Бешеная кровь

Михаил Пирогов, 30 лет

Еще два года назад его штаб-квартирой, его главным офисом были две комнаты под самой крышей старенького Дворца культуры. В каком-то смысле это было удобно. В любое время можно было входить-выходить, в небольшом спортзале, переделанном из танцкласса, чуть ли не круглые сутки занимались его парни, по совместительству выполняя роль охраны, а культурный статус заведения позволял наведываться к нему самым разным людям, не вызывая особых подозрений. И мало того, что дворец был всего в десяти минутах ходьбы от его дома — из окон офиса сквозь ветки деревьев парка можно было рассмотреть окна здания районной администрации. То есть он как бы соседствовал с официальной властью, смотрел ей, можно сказать, глаза в глаза, и это давало повод не только для отпускаемых им шуточек, но и для некоторого морального удовлетворения.

Со временем двух комнатух, где летом бывало нестерпимо жарко от раскалявшейся на солнце крыши, стало не хватать, и он перенес свою штаб-квартиру в здание гостиницы, большая часть ее номеров сдавалась под офисы коммерсантам. Он занял целый этаж. Половину отдал своему коммерсанту — он для него и от его имени проворачивал всякие сделки, покупая и продавая крупные партии продуктов питания, поставляя по завышенным ценам стройматериалы фирмам района, в том числе государственным, зарабатывая на авторитете Миши Пирога, одно имя которого приводило в трепет трусоватых бизнесменов всех мастей. Во второй половине расположился сам. Официально он считался руководителем местной регбийной команды, но кроме как в нескольких полуофициальных документах да на визитных карточках, которые он раздавал в больших количествах, нигде его должность не значилась, и, соответственно, зарплату за это он не получал. О его источниках доходов догадывались многие, но мало кто мог что-то достоверно сказать на эту тему. Однако в городе, да и в районе, только младенцы и совсем далекие от реальной жизни люди не знали, кто такой Миша Пирог. Он решал споры между коммерсантами, через подставных лиц ему принадлежали несколько доходных фирм, без его разрешения не могло открыться ни одно сколько-нибудь серьезное дело, и поговаривали, что во время избирательных компаний с ним неоднократно встречались представители того или иного кандидата на выборные должности, не без оснований, надо думать, полагавшие, что от Миши может зависеть исход выборов.

Несмотря на его относительную молодость, многие называли его Михаилом Эдуардовичем и даже очень заметные в районе люди не считали для себя зазорным отобедать с ним в ресторане или пригласить на презентацию.

Были, конечно, люди, не испытывавшие к нему уважения. Так, полтора года назад немолодой и, казалось бы, разумный следователь районной прокуратуры начал проявлять повышенный интерес к тому, почему это малознакомые Пирогову люди с завидной регулярностью передают деньги его друзьям, помощникам и патронируемым им спортсменам, у многих из которых было криминальное прошлое, подтвержденное судебными приговорами и сроками заключения разной длительности. Почему, например, руководство созданного по распоряжению районной администрации оптового склада каждый месяц перечисляет спонсорские взносы на расчетный счет клуба регби, хотя на платежи в бюджет денег хватает не всегда. Или как получается, что старейшая в городе фабрика по производству керамической посуды покупает сырье из соседнего района по завышенным ценам у фирмы, расположившейся на одном с Пироговым этаже, хотя здесь, под боком, есть свое, гораздо более дешевое. Или почему турецкий коммерсант, открывший в городе фирму по производству недорогой верхней женской одежды и во всеуслышание заявивший, что никаких рэкетиров не признает, неожиданно пришел в прокуратуру с заявлением на бандитов, которые попытались обложить его, по всем законам зарегистрированное и вполне легальное, предприятие данью. После нескольких месяцов упорной работы рвение следователя оценили и начальство перевело его в другой район с повышением. А турок опомнился, поняв, что все его беды были от неумения вести дела на незнакомом и очень специфическом российском рынке, забрал заявление и для поправки дела взял себе местного менеджера — молодого расторопного человека, известного до этого больше как защитника в регби. Впрочем, до этого произошел небольшой инцидент. Пьяный иностранный бизнесмен, до этого не замеченный в пристрастии к спиртному, поздним вечером повздорил с незнакомцами около дома, в котором он снимал квартиру, и был ими по этому поводу сильно избит, так что две недели был вынужден провести в местной больнице. Но поскольку заявления от него не поступило, то уголовное дело по этому происшествию не возбуждали. Впрочем, некоторые люди говорили, что турку еще повезло, и ссылались при этом на пример директора одной строительной фирмы — его вместе с любовницей расстреляли в собственном джипе из автомата. Или вспоминали зарезанного в загородной сауне криминального авторитета Ерему, который будто бы претендовал на лидерство в районе. Но единственным подтверждением связи Пирога с этими скорбными случаями было то, что он вместе со своей подружкой и несколько слабоумным братом на время покидал родной город и по месяцу-два отдыхал где-то на теплом побережье Средиземного моря.

