Преподобный Иларион двадцать лет был келейником великого старца преподобного Макария Оптинского. В предсмертные часы преподобного Макария многие его чада были переданы им преподобному Илариону. Это было начало его старческого пути. 8 апреля 1863 года преподобный Иларион становится скитоначальником и духовником обители.
Долго пробыв ближайшим учеником отца Макария, отец Иларион, став скитоначальником и духовником, старался и по управлению, и по духовничеству поддерживать те порядки, которые были заведены его дорогим учителем.
Пять раз в году, то есть в посты, Великим постом и дважды совершалась им исповедь всем относившимся к нему братиям, исповедь не общая, а с подробным опросом каждого исповедующегося о всем касающемся до его внутренней жизни и устроения. Каждый по своей нужде получал при этом наставление для дальнейшей деятельности.
Несмотря на такой труд, старец все-таки выстаивал все церковные службы, как известно, особенно продолжительные на 1-й и 7-й седмицах Великого поста. Приостанавливалась братская — начиналась исповедь женского пола в хибарке: сестер монастырского скотного двора, монахинь, или мирян обоего пола, прибывших для того к старцу со стороны. Мужчины исповедовались им особо в приемной его кельи. Исповедь часто продолжалась до чтения правила на сон грядущим. По субботам и перед праздниками приходили для исповеди чредные служащие иеромонахи и иеродиаконы.
Кроме исповеди в посты, бывала исповедь и во всякое другое время всем прибывавшим и желавшим оной посетителям и богомольцам, каковых бывало много, и никому и ни в какое время у старца отказа не было.
Преимущественно после вечерней трапезы, а старшие монахи или имевшие особенную нужду и во всякое время (а многие почти ежедневно) приходили к старцу, по заведенному порядку, для очищения совести откровением помыслов, покаянием и для получения себе от старца в руководство наставления и совета, сообразно с устроением каждого. Старец говорил большей частью не от себя, а приводил слова и примеры из Священного Писания или отеческих, или припоминал, что в подобных случаях говаривал, советовал или приказывал батюшка отец Макарий. Слова наставлений старца отца Илариона были кратки, ясны, просты и имели силу убедительности, потому что сам первый исполнял то, что советовал братии, и сам уже опытно побывал в различных случаях, о которых приходилось наставлять братию.
Много занимался старец с изъявившими желание поступить в братство, чтобы уяснить себе их внутреннее устроение, и советовал сначала пожить несколько в обители в качестве богомольца: ходить ко всем службам, испытать себя, присматриваться ко всем установленным в обители порядкам и послушаниям. Если замечал истинное призвание Божие, то благословлял готовиться к исповеди, припомнить грехи свои, а более всего нераскаянные, с семилетнего возраста, приступить к принятию Святых Таин, помолиться на могилках старцев отца Льва и отца Макария, попросить их помощи, согласия и содействия в предначинаемом деле и затем, положась на волю Божию, идти к отцу игумену, просить его о принятии в обитель, а если не будет согласия отца игумена, считать, что, значит, не пришло еще к тому время и нет еще на то воли Божией.
Новопоступающему старец старался уяснить, что, оставляя мир, должно оставить и прежние свои навыки и во всем последовать воле своего наставника, которому он себя, по благословению настоятеля, вручает. По своей воле никто ничего не должен делать и начинать, хотя бы что и доброе было, как-то: келейное, молитвенное правило, чтение какой-либо книги, пощение, рукоделие и всякие другие подвиги или труды, но прежде объявить отцу своему духовному, положиться на его рассуждение и со смирением просить его совета. Ищущий спасения должен добровольно и чистосердечно открывать отцу все свои помыслы, как добрые, так и порочные. Враг ратует на нас через помыслы, развращая ум и сердце и обременяя их страстями, которыми мы порабощены, а через откровение, помыслов получается и прощение, и примерное духовное наставление о том, как побеждать мир, плоть и диавола. Не стыдись, говорил он, обнажать струны твои духовному наставнику и будь готов принять от него за грехи свои и посрамление, чтобы через него избежать вечного стыда. Учил также старец иметь любовь и послушание к настоятелю, хотя бы и случалось когда понести от него оскорбление, обличение, выговор или даже наказание, хотя бы и незаслуженные, не разбирая, расположен ли к нему игумен или нет. Истинная любовь не раздражается, не мыслит зла, николи же отпадает.
