Беглецы

Глава 8. Побег 2, или Гостеприимство степняков

Свист плетей резал слух Ларонэля. Лицо пылало, от боли на глазах выступили слезы. Он едва мог разобрать, куда идти, но продолжал непроизвольно оглядываться на Барста. Орк выглядел еще хуже, чем эльф: казалось, один шаг — и он свалится. Ларон понимал, что для Барста это будет значить смерть, а ему даже не хватит сил тащить на себе товарища.

Весь день прошел в пути. Кочевники не жалели пленных, периодически одаривая их плетьми. Совсем скоро одежда Ларона превратилась в лохмотья, и даже шкуры Барста посеклись. Только когда на небо опустилась ночь, а звезды и луну скрыли тучи, кочевники остановились. Пленников покидали на землю, связав им ноги. Сами степняки отправились разбивать лагерь. Совсем скоро в воздухе запахло костром и едой. Пленники — трое людей и Ларон с Барстом — зашевелились. Только если все остальные с тоской и голодом поглядывали на степняков, жарящих мясо, то эльф подполз к орку.

— Барст? Барст, ты как? — тихо позвал его Ларонэль, оглядываясь на кочевников. Казалось, те полностью поглощены своими делами, но эльф не терял бдительности.

— Живой, — столь же тихо ответил Барст, переворачиваясь. Выглядел он еще хуже, чем днем: синяки проступили на серо-зеленой коже, отливая багряным и синим, ссадины перестали кровить, но засохшая корка смотрелась страшно. И без того маленькие глаза, скрытые под тяжелыми веками, сейчас были вовсе не видны — так опухло лицо Барста.

— Надо бежать, — бодро продолжил он, ломая все представление Ларона о тяжести состояния товарища.

— У меня руки и ноги связаны, а оружие у нас отобрали.

— Э, ушастый, — крякнул Барст и напрягся. Несколько секунд — и веревки, которыми его связали степняки, лопнули. — Вот так надо.

Орку не составило труда также освободить Ларона и еще троих пленников. Люди обрадовались, и хоть минуту назад Барст вызывал у них только страх и презрение, сейчас они готовы были возносить молитвы за его здоровье.

— Че расселись? Идем! — шепотом приказал орк, довольно проворно поднимаясь на ноги.

— Сейчас? А кочевники? — удивился Ларон. Пленников разместили в тени шатров, степняки были уверены, что те не сбегут, крепко связанные вымоченной бечевкой. Они не учли силу чистокровного орка.

— Обойдемся без них, — усмехнулся Барст, а потом махнул и скрылся во тьме. Остальные последовали за ним.

Ни орк, ни эльф, ни люди не обладали ночным зрением — сейчас бы им очень пригодился оборотень. Ворон… Где он и Агнет? Не случилось ли с ними беды? Впрочем, переживания о потерянных знакомых скоро оттеснило беспокойство о собственной судьбе.

— Кочевники скоро обнаружат наш побег, — задыхаясь, Ларон догнал Барста.

— Да, увидят. И в погоню, — обрубил орк. — Они умеют читать следы.

— И что мы будем делать?

— Не знаю.

В этом ответе прозвучало отчаяние, которое Барст плохо сумел скрыть. Ларон понял, что у товарища идей нет, и принялся лихорадочно размышлять. Как сбежать пешим от конных? Никак! Только если…

Ларон вдруг вспомнил рассказ любимой супруги о том, как она с подругой однажды сбежала от всадников. Сам эльф в военном деле не смыслил и выживать не умел, но глуп не был.

— Идите, я догоню вас на рассвете, — сказал он Барсту. Тот очень удивился.

— Ты куда, ушастый?

— Спасать нас, — коротко отозвался Ларон. — Иди. И запомни наконец, что у меня есть имя.

— Что? Не услышал тебя.

