Белая кость

31

Наступал рассвет, когда Бекешев, выйдя на опушку, увидел хутор. Не торопясь осмотрел его: крепкое хозяйство, огороженное невысоким прочным плетнем. Дом, крытый черепичной крышей, овчарня, коровник… Конюшня! Ну что ж, если утром хозяин не досчитается одного коня, не сдохнет от расстройства. Он-то идет по лесу уже почти сутки, и транспорт ему не помешает. Что может быть лучше коня? Только неужели в этих краях никакая охрана не нужна? Или хозяин сам где-либо притаился с берданкой? Что-то не так… Надо выждать. А еще лучше…

Бекешев бросил камень во двор и увидел, как метнулась тень. Это был пес — здоровый, молчаливый, как все хорошие сторожа, которые не поднимают визга, а атакуют, дождавшись, когда вор пересечет границы владения. И горе такому вору…

Дмитрий обошел хутор лесом и углубился в поле, засеянное овсом. И почти сразу увидел то, что искал. Снял с чучела все тряпье и намотал себе на руку, уделив особое внимание кисти и запястью. Сделал толстую культю, проверяя ее крепость весьма оригинальным способом: тыкая ножом в тряпье. Удовлетворился, когда перестал ощущать тычки.

Он неслышно перемахнул через плетень и быстро пошел по направлению к конюшне. Услышал позади топот мчащейся на него собаки, клокотание в ее горле, предвестник рыка, и повернулся к сторожу лицом. Собака, ростом с теленка, мохнатая, наверняка с примесью волчьей крови, взлетела в воздух с распахнутой пастью, готовая всем телом обрушиться на человека, осмелившегося переступить границы ее владений. Пес не в первый раз опрокидывал человека на землю. А потом вор оказывался полностью во власти его зубов. Но сейчас в пасть собаки воткнулась культя, которую Бекешев, сбитый с ног, проталкивал все глубже и глубже в глотку зверя, не позволяя ему сжать зубы со всей силы. В свободной руке Дмитрия был нож Питера, наконец-то дождавшийся своего часа. Человек снизу всадил острый клинок под грудь собаки и поддернул, вспарывая пса, как мешок с овсом. Короткий жалобный визг…

Дмитрий оглянулся в сторону дома. Все было тихо, но ему показалось, что за окнами что-то мелькнуло. Если это хозяин — пусть выходит, и они поговорят. Если хозяин вооружен — тоже неплохо: два пистолета всегда при нем. Дмитрий терпеливо ждал. Он умел ждать и, если надо было, никогда не спешил. Нет, ему показалось — в доме спали. Он вытащил нож из тела собаки, сдвинул ее с себя, взрезал ножом надкусанную зверем культю, несколько раз сжал пальцы, восстанавливая кровообращение и, пригибаясь, быстро побежал к конюшне, стремясь как можно скорее оказаться внутри помещения. Кто знает — в доме может оказаться винтовка. Расстояние для хорошего стрелка плевое. Сумрак его скрывает. Иначе б никогда не рискнул встать на ноги. Дверь в воротах была не на замке, и Бекешев удвоил внимание — может, внутри притаились еще одни острые клыки, а он поторопился избавиться от тряпичной защиты. Осторожно открыл дверь и вошел, ожидая любой пакости. Но внутри было тихо и очень темно. В этой тишине можно было расслышать грустное лошадиное дыхание, хруст сена, топотание… Вспомнился Акбар. Его бы сюда… Но на нет и суда нет. А в темноте он все равно ничего не разглядит. Бекешев, совсем обнаглев, приоткрыл створку ворот, и слабый рассвет залил помещение. Он быстро двинулся по проходу, внимательно рассматривая каждую лошадь. Белая не нужна, черная тоже не намного лучше, серая в яблоках пойдет на худой конец… Вот то, что надо! Лошадь пегой масти — наиболее выносливая. Ее-то он и заберет. Всего здесь пять лошадей, но ему только одна требуется для последнего броска. А то, что он будет последним, Дмитрий почему-то не сомневался.

О! И сбруя лежит на виду — бери не хочу. Что-то здесь не так. Вспомнилась сказка про Иван-царевича и Жар-птицу — нельзя было трогать клетку… А здесь? Лошадь — его Жар-птица. Значит, стойло? Ну да, лошадиная клетка. Туда нельзя… Он нутром ощущает опасность, даже уйти тянет. Надо все осмотреть, нельзя торопиться, хотя светлеет на дворе с каждой минутой. Дмитрий замер и только медленно обводил глазами конюшню, ничего не пропуская, заставляя себя стоять смирно, — он знает, что время безжалостно уходит, но торопиться все равно не станет. Нет! Напрасны его страхи, нет никаких подвохов. Хозяин ставил на собаку! Пора идти в стойло? Нет, нет и нет! Еще раз все осмотреть… Вот сено перед каждым стойлом, где есть лошадь, это понятно: просыпали во время кормежки… Но как-то странно просыпали — везде примерно одинаковые кучки именно перед дверцей. Ну и что?.. А то, что не бывает так!

А что там мелькнуло в рассветной мгле у самых ворот перед стойлом с белым конем? Металл? Он склонился над сеном и осторожно разгреб его. Похолодел. На него смотрели зубья медвежьего капкана. Перед дверцей каждого стойла с лошадью стоял приготовленный для вора капкан. Пять капканов! Собака собакой, а подведи к кобелю течную суку — и нет этого сторожа. И никакого снайпера нет в том доме. Да и не нужен он. Капкан — лучший сторож!

Ему не показалось, что в доме мелькнуло. Там спокойно и, может быть, привычно ждали его крика от боли. Там ждали, когда можно будет прийти и неспешно добить человека, у которого перерублена нога. Эти капканы даже не закреплены. Достаточно короткого лязга, и с таким захватом никуда не уйдешь и будешь только о смерти молить, которая не заставит себя ждать… Закричать? А когда войдет хозяин — убить его? Безжалостно, хладнокровно воткнуть ему еще испачканный в собачьей крови нож в самое горло — смешать кровь двух зверей. Такой ярости против человека Бекешев никогда еще не испытывал.

Осторожно отодвинул капкан от дверцы стойла с пегой лошадью, взнуздал жеребца и вывел его из конюши, вернулся туда за седлом, изнутри закрыл ворота и вышел через дверь. Накинул седло, затянул подпругу… взлетел в седло и пришпорил. Конь почувствовал, что на нем настоящий ездок, и охотно подчинился ему. Конь с всадником легко перемахнул плетень и скрылся в лесу.

За спиной остался капкан, поставленный в конюшне сразу за дверью.