Он сразу узнал этого мужика, едва тот вышел из подъезда, несмотря даже на то, что тот низко надвинул кепку, шел, наклонив голову, рассматривая асфальт под ногами, и лица его почти не было видно. Может, потому узнал, что очень хотел. Как говорят, сердцем.
— Он! — жарко выдохнул Атби в ухо Вахи, хотя даже, говори он в полный голос, мужик все равно бы не услышал. — Берем?
— Погоди. Давай сначала посмотрим, куда он идет.
— Да какая нам разница, куда этот ишак идет?
— Подождем.
Это было просто чудо, но мужик подошел к воротам именно того гаража, в который он пытался заглянуть. Сердце не обманешь!
— Вот теперь можно! — решил Ваха, и уже через несколько секунд его машина перекрыла выезд из гаража, где скрылся мужик в кепке.
Тот еще машину не успел завести, а Атби уже вытащил его на холодный бетон и ударом ствола в зубы рассадил ему губу.
— Вы что? — испугался мужик.
— Как тебя звать? — спросил его Ваха, садясь на корточки.
— Вам машина нужна?
— Зовут как?
— И… — мужик сглотнул смешавшуюся с кровью слюну. — Иван.
— Молодца, Иван. Жить хочешь?
— Да… То есть… Что вам нужно? Машина? Забирайте. Я никому не скажу! — таращил глаза мужик Ваня, сидя в неудобной позе на холодном полу.
— В жопе мы видали твою машину! — крикнул Атби, сильнее вжимая в его щеку ствол ТТ. Ему было интересно смотреть, как от боли морщится мужик, но не смеет не только пошевелиться, но и возразить. А как бы, интересно, повел себя тот, с собакой? — Мы сейчас ее сожжем вместе с тобой. Но сначала порежем тебя на куски. Как шашлык, знаешь?
— Не надо.
— Жить, значит, хочешь? — спросил Ваха.
Иван быстро кивнул, глядя ему в глаза, и грубый ствол пистолета снова больно впился ему в щеку.
— Тогда я тебя сейчас спрошу, а ты мне ответишь. Понимаешь меня? Только очень по-хорошему тебе говорю: не обманывай меня. Когда приходит товар?
— Какой товар?
Ваха без замаха хлестнул его по глазам ладонью. Мужик схватился за лицо, а Ваха полез ему за пазуху и вытащил бумажник с документами.
— Попов Иван Кириллович. Вот видишь! Когда хочешь, умеешь говорить правду. И тогда тебе совсем не больно. Да? А когда обманываешь — больно. И будет еще больнее. Может, тебе руку сломать?
— Не надо! — послышался сдавленный голос из-за прижатых к лицу ладоней, между пальцами которых блестел напряженно вытаращенный глаз.
— Ладно, не буду пока. Опусти руки. Что ты — как женщина? Когда придет товар от Ибрагимовых?
— От каких…
Он не успел даже договорить, как Атби зло ударил его рукояткой пистолета по плечу. Раздался неприятный звук лопнувшей струны. Наверное, сломалась ключица. Мужик взвыл, и пришлось его угомонить еще одним ударом в пасть.
— Я же тебя предупреждал, — проговорил Ваха, обращаясь к зажмуренным от боли глазам и одновременно делая знак Атби, чтобы тот поумерил свой пыл. Рано пока калечить Ивана — может еще пригодиться. — Будешь правду говорить?
— Угу, — промычал тот разбитыми губами.
— Вот это правильно. Вопрос повторить? Когда?
— Сегодня.
— Так. Вот теперь хорошо. Во сколько?
— Не знаю… Я правда точно не знаю! Может, скоро. Дороги…
— Не кричи. Говори спокойно. Ты мужчина или кто? Сколько товара ждешь?
— Двадцать тонн.
Сначала Ваха замер, переваривая услышанное. Двадцать тонн? Двадцать тонн наркотика? О таких количествах он даже не слыхал. Даже не представлял себе такого. Неужто ему ТАК повезло? А потом понял. И не слишком сильно ударил по руке Ивана, лежавшей на переломанной ключице.
Такого звука Атби не слышал ни разу. Иван завыл-завизжал-застонал. Тонко и громко. Так должны выть собаки на кладбище, над свежей могилой своего хозяина. Не одна, а сразу несколько, на разные голоса, сливающиеся в один похоронный хор. Этот жуткий звук продрал его до мороза по коже, и он не сразу сообразил, что нужно делать, и очнулся только тогда, когда увидел руку Вахи, зажимавшую полуоткрытый рот извалянной в бетонной пыли кепкой.
Вой скоро прекратился. Остались только растопыренные болью глаза, побелевшие, в которых застыл ужас.