Ларон покачал головой и исчез во тьме. Он видел в темноте так же плохо, как люди, но острый слух позволял ему частично компенсировать это недостаток. Он быстро вернулся к стоянке кочевников, те еще не обнаружили побег. Тенью проскользнув к шатрам, Ларон прислушался: ухо его пыталось уловить ржание лошадей. Наконец сквозь людской шум он расслышал их. Ларон не был следопытом или воином, но умел двигаться бесшумно для человеческого уха. Тенью он скользнул к лошадям — тех расположили вместе, привязав к вбитым в землю кольям. Впрочем, верные кони и не собирались бежать. Они привыкли к своим хозяевам и к своей нелегкой жизни, поэтому когда Ларон резанул ближайшему по сухожилиям, тот даже не заржал. Спасибо любимой супруге и его первому учителю, которые дали ему необходимые знания. Отряд кочевников был большой, у них насчитывалось около полусотни лошадей. Ларон мысленно попросил прощение у бедных животных, которых обрекал на смерть — ведь для кочевников они теперь бесполезны, — и продолжил свое черное дело. Когда он закончил, степняки как раз закончили гулять и улеглись спать, выставив нескольких часовых. Ларону потребовались все свои умения и навыки, чтобы проскользнуть мимо них. Оставив лагерь кочевников позади, он отправился догонять Барста и остальных.

— Вернулся, ушастый?

Ларон упал рядом на землю. Люди с сочувствием посмотрели на него.

— Да. Теперь у степняков только две ноги.

На секунду орк задумался, а потом расхохотался.

— Ловко придумал, остроухий!

Видимо, чтобы назвать Ларона по имени, Барсту надо было родиться кем-то другим. Не орком.

Эльф растянулся на пыльной земле, чувствуя, как ноют от усталости ноги и болит иссеченная плетьми спина. Судя по тому, что лицо он практически не ощущал, оно опухло. Ларон поднял руку и ощупал щеки и нос. Да, так и есть — лицо горело, но при этом он даже не чувствовал его. Повезет, если не начнется лихорадка. Сильно его ударили в первый раз — и откуда в людях столько жестокости? Ларон не знал, от чего мучился больше: от ран тела или от душевной печали о низости смертных?

— Не спать, пора дальше! — Барст больно толкнул Ларона в плечо. Эльф, не сдержавшись, тихо застонал.

— Вставай-вставай! Или хочешь обратно к степнякам? Понравилось твоей спине под плетьми, как рабу?

Ларон с трудом поднялся, понимая справедливость слов Барста. Впрочем, он встал самым первым — людей свалила усталость. Как оказалось, у одного из пленников загноились раны, и он мучился лихорадкой. Двое других хоть и могли идти, но бросать товарища не желали. Ларон принялся уговаривать их понести раненного. Можно ведь было по очереди… Но Барст его грубо оборвал:

— Никого нести не будем. Или пусть валяется здесь, или сам идет.

— Он не может…

— Тогда оставляем, — отрезал орк и продолжил путь. Ларон с отчаянием уставился в его удаляющуюся спину. С минуту он мучился сомнениями… и двинулся следом. До боли было жаль человека, но в одиночку Ларон не мог ему помочь, а люди не желали бросать товарища. Спустя полчаса парочка догнала их — они оставили товарища умирать. Барст сплюнул через плечо и больше не оборачивался. Целый день под солнцем, страдающие от голода и жажды, беглецы шли на запад. Барст, видимо, вознамерился дойти до границы Ленаты. Вот только Ларон сильно сомневался, что им хватит сил.

— Кочевники нас не догонят?

— Не думаю, — коротко и мрачно отозвался Барст. — Если ты все сделал правильно.

— Я умею обращаться с лошадьми.

— Я даже удивлен.

— Ты болтаешь не хуже Ворона, — тяжело дыша, заметил Ларон.

— Не, мне до Белого далеко, — по-доброму усмехнулся Барст. — Он умеет умно трепаться. Я глупо. Вот так.

Ларон с удивлением воззрился на него. К счастью, Барст не заметил, и очередного межрасового спора не произошло.

— Есть другие кочевники, — вдруг произнес орк. — Они могут на нас напасть.

— Но, может, повезет?

