечно же, он полагал, что Цинь-Цинь сожрёт князя, но вышло иначе.

— И… наша лисица хотела отомстить?

— Хотела, да.

— И, полагаю, отомстила? — подключился Болотников.

— Вполне.

— И где же она теперь?

— Я думаю, неподалёку, — ответила Фань-Фань.

— Неподалёку — это значит в городе, или? — Болотников не сводил с неё недоверчивого взгляда.

— И в городе, и не очень далеко от дома господина Черемисина. Или же отсюда. Есть некий предмет, без которого она не покинет город ни за что. Он ей… очень важен, и сейчас находится у меня. Линь-Линь будет стараться забрать его во что бы то ни стало.

— Что это за предмет и почему он ей так важен?

— Поверьте, важен, — кажется, в этом вопросе Фань-Фань не готова делиться подробностями?

— И вы можете показать его нам?

— Показать — могу, — кивнула она. — Но отдать не отдам.

И легко улыбнулась.

— Отчего же? Не доверяете? — сощурился Болотников.

— Считаю, простите и не держите зла, что должна сама видеть, как вы будете говорить с Линь-Линь. На мой взгляд, она была неправа, и вам есть, за что спросить с неё. И она должна ответить. Но я буду при том, и прослежу, чтобы… чтобы все остались благополучны. Уже достаточно смертей, не следует их множить.

— Её же невозможно убить? — влез Пантелеев.

— Но возможно развоплотить, и она долго ещё будет искать себе новое воплощение. Вдруг кто-то решит отомстить ей, и посадит её в клетку князя Бельского? Демон не должен сидеть в клетке.

Я прямо задумалась — как можно надавать по мозгам юному зарвавшемуся демону, чтобы больше не пакостил и не жрал людей?

— И что же мы можем потребовать с юного, одарённого, многообещающего демона? — поинтересовался Соколовский.

— Вам она определённо должна, потому что стала причиной вашего нездоровья, не имея к тому никакого весомого повода.

— Как же, я не давал ей доесть мою сотрудницу, — усмехнулся Соколовский.

— Вашей сотруднице она тоже должна, — пожала плечами Фань-Фань. — Госпожа Филиппова не нападала на Линь-Линь, Линь-Линь напала первой. Воспитанные демоны в наше время так себя не ведут, не должны. Понимаете, вы в силах уничтожить её. Но нужно ли это делать? — и она внимательно посмотрела в лицо каждому из нас.

— Вы встали за эту дрянь, госпожа, оттого, что одной с ней крови? — усмехнулся Пантелеев.

— Не вполне одной, — ответила Фань-Фань, — но она ко мне в целом ближе, нежели вы. Нет, она мне не родня, но как люди стоят друг за друга перед всяким прочим… приличные люди, я имею в виду, так и те, кто по рождению людьми не является, должны держаться друг друга.

— Как по мне — уничтожить, и дело с концом, — махнул Пантелеев рукой. — Каким законам она подчиняется?

— Она не является подданной вашего императора. И не присягала ему. Как и никому из ныне живущих властителей. Вряд ли Линь-Линь согласится выбрать себе хоть какого, слишком уж они сейчас… неоднозначны.

— Но мы не можем оставить её безнаказанной, её жертвы взывают к отмщению!

— И как же вы планируете её… наказать, господин Пантелеев? — Фань-Фань снова легко улыбнулась.

— Что полагается убийце? Каторжные работы?

— Сбежит, — покачала головой Фань-Фань. — А сажать её в волшебную клетку на годы не позволю уже я.

Конечно, звучало дивно — сидит мелкая пигалица, и рассуждает, что кому позволит. Но… я не знаю, видел ли Пантелеев мощное чешуйчатое тело и когтистые лапы, намного сильнее, чем у лисицы. Почему-то мне кажется, что не видел.

— Вы можете что-то нам не позволить? — нахмурился он.

Она же не шелохнулась… но на пару ударов сердца в облике её проступили нечеловеческие черты. Глаза, как огранённые камни, над ними — рога и гребень, и шевелились усы, и сверкала чешуя, и показались зубы. О нет, не декоративное существо, и даже не травоядное. Хищное и очень опасное.

— Госпожа Фань-Фань может позволить нам или же не позволить всё, что угодно, — покачал головой Болотников. — И поэтому давайте договариваться. Скажем, я бы выслушал нашу лисицу, вот как сейчас — госпожу Фань-Фань.

— Чего её слушать-то, нелюдь поганую, — пробормотал Пантелеев, но услышали все.

— А кто-то в этот момент думает о вас, Семён Игнатьевич, что-то подобное. И если это существо обладает достаточной силой и могуществом, то может ведь не только подумать, но и осуществить свои замыслы? — поднял бровь Соколовский.

— Вас мало не додрали, — буркнул Пантелеев, — раз вы ещё жалость тут разводите.

— Жалость? — изумился Соколовский. — Вовсе нет. Я бы сказал — разумная осторожность.

— Или вас привлекли её слова о том, что та нелюдь вам что-то должна? Так это же нелюдь, кому должна — всем простит. Следы хвостами своими заметёт и утечёт дальше людишек жрать.

— Нужны гарантии, госпожа Фань-Фань, чтобы дальше людишек-то не жрали, Семён наш Игнатьич прав, — покачал готовой Болотников.

— И если я заставлю Линь-Линь пообещать, вы мне не поверите, — усмехнулась драконица.

— Очевидно, поверят не все. Но мне кажется, я знаю, кто бы мог нас рассудить, только вот пока мне не удалось наладить связь, там всё непросто. Но я попробую ещё раз, а пока — вы готовы пообещать нам, что не будете пытаться сбежать, скрыть от нас тот предмет, в коем, по вашим словам, нуждается беглая лисица, и который будет стараться вновь обрести, и скрыть от нас саму лисицу?

— Обещаю, — просто сказала Фань-Фань.

— И вы обещали показать тот предмет.

— Если вы готовы открыть мне портал, то я возьму его, принесу и покажу вам.

Это было сделано тут же, и не заняло много времени. Фань-Фань сходила, вернулась и принесла нам нечто, и показала на своей ладони.

Это оказалась шпилька — длинная, мощная, такие торчали из причёски самой Фань-Фань. С подвесками из, кажется, белого нефрита. Такой шпилькой и ударить можно, и серьёзно повредить, и ещё что-нибудь сделать.

— И отчего же наша лисица оставила этот предмет?

— Оттого, что юна и неумна, — фыркнула Фань-Фань. — Эта вещь слишком сильно отдаёт чуждой людям магией, она не стала надевать её на бал, чтобы проще затеряться в толпе и найти там… кого-нибудь. Она собиралась найти князя, она его и нашла. Не знаю, что она думала делать с госпожой Филипповой, возможно — просто спастись с её помощью, но вместе с ней отправился господин Соколовский, и просто так уйти оказалось невозможным, как я понимаю. Вызывайте того, о ком вы говорили, господин Болотников, и будем тогда думать дальше.

— А если лисица найдётся раньше? — спрашивал неугомонный Пантелеев.

— Вот тогда и поговорим, — драконица улыбнулась лично ему, и кажется, в той улыбке снова показались зубы.