Бешеная кровь

Рыбак

К своим тридцати четырем годам он понял, что добиться можно всего, чего хочешь. Главное — стараться и не пасовать перед трудностями. И еще, конечно, нужно кое-что знать и уметь, но это дело наживное. Знания и умения приходят к тому, кто этого хочет. Лично сам он, как ему представлялось, умел многое. А главное, у него было воображение, то есть умение увидеть ситуацию в новом, неожиданном ракурсе, представлять и прогнозировать развитие событий, иными словами — планировать.

После того как он пришел в снимаемую им квартиру с упаковкой шпатлевки, то принялся заделывать щель на кухне, получая от этой неторопливой и нехитрой работы покой на душе и удовольствие, как когда-то говорилось, от общественно полезного труда. Когда руки заняты, думается хорошо. К тому моменту когда закончил с ремонтом, он придумал, как поступить с Полканом — тем гаишником, которого едва не пристрелил и наверняка бы на этом попался. И, придумав, еще раз пожалел, что у него нет напарника. Ну да что об этом жалеть! Тут ничего нельзя изменить. Это все равно что жалеть об отсутствии третьей руки или второй пары глаз. Жалеть можно, но приделать их нельзя. Недостаток того и другого можно восполнить только собственными мозгами и изворотливостью. К ночи он разработал план своих действий, а наутро пошел привязывать его к местности.

Ему потребовалось около двух с половиной часов, чтобы подготовить операцию. Во дворе за магазином он нашел то главное, что ему было нужно для выполнения его плана. Не очень новый, но казавшийся вполне надежным грузовик ГАЗ. Даже радиаторная решетка его была еще теплой. Водитель, видимо, приехал рано утром и пошел домой отдыхать. Со второй машиной, легковой, как это ни странно, оказалось сложнее. Легковушек были десятки, и, может, именно это затрудняло выбор. С навороченными иномарками он предпочитал не связываться; сигнализация или даже простой стопор на педалях или руле были для него почти непреодолимым препятствием. То есть, имея в запасе бесконечно много времени, он, может, и справился бы. Но такого времени у него не было. Очень старые автомобили тоже не подходили. Эти могли заглохнуть в любой момент. Нужна была не слишком новая, но вполне надежная машина. И в конце концов он нашел то, что искал. Старенькие «жигули» девятой модели он разглядел случайно. У него развязался шнурок на ботинке, и он остановился, чтобы завязать его. Волей случая он присел в метре от заднего бампера «девятки», присел и увидел, что торчавшая из-под него выхлопная труба новенькая, еще белая и лишь забрызгана грязью. Он посмотрел на машину внимательнее и увидел многочисленные следы заботливого отношения к ней хозяина, явно небогатого, но страстного автолюбителя, тщательно следившего за объектом своей страсти. Все царапины аккуратно закрашены, радиаторная решетка свежая, вокруг замков видны капли смазки, резина чистенькая, с глубоким протектором. Можно не сомневаться, что, заглянув под капот, можно увидеть хорошо отрегулированный карбюратор, чистый, без следов масла, двигатель и — не исключено — импортные провода. Для проверки он толкнул машину, и та не отреагировала на это ревом сигнализации. Заглянул в салон и не увидел ни на руле, ни на педалях замков и стопоров. А все остальное было вполне под силу преодолеть.

Быстро осмотревшись, он достал из внутреннего кармана куртки слесарную металлическую линейку и уже через три секунды с ее помощью открыл дверцу машины. На то, чтобы запустить двигатель, ушло еще секунд пятнадцать. Для профессионального угонщика действия его были непозволительно медленными, а если еще учесть, что угонял он машину утром, то есть почти среди бела дня, то действовал он просто самоубийственно. Но новичкам везет. Никто не схватил его за руку на месте преступления, и он беспрепятственно это место покинул, отъехав на несколько кварталов и поставив угнанную машину между другими на полупустой придомовой стоянке. Здесь ее, стоявшую на виду, найдут очень не скоро.

А потом он пошел к дороге, которую в качестве своего рабочего места облюбовал Полкан. На прежнем месте его не оказалось. Это был сбой, хотя Рыбак рассчитал, что сегодня тот должен выйти на дежурство. Испугался? Заболел? Или поменял привычное место? Может, начальство задержало? Причин могло быть сколько угодно, но факт оставался фактом — Полкан отсутствовал, и теперь нужно опять его искать.