— Может. Может, нет. Все может. Не думай, голова в походе должна быть пустой.

Философия орка иногда поражала Ларона, но он не мог отрицать, что в ней имеется рациональное зерно.

К вечеру все высокие мысли вылетели из головы эльфа — его начало трясти в лихорадке. Он шел из последних сил, чувствуя, как слезятся глаза и все больше опухает лицо.

— Совсем плохо? — вдруг спросил Барст.

— Нормально, — едва ворочая языком, ответил Ларон. Он шел следом за орком, и только широкая спина в шкурах могла заставить его идти вперед. Он словно поставил перед собой цель — идти за Барстом — и шел, ни на что не отвлекаясь. Знал, что если позволит себе задуматься, то упадет.

Люди тащились где-то вдалеке — их выносливости не хватало, чтобы не отставать. К счастью, Барст все же решил устроить привал. Сегодняшний день показал, что кочевники догонять их не собираются — видимо, план Ларона сработал, — поэтому лучше было передохнуть.

— Если суждено сдохнуть, то сдохнем, — постановил Барст. — А так хоть выспимся.

Наутро из четверых не встали трое. Для людей раны и жара стали непосильным испытанием. Ларон сначала все же поднялся, побрел за Барстом, но через сотню метров рухнул на сухую землю. Так потекли часы мучительного ожидания смерти. Периодически он проваливался в забытье, а когда возвращался в реальность, то еще больше хотел умереть. Солнце палило, а над землей гулял ледяной ветер. Во рту было сухо, язык закостенел. Все болело.

Внезапно Ларона перевернули на спину, и что-то полилось в открытый рот. Живительная влага на мгновение вернула разум в умирающее тело. Эльф настолько пришел в себя, что даже смог открыть глаза. Он увидел склонившегося над ним Барста, который выливал из фляги воду, заботливо приподняв голову товарища — чтобы не захлебнулся.

— Спасибо, — выдохнул Ларон, когда вода закончилась. Во рту тут же вновь стало сухо, но даже такая малость помогла эльфу вернуться в мир. — Почему?

— Потому что должен, — обрубил Барст и взвалил себе на спину Ларона.

Почти теряя сознание от усталости и боли, эльф все же смог заметить вдалеке два безжизненных человеческих тела. Мир их был слишком жесток, и теперь Ларон познавал эту истину на своей шкуре.

Следующую неделю Ларон запомнил плохо. Все это время Барст нес его на себе — благо орк был в несколько раз сильнее и здоровее тонкокостного эльфа. На ночь они останавливались. Барст неизменно доставал откуда-то воду. Когда Ларон немного пришел в себя, то задался этим вопросом.

— Видишь ту травку? У нее глубокие корни, если под ней рыть, то можно наткнуться на подземный ручей, — довольно миролюбиво объяснил орк.

— Хорошо… что так можно, — чуть путано ответил эльф. Его продолжала мучить лихорадка. Лицо гноилось, с ранами на спине дело обстояло лучше. Будь они в лесу, Ларон знал бы, какими травами подлечиться, убрать гной и воспаление. Но в пустыне, кроме колючек и сухих веток, не было ничего. Барст как-то предложил прижечь рану, но Ларон отказался. Уже поздно. Либо он переживет это, либо умрет.

Думать о своей судьбе Ларону почти не приходилось. Бо́льшую часть недели он провел между явью и бредом, только дней через шесть болезнь пошла на спад. Над степью вдруг полились дожди, затопляя все вокруг. Это играло на руку беглецам, ведь так повышались шансы, что кочевники их не заметят. Но постоянные дожди также принесли вечный холод и сырость. Теперь воды было слишком много, ночами было невозможно спать. Они с Барстом шли сутки напролет — Ларону полегчало, и теперь он мог передвигаться сам. Лицо еще побаливало, но основное воспаления пошло на убыль. Эльф старался не думать о том, что им с товарищами наконец улыбнулась удача — боялся сглазить, словно был невежественным селянином-человеком, а не бессмертным жителем Рассветного Леса.