Сегодня Михаил Пирогов, известный в районе человек и спортивный спонсор, сидел в своем кабинете, по старорежимной чиновничьей моде отделанном дубовыми панелями, и, скрывая нервозность, курил одну сигарету за другой. Рано утром ему позвонил из столицы человек и предложил встретиться у него. Немного найдется на свете людей, к чьим словам Миша Пирог прислушивался бы с таким вниманием. И, что самое удивительное, непонятное и настораживающее, — человек решил приехать сам, а не пригласил его к себе домой или в закрытое отделение больницы, где он вынужден был проводить значительную часть своей жизни. Дело в том, что человек этот, известный на всю страну под намертво прилипшей к нему кличкой Илья Муромский, в прошлом году попал в жуткую мясорубку. Какой-то киллер расстрелял его машину и всадил в Муромского не то пять, не то шесть пуль. Державший до этого все Подмосковье Илья не погиб, но вынужден был несколько месяцев провести в больнице, перенести несчетное количество операций и всевозможных восстановительных процедур, а теперь передвигаться исключительно в инвалидной коляске. От активной деятельности он отошел, но кое-какое влияние сохранил и к его услугам прибегали в самых трудных, можно сказать, исключительных случаях, когда его видимая немощь и невидимый авторитет могли усмирить горячие головы и помочь им найти взаимоприемлемое решение. Что послужило причиной звонка и следующего за ним визита Муромского, Миша не знал, а потому нервничал, теряясь в догадках.

О том, что микроавтобус гостя въехал в город, ему сообщили по мобильному телефону выставленные на дороге наблюдатели. Встреча эта представлялась Пирогу настолько важной, что он решил исключить любые случайности, способные нарушить ее спокойное течение. Для этого город и его окрестности контролировались его людьми, со стоящими на дорогах милиционерами была проведена соответствующая работа, вход в гостиницу охранялся легальными охранниками из местного охранного агентства, а в зале гостиничного ресторана на втором этаже был накрыт большой стол, за которым до десяти человек могли удовлетворить свои самые изощренные гастрономические вкусы.

Встав из-за стола, Миша затушил очередную сигарету в большой пепельнице из полированного уральского камня, вытряхнул ее содержимое в урну — встречать гостей с чистой пепельницей научился, общаясь с ушлыми бизнесменами, — и, потрогав узел галстука, пошел на выход. Около лифта его уже ждали двое телохранителей. Спустились вниз и вышли на крыльцо гостиницы. Машины видно пока не было, и Миша снова закурил, хотя во рту уже было кисло от выкуренного за утро.

Микроавтобус "мерседес" подъехал тихо, как будто он передвигался не усилием мощного двигателя, а при помощи Святого Духа. Двое крепких молодцов в костюмах выпрыгнули из салона первыми и на руках вынесли коляску с сидевшим в ней скособоченным Муромским. Миша пошел ему навстречу, мельком взглянув на часы. Одна минута первого. Муромский прибыл точно, как будто весь маршрут был выверен у него по секундам. Кто знает, может быть, так оно и было.

— Здравствуй, Илья, — первым поздоровался Миша, протягивая гостю руку.

Тот ответил довольно крепким рукопожатием.

— Привет, Миша, привет. Хорошо выглядишь. Прямо как заправский фирмач.

— Так гостя же встречаю, — улыбнулся Пирог, прикидывая, что может означать эта похвала: осуждение, что разоделся, или задабривает, перед тем как врезать?

— Спасибо за прием.

— Пошли наверх?

— Погодим чуть-чуть. Сейчас еще люди подъедут. Все вместе и поднимемся.

Миша напрягся. Что за люди? Ни о каких людях разговора не было.