Наставлял старец быть усердным к храму Божию, без благословной вины не упускать церковного богослужения, приходить к началу, к совершению проскомидии, для прочитывания заздравных, заупокойных, благодетельских и братских синодиков, которые, по заведенному порядку, вычитываются всеми братиями, в чем и сам старец принимал участие и служил примером. Церковь, говаривал он, есть для нас земное небо, где Сам Бог невидимо присутствует и назирает предстоящих; поэтому в церкви должно стоять чинно, с великим благоговением. Будем любить церковь и будем к ней усердны; она нам отрада и утешение в скорбях и радостях.
Послушание, поучал отец Иларион, должно проходить с хранением совести, без небрежения, лености и невнимания; должно наблюдать за собой и быть внимательным ко всем своим и малым действиям и послушаниям. Тогда привыкаем ко вниманию и в важных делах, а от небрежения в малом незаметно перейдем к небрежению и в большем. Каждое дело необходимо начинать с призыванием в помощь Имени Божия, ибо занятия, освященные молитвой, будут благотворны для нашего душевного спасения. Во всем братия должны руководиться смиренномудрием и иметь между собой мир и любовь».
Много учил отец Иларион о незлобивом и безгневном перенесении оскорблений, учил принимать их с самоукорением, как посланные Промыслом Божиим за грехи наши для душевной пользы; гнев свой обращать не на оскорбившего, а на духа злобы и на себя, что не может оскорбление с кротостью и миролюбием перенести; за оскорбившего же молить Бога и стараться примириться с ним и не оставлять в себе неприязненного к нему чувства.
— Какие же мы монахи, — говорил старец, — когда не хотим понести никакой скорби от брата. Нельзя же прожить так, чтобы никто нас не опечалил или не оскорбил, а апостол говорит: яко многими скорбьми подобает нам внити в Царствие Божие (Деян. 14, 22) и друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов (Гал. 6, 2). Будем поэтому просить, чтобы нам с самоукорением и смирением нести скорби не быть побежденными от зла, но благим побеждать злое и с пророком сказать: с ненавидящими мира бех мирен (Пс. 119, 6).
В ободрение скорбящих старец часто говаривал: Аще Бог по нас, кто на ны? (Рим. 8, 31). Потерпим немного и получим вечное блаженство. Предадим забвению все утехи и радости земные — они не для нас. Сказано: где сокровище наше, тут будет и сердце наше; а сокровище наше на небеси; поэтому будем стремиться всем сердцем к Небесному Отечеству. Там все скорбное наше превратится в радость, поношение и уничижение — в славу, печали, слезы и воздыхания — в утешение; болезни и труды — в вечный безболезненный покой.
Часто говорил старец о хранении совести, о внимательном наблюдении за своими мыслями, действиями и словами и о покаянии в них.
