Мы шли по окраинам порта, и уже через пару кварталов заброшенные здания сменились действующими, в основном это были ремонтные и лодочные мастерские, но регулярно встречались рыбацкие постои. Множество самых разных лодок лежали на специальных вылазах дном вверх, повсюду стояли рыбацкие стойки с растянутыми сетями, корзины, полные рыбьих костей и другие, полные чешуи. Палитра запахов заставила меня обмотать нижнюю половину лица банданой (вот и нашлось ей применение), а Хопеш, наоборот, шёл и вдыхал их с довольной мордой.
— А знаешь ли ты, Яр-р-р, что день и ночь в Базарате длятся по четыре часа?
— Теперь знаю.
— И по часу между ними на рассвет и закат.
— Значит, сутки этого мира идут ровно десять часов?
— Так пожелал великий владыка Обу-Хурай.
— Если он воплощение жадности, то мог бы сделать сутки в своём мире побольше, побольше.
— Так наоборот, — поднял коготь гиен. — Меньше сутки, быстрее круговорот всего.
В этом была своя логика.
Вокруг царила короткая ночь, но, видимо, пословица «этот город никогда не спит» относилась и к Базарату, не важно, о какой его провинции идёт речь. По реке скользили лодки и ялики с фонарями на корме и носу, они перевозили грузы, накрытые полотнищами с лёгкими светоотражающими символами. Когда два ялика выползли друг на друга в речном завороте, свет фонаря первого заблаговременно отразился в боку второго — там просияли какие-то крабы, видимо, знак крабовой фактории, и первая лодка сменила курс.
Фонарей и ламп на зданиях в этом районе водилось немного, поэтому мы шли по переулочкам и дощатым мостикам в полутьме, но именно «полу», ведь крупная и яркая луна ползла над нами и хорошо освещала пейзаж.
В глубине канала иногда проплывали большие светящиеся рыбы, высвечивая свои жирные и весьма красивые фигуры. Они напоминали огромных декоративных рыбок из японских прудов. А по небу регулярно пролетали воздушные суда, в основном, небольших размеров. И чтобы не лететь в полной тишине, сопровождаемой не самым приятным скрипом дерева и натянутых канатов, на них вешали маленькие и тихие звеняшки, которые висели по всей нижней линии и мелодично украшали полёт. А ещё большинство воздушных кораблей не ходили по воде, поэтому дно у них было плоское, ибо так гораздо удобнее — и хозяева не теряли рекламное место даром, а рисовали на донных плоскостях завлекательные картины.
Прямо у нас над головами проплыла внушительная баржа, на дне которой мерцала картина, нарисованная уже слегка выцветшими, но всё ещё хорошо заметными алхимическими красками: полуголая русалка с красивыми формами, но с пугающими рыбьими глазами и губами навыкат держала в руке красивую ракушку и дула в неё, оттуда выливалась волна звука. Подпись гласила: «Лучшие ракушки только у нас в ОКО — Океанский Консорциум Оттертрал!»
Залюбовавшись на уродливую русалку, мы едва не столкнулись с ещё более уродливым рыбаком. В нижней точке выгнутого моста сидел пожилой гуманоид с бурой кожей, покрытый мелкими бородавками. Он широкими пальцами с перепонками перебирал старую рыбацкую сеть и смазывал её маслянистым раствором.
— Хей, уважаемый, — спросил Хопеш. — Не подскажете, как пройти в Бухту Джа?
Бородавчатый молча указал рукой в направлении слегка в сторону от реки и вернулся к своей сетке. Пожав плечами, мы двинулись туда, и достаточно быстро пейзаж сменился. Во-первых, исчез запах рыбы, во-вторых, каналы стали куда аккуратнее, они были обложены камнем и обустроены деревянными мостками. Повсюду виднелись склады, но уже не большие и безликие, как на окраине, а с красиво оформленным фасадом. И на первом этаже каждого строения работал (да, ночью) какой-нибудь магазин.
