Белая кость

3

— Павел! У тебя есть синенькая? Одолжи… — Дмитрий встал над братом, сидевшим за столом с книгой.

— Зачем тебе? — Павел оторвался от книжки, взглянул недоуменно. — У тебя своих достаточно. Пару пирожных за гривенник можно купить.

— Я не сладкоежка, как ты. Так дашь или нет? Ты недавно получил за все уроки разом, сам хвастал…

— Скажи зачем. Ты кому-то задолжал? Когда успел?

— А ты сторож мне? Вот так надо! — Дмитрий провел рукой по горлу. — Потом скажу…

— Скажи сейчас…

— Не скажу. Дашь деньги или нет?

— Я все же несу за тебя ответственность и потому должен знать, на что пойдут средства… — заважничал Павел, лишний раз напоминая брату, кто из них старший.

— Средства, — передразнил Дмитрий. — Скажи, что жалко для брата. Если не дашь, займу у других. Под проценты. Учебники заложу… Да мало ли… Дай синенькую. Ты же меня знаешь — отдам.

— Нет, Дмитрий! Может, ты в дурную компанию попал, они из тебя деньги тянут. Сегодня четвертной, завтра…

— Какое завтра! Откуда компания, надзиратель чертов!.. Я сам себе компания. Пусть только попробует кто из меня вытянуть хотя бы алтын. Да слово даю, что никому не должен. Надо мне, Паша!

— Грубый ты, Димка. Просишь, как будто дань взимаешь.

Павел укоризненно покачал головой, и Дмитрий понял, что брат уперся. Надо уступить, а вот этого он делать не умел.

— Черт с тобой. Так и быть — расскажу через два-три дня. Посмеемся вместе. Может, тоже захочешь, как я… Захочешь! Захочешь! Еще как! А сейчас… ну, не будь вредным… — Дмитрий скорчил рожицу.

— Ладно, дам две красненьких, — Павел заметил, что брат разочарован, но твердо закончил: — И все! Ни полушки больше.

Он был недоволен собой. Родители в каждый свой приезд, в каждом письме не забывали наставить его, чтоб глаз не спускал с брата, чтоб не попал Дмитрии в какую-либо историю. Да разве уследишь за таким сорвиголовой? Глядя на брата снизу вверх, он как будто впервые увидел, как вырос Дима, как раздался в плечах, нагулял мышцы. Младший брат сильнее его физически, хотя разница в возрасте никуда не делась. Мог бы раньше заметить — ведь мать в середине года купила Димке новую форму. Он единственный четырнадцатилетний, кто на равных с его семнадцатилетними одноклассниками участвует в драках с «реалистами». Его даже стали звать на эти побоища!

Слова брата, что он тоже захочет, смутили Павла. Но если Димка пообещал, что расскажет, так и будет. Надо отдать ему должное — он всегда держит слово и почти не врет. Значит, ничего опасного быть не может.

В небольшом ювелирном магазине, куда пришел Дмитрий купить сережки, им занялся молодой продавец, который, посмотрев на юное лицо покупателя, решил, что больших проблем не будет и можно всучить парню что-нибудь совсем бросовое, содрав при этом двойную, а то и тройную цену. Да и какие деньги могли быть у этого гимназиста? Не ошибся ли он дверью? Кондитерская с пирожными рядом.

Продавец не знал, что Дарья Борисовна не только показывала Павлу и Дмитрию свои драгоценности, но и, будучи дочерью ювелира, много рассказывала о них со знаньем дела и влюбленностью. Во влюбленности этой не было жадности, свойственной многим обладателям дорогих украшений: она любила драгоценности за их благородную красоту, как хороший профессионал любит дело рук своих. В ее рассказах оживало давно ушедшее прошлое: в их усадьбу, расположенную в стороне от больших трактов, приезжали люди из другого мира, даже особы царской фамилии, и в будуаре матери собирались придворные красавицы, на шеях, запястьях и пальцах которых сверкали разноцветные камни и легко блестело тяжелое золото.

Поэтому для Димы не представляло труда отличить дешевку от настоящего украшения. Сейчас, правда, ему и нужна была именно дешевка, которая выглядела бы ценностью в глазах Катеньки. Он искал сережки, внушив себе, что браслет, пусть даже из дутого золота, или кольцо с камушком не поносишь, если каждый день уборкой занимаешься. Сережки или цепочка — лучший подарок.

— Что изволите-с, молодой человек? — обратился к нему продавец с приторной улыбкой.