Братиям, которые, по усмотрению и благословению настоятеля, назначаемы были старшими над другими, старец давал такого рода наставления: стараться с помощью Божией оправдывать его доверие, исполнять свою обязанность со страхом Божиим, усердно и внимательно, без упущения, с хранением совести. С младшими по послушанию обращаться не как с подвластными слугами, а как с братиями о Христе, советовал избегать тщеславия, надменности и высокомерия; всем оказывать равную любовь и расположение, а не так чтобы одному оказывать предпочтение, а другому нерасположение и презрение. «Все пришли, — учил отец Иларион, — ради Бога душу свою спасти — будем же помогать друг другу, ибо брат от брата помогаем яко град тверд. Будем стараться быть примером для младших, располагать их к себе любовью, чтобы и между ними сохранились мир и единодушие. Тогда и послушание будет легко и полезно обители, а главное — будет благоприятно Богу». Учил немощи и недостатки подчиненных нести благодушно, ибо не у всех одинаковые способности и произволение к делу, — к слабосильным и немощным должно быть более снисходительным. В случае чьей неисправности или упущения должно сделать замечание или выговор без гнева, с кротостью, соображаясь с устроением каждого, чтобы не оскорбить и не ожесточить брата, а воспользовать его. «Замечания делай, — наставлял старец, — не давая пищи собственному самолюбию, соображая, мог ли бы ты сам понести то, что требуешь от другого. Знай, когда можно сделать замечание, а когда лучше смолчать. Если чувствуешь, что гнев объял тебя, сохраняй молчание и до тех пор не говори ничего, пока непрестанной молитвой и самоукорением не утишится твое сердце; а тогда можешь говорить с братом. Если нужно вразумить брата, а ты видишь, что он возмущен гневом или смущен, не говори ничего, чтобы еще более не раздражить его. Когда же увидишь, что и ты, и он покойны, говори, не укоряя, а с кротостью. Иногда нужно быть и строгим и взыскательным, но не столько к другим, сколько к самому себе. Если окажутся нерадивые, дерзкие, упрямые, с совета старца принимай к исправлению, а если меры твои окажутся безуспешными — можно предложить на усмотрение настоятеля. Не будем давать цены собственным нашим трудам.
Младших старец учил оказывать старшим почтение, избегать прекословия, ни с кем не быть дерзким, отнюдь не оскорблять. Когда старший, увещевал отец Иларион, делает тебе замечание или выговор, который не соответствовал твоему ожиданию, и если это даже случится и при других, ты перемолчи и со смирением скажи: «Прости Бога ради»; ибо сказано: уготовихся и не смутихся. Ничего ты этим не потеряешь во мнении других, а, напротив, выиграешь. Полезнее для души сознавать себя во всем виноватым и последним из всех, нежели прибегать к самооправданию, которое происходит от гордости, а гордым Бог противится, смиренным же дает благодать. Вспомни, что если бы ты был и прав, или не так в этом случае виноват, как говорят, то все же мы пред Богом все виноваты и во грехах, аще и один день будет жития нашего на земли. Господь же не оправдывает только тех, которые в сердце своем сознают себя великими грешниками».
Припоминается мне один случай. Двое немирствовавших между собой братий просили старца позволить им лично между собой перед ним объясниться для прекращения их ссоры. Старец, по примеру отца Макария, обыкновенно не допускал таких личных объяснений, так как опытом дознано, что они не ведут к прочному миру, к которому ведет не самооправдание, а только самоукорение. По просьбе братий старец на этот раз допустил им объясниться в своем присутствии. Выслушав их, старец сказал: «Из слов ваших выходит, что вы оба правы, но ни один не хочет сознать себя виновным». Далее старец объяснил каждому из них, что было причиной их смущения, в чем они и сознались. Одному старец назначил в келье прочесть 10-е поучение аввы Дорофея о том, как проходить путь Божий, где, между прочим, говорится о том, как должно принимать оскорбления, если сам подал к ним повод, что должно почитать находящие на нас скорби и искушения за наши собственные. Потом старец сказал им, что оба они не правы, и чтобы покончить ссору и примириться, должны один у другого испросить прощение с земным поклоном. Братия поклониться один другому не захотели. Видя их непреклонность к примирению, старец вздохнул и со скорбью сказал им: «Ну, не ожидал я от вас таких плодов! Горе вам! Вот как трудно сказать «прости, Бога ради». По вашему выходит, что оба вы правы; остаюсь один я виноват, что не научил вас самоукорению; ну, видно этого стою». При этом старец, к изумлению их, смиренно поклонился им в землю, сказав: «Простите, Бога ради!» Таким неожиданным