«Спецовки Мастера Шлобба», «Прыткие Инструменты Аурелиса», «Алхимический Котёл Чуни», «Корм для зверей и двуногих», «АлХимЧистка» — эти и другие вывески подмигивали волшебными огоньками, переливались знаками, сверкали начищенными рамками. На многих витринах располагались завлекающие выставки, благодаря которым такая лавка выглядела как мини-музей и сразу хотелось зайти. А ведь это ещё окраина! Тут магазины выглядели в целом аккуратно, но старовато и бедновато, им не хватало лоска, новизны и дороговизны. И всё равно классно.
— А, ходоки, подходите поближе, попробуйте моё новое лакомство: морской лурк.
Это произнёс некто, стоящий у самой реки, необычным глухим и осклизлым голосом, как будто с забитым носом, полным неизбывного хлюпа. К нам обращался не такой уж и гуманоид, хоть и прямостоящий с двумя руками и ногами. Но его голова казалась огромной и возвышалась назад, как Пизанская башня под наклоном. Существо напоминало осьминога, приделанного к человеческому телу, и отчасти иллитида — тонкие щупальца-усы помогали ему перебирать товары в крупном сундуке, который стоял распахнутый у его ног.
Похоже, этот товарищ вышел прямиком из воды, он был влажный, а вот одежда осталась сухой. Небось, магия, чтобы в реке не мокла, или алхимическая пропитка, — удобно.
— А из чего сделан этот морской лурк? — уточнил я, рассматривая то ли длинных креветок в кляре, свёрнутых цветными спиралями, то ли запечённых в тесте червей.
— Из морского лурка, — помедлив, осторожно ответил торговец. — Это илистая многоножка, очень сочная и вкусная, вяленая в горячем полуденном песке и вывалянная в горсти гирканских специй.
— Спасибо, аллергия на морепродукты, — соврал я, стараясь подавить отвращение.
— Замечательно, дайте пять штук! — воскликнул Хопеш и тут же сожрал их с довольным чавканьем, отсыпав торговцу пять котиков. — М-м-м-м…
— И как?
— Сочно, хрустко и специфично — как обещали!
— Ладно, двинули дальше.
— Ну постойте, постойте, друзья, — хлюпнул довольный торговец, запросто взяв нас с гиеном за плечи своими лицевыми щупальцами, словно мы с ним были закадычные друзья. — Теперь, когда наши отношения освятили узы удачной торговой сделки, я могу предложить вам реальный товар. А не эти завлекающие вкуснючие лурки, которыми торгую для отвода глаз и чтоб не платить налоги.
— И что за реальный товар?
— Я продаю первоприходцам слово силы, открывающее путь в Базарат! Купите всего один раз, а потом сможете возвращаться сюда сколько угодно, это ли не счастье? Это ли не выгода, помноженная на всю дальнейшую жизнь? Причём, чем ценнее вещь вы пожертвуете при входе, тем больше денег подарит вам бесконечно щедрый владыка Обу-Хурай!
Ага, слово силы Базарата работает точно так же, как пароль в харчевню Жруни.
— И это драгоценное словечко я отдам вам обоим всего за одну звезду! Лишь по половинке звезды на брата, когда ещё будут такие цены?
С точки зрения экономической эффективности это могло показаться выгодным и вполне оправданным вложением средств. Но что-то в виде и голосе торговца, его явно невысоком месте в иерархии речной республики Хэзреш и в жадноватой навязчивости «дружеских» объятий подсказывало, что не стоит спешить расставаться с немалыми для нубов деньгами.
— О, дорогой лурковод, — усмехнулся Хопеш. — Ваши лакомства хороши, а вот ложь поистине ужасна. Не в плане низости, к которой вы прибегли, а в плане нескладности и шитости белыми нитками, короче, вы просто бездарный лжец. Печально смотреть на ваши потуги, они смогли бы оболванить лишь самых неопытных и доверчивых претендентов. А мы с моим спутников всё-таки уже тёртые путешественники и чуем подвох.
— Э? — булькнул склиз, получив тирадой под дых и слегка ошалев.
— Мы новички в Базарате, и вы увидели это по нашим системным меткам, потому и решили одурачить, — вежливо и радушно объяснил гиен. — Но иногда нехватку практического опыта может заменить хорошее образование. А оно говорит мне, что слово силы Базарата даётся каждому совершенно бесплатно. Сразу же после первой серьёзной сделки на сумму от одной звезды и выше.