— Скоро дойдем, — проворчал Барст, еле волоча ноги. Даже орка утомила долгая дорога, непогода и раны.

— Ты вернул долг, — пробормотал Ларон, бредя рядом. — Можешь быть спокоен.

— Я и так спокоен, ушастый.

— Рад за тебя.

— И я.

Вот такие "гениальные" диалоги велись между ними. На большее сил не было.

Через пару дней дожди прекратились, выглянуло солнце, и Ларон потерянно заметил:

— Мы идем на север.

— Сбились, значит, — огрызнулся Барст, который и вел их маленький отряд. — Поворачивай.

И они повернули. Ларону страшно было представить, сколько они потеряли времени, идя не туда. Но он молчал, питая в душе сильную благодарность и признательность к Барсту. Тот спас его и продолжал помогать. Один Ларон здесь бы не выжил. Он даже как-то попробовал отблагодарить Барста, но орк грубо оборвал его, еще и добавив пару ругательств. Ларон сделал ему замечание. Барст замолчал и больше не говорил с ним. Если бы у эльфа остались силы, он бы рассмеялся — таким забавным иногда казался его юный друг. С одной стороны, в деле выживания Барст смыслил куда больше, но с другой — в личных отношениях он часто вел себя неразумно, часто начинал глупить. К примеру, он мог загореться какой-то идеей и попытаться ее воплотить, даже если она была откровенно бредовая. Ларону приходилось одергивать Барста или мягко отговаривать. Иногда ему казалось, что он объезжает молоденького жеребца или учит юного эльфа. Оставалось надеяться, что Барст не замечает отеческой привязанности Ларона, а то скандала не миновать — орк упорно продолжал "ненавидеть" эльфа, потому что он эльф, ушастый, остроухий и бесит.

— Скоро выйдем, — повторно провозгласил Барст на пятый день пути после их "эпохального" поворота. Ларон проявил тактичность и не стал язвить, как наверняка сделал бы Ворон. Или Агнет, если бы это был промах Ворона. Ларон теперь часто задумывался о том, что произошло с их бывшими товарищами по несчастью. У него было много времени на размышления, и чем лучше ему становилось, тем сильнее он волновался о потерянной парочке. Больше всего его беспокоила судьба Агнет, хоть он и верил, что она может позаботиться о себе. Но все равно, все равно…

Кочевники налетели на них у самой границы. Ларон уже видел тонкую зеленую полоску леса, когда сзади раздалось ржание. В этом не было ничего удивительного — больше стоило поражаться тому, что их еще раньше не поймали. Степи находились под властью кочевников, и чужакам здесь не было места.

Этот отряд был намного меньше предыдущего, который пленил Барста с Лароном. Однако сейчас у орка с эльфом даже не было оружия — лишь одна на двоих фляжка да кривой нож, который Ларон украл в лагере.

— Что делать? — потерянно прошептал эльф, но все же догадался протянуть орку нож.

Тот с презрением посмотрел на коротенький кусок железа и хмыкнул:

— Сам справлюсь, смотри, ушастый.

Кочевники редко использовали луки, только для охоты, предпочитая ловить людей и нелюдей арканами и плетьми. Это сыграло с ними злую шутку. Стоило только отряду из двух дюжин кочевников налететь на парочку, как тут же началась неразбериха. Барст одним мощным рывком сбил с ног ближайшего коня, голыми руками ломая шею седоку. Ларон не растерялся, подскочил к нему и забрал с трупа кривой южный меч. Хоть какое-то оружие! С ним эльф чувствовал себя куда увереннее. А вот Барст предпочел длинное копье, которое он отнял у следующего всадника, тоже быстро полетевшего на землю. Отряд кочевников был слишком большой для двух беглецов. Кони ломали ноги об упавших собратьев, и главной опасностью для Барста с Лароном были даже не мечи и копья людей, а копыта лошадей. Но эльфа спасала ловкость, а орка — сила. Он легко сбивал с ног коней или выбивал копьем из седла всадников.