поклоном своего наставника братия были глубоко тронуты, сознали свое самолюбие и виновность и просили старца простить их и обещали положить начало своему исправлению. Опытный старец не вдруг их простил, а сказал: «Вы люди — правые: в чем же вас прощать? Прощают только виновных, тех, которые чистосердечно сознают свою виновность пред Богом и людьми; то дело совсем другое; там есть надежда на исправление. Нет идите от меня, некогда мне с вами время терять. Вот какие плоды наши! Пришли спасаться, а уж первое начало на песке полагаем. Ну, посудите сами, что же больше от вас будет? Лучше и не вступать в обитель»! Наконец, старец простил их, и они, поклонясь друг другу в ноги, испросили обоюдного прощения. Старец, отпуская их, сказал: «Не нужно бы долго томить и себя и меня. Монашеское дело наше: смириться, да поклониться, да попросить прощение — тем и оправдан». Не благословлял старец ходить по чужим кельям или других в свою призывать, иметь исключительную дружбу или любовь с кем-либо из братий, ибо это не соответствует монашескому жительству и ведет ко вреду и скорбям; но ко всем должно иметь равную любовь о Христе и расположение. В келье в свободное от богослужения, келейного правила и послушаний время советовал упражняться в чтении святых и отеческих писаний, и, предпочитая нестяжание, не заводить отличной от других тонкой одежды и обуви, как и отец Макарий не допускал, сам довольствуясь общим монастырским одеянием. У кого еще затем оставалось свободное время, предлагали употреблять на рукоделие, какое кто мог, по силе и способности каждого, но не для прибытка и не по пристрастию. При занятии рукоделием ум держать всегда в молитве, так чтобы рукоделие не отвлекало от других главнейших занятий.
Относительно прогулок старец большей частью говорил, что лучше прогуливаться не одному, а с одним или двумя из братий и вести себя так, чтобы поведение инока вне обители свидетельствовало о благочинии обители. Прогуливаться более в праздники и свободное от богослужения и общих послушаний время и не отлучаться далеко от обители, как овцам от своего стада, полезно брать с собой книгу.
При занятиях с братией обители, у старца не было отказа никому из посторонних посетителей, приходивших поговорить с ним о своих духовных нуждах. Во всякое время к нему был свободный доступ и знатным и не знатным, и богатым и бедным, и ближним и дальним, и монашествующим и мирским. Всех принимал старец, со всеми был одинаково обходителен и внимателен. Мужчин принимал в своей приемной келье, а женский пол — в так называвшейся хибарке, особой пристройке, состоящей из сеней и небольшой келейки с одним окном, с отдельным входом извне скита, близ скитских ворот. В переднем углу хибарки, пред иконами Христа Спасителя и святого апостола Петра, висела лампадка и стоял аналой с крестом, исповедной книжкой и епитрахилью, чтобы желающие могли тотчас же приступить к исповеди. Многие из посетителей для того и являлись в обитель, чтобы передать старцу, отцу Илариону, о своих духовных нуждах, как опытному наставнику. После обычных приветствий, старец искусными вопросами вызывал откровенное объяснение посетителя о цели его посещения и составлял себе понятие о его душевном состоянии. Когда находил нужным, предлагал посетителю подготовиться к очищению своей совести, исповеданием, назначая для этого не менее трех дней; пересмотреть всю свою прежнюю жизнь с семилетнего возраста, припомнить и отыскать в себе преимущественно забытые грехи, в которых не было принесено покаяние, и в которых часто и таилась причина душевной болезни. Ежели же посетитель почему-либо не достигал этого, то старец сам на исповеди искусными вопросами уяснял, в чем дело, вызывал посетителя на воспоминание о нераскаянном грехе, по невниманию обратившемся в навык. Возбудив сознание и сокрушение о грехах, старец иногда, по степени и важности их, налагал на кающихся епитимьи, сообразуясь с родом жизни, званием, состоянием, занятиями, здоровьем, летами, причем требовал, чтобы кающийся исполнял ее в точности и неопустительно. Епитимья состояла из молитв, покаянного канона, чтения кафизм, поклонов, раздачи милостыни, в прощении обид и оскорблений, примирении с обидевшими, возвращении долгов, или чего неправильно присвоенного, оставлении неприличных для христианина навыков, забав и удовольствий, праздного времяпрепровождения и т. п. По исповеди допускал к принятию Святых Таин. Многие, получив на исповеди от старца ощутительную пользу душевную, продолжали и после жить по наставлениям старца, исправлялись от душевных недугов и жили за молитвами старца благочестиво и благополучно и имели его уже своим постоянным духовником и наставником.