Вот оно как, а я и не знал. Хорошо, что Хопеш такой начитанный.
— Так я и предложил вам серьёзную сделку! — заюлил торговец. — Конечно, я имел в виду, что отдам вам весь сундук лурков, всего-то за одну звезду, а драгоценное слово вы получите в придачу!
— Врать вы по-прежнему не научились, — вздохнул гиен. — Печально.
— И убери свои мокрые щупальца от моего инвентаря, вор, — я сграбастал и сжал сразу весь пучок ложноручек торговца, которые незаметно дотянулись кончиками до наших с Хопешем солнечных сплетений. И торговец испуганно булькнул, пойманный с поличным.
Обычные люди носят ценности в сумках, в карманах штанов или под поясом, и для того, чтобы их обворовать, требуется ловкость рук и немного мошенничества. А у восходящих Башни ценности прячутся в инвентарь, и чтобы незаметно пошуровать там и вытащить-воплотить украденное, нужны особые способности и умения. Осьминожья морда ими явно обладал, потому и дотянулся до солнечного сплетения: ведь это нервный и энергетический узел в теле любого гуманоида, и все нематериальные тела завязаны на него.
Сделав прямое касание щупальцем, торговец-вор получил возможность проникнуть магической версией щупалец внутрь. Но не успел этого сделать, потому что как только он применил магию, чистота во мне встрепенулась. Я схватил все щупальца разом и воспользовался любезно предоставленным преимуществом прямого касания — то есть моментально обнулил магию воды и воздуха, получив по 6 энзов в каждую руку.
— Отпусти! — взбулькнул вор, ещё более гнусаво, чем раньше.
— А хочу ли я отпускать? Наверное, нет, хочу сдать тебя монахам в белых робах.
Ведь справка сказала, что местным культом Обу-Хурая управляют такие служители и именно они занимаются контролем легитимности торговых потоков. Вряд ли они будут милосердны к вору, который срывает заложенный владыкой порядок вещей?
— За что сдавать? Я всего лишь по-дружески вас обнял, ничего не было!
— Ай-яй-яй, — грустно сказал Хопеш. — Если бы только я не вёл проникающие сканирующие записи всего происходящего. Во всех спектрах.
И развернул рядом с нами в воздухе обалденно качественную голограмму, на которой крутился один зацикленный момент: как вор дотягивается щупальцами до наших солнечных сплетений, а потом голограмма переходила в магический спектр и показывала, как он незаметно кастует свою проникающую магию, и магические щупальца тянутся от реальных к нам внутрь. Бр-р-р.
Но всё было заснято на видео, ай да Хопеш, ай да сукин сын! Вор обмяк, осознав, что его держат не только за щупальца, но и за яйца.
— Возможно, мои отменные раковины-замшелки, печёные на лавовых камнях, помогут загладить это пренеприятное происшествие? — заискивающе спросил он. — В каждой второй раковине вы найдёте жемчужину!
— Возможно, — улыбнулся Хопеш.
— Вот, пожалуйста, примите их в дар! Это лучшее и самое ценное, что у меня есть…
Торговец покопался в глубинах своего сундука и протянул нам две больших и тяжёлых створчатых раковины, реально замшелых, покрытых толстым слоем мягких зелёных наростов. В отличие от жареных сороконожек из его основного меню, эти раковины выглядели действительно хорошо, каждая завёрнута в лист промасленной бумаги, пропечатанной зелёным значком, и завязана простой, но элегантной плетёной тесёмкой. Видимо, это и вправду было самое дорогое в ассортименте осьминога.
— Сколько такие стоят? — спросил я, сильнее сжав щупальца, так, чтобы ему стало больно.
— По десять воронов каждая! Их добывают в глубоководных гротах, и ныряльщики продают их минимум по шесть-семь…
— Ладно.
— А выгодная стратегия, — хмыкнул Хопеш, когда мы отошли от незадачливого вора. — Притворяться простаками, ловить тех, кто пытается нас развести, и получать взятки за то, что не сдадим их белым монахам.
— Изи плюшки, — улыбнулся я.
— Может, провернём эту схему ещё пару раз?