— Кто такие? — спросил он, скрывая неудовольствие.

— Знакомые твои. Да вот, кстати, и они, кажется.

К гостинице подкатил представительский черный "мерседес" с затемненными стеклами. Несколько секунд Миша пребывал в неприятном недоумении, пока не открылась дверца и из него вышел действительно его знакомый — Артем Иванович Веселов, бизнесмен, занимавшийся нефтью и нефтепродуктами, два года назад открывший на границе района бензозаправку. Выглядел он простовато, чем вводил в заблуждение многих, напоминая какого-нибудь инженера из затрапезного НИИ или, в лучшем случае, директора затрапезного дворца культуры, понявшего в свои пятьдесят, что приличной карьеры уже не сделать, молодой и красивой жены не заиметь, и потому махнувшего на все рукой, ни шатко ни валко дорабатывая до пенсии, выпивая потихоньку и втирая очки не слишком требовательному начальству. На самом деле Артем Иванович был хватким мужиком, обстоятельным бизнесменом и строгим хозяином, привыкшим контролировать все свое хозяйство и постоянно расширять свой бизнес.

Увидев Веселова, Миша понял, откуда ветер дует. Накануне вечером какие-то ухари попытались грабануть веселовскую бензозаправку, но охрана их шуганула и все кончилось ничем. Но тогда зачем такой шухер из-за пустяка? Пусть этим занимается милиция. Это, в конце концов, ее дело.

— Вот теперь все в сборе, — удовлетворенно проговорил Муромский и кивнул своим помощникам, которые подняли его на руки и, игнорируя пологий съезд сбоку от лестницы, вознесли его на верхнюю площадку. Миша, поздоровавшись за руку с чем-то недовольным Веселовым, двинулся следом.

Через несколько минут они были в его кабинете. Пирог и Артем Иванович сели в глубокие кожаные кресла, Муромский остался в своей каталке, оказавшись таким образом на две головы выше собеседников. Официантка из ресторана, симпатичная девка в белом переднике, обычно приносившая Мише еду, расставила перед ними стаканы и рюмки, после чего подкатила поближе сервировочный столик с разнообразными напитками и вышла, провожаемая недовольным взглядом Муромского; было известно, что женщин в делах он и раньше-то не любил, видимо, считая их чем-то вроде плохой приметы на корабле, а уж теперь, когда фактически стал инвалидом, наверное, и подавно. От досады Миша нахмурился. Он допустил если не ошибку, то просчет в самом начале встречи, и это не может не сказаться на ее ходе.

— Миш, налей мне минералки стаканчик, — попросил Муромский.

Пирог налил и вопросительно посмотрел на Веселова. Тот согласно кивнул. Налил ему, а потом и себе.

— Вот какое дело, — проговорил Муромский, отхлебнув. — Непонятка получается.

Поняв, что это высказывание обращено к нему, Миша спросил:

— Что за непонятка?

— Ты вроде недоволен Артемом Ивановичем, а?

— С чего бы это?

— Да вот, он так говорит, — сказал Муромский, давая возможность самому Веселову изложить свои претензии.

Тот зыркнул на инвалида и сказал:

— Вчера вечером налетели трое на мою заправку. Грабануть решили. С пистолетами, в масках. Весь народ перепугали.

— Ты не скромничай, не скромничай, — перебил его Муромский. — Расскажи, как тебя в заложники взяли.

— Противно вспоминать, — поморщился тот, трогая скулу, на которой была заметна ссадина. — Я там и оказался-то случайно.

— За случайно бьют отчаянно, — вроде бы не к месту вставил Муромский, но от этих слов у Миши по спине прошел неприятный холодок.

— Вот именно, — буркнул Веселов, сейчас никак не соответствующий своей фамилии. — Денег взяли пустяк, а неприятно. Зачем-то прожектор расстреляли. — Он явно тянул, не то выжидая, не то не решаясь что-то сказать. — Но главное не в этом. Они сказали, что пришли от Пирога. Сказали, что Пирог вами, то есть нами, конечно, не доволен.

— Не понял, — проговорил Миша, внимательно глядя на Веселова, стараясь по его лицу угадать, насколько правдиво тот говорит. — Они сказали, что это я их послал? Так?