Много приводили к старцу страдающих нервными и душевными болезнями, которых обычно называют «порчеными». Будучи близким человеком и почитателем Климчонка, отец Иларион, подобно ему, был твердо убежден, что полное искреннее покаяние, всепрощение обидевших и примирение со враждующими есть лучшее лекарство от недугов душевных, ибо причиной подобных болезней, как находил старец, бывает часто непримиримая вражда, раздоры семейные и тяжкие нераскаянные грехи. Эти различные причины болезней старец без затруднения распознавал через искусные расспросы болящего, и иными ему ведомыми путями иногда и по самому крику «порченых» и его свойствам и при помощи Божией врачевал их благодатью Таинства Покаяния. Старец указывал больным не мнимую, а действительно найденную им причину их болезни и приводил к сознанию, раскаянию и сокрушению о своих грехах. Если больные указывали на кого-либо, как на причину своей болезни, что часто бывало с нервными больными, то отец Иларион советовал тогда испросить у того лица прощения, если оно живо, а если скончалось, то примириться с ним, отслужить на его могиле панихиду о его упокоении, подавать о поминовении на проскомидиях и дома за него молиться, принести покаяние и принять епитимью и положить начало добродетельной жизни. Кроме таких советов давал им на дом богоявленскую воду, святой артос и масло из лампадок, горевших на могилках почивших старцев отцов Льва и Макария.
Однажды старец что-то сверх обыкновения замедлил и долго не выходил из хибарки, в которой исповедовал женщин. Его ожидало много посетителей и посетительниц. Пошли узнать, с кем он там был занят, и узнали, что у него в это время была на исповеди упорнейшая душевнобольная. Старец заставлял ее налагать на себя крестное знамение и говорить свои грехи, но она крепко противилась и не хотела произносить их, кричала и ругала старца грубыми, непристойными словами. Отец Иларион, не обращая внимание на ее брань, добивался только того, чтобы она пришла в полное сознание и покаялась в том грехе, за который так сильно страждет. Наконец, после многих усилий больная созналась, покаялась и обещала выполнить все то, что ей посоветовал старец. Отпуская, старец снабдил ее святым артосом и святой водой. Вышел старец из хибарки весьма усталый, но довольный. На вопрос, почему он так долго с ней занимался, старец сказал: «Поди ты, какая попалась злющая и сопротивная! Таких, кажется, у меня еще и не бывало. Однако Бог помог узнать и добиться толку, за что ей было попущено: хоть не напрасно трудился столько времени. Зато другие верно скорбят, что так долго я с ней пробыл; но Бог поможет — со всеми займусь.
— Ну уж и досталось же мне от нее, — продолжал старец, — таких срамных слов от роду не приходилось мне слышать.