Обескураженный Рыбак подошел к остановке троллейбуса и сел в первый же, решив из его салона осмотреть всю трассу. Проехал в один конец, вышел, сделал круг, перешел дорогу и поехал обратно, уже понимая, что делает все это только от безысходности и из упрямства. Ему просто ничего не оставалось сейчас делать. В конце концов, надежда умирает последней.

Он сидел на истертой дерматиновой подушке сиденья и смотрел в окно. На одной из остановок вошли контролеры, и он отвлекся на них, предъявляя свой билет. И чуть было не пропустил спрятавшуюся за придорожными кустами желтую легковушку. В первый момент он даже испугался, подумав, что это его перевозбудившийся мозг играет с ним злую шутку. Что ему просто мерещится. Что это бред воспаленного сознания. Но уже в следующий момент он понял, что это милицейская машина, на капоте которой укреплен прибор для измерения скорости. А рядом стоит Полкан и еще один милиционер, лица которого рассмотреть не удалось.

Так, уже легче. Но это только с одной стороны. А с другой — Полкан, изменив своей привычке, не один. Теперь нужно было или отменять задуманное, или же вносить изменения в хороший и, в общем, простой план. Убивать второго, невиновного человека не стоило.

Выйдя на остановке он, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на нетерпеливую тряскую рысь, направился к тому дому, у которого стоял облюбованный им грузовик. Подходя к нему, он осматривался по сторонам, опасаясь ненужных свидетелей, и потому не сразу заметил, что в кабине ГАЗа сидит человек в несвежей куртке защитного цвета и черной вязаной шапочке и что-то там делает, ковыряясь в приборной доске.

Это было так неожиданно, что он даже остановился. Потом, спохватившись, пошел дальше, с трудом изображая спешащего по своим делам утреннего прохожего, что получалось у него с трудом, как у плохого артиста, не потрудившегося хорошенько отрепетировать свою роль или в силу отсутствия таланта просто не умеющего этого делать.

Он шел и думал, что сегодняшний день не его. Сначала у Полкана появился напарник, своим присутствием сильно осложнивший выполнение задуманного, а теперь вот у машины, которую он намеревался угнать, чтобы использовать ее в качестве оружия, появился хозяин. По идее его, конечно, можно было бы вырубить, связать и при помощи подручных средств типа тряпок на время лишить возможности издавать звуки и видеть окружающее. Но только по идее. Потому что иметь рядом с собой постороннего, пусть даже обездвиженного человека было опасно и как минимум неразумно. Впоследствии водитель может по каким-либо признакам опознать его. То есть собственно опознать вряд ли, он постарается избежать с ним личных встреч, но вот описать — вполне. Какие-нибудь детали внешности, особенности поведения или речи, по которым его будут потом искать. Он хорошо понимал, что по отдельным чертам, отрывочным приметам найти человека сложно, почти невозможно, но тем не менее он, зная, что такой розыск будет вестись, станет ощущать себя загнанным зайцем, пугающимся собственной тени, то есть будет нервничать, совершая от этого все больше ошибок.

Отойдя от грузовика на приличное расстояние и завернув за угол дома, уйдя таким образом из зоны прямой видимости с водителем, который, кажется, не обратил на него никакого внимания, Рыбак понял, что он просто испугался и теперь пытается при помощи всяких аргументов оправдать свое бездействие. И почувствовал что-то вроде угрызений совести, отчего чуть было не повернул назад. Секунды две-три он стоял, решая, как поступить, и этим напоминая себе буриданова осла, умершего от голода между двумя копнами сена. Это состояние нерешительности в себе ему категорически не нравилось. Но короткая борьба кончилась победой разума. Ему не нужны лишние свидетели и лишние жертвы. То, что водитель оказался в кабине, больше походило на Божий Промысл, удержавший его от необдуманных и опасных действий. Хотя он и не считал себя религиозным и даже суеверным человеком, но обстоятельства объективно сложились так, и стоило им подчиниться, пересмотрев план действий.