— Может. А ты крутой, Хопеш. С этой сканирующей записью.
— Мне положено, я же ищейка.
Твою мать. Внутри всё сжалось, но я постарался остаться максимально спокойным.
— Ищейка?
— Так неформально называется мой класс: планарный охотник.
— И за кем вы охотитесь?
— Лично я — за знанием.
— А как насчёт всяких беглых преступников и прочих, за кого назначена награда?
— Нет, это не мой путь, — странник пожал плечами. — Другие ищейки занимаются охотой за головами, а я опять пошёл не по положенному пути, а по своему собственному.
— Опять?
— В детстве мне дали имя меча, но я так и не стал воином.
А, вот как. Слово «хопеш» действительно означало особый загнутый египетский клинок. И с самого знакомства с гиеном я думал, просто ли это фонетическое совпадение, или Башня сохранила значение имени и перевела его на понятный мне язык? Выходит, второе.
— Тебе был уготован путь воина?
— Да. Отец растил из меня бойца Песчаного Легиона. Наш народ проиграл великую войну и два поколения готовился к новой. Но мне оказалось не по нраву рвать, кромсать и калечить, да и зализывать раны тоже как-то не очень. Так что, когда мне исполнилось десять, я убежал и прибился к бродячему цирку между мирами.
— Ух ты.
— Да, это был удивительный цирк, — гиен улыбнулся, его карие глаза заблестели от воспоминаний. — Сначала я просто работал за еду, потом обучился магии иллюзий и стал помогать выступать, постиг науку прыгать в пространстве и прятаться, стал одной из звёзд представления. Ну а под конец старые ловкачи приобщили меня искусству прохода по границе измерений. Причём в нашей цирковой жизни я неоднократно ранился сам. Но зализывать эти раны оказалось куда желаннее.
— Свобода делает лучше даже плохое?
— Именно так, Яр-р-р.
— И почему ты ушёл из цирка?
— Он закончился, — спокойно ответил Хопеш.
В его ответе была гармония выверенной скорби, благодарности и любви. Кажется, он давно отпустил пережитое и пошёл дальше. Я бы не рискнул спросить о подробностях, но странник сам добавил:
— Мы повстречались с народом тайро, серокожих воителей с угольно-алыми глазами, которые только что выжили в крушении своего мира. Они ненавидят Башню и всё, что с ней связано, но вынуждены восходить по этажам. Их оскорбило наше представление, потому что в нём звучал лейтмотив радости жизни и того, как прекрасна Башня. Это нанесло зрителям рану, требующую ответа, и они дали ответ. Тайро очень жестоки и никогда не размениваются на малую жестокость. Они не сделают тебе больно, а сделают так больно, как только смогут.
Хопеш помолчал.
— Я убил двоих тайро в бою, поэтому меня отпустили. Они не размениваются на месть. Но всех остальных в цирке они убили на нашей арене, номер за номером, последнее представление нашего цирка. А меня заставили смотреть.
Интересно, мечтает ли о мести Хопеш?
— У мастера измерений, который учил меня, был этот компас. Я взял его и пошёл по мирам, с тех пор минуло десятилетие, а я всё ещё в пути. Кое-где оставался надолго, целых три года провёл в Библиотеке Селестиалов, изучая миры. И там же составил список чудес света, где хочу побывать. Вот по нему и двигаюсь.
— А ты знаешь что-нибудь о Земле? — спросил я, когда он замолчал.
— Хм, что-то знакомое. Твой родной мир? А, знаю совсем немного. Читал, что её защищали трёхглазые кошки, до тех пор, пока их мир не пал. Поэтому Земля долгие десятки тысяч лет была избавлена от опасностей извне и развивалась сама по себе.
— Вот как.
Ну ничего себе новость. У меня появились вопросы к Ключнику.
— Не знаю, как другие ищейки, — заключил Хопеш. — А я иду своим собственным путём и встретил на нём много удивительного, ужасного и прекрасного. Что до истины, сколько её ни ищи, она всегда где-то рядом, рукой подать.
Всё время разговора мы двигались вдоль широкого канала, который, судя по указателю, уводил от главной реки в Бухту Джа. И, незаметно пройдя четыре квартала, вступили в искомый район.