— Вы бы ее, батюшка, оставили, когда она такая, — сказали ему. «Вот ты так говоришь; по-твоему бы и так, — а по-моему не так, — отвечал старец. — У нее ведь душа-то такая же, какая и у нас с тобой. Весь мир — не стоит одной души!» — После того старец послал келейника: «Поди, скажи ей, чтобы она теперь шла домой». Келейник, возвратясь, отвечает: «Она нейдет, говорит: „Пускай батюшка сам выйдет и благословит меня на дорогу; он мой благожитель; должна я за него вечно Бога молить“». — «Ну ладно, слава Богу; видно, в чувство пришла; надо к ней опять выйти». — И старец пошел в хибарку.
Одна сорокалетняя крестьянка, Одоевского уезда, часто посещавшая обитель, сама рассказывала, что в продолжение многих лет сильно страдала припадками, сопровождавшимися корчами, судорогами, криком на разные голоса. В состоянии припадка она неистово кричала, бранилась и обнаруживала такую неестественную силу, что несколько мужчин не могли удержать ее. Много наслышавшись о старце отце Иларионе, она обратилась к нему за помощью. Как всегда, так и в этом случае, старец исповедал ее во всех грехах, особенно нераскаянных, и вот благодатной силой Таинства Покаяния она получила через старца совершенное исцеление. Припадки не возвращались, и она стала здорова и покойна, глубоко признательна за полученную помощь. Она жива была еще в 1877 году и лично известна многим братиям.
Приведем еще несколько случаев благотворного влияния духовнической и старческой деятельности отца Илариона при помощи Божией на различные тяжелые душевные недуги.
Один купеческий приказчик из Нижнего, средних лет, холостой, страдал несколько лет болезнью, не дававшей ему покоя. Он, по словам его, ощущал, что кто-то нашептывает ему мысли о самоубийстве. Подойдет он к воде — голос шепчет ему: «Зачем тебе больше жить на свете?» Утопись! Увидит он огонь, — голос внушает ему кинуться в огонь. Увидит он нож или какое острое орудие, — голос внушает ему зарезаться, так как незачем ему оставаться на свете. Исхудалый, изнуренный, со впалыми от душевного недуга глазами, он приехал с матерью своей в обитель, был у старца и на вопрос, от чего он страждет, объяснил, что, по его убеждению, он болен от того, что, когда ему еще было два года, мать прокляла его.
Старец долго занимался с ним, подробно расспросил его, о чем находил нужным, и заключил, что причина болезни не та, которую он приводит, а другая, и болезнь послана ему в наказание за ложные взгляды относительно своей матери. Мать была добрая старушка и очень его любила и желала ему всякого блага, а он думал, что она сделала его несчастным на всю жизнь. Долго он не соглашался с мнением старца. Наконец, на исповеди старец, с помощью Божией, убедил его оставить ложное мнение, что его прокляла мать, и вместо того, смириться перед ней, и с чувством раскаяния испросить у нее прощения в оскорбительном мнении о ней. Исполнив наставление старца, он удостоился принятия Святых Таин, и явился к старцу уже в обновленном виде — покойный и счастливый; погибельных внушений он уже не слыхал; совесть его умиротворилась, и душа его, освященная Таинствами Покаяния и Причащения, возвратилась к светлой жизни. Возвратясь в Нижний, он уже вел жизнь свою по наставлениям старца.
Тульской губернии Богородицкого уезда купец тридцати пяти лет, трезвый, более года страдал душевной болезнью: ему представлялось, что все насмехаются над ним и над его действиями и что какие-то незнакомые ему люди, куда бы он ни пошел, преследуют его и намереваются лишить его жизни. Эти мысли ни днем, ни ночью не давали ему покоя, и он несколько уже раз приходил к мысли о самоубийстве и тем самым наводил страх на все свое семейство. По убеждению матери И. В. приехал в обитель и объяснил свое положение старцу отцу Илариону. Старец несколько раз подолгу с ним занимался и нашел у него затаенный грех, который он не объяснил священнику, сомневаясь в прощении его. Старец убедил его, что нет греха, который бы не прощало человеколюбие Божие, если в нем каются, — и он на исповеди принес в нем покаяние, и получив разрешение, удостоен был причащения Святых Таин; при прощании старец сказал ему: «Ну поезжай с Богом, теперь тебя преследовать и вязать не будут». Так действительно и было: И. В. совершенно выздоровел от своего мучительного недуга.
