Белая кость

25

На пятый день гауптвахты солдата пограничной роты в очередной раз вызвали на допрос. Он шел к следователю, думая о том, что ему нечего больше сказать. Почему оказался на земле и как этот русский отнял винтовку, он все равно не вспомнит. Но в кабинете ему только показали портрет Бекешева, полученный по фототелеграфу из того лагеря, где сидел Дмитрий. Да, это он! Его тут же отпустили в роту, не объяснив, что он был обречен, когда выскочил из засады. Немцы быстро вышли на пограничника, после того как обер-лейтенант Вернер фон Мильке пришел в полицию со своей историей. Только к ночи они добрались до усадьбы, из которой уехали на машине в прекрасном настроении и в предвкушении любви… Офицера тут же передали военным следователям, и те, выслушав его, начали собирать сведения о русском. Их поразило, что он всего за три дня сумел пройти больше ста километров, избегая дорог и не пользуясь никаким транспортом. Был допрошен Тухачевский, но пользы от него оказалось мало. Поручик был не в настроении оказывать какое-либо содействие следствию. Не лучше обстояло дело с Авдеем — солдат прикинулся Швейком, довел следователя до белого каления, и его, подержав для острастки в карцере, отпустили. Охранники лагеря рассказали о «чемпи онате» по борьбе, и главное — один из его однополчан, не в силах выносить постоянный голод, за обещание дополнительной похлебки проинформировал следователя, кто такой Бекешев и почему его имя было легендарным в полку. В порыве откровения, о чем он потом сожалел, офицер пересказал смутные слухи о спецшколе, где обучался Бекешев.

Немцы поняли, что по стране гуляет волк. Еще раз вызвали обер-лейтенанта и рассказали, с кем он столкнулся. Тот не мог поверить, что с ним, опытным разведчиком, справился какой-то русский. Да он славян за солдат не держал — его кумир Гинденбург расправлялся с ними, как Зигфрид со своими трусливыми врагами. А этот русак с такой легкостью победил его… Для обер-лейтенанта это стало его личным делом. Он предложил свои услуги в деле поимки. Но ему посоветовали подлечить разбитые пальцы и продолжить заслуженный отдых, заверив, что этот русский в их стране полного порядка и контроля никуда не денется. Кстати, он может забрать свою машину — за этим его и вызвали.

— Что вы собираетесь с ним делать, когда поймаете? — полюбопытствовал фон Мильке.

— Мы не будем его ловить, — следователь сделал ударение на последнем слове. — Такой враг хорош, только когда он мертв.

— Вообще-то, он мог мне хребет сломать или убить в драке, — обер-лейтенант почувствовал, что такое намерение не очень-то совместимо с понятием рыцарства.

— Да! В драке с вами этот русский был великодушен. Он в самом деле одним ударом мог перебить вам хребет. Такой боец способен на это, я уверен.

— Но почему он этого не сделал? — фон Мильке даже покраснел, вспомнив свои мысли, как он искалечит «вора».

— Скорее всего, потому что понимает — за убийство его повесят. Но если этот волк перейдет линию фронта… У нас и так уже много вдов.

— Вы считаете, что он идет на восток?

— Теперь мы это знаем, — следователь встал из-за стола и подошел к висевшей на стене большой карте страны. Взял указку. — Посмотрите. Ваша машина с обер-лейтенантом за рулем была зафиксирована здесь и здесь, — он ткнул последовательно в два кружка, обозначающие небольшие населенные пункты. Второй пункт находился много дальше на восток.

— В этом городке он имел наглость побриться, помыть голову и даже поесть в ресторане. Здесь же он бросил вашу машину, — закончил следователь.

Белесые брови обер-лейтенанта поползли вверх.

— Он что, не спит? За это время он проехал полстраны.

— А как он оказался в ваших краях всего лишь через три дня после столкновения с нашими погранич никами на западной границе? — риторически спросил следователь.

— И никто ничего не заподозрил?

— Никто! В нашей стране человек в мундире — бог! Он может все, и ни один гражданский не осмелится задавать вопросов или спрашивать документы. Но, кстати, он не вызвал подозрений, хотя и разговаривал. А в лагере, где он сидел, никто не даже не догадывался, что он свободно говорит по-немецки.

— А вот в этом городе мы уже выставили засаду, — следователь перенес указку немного дальше на восток и закончил разговор безапелляционным заявлением. — Он идет к своим, но не дойдет!