— Нет, что послал не говорили. Я повторил дословно. Сказали "от Пирога". Тогда мы не стали их трогать, хотя вполне могли прямо там положить и были бы правы. Но я не хочу войны. Война слишком дорого обходится. Я решил сначала разобраться. Какие к нам претензии? До вчерашнего дня мы честно исполняли заключенное между нами соглашение.

Миша достал из кармана сигареты и закурил, глядя на Веселова.

— Короче так, — сказал он после недлинной паузы, чувствуя на себе внимательный взгляд Муромского. — Людей к вам я не посылал. Чем хотите заложусь за эти слова. Я не беспредельщик, и надо было бы — сначала переговорил бы это дело, а потом принялся пистолетами махать.

Он увидел, что лицо Веселова после этих слов потеряло значительную часть неприветливости.

— Так что этот вопрос снят, — вставил Муромский.

— Сто пудов, — подтвердил Пирог, стряхивая пепел с сигареты. — Когда мы договаривались, то взяли на себя определенные обязательства. Вы — свои, я — свои. От всякой шушеры защищать я вас не брался, так?

Веселов согласно кивнул.

— Естественно. У вас не охранная фирма. Но тем не менее вы дали мне кое-какие гарантии безопасности.

— Да. Но если вы имеете дождик во время дождя, это еще не значит, что ни одна капля не попадет на ваши брюки, а медицинский полис еще не гарантирует того, что вы не заболеете. На всякие такие непредвиденные случаи у вас имеется охрана, сигнализация и прочее.

— Однако они ссылались на вас. Я это сам слышал, и у меня еще нет размягчения мозгов.

— Вот. Мы подошли к самому главному. Тут, как я понимаю, могут быть два варианта. Либо это мои люди, которые решили на свой страх и риск набить себе карман. Тогда я их найду и примерно накажу. Чтобы другие, глядя на них, не имели больше желания совать свое рыло туда, куда не надо. — Заметив нерастаявшее недовольство на лице Веселова, Пирог добавил: — И заставлю перед вами извиниться. Отдать их вам не могу, но мало им не покажется. Или это чужие, и это скорее всего. Чужие, которые действовали вроде бы от меня. От моего имени.

Он замолчал, и Веселов выжидательно, с каким-то болезненным вниманием посмотрел на него. Миша знал этот взгляд. Многие лохи, даже очень, казалось бы, крутые, так смотрят, когда разговор подходит к критической черте, которую сами они перешагнуть не могут. Ободрать ближнего, обворовать до нитки друга, разорить сотни людей, отнимая у них последнее, — это пожалуйста, это запросто. Тут они крутые и палец им в рот не клади. Ходят павлинами, девок смущают и таких же лохов, как они сами. Мол, чего хочешь заделаю. Словами бросаются, смысл которых они едва понимают, а то и не понимают вовсе. Сколько раз он таких видел, которые "козлами" да "суками" во все стороны мечут, сами того не понимая, что смертельно обижают этим людей. Впрочем, те тоже зачастую не понимают и потому не обижаются. Ну, в общем, крутые — куда там. А когда нужно сделать единственный шаг, тот, что определяет настоящую крутизну, шаг, отделяющий жизнь от смерти, они замирают, как кролики и ждут, уставившись на тебя неподвижными жадными глазами или, наоборот, пряча взгляд, как бы отстраняясь от произносимого вслух приговора. Веселов смотрел, только что не дыша глазами.

— Тогда я их тоже найду. Не получится самому — товарищей попрошу помочь. — Пирог посмотрел на Муромского, и тот согласно кивнул. Мол, помогу, нет вопросов. — Но я их найду. И тогда всем будет понятно, почему без спроса нельзя пользоваться моим именем.

И, не объясняя ничего больше на словах, чиркнул ногтем большого пальца себя по подбородку.

Веселов, как бы отходя от столбняка, расслабился, откинулся на спинку кресла и удовлетворенно произнес:

— Хорошо.

— Но только вы мне должны помочь, — жестко сказал Миша.

— Ну если это в моих силах…

— Надеюсь. Как они выглядели?

— Ну с этим я справился.

Веселов достал из внутреннего кармана пиджака сложенные вчетверо листы бумаги, развернул их и протянул. Миша бегло просмотрел машинописный текст. Маски… кавказский акцент… но не грузинский и не армянский. Интересно! Пистолет ТТ… револьвер "наган"… "мицубиси"… госномер… Наверняка угнанная. Дубинка… телосложение… примерный возраст… Котя… потрудилась веселовская охрана. Куда они раньше-то смотрели, в то время когда их хозяина бомбили!