Новосильского уезда купец был два года одержим недугом, не дававшим ему ни минуты покоя и доводившим его до безумия. Ему представлялось, что будто со всех сторон его преследуют, хотят вязать и лишить жизни. Не будучи поэтому в состоянии заниматься своим торговым делом, А. Е. бегал от людей с блуждающим взором, произнося безсмысленные слова. Домашние боялись, чтобы он в припадке безумия не лишил себя жизни. Более всех обезпокоена была этой болезнью его жена, придумавшая, наконец, свозить его в Оптину пустынь. Прибыв в обитель, она объяснила старцу болезнь мужа и просила его помощи. Старец долго занимался с ним и из расспросов дознал, что главная причина болезни была его вражда и непокорность отцу, которую он таил в своем сердце. Старец долго убеждал А. Е. оставить злобу и спросить у отца прощения, доказывая ему, что только в таком случае он может надеяться на помощь Божию и избавиться от болезни. Больной сперва долго упорствовал, оправдывал себя, а отца обвинял, но, наконец, изъявил готовность исполнить все, что приказывал ему старец. Старец исповедал его, и больной, пробыв в обители после принятия Святых Таин еще три дня, поехал домой к отцу совершенно здоровым. Теперь, в душевном мире и спокойствии, он занимается в Москве своими торговыми делами, благодаря Бога и старца отца Илариона.
Города Белева купеческий сын, П. М., занимаясь у отца торговлей, долго страдал душевным расстройством, задумывался, подвергался безотчетному страху, причем часто и видимые предметы представлялись ему не такими, какими они на самом деле были. Наконец, он стал теряться рассудком. Прибыв в обитель, что сделать посоветовали ему родные, больной обратился к старцу отцу Илариону. Старец исповедал его и помог ему советом. Больной с 1870 года совсем остался в обители и живет в ней и ныне мантейным монахом, хотя прежде не только желания, но и мысли у него не было о монашеской жизни.
Но не одни нервные, или душевнобольные, получали, при помощи Божией, от старца облегчение; старец оказывал помощь многим и в других состояниях и обстоятельствах в жизни, когда обращавшиеся к старцу добросовестно исполняли полученные от него наставления.
Студент Московского университета, тульский помещик А. П. А., дошел почти до полного неверия в Бога. Быв проездом в обители, он имел продолжительные беседы со старцем. Полный искреннего участия и душевной доброты, слова старца подействовали на молодого человека. Он согласился признать свои заблуждения, провел, по предложению старца, в обители несколько дней, исповедался, принес покаяние, сподобился принять Святые Таины, к чему пред тем уже несколько лет не приступал, и поехал в Москву верующим и благочестивым христианином.
Мать благочестивого семейства (Тульской губернии Богородицкого уезда) Т, глубоко уважавшая советы старца, своего духовного отца, приехала в обитель просить его совета относительно вступления в брак своей дочери. К ней сватались три жениха, и они решили поступить в выборе так, как посоветует им старец. Три дня ходили они к старцу, желая услышать, что он им скажет, казалось, что старец и выбрал одного из трех женихов, но три дня не объявлял им своего решения, и на их вопрос: как же, вы, батюшка, нас благословите? — отвечал: «Ах, дочка, дочка! Жаль мне тебя, но как же мне с тобой быть? Погодим еще!» На четвертый день он им сказал: «Ну, дочка! Когда уж плыть, так плыть. Переплывешь — будешь человек. Видно, Богу так угодно». Отец Иларион подразумевал под этими словами, что много скорбей придется перенести девице по выходе замуж. Слова старца сначала показались загадочными, но после, по вступлении девицы в брак, они оправдались. Вначале ей в семействе мужа было очень трудно; пришлось переносить много скорбей и огорчений, так что и крепкое здоровье ее порасстроилось, и духом начала она слабеть. Вспоминая слова старца, Т. ими себя укрепляла, ожидая изменения обстоятельств на более благоприятные. Тяжелое положение ее продолжалось года три. Наконец, неожиданно все изменилось: здоровье ее снова поправилось, и с этих пор она и доныне живет счастливо, благословляя память старца.