Почти неосознанно он вышел к стоянке, на которой оставил угнанную машину. Что называется, ноги сами вынесли. Если не воспользоваться машиной сейчас, то уже вечером, а тем более завтра к ней даже приближаться будет нельзя. Да и вообще, на некоторое время нужно будет забыть про этот район. После обнаружения факта угона милиция вполне может усилить здесь свою активность, отлавливая угонщика. По большому счету вряд ли участковые или оперы будут устраивать засады и сильно суетиться — кому, как ни ему, это знать, но полностью исключить такую возможность нельзя. Например, милицейское начальство может объявить какой-нибудь месячник или даже декаду по борьбе с автоугонами или что-нибудь еще в этом роде, нарушающее привычное течение милицейских будней и заставляющее проявлять повышенную активность, которая затем проявится в виде красивых отчетов.

Решительно подойдя к «жигулям», он открыл дверцу и сел, положив руки в перчатках на рулевое колесо, обтянутое махровой накладкой. Прислушался к собственным ощущениям. Против ожидания он почти не испытывал волнения. Сердце билось ровно, и недавнего страха больше не было. Соединив вырванные из замка зажигания провода, завел двигатель и откинулся на сиденье, ожидая, когда тот прогреется. Пользуясь возможностью, оглядел салон. Тут было чистенько и как-то очень аккуратно, почти по-женски. Хозяин явно любил своего железного коня, холил его и лелеял. Заглянул в бардачок. Там лежали когда-то бывшие белыми хлопчатобумажные перчатки, потрепанная книжка инструкции по ремонту «жигулей» восьмой и девятой моделей, набор отверток в пластиковом футляре-раскладушке, тряпка и еще что-то, необходимое для ухода за машиной. Хмыкнув, он закрыл бардачок и вышел из автомобиля. Открыл заднюю дверцу и заглянул в багажник; ничего особенного он там не ожидал увидеть, но ему вдруг стало интересно хоть отчасти заглянуть в чужую жизнь, глядя на вещи и оценивая их вид, угадывая характер и привычки незнакомого ему человека. В багажнике все было так же аккуратно разложено по своим местам, чистенько, и выдавало почти хрестоматийный педантизм хозяина.

Уже собираясь захлопнуть дверцу, он вдруг обратил внимание на стопочку замызганой одежды на железном ящике для инструмента. Он потянул ее на себя и развернул. Хэбэшная куртка синего цвета и безразмерные штаны того же цвета. И то и другое с грязевыми затертостями. Хозяин «девятки» использовал эту одежду, когда ремонтировал и обихаживал свою любимицу.

Секунду подумав, снял с себя куртку и бросил ее в салон, напялив прямо на одежду эту рабочую хламиду. Видеть себя со стороны он не мог, но, судя по оставшемуся в ней свободному месту, висела она на нем мешком. То есть совсем скрывала фигуру. Вернувшись на водительское место, он, глядя в зеркало, потер грязным рукавом о лицо, которое, «украсившись» грязными разводами, стало почти неузнаваемым. Теперь он походил на неряшливого и почему-то несчастного чайника-автолюбителя, замученного безденежьем, проблемами с неновой машиной и женой-стервой. Такой внешний вид позволял действовать по другой схеме, отличной от той, что была у него заготовлена на сегодняшнее утро.

Несколько минут спустя он уже выезжал на дорогу, движение на которой стало более оживленным. Не доезжая метров тридцати до того места, где устроили засаду милиционеры, он на обочине остановил машину, заглушил двигатель, вылез и открыл капот, имитируя исправление очередной небольшой поломки, набор которых способен довести до белого каления любого водителя.

Прошло пять минут, десять, но ничего не происходило. Он начал нервничать. Его расчет не оправдывался, и нужно было что-то придумывать. Рядом с ним притормозил замызганый РАФ; водитель, добрая душа, решил, видно, оказать помощь своему собрату. Пришлось энергично махнуть рукой, чтобы тот ехал своей дорогой.

Решив, что нужно идти на обострение обстановки, он закрыл багажник, сел за руль и завел двигатель, сильно при этом газуя. Включил левые поворотники, еще раз газанул и вывернул на дорогу, после чего разомкнул провода зажигания и двигатель заглох. Теперь «девятка» стояла, наполовину перегородив правую полосу, одну из двух в этом направлении. Проезжающий транспорт вынужден был притормаживать и объезжать возникшее препятствие, сводя на нет попытки милиционеров поймать лихача, превышающего разрешенную скорость движения на этом участке.