— A-а!.. Вот что, любезный. Покажи-ка ты мне золотые сережки с маленьким камушком. С бриллиантами не предлагай. — Он склонился над стеклянным прилавком. — Вот эти и эти, — ткнул пальцем. — Есть еще что-нибудь?

— Сей момент, — продавец повернулся к полкам и услышал слова, по которым понял, что парень кое-что смыслит в ювелирном деле:

— Можно с кабошонами. В общем, с любым полудрагоценным камнем. Пять-шесть пар плюс эти две, что под стеклом.

— С кабошонами-с?

— С неограненными камнями. Не знаешь разве? Вот как эти с нефритом.

Продавец выложил перед покупателем несколько пар.

Дмитрий брал их по очереди и безошибочно называл оправленные в золото камни:

— Гранат, аметист, горный хрусталь, агат, хризолит… Вот эти с аметистом. Сколько? — он отодвинул в сторону остальные серьги и поднял за замочки две висюльки, в которых переливались темно-фиолетовые слезинки аметистов, обрамленные золотыми дубовыми листиками.

— У молодого человека вкус. Тонкая работа-с…

— Ага! Сам Фаберже делал эту дешевку. На заказ… Не морочь мне голову. Сколько, я спрашиваю.

Продавец окончательно скис. Он понял, что о тройной цене и речи быть не может. Так может, двойную попробовать слупить?

— Тридцать пять рублев.

— Ага! — Дмитрий положил сережки на ладонь и покачал их, как бы взвешивая. — Золота здесь на красненькую. Говори настоящую цену.

— Тридцать из уважения-с…

— Ладно! Даю любую половину. Тоже из уважения.

Продавец поджал губы и стал собирать разложенный на прилавке товар, бормоча как бы про себя, но с расчетом, что прыткий не по годам гимназист его услышит:

— Половину мы за них сами заплатили. Чего ради задарма отдавать? Чай, не богоугодное заведение, благотворительностью не занимаемся…

— Зови хозяина. С ним буду говорить.

— Хозяина? А кто ты есть? На тыщу покупаешь, что тебе хозяин нужон? — продавец потерял выдержку от возмущения.

— Ладно, — уступил Дмитрий. — Две красненьких.

Для Катеньки это будет царский подарок, и выглядят они вполне прилично за ту цену, которую ему предлагают.

— Синенькая-с, — тут же отреагировал продавец.

— Целковый добавлю и все! — отрубил Дмитрий и достал деньги из кармана. — Коробочку розовой ленточкой перевяжи.

— Для барышни стараешься? — фамильярно спросил продавец, упаковывая серьги, которые почти ничего не стоили магазину: воры скинули хозяину товар, среди которого были и эти сережки.

Если разложить все деньги, которые магазин уплатил за украденные драгоценности, то на долю сережек едва ли придется пять рублей. Так что продавец, не подозревая о темных делах владельца лавки, слупил с покупателя даже не втрое, а вчетверо. Вся розничная торговля стоит на том, что покупатель всегда в проигрыше.

— Какая еще барышня. Для сестры подарок, — Дмитрий не понимал, чем ему была неприятна льстивая догадка продавца. Потом только дошло, что Катенька не та девица, которой делают такие подарки. Но это понимание пришло с годами.

Сережки оказались решающим ударом, сломившим сопротивление «сестры». Катенька уже вяло отводила жадные руки пацана, кружившего вокруг нее с упорством волка, преследующего уставшую от непрерывной погони добычу. Однажды он даже поцеловал девушку в губы и понял, что этой науке надо учиться. Но мимолетное ощущение мягкости женских губ показалось упоительным.

— Ах! — невольно вскрикнула Катенька, когда открыла коробочку. Сережки лежали на ватном ложе, прелестные в своей хрупкой красоте. — Красота-то какая! Не-ет! Не могу я такой подарок принять… Что вы, что вы…

— Это тебе, Катюша. От чистого сердца. Нравишься ты мне, ничего не могу с собой поделать, — шептал Дмитрий, отталкивая от себя подарок. — Это твое… это от меня…

И Катенька уступила. Взяла сережки и тут же, в гостиной, захотела примерить. Быстро подошла к зеркалу, ловко вдела сережку, вторую… завертела головкой, уже не желая расставаться с таким подарком.