— Найдем, — решительно сказал он. — Кликуха есть, а это почти как паспорт.

— Есть и еще кое-что получше. Отпечатки на нагане. Мои люди попросили их идентифицировать, и к завтрашнему, максимум к послезавтрашнему дню результат будет готов. Если, конечно, они имеются в милицейской картотеке.

— Еще лучше. Ну если с этим мы решили, то давайте за стол. Все готово.

Муромский согласно кивнул, и Пирог встал первым, показывая гостям дорогу.

Еще лет пять назад ему и в голову бы не пришло угощать лоха-бизнесмена, которого он "доит". Но времена изменились, и он сам изменился. Да и Веселов был не просто лох. Мало того что за него прибыл хлопотать сам Муромский, крайне редко бывающий у кого-то с визитами. Это, кстати, тоже было неспроста. Миша понимал, что ситуация с бензозаправкой скорее повод для визита, за которым стоит что-то другое. Ясно, что у авторитета что-то другое на уме. Оставалось надеяться, что вскоре это разъяснится. А Веселов… Судя по всему, он был не сам по себе. Хотя и сам он не пешка — за ним стояли серьезные люди. Логотип его фирмы все чаще попадался на придорожных заведениях, в магазинах, мелькал в газетах и на телевидении. О нем писали, он встречался с министрами и губернаторами, благотворительствовал и, вообще, публично засвечивался, чем-то напоминая готовящегося к выборам политика. Причем районный уровень его, видимо, не интересовал.

Обед прошел неинтересно. Пили мало, Веселов больше налегал на еду и не демонстрировал готовности продолжать разговор, Муромский кусочничал, беря понемногу того, другого, третьего и едва пригубив рюмку водки. Ну а Мише пришлось на правах хозяина что-то рассказывать, спрашивать и усиленно угощать. Все как будто чего-то ждали, но чего именно — не понять.

Наконец Веселов наелся, вытер салфеткой губы, поблагодарил за угощение и, сославшись на дела, встал из-за стола. Миша даже провожать его не стал. Пришел, понимаешь, пожрал, как в привокзальном кабаке, и сделал ручкой вместо чаевых.

— Ты не обижайся на него, — сказал Муромский, когда бизнесмен покинул зал ресторана. — У него сейчас много дел.

— Да чего мне на него обижаться! — отмахнулся Пирог. — Он сам по себе, а я сам по себе.

— Ну не скажи. Не скажи. — Муромский по-стариковски подчистил тарелку кусочком хлеба и отправил его в рот. Он, похоже, решил до предела обыгрывать свое физическое состояние, и даже голос у него стал тоньше, как у дедка. — Мы все вместе работаем. А ты присматривайся к нему, присматривайся. Он нам нужен. Поэтому помогать ему требуется. Скоро он к тебе еще с одним делом придет.

— С каким?

— С хорошим. — Муромский помолчал. — Нужно будет помочь ему вес набрать. Авторитет. Понимаешь?

Теперь Миша понял. Он не ошибся в своих догадках. Веселов шагал в политику. В большую, надо полагать, политику. И помогал ему в этом Муромский, ради этого решивший перетащить свое больное, исполосованное пулями и хирургическими ножами тело в их город. Значит, придется Веселову помогать. Это хорошо. Потому что будет он как ледокол, пробивающий дорогу во льдах. А за ним, по чистой воде, идти будет легче. И ему, Мише Пирогову, в том числе, куда бы ни вела эта дорога. Ну уж о том, что занимающий крупный политический пост человек — "крыша" лучше не придумаешь — и говорить не приходится. А это значит, вернулся он в своих рассуждениях к началу, что тех троих, которые рыпнулись на бензозаправку, нужно найти чего бы это ни стоило. Потому что такой сам по себе мелкий, незначительный эпизод становится для него чем-то вроде экзамена.

Когда Муромский уехал, Миша вызвал к себе четверых и обстоятельно, в деталях и очень доходчиво объяснил, кого и как нужно искать, против обыкновения пообещав даже премию за поимку. Обычно с деньгами он расставался тяжело, но сейчас было не до крохоборства. Вполне возможно, что в эти дни решалась его собственная судьба, да и потраченные на это дело деньги вполне можно будет снять с Веселова да еще и заработать на этом.