С минуту он делал вид, что пытается безуспешно запустить двигатель. Потом вышел и снова нырнул под капот. Со стороны его положение должно было выглядеть довольно плачевно. Для полной убедительности он достал из багажника ящик с инструментом. Теперь картина получилась вполне законченной и милиционерам нужно либо менять место засады, либо устранять помеху. Со все возрастающей тревогой он смотрел из-под локтя в ту сторону и наконец увидел, что из-за кустов вышел человек в форме. Делая вид, что не замечает его приближения, сел в салон и запустил двигатель, заработавший с ровным гулом хорошо отлаженного механизма. Собрал инструмент и в этот момент «увидел» представителя власти. Засуетился, убрал в багажник ящик с инструментом, заглянул под капот и, когда недовольный Полкан подошел вплотную, встретил его с виноватым видом перепуганного частника, готового немедленно признать любую свою вину, не превышающую, однако, толщину его кошелька.

— Ну чего тут у тебя? — громко спросил недовольный страж порядка, поигрывая полосатой палкой.

— Карбюратор, командир. Засорился, что ли. Да я уже все, нормально. Сейчас уезжаю. Бензин такой продают, мать их, — быстро говорил Рыбак, гнусавыми интонациями стараясь изменить свой голос и размахивая руками, не давая милиционеру сосредоточиться на своем лице, которое тот мог узнать даже под слоем грязи. Его неприязненный взгляд казался пристальным и узнавающе-пронзительным.

— Давай быстрей, — велел Полкан, снова взмахивая палкой. Со стороны могло показаться, что он разминает кисть, перед тем как хорошенько ударить нерадивого водилу, сорвавшего ему охоту на таких же, как он, нарушителей, созданных специально для того, чтобы пополнять его личный бюджет.

— Все, командир, уже уезжаю. Может быть, вас подвезти маленько? — с заискивающе-просительной интонацией простоватого человека, от рождения запуганного властью, спросил он. — Вы где тут?

Спрашивая, он запустил руку в карман найденных в багажнике рабочих брюк, где у него лежал пистолет. В случае, если Полкан откажется воспользоваться этим предложением, придется его заставить сесть в машину демонстрацией оружия. Но тот не стал строить из себя красную девицу и, кивнув, пошел к двери. Пришлось проявить некоторую прыть, чтобы оказаться в салоне раньше его, достать пистолет и переложить его в левую руку. Он опасался, что милиционер с первого момента может заметить вырванные из замка зажигания провода, но тот с поистине царской величественностью уселся и отвернулся, глядя в окно. Обозвав его про себя индюком, Рыбак вырулил на дорогу и, быстро набирая скорость, поехал по дороге.

— Эй! — окликнул его милиционер, когда они поравнялись с его напарником, сидевшим в машине и не смотревшим в сторону проезжей части, занятым каким-то своим делом. — Стой! Приехал уже.

— Не могу, — ответил Рыбак, демонстрируя пистолет, при виде которого у Полкана удивленно расширились глаза. — Тормозов у меня, понимаешь, нету.

— Ты? — скорее растерянно, чем удивленно спросил человек в форме. Теперь он не выглядел ни величественным, ни уверенным в себе представителем власти.

— Ага. Я. Узнал?

Спросил и понял, что вопрос прозвучал с подтекстом. Сам того не желая, он спросил про то, что интересовало его, наверное, больше всего. Способен ли кто-нибудь узнать его сейчас? Кто-нибудь из той, прошлой жизни, за которую он сейчас раздает долги.

Но Полкан, видно, не заглядывал так далеко в прошлое. А может быть, и правда не узнал.

— Ты чего? — спросил он высоким от страха голосом. — Убери ствол. Давай разойдемся. Ты же знаешь, что тебе может быть за это. Отпусти. Все нормально будет.