— Сзади! — крикнул Ларон, и Барст, резко обернувшись, принял меч врага не в грудь, а всего лишь в плечо. Рана не ослабила орка, а наоборот, придала сил и разозлила еще больше. Он в ярости сбил копьем сразу двух коней. Ларон лишь успевал добивать за ним противников. Сам эльф почти не пострадал, лишь одна из плетей рассекла ему предплечье, но после спины и лица он вряд ли заметил бы даже более сильный удар.

Кровь лилась рекой, пропитывая вновь сухую землю. Плечом к плечу они отбивали атаки дикарей. Но эти кочевники оказались умнее своих предшественников, потому что когда их осталось не больше полудюжины, они перестали наседать на орка с эльфом и с дикими криками унеслись прочь.

— За подмогой! — сплюнул кровавую слюну Барст.

— Мне казалось… что они… не ладят… между собой… — тяжело дыша, отозвался Ларон.

Барст со снисхождением и презрением посмотрел на него.

— Слабак. Так быстро выдохся.

— Я не воин… не привык…

— Ты мужчина, значит, должен быть воином. Защищать семью.

— У меня это слишком неудачно получилось, — прошептал себе под нос Ларон, а потом посмотрел в сторону Ленаты. Признаться, после боя сил у него не осталось, но жажда жизни могла заставить двигаться даже умирающее тело.

— Быстрее, пока не вернулись, — скомандовал Барст, поудобнее перехватывая копье.

— А они могут? — поинтересовался Ларон, едва поспевая за товарищем.

— Могут. То грызутся, то мирятся — дикий народ.

Ларон точно знал, какая раса еще очень хорошо подходила под это описание, но не стал говорить об этом ее представителю, идущему рядом.

За пару часов они с Барстом достигли границы Ленаты. Как раз потемнело — постепенно наступала ночь. Эльфийский взор даже в такой полутьме сразу выхватил фигуры часовых. Границу стерегли, и пусть охрана эта была весьма сомнительного уровня, для парочки практически безоружных, оборванных и усталых беглецов она могла стать серьезным препятствием.

— Что будем делать?

— Найдем ход, — отмахнулся Барст. — Люди — плохие сторожа. Вот в Кериану мы бы не попали.

Самое интересное, что Барст оказался прав — прошерстив границу с почтительного расстояния, они нашли пару мест, где не ходил патруль. Или ходил, но очень лениво. Ночью удалось проникнуть на территорию Ленаты. Вот и все королевство. Прав был в чем-то Барст: подворье у селян охраняется лучше, чем граница.

Они отошли уже довольно далеко от степей и от бравых стражей, стерегущих их, как вдруг ночную тишину разрезал волчий вой. Он показался таким жутким, после пустоты степей, что подпрыгнули оба — и бесстрашный орк, и спокойный эльф.

— Ликаны! — прорычал Барст, так крепко вцепляясь в копье, что то треснуло.

— Нет, — помотал головой Ларон, слыша, как громко стучит его сердце. — Волки. Это обычные волки.

— Уверен? — Барст с подозрение покосился на "ушастого".

— Да, — твердо ответил эльф. И орк ему поверил.

Холодный осенний ветер гулял меж деревьями, а самая, наверное, странная в мире парочка путников шла по ночному лесу, радуясь каждому мгновению.

— Так что ж, я тебе не должен больше? — вдруг поинтересовался Барст. — Жизнь. А нет, ты ж мне опять жизнь спас.

— Насколько я помню, ты говорил мы квиты, но если ты считаешь последний раз, то да, должен, — размеренно ответил Ларон, которого совершенно не интересовали все эти долги жизни и прочая чушь. Он и вовсе считал, что жизнь — не товар. Ею нельзя торговать или брать взаймы. Но Барст жил по другим, по орочьим законам чести. Поэтому, чтобы уважить его взгляды, Ларон не стал отмахиваться от вопроса.

— Тогда идем дальше, — решил Барст. Ларон поднял лицо к ночному небу и печально улыбнулся.