Дмитрий обнял ее за плечи, начал мять их, поначалу робко, потом все сильнее, сильнее… Накатилось желание. Он повернул Катюшу к себе лицом и поцеловал в губы. О-о! Это был не тот мимолетный поцелуй, который он вырвал у девушки два дня назад. Ее губы слегка раскрылись, и сейчас он сполна ощутил прелесть мягкой плоти. Забыв обо всем, он наслаждался неведомым доселе ощущением, но Катенька голову не потеряла. Вдруг резко оттолкнула его.

— Идет кто-то! — выдохнула она в ответ на его удивленный взгляд. — Приходите сегодня ночью в пятнадцатую комнату. Идите сейчас, не надо, чтоб видели нас…

Настенная сволочь стояла! Стрелки совсем не хотели двигаться, и у Дмитрия порой было желание подойти к этим часам, открыть дверцу и проверить, не сломались ли они. Но маятник равнодушно качался с той же равномерностью, с какой качался вчера, месяц, год назад… Дмитрий бродил по дому, валялся на кровати, выходил из дома и быстрым шагом мерил кривые улочки, пробовал читать, но сегодня даже любимый им Хаггард с его романом «Прекрасная Маргарет» не мог отвлечь от мыслей, что ждет его ночью. Хорошо, что Павел давал где-то уроки, иначе б он вцепился клещом с вопросом, что с ним творится. Постепенно, исподволь нарастал страх: а как он с этим справится? Сможет ли? Катенька-то опытная, но захочет ли она ему помочь, не станет ли смеяться над его неумением? Это будет ужасно! Да он ее… Не раз прокручивал в голове, что будет делать, и все равно дальше раздевания воображение отказывалось двигаться. Все сводилось к тем картинкам, которые видел в детстве. Но это был не тот случай, и такие картинки помочь никак не могли.

После ужина Павел сразу же зажег две свечки на прикроватной тумбочке, лег в постель и углубился в книгу. Сегодня к облегчению Дмитрия он был не в настроении разговаривать с братом. Задал только традиционный вопрос о сделанных уроках, который показался Дмитрию смешным, — какие сегодня уроки, если его ждет такое!.. Но, смирив себя, ответил, что все сделано, может проверить… Павел только отмахнулся — он лучше книгу почитает.

Брат наконец-то уснул, книгочей чертов. А значит, и весь дом спит. Пора. Ощущая, как бьется сердце, как будто пробежал версту наперегонки с деревенскими сверстниками, Дима рывком соскочил с кровати, быстро натянул брюки и рубашку. Как ни волновался, все же невольно усмехнулся ситуации — надевал брюки, хотя через несколько минут будет их срывать. Но не идти же по коридору без штанов. А вот ботинки надевать не надо, в носках быстро пробежать по черному, хоть глаз выколи, коридору и легонько толкнуть дверь. Да он ее на ощупь найдет — не должна быть заперта. Его ждут. Его ждет наслаждение…

Маленькая комнатка скудно освещалась лунным светом, и этого было достаточно. Не хотел Дмитрий, чтобы Катюша страх его заметила: как руки дрожат, как слюну сглатывает… Она стояла посередине комнаты, как будто так и ждала его все это время. На ней была только рубашка до пят. А Дмитрий вдруг застыл, ощутив, как задрожали колени. Ничего не мог с собой поделать, ноги ходуном ходили. Не ожидал от своего тела такого предательства. Некстати вспомнилась чеховская фраза: «В брачную ночь заболел трясением всех членов». Думал, что смешная выдумка. А оказалось, что так и бывает. И с ним такое… Не мог подойти к женщине. А Катюша, все поняла и сама протянула к нему руку и прошептала:

— Идите ко мне, Димочка. Идите…

На негнущихся ногах Дмитрий подошел к ней, и Катенька обняла его за шею. Прижалась к нему животом, и страх куда-то начал проваливаться, ибо реакция тела мальчишки была естественной. Он понял, что все в порядке, что впереди через краткое время будет все! Руки его легли на бедра девушки, губы его нашли губы Катеньки, он мягко подтолкнул ее, и она попятилась к кровати, стоявшей у стены. Женщина вдруг задышала отрывисто, руки ее заскользили по телу парня вниз, наткнулись на брюки и вцепились в ремень. Она сноровисто расстегнула пряжку. А Дмитрий, уже задрав на ней рубашку, целовал ее груди и пил запах женского тела с острым потом подмышек…

Все закончилось очень быстро, как и должно было закончиться. Катюша даже не успела сказать ему, чтобы не торопился. Но она не выпустила его, удержала в себе.