Молодой человек из купеческого семейства, после четырехлетнего супружества, овдовел. Ему стали сватать новую невесту. Когда родной брат его поехал в Оптину пустынь, он поручил ему испросить у старца отца Илариона благословения на второй брак. Старец дал такой ответ: «Скажи брату, пусть он погодит еще годок да приедет к нам, и мы посмотрим, не годится ли он нам». Сам съездить к старцу молодой человек не нашел времени, все откладывал, а между тем невесту ему сватали. Не повидавшись лично со старцем, он не исполнил его заочного совета и вторично женился. Но через три с половиной недели вторая жена тоже умерла. После того ему предлагали вступить в третий брак. Тогда он поехал в обитель лично благословиться у старца. Старец принял его с участием и сказал: «Что, не послушался? Вот тебе и женитьба!» Пробыв несколько дней в обители, он у старца на исповеди изъявил желание вместо женитьбы поступить в обитель. Старец спросил, давно ли у него явилось это желание? Тот отвечал: «Всего несколько часов». Старец сказал: «Нужно прежде поиспытать себя некоторое время». По окончании же исповеди с улыбкой сказал: «Ну, приезжай, приезжай, мы тебя примем». Вскоре тот оставил семью и в 1865 году поступил в скит, где и теперь живет мантейным монахом.
Желавшим вступить в брак старец советовал, чтобы брак совершался не иначе, как с согласия и благословения родителей или старших в семействе, но чтобы не было и со стороны старших принуждения; чтобы вступающие в брак один другому нравились и при выборе жениха или невесты внимание обращалось не на капитал, а на то, чтобы брачующиеся и их родители были благочестивы и хорошей нравственности. Тогда, говорил старец, можно надеяться на счастье новобрачных. Не одобрял старец большое неравенство лет, от которого могут потом возникать скорби. Некоторое старшинство можно еще допустить в мужчине, но в женщине оно может быть причиной многих скорбей. Не одобрял старец заключения браков по страсти, ибо когда страсти утихнут — любовь может исчезнуть. Не одобрял брака между лицами различных вероисповеданий: муж и жена, составляя одно тело, должно быть и духовно соединено.
После дневных трудов старца с посетителями случалось от него слыхать такие выражения: «Можно ли оставить без участия и помощи добрые души людей, с чистым усердием и любовью стремящихся к Богу. Смотря на них, невольно радуется дух — что их всех заставляет идти сюда за сотни верст? Иные оставляют семейства, малолетних детей на чужих руках и отправляются, находя себе здесь от мирских забот и попечений духовное утешение и отраду. Ни недосуг, ни непогода, ничто не останавливает их и не препятствует благой их цели; ради душевной пользы самый даже путевой труд служит им в утешение. Да, слава Богу, есть и в наше время истинные рабы Божии, ищущие душевной пользы и спасения. Даруй, Господи, чтобы все они, по вере их, достигли своей цели и, возвращаясь от нас с назиданием душевным, выносили чистые мысли, святые желания для совершения добрых дел, прославляя Бога, подающего нашему скудоумию слово к душевной их пользе». При этом отец Иларион часто вспоминал неутомимую деятельность и труды покойного старца своего, батюшки отца Макария, к которому относил апостольские слова, говоря: «Покойный батюшка умел быть для всех всем» (см.: 1 Кор. 9, 22)