Это была искусственная бухта: каналы с разных сторон входили в большой и круглый водоём, по кругу бухты теснились узкие трёхэтажные лавки и магазины, затейливо украшенные кто во что горазд. А в центре бухты находился маленький парящий остров с постоялым двором «Жемчужина Джа». Я сразу почувствовал сильную магию ментала и увидел, как русалки на крышах и камнях постоялого двора оживают. Они просыпались, улыбались и махали мне руками, прикрывая свои прелести кончиками хвостов и раздольем блестящих волос.
— Давай к нам, путник, — кричали русалки приветливо. — Только тебя нам не хватает!
— Какой ты красавчик, — воскликнула самая красивая, покраснев. — Сними вип-номер с ложей, и я приду к тебе в гости!
Конечно, всё это был ментальный мираж и каждый проходящий мимо гостиницы видел и слышал то, что было ему по нраву. К счастью, я был не фанат русалок, фурри и прочего фэн-стаффа. Хотя однажды мы с Мирой купили ей пушистые лисьи уши и хвостик, но быстро наигрались, и теперь они пылились в особой коробке в дальнем углу антресолей. В общем, я совершенно не хочу, чтобы в мой вип-номер ввалился кто-то посторонний. Впрочем, и планов останавливаться в гостинице не было.
— Щёлкарь и Шелест, — пробормотал я, вспоминая рекомендации Орчаны и оглядывая магазины.
Вокруг рябило от магии, мне пришлось волевым усилием подавить раздражение, пошедшее от истока чистоты. Чистоте не нравилось такое изобилие магических приблуд, внутри пробудилось желание погасить все источники, чтобы наступила блаженная тишина… Ну-ну, уймись, чистота, давай без фанатизма. Я почувствовал, как глубоко внутри шевельнулся Бран — когда мы прошли мимо вопиющей (в буквальном смысле) «Лавки Хаоса», отростки которой болтались в воздухе, как мишура, а в вязких стенах из плоти регулярно возникали рты и пасти разных существ, которые вопили, но вместо звука выпускали радужные мыльные пузыри.
— Вон там, — сказал глазастый и внимательный Хопеш, — Смотри.
На той стороне бухты, загибавшейся напротив, было два приземистых и слегка мрачноватых дома, по паре этажей в каждом, которые притиснулись друг к другу, образовав тандем. Между их выходящими вперёд узкими торцами-витринами был небольшой треугольник пространства, в котором справа виднелась каменная лестница, уводящая на второй этаж дома, а слева дощатая веранда. Над верандой виднелась ржавая кованая вывеска «Скупка/Ломбард Щёлкаря», а над лестницей украшенный живыми цветами штандарт «Травы Шелеста».
— Хозяева, наверное, спят, — предположил Хопеш, но в кои-то веки оказался не прав.
Мы подошли поближе и увидели, что оба и не думают спать. На каменных ступенях сидел меланхоличный человеческий скелет, изнутри заросший кудрявой зеленью. А в кресле-качалке откинулся мужик-белка ростом почти с меня, в мрачной и стильной одежде со множеством талисманов и нашивок, в его руках удобно лежала трубка с табаком, которой он размеренно пыхал.
— Спать? — переспросил скелет, который услышал нас издалека, не ушами, а благодаря обширной ауре чутья жизни, свойственной всем неупокоенным. — Это что-то на биологическом. Лично я давно позабыл, что такое сон.
Голос шёл изнутри черепа, гулкий, но весьма приятный и дружелюбный. Похоже, при жизни он был человек не злой и с чувством юмора.
— А мой деловой друг не может себе позволить тратить драгоценное время на долгий сон. Ведь пока он жив, нужно столько успеть! Поэтому наш труженик Щёлкарь спит всего час в сутки благодаря особому табаку. А остальное время он эффективно бездельничает.
— Ну-ну, — выпустив колечко, лениво поинтересовался белк. — Кого это принесло в такую рань?
— Ещё не рань, Ще, — поправил его скелет, указав на небо. — Пока ещё позднь.
— Ладно, профессор сухих костей. Кого принесло в такую позднь?