Говорил он торопливо, быстро выговаривая слова, отчего они не становились более убедительными, но в целом верно повторяя наскоро прослушанный курс по установлению психологического контакта с вооруженным человеком, называемый среди милиционеров «антитеррор». Начальство, инициировавшее эту короткую учебу для своих сотрудников, исходило, видимо, из того, что в это неспокойное время, когда что ни день — из разных концов страны звучат сообщения о захватах заложников, о вооруженных нападениях и, вообще, о применении оружия, знания по общению с вооруженным человеком, направленные на его нейтрализацию, не могут быть лишними. Большинство личного состава, как это бывает, отнеслось к учебе как к очередной блажи руководства, и курс «прослушали». Полкан же, видно, отнесся к мероприятию не так формально. Может быть, оттого, что каждый день имел дело с людьми, которых приходится разоружать по меньшей мере формально, освобождая их от наличных. А может быть, просто память хорошая, цепкая. Но слушать его от этого не стало приятнее, и потому Рыбак резко сказал:

— Заткнись!

Милиционер послушно кивнул и ненадолго замолчал продолжая пялиться на человека за рулем. Лежавший на его коленях полосатый жезл слабо дернулся, каменно сжатый побелевшими на костяшках пальцами.

— Не балуйся! — ствол пистолета остановился на уровне груди милиционера. — Брось палку под ноги. Аккуратно. Без замахов и резких движений.

Полкан с видимым усилием разжал пальцы, выпростал кисть из ременной петли и бросил палку под ноги. Аккуратно, без рывков у него сделать не получилось. Ну это и понятно. Нервничает человек. Волнуется. До этого, надо думать, ему не приходилось попадать в подобные ситуации. Ну да, как поется в одной песне, все в жизни бывает в первый раз, и Рыбак не стал делать ему замечание по этому поводу.

Впереди, километра через три, был стационарный пост ППС, который можно проскочить, но на котором можно и крупно погореть. Стоящие там парни с автоматами не расстаются. А сзади уже вполне мог спохватиться напарник Полкана и начать преследование. Нужно уходить с трассы в тихое место, где можно будет без помех порасспросить милиционера.

Кончился очередной населенный пункт, за которым начиналась дорога, идущая к заброшенным торфоразработкам. И раньше-то она оставляла желать лучшего, а в последние годы, когда за ней никто не ухаживал, она и подавно превратилась в сплошные колдобины, и успешно преодолеть их возможно только на тракторе или на вездеходе с приводом на все колеса. Нечего и думать о том, что по такой дороге можно проехать, держась за руль одной рукой. Но и ехать рядом с Полканом без того, чтобы держать его на мушке, было тоже как-то неуютно. Сейчас он деморализован и напуган, а несколько минут спустя вполне может прийти в себя и проявить опасную активность.

Рыбак свернул с дороги на проселок, первые несколько метров которого выглядели вполне проходимыми, и остановил машину. Слева, метрах в двадцати от машины, начинался забор, окружавший участок с довольно потрепанным частным домом.

— Ну? — спросил он, поворачиваясь к своему пленнику всем корпусом и перекладывая пистолет в правую руку.

— Что? — быстро переспросил милиционер, в свою очередь тоже поворачиваясь.

Сзади, с дороги, послышался шум, и Рыбак невольно посмотрел в ту сторону. Мимо них по обочине ехал лязгающий гусеницами бульдозер с поднятым ковшом. И в этот момент Полкан решил проявить героизм. А может быть, просто жизнь свою спасал, что, в общем-то, понятно и даже правильно. Он кинулся на Рыбака, правым кулаком целясь ему в лицо, а левой рукой отводя в сторону пистолет. И ему это почти удалось. Всё решили мгновения и миллиметры. Рыбак успел отклонить голову, но этого не хватило для того, чтобы полностью избежать удара. Внушительный кулак больно пропахал его щеку и ухо. Но это уходящее от удара движение дало больше, чем просто уход от силового контакта. Подавшись всем телом в сторону заднего сиденья, Рыбак избежал захвата своей правой руки, и его пистолет оказался таким образом свободен. Впрочем, это могло быть весьма недолгим достижением. И он, почти не задумываясь, не то чтобы автоматически, но и не продумав до конца своих действий, каким-то невероятным образом изогнул кисть и нажал на курок. Причем ему самому показалось, что момент нажатия на спусковой крючок пистолета пришелся на тот период, когда его кисть еще только проделывала свое почти престидижитаторское движение и линия ствола продолжалась где-то в области боковой стойки автомобиля. То есть, когда выстрел прозвучал, он был уверен, что пуля в лучшем случае пролетела рядом с головой милиционера.