— Не надо, Дима, не уходи… все будет хорошо. Давай еще раз поцелуемся… Только зубки-то разожми, дай мне язычок твой сладкий…

Он вышел из комнаты через четыре часа, полностью опустошенный жадными ласками Катюши. Испытал все, что она знала и что он знал, — пригодилась-таки книжка. Попытался сосчитать, сколько раз брал ее, но только рукой махнул. Как хорошо!.. И вдруг захотелось поделиться своим успехом. С кем же еще, как не с братом? Теперь Павел может узнать, зачем он занимал деньги. Прокрался по коридору и юркнул в свою комнату. Брат спал. Дмитрий зажег свечу и затормошил его:

— Пашка, Пашка! Послушай, что было…

— Ну что тебе не спится? — Павел с трудом раскрыл глаза и сразу привычно надел очки.

— Я Катеньку… — Дмитрий заговорщически подмигнул брату и, похабно усмехнувшись, сделал неприличный жест.

— Что?! — Павел резко сел на кровати. — Что ты сказал?

— Что, что! Что слышал! Катеньку я… — договорить Дмитрий не успел. Павел вскочил и с размаху влепил ему пощечину.

У Дмитрия была великолепная реакция. Он мог увернуться, наклониться… Но, даже видя, как рука брата летит к его щеке, настолько растерялся, что не сделал такой попытки.

— Ты что?! Сдурел? Да я тебе… — Дмитрий сжал кулаки, не обращая внимания на ожог от удара.

— Ты дворянин, а не половой в кабаке. Никогда не хвастай победой над женщиной, кто б она ни была. Неблагородно это. Щенок! — Павел снял очки, лег на кровать и отвернулся к стене. И вдруг резко повернулся лицом к брату.

— Так вот куда пошли мои красненькие. То-то у Кати в ушах сверкало. Ты просто купил ее любовь. Хорошо начинаешь, братишка. И ты думал, что я пойду по твоим стопам?

— А что такого? Все покупают любовь. Все! Я думал об этом, — Дмитрий решил высказать брату свои заключения, к которым пришел во время бессонных ночей.

— Ну-ну, — Павел сел на кровати, опять нацепил очки и воззрился на брата, — поделись-ка со мной, мыслитель.

Диму не смутила явная ирония в голосе Павла. Он считал, что пришел к правильным выводам. Взял стул, сел напротив брата и начал учить его жизни:

— Паша! Да посмотри вокруг себя — все на продажу! Я не отрицаю любви, но даже в этом случае мужчина покупает женщину. Он дарит подарки, цветы, ведет свою избранницу в ресторан… Ухаживает, одним словом, но если перевести это на нормальный язык — он покупает свою избранницу. Иначе у него ничего не выйдет. А уж когда любви нет, то как у меня с Катюшей… И мне не стыдно. Все так делают… А если уж говорить о браке, то родители покупают жениха, давая за своей дочкой приданое. Разве не так? Признай, что твой глупый брат на этот раз прав.

— Да! — сразу же согласился Павел и даже покивал головой. — Деваться некуда. Да ты у меня мудер, брат.

Дмитрий почувствовал подвох в столь быстром согласии. И ответный удар не заставил себя ждать:

— Знаешь, Дима, я не буду ссылаться на мировую литературу — ты читаешь мало, и тебя этим не проймешь. Вот только ответь мне: почему наша красивая мама, молодая, много богаче и моложе отца, вышла за него замуж? Какими такими деньгами или подарками он ее купил?

Дима вдохнул, будто собрался ответить, да и выдохнул, не найдя возражений. Все его построения моментально развалились от вопросов старшего брата. Он знал ответ: любовь родителей!

Павел улыбнулся и дружески положил руку на плечо Димы. Затем снял очки, лег под одеяло и отвернулся к стене. Последние его слова были:

— Долг отдашь, Казанова паршивый.

Дмитрий Платоныч Бекешев впоследствии встречал в своей жизни немало похабников и трепачей среди дворян. Но урок, преподанный ему братом, запомнился на всю жизнь. Он был в высшей степени скромен, когда дело касалось интимных сторон его жизни. Никто ничего не знал о его любовных успехах. Их было много, этих побед, ибо женщин физиологически тянуло к Дмитрию Платонычу. Многие из них на расстоянии ощущали в нем мужскую силу. Потом раскаивались, что связались с ним, будучи не в состоянии забыть его. Но ни одна из них не пыталась завладеть им до конца, женским нутром понимая, что безнадежно это — Дмитрий Платоныч по натуре своей одинокий волк.