Отдача отбросила руку назад и в сторону, а пистолет он удержал вообще чудом. Тесный салон наполнился едким пороховым дымом, сразу начавшим резать глаза и щекотать в носу. Но это не помешало увидеть пулевое отверстие в голове Полкана, а секундой позже и дыру в лобовом стекле, забрызганном кровью.

Все. Рядом с ним сидел труп. Прозвучавший в машине выстрел должен быть хорошо слышен. Рядом жилой дом, сзади дорога. Короче говоря, вокруг достаточно людей, одни из которых испуганно замрут, другие бросятся любопытствовать, а третьи непременно поделятся услышанным, а то и увиденным с милицией.

Концом ствола оттолкнув от себя мешком заваливающийся на него труп, Рыбак сунул пистолет в карман и, включив первую передачу, двинулся прямо, спеша убраться подальше от опасного места. Машина запрыгала по колдобинам, и через пару десятков метров он едва успел вывернуть руль, чтобы не впороться в глубокую колею, в которой виднелась вода. У него был реальный шанс посадить машину на брюхо, и тогда она не смогла бы тронуться с места без посторонней помощи.

Он сам не ожидал от себя подобной прыти. Быстро переключая передачи и умеренно газуя, он, должно быть, со стороны напоминал профессионального автогонщика-слаломиста, изо всех сил рвущегося к финишу. Он скользил по мокрой траве, на скорости перемахивал через лужи и выбоины, подминал бампером кустарник и мелкие деревья, вспахивал колесами рыхлую почву и все время почти физически чувствовал чье-то дыхание в затылок.

Наконец он увидел перед собой обширную лужу, в которую входили следы широких колес. Ясно было, что легковушке это препятствие не преодолеть. Чертыхнувшись про себя, он вывернул руль вправо — туда, где кустарник казался пореже. Газанул посильнее, и по внешней поверхности лобового стекла защелкали ветки, а по днищу что-то заскреблось. Это была финальная, сумасшедшая часть его поездки, когда понятно, что скоро, может быть, прямо сейчас, сию секунду, он остановится, уперевшись в очередное, уже непреодолимое препятствие. Но азарт, желание проехать еще несколько метров, гнали вперед, и он объезжал чахлые березки, мял кусты, куда-то плюхался колесами до тех пор, пока машина не встала, забуксовав на влажной и рыхлой торфянистой почве.

Он сделал последнюю, заведомо безнадежную попытку сдать назад и проехать еще несколько метров, которые все равно ничего не решили бы, но колеса только глубже зарывались, а машина не трогалась с места. Можно бы, конечно, попробовать ее вытолкать, но смысла в этом не было никакого. Заглушив двигатель, он посмотрел на неподвижное тело рядом с собой. Полкан мертв. Он добился того, чего хотел. Теперь нужно уносить ноги.

Внезапно он почувствовал усталость и опустошение. Не хотелось никуда бежать. Сейчас бы закрыть глаза и посидеть так, ни о чем не думая, ни о чем не заботясь. Просто расслабиться. Преодолевая неожиданную слабость, он дотянулся до кобуры мертвого человека и достал из нее табельный ПМ. Вышел из машины и огляделся. Он стоял в мелколесье, и с этого места не видна была дорога, точнее ее кошмарное подобие, по которой он ехал последние несколько минут. Мелькнула мысль, что неплохо бы сжечь машину вместе с телом — все следов меньше будет, но, вспомнив свое первое о ней впечатление, то, насколько заботливо ухаживал за ней неизвестный и наверняка уже расстроившийся хозяин, не стал этого делать, пожалев человека. Шагая по лесу, он подумал, что подобного рода жалость не доводит, как правило, до добра. Ну и ладно. Ну и черт с ним. Отойдя от брошенной машины метров на двести, он сорвал с себя рабочий костюм и бросил его в черную торфяную воду, за неимением камня придавив его трухлявым обломком березового ствола.

Неподалеку шумела дорога, и он пошел в ту сторону. Вряд ли милиция успела начать большую облаву, и он вполне может рассчитывать на то, что, смешавшись на остановке с пассажирами, сможет убраться из этого, ставшего для него опасным, района. Первоначальное намерение пробираться к железнодорожной ветке, где ходил «тарзан», он оставил — навалившаяся на него безразличная усталость не позволяла ему выделывать всякие сложные и многотрудные выкрутасы.