— Ты мне надоел, — зло прошипел Ваха, приближая свое лицо к этим полубезумным глазам. — Я тебя сейчас буду убивать, говно. Сначала я отстрелю тебе яйца. А потом выдавлю глаза.
Он поднес палец с плоским ногтем к побелевшему глазу, задевая им мелко подрагивавшие ресницы. Атби смотрел на это и думал, что вот сейчас, еще секунду спустя, — и на него, на его ботинки вытечет то, что еще пока выглядит глазом. Или выкатится неровным разноцветным шариком? Точно он не знал, потому что ничего подобного до этого не видел.
Но теперь ему не суждено этого узнать. Ваха сильно оттолкнул от себя скомканную кепку, и голова мужика вдавила тонкую жесть крыла, секунду спустя с пробочным звуком выгнувшуюся обратно.
— Спрашиваю последний раз.
— Что? — ошарашенно переспросил Иван. Он уже поплыл и мало что соображал от заполнившего его от пяток до макушки животного ужаса, он забыл все, кроме того что сегодня, вот сейчас, его будут жутко и страшно убивать.
— Сколько будет товара? — раздельно произнося каждое слово, как будто выпевая под одному ему слышную мелодию, спросил Ваха. — Сколько наркоты?
— Нарк… — произнес мужик и икнул. Потом еще раз. И еще. Его тело начала сотрясать неостанавливаемая нервная икота, сквозь которую не могло пробиться ни одно слово, ни один другой звук, кроме этих бесконечных йик-йик-йик и судорожных заглотов воздуха между ними.
Несколько секунд Атби потрясенно смотрел на него. Мужик не только икал. Каждое содрогание тела отдавалось болью в его сломанной ключице, он хватался за нее, кривил лицо и пытался, затаив дыхание, остановить мучительную икоту. Но ничего у него не получалось. И тогда Атби от безысходности, от злости на этого идиота, ударил его носком ботинка в живот.
Мужик захлебнулся воздухом и сложился пополам. Но икать, как ни странно, перестал.
Ваха взял его за шиворот и силой заставил принять прежнее положение.
— Ну? Сколько?
— Я точно не знаю. — И поспешно добавил: — Знаю только, что четыре места.
— Что за места?
— Туши. Четыре туши. Товар… То есть…
— Понятно. Говори.
— Говорю-говорю. Зашит внутри. В тушах.
— И когда доставать будут?
— Сразу. Как только машина встанет под разгрузку, эти туши отложат в сторону и… Дальше не знаю.
Этот и без того не слишком упитанный мужик сейчас напоминал сдувшийся воздушный шарик. Он сказал все, что знал, и ему больше нечем было цепляться за жизнь. Наверное, он и сам это понимал. Сейчас его можно было убивать, и его смерть ничего бы не изменила в мире. Кроме как для его самого и его семьи.
Но Ваха решил иначе.
— Слушай меня. Внимательно слушай, что я тебе сейчас скажу. Если ты хочешь жить, — поедешь с нами. Покажешь мне все на месте. Потом я тебя отпущу. Если хочешь, то я сам тебя отвезу к врачу. К очень хорошему врачу.
Мужик затряс головой, не зная, соглашаться ли ему на врача, что вполне могло означать путешествие, скажем, в крематорий, или отказываться, обидев тем самым такого вспыльчивого и жестокого человека.
— Я сам. Сам, — наконец проговорил он, внимательно наблюдая за реакцией на эти слова.
— Как хочешь, — равнодушно согласился Ваха. Судьбу этого человека он все равно уже решил. — Поедем на моей машине. Где ключи от гаража?
Усадив Ивана на заднее сиденье, Атби запер гараж и уселся рядом с ним, уперев ему в бок пистолет и внятно объяснив, что произойдет с мужиком, если он подумает шуметь или делать лишние движения.
Когда они покинули двор и отъехали подальше, Ваха позвонил по мобильному телефону. Говорил он на родном языке, несколько отличном от ингушского, но в целом Атби его понимал. Ваха собирал боевиков.
Они пересекли Ленинградское шоссе и, немного удалившись от оживленной магистрали, остановились на обочине. Нужно было подождать вызванных людей, но Ваха не собирался тратить время впустую. Он обернулся, поворачиваясь к пленнику всем телом.
— Куда сейчас поедем?
— Ко мне. На работу.
— Это я понял. Я спрашиваю куда.
— На хладокомбинат. Тут недалеко.
Мимо них на малой скорости проехал милицейский УАЗ и остановился перед их машиной метрах в пяти.
— Скажешь, что попал в аварию. Мы везем тебя в больницу.
К ним вразвалку шел милиционер с коротким автоматом под правой рукой. Ваха под нос пробурчал ругательство и полез из машины, не дожидаясь, пока тот сунет свой нос в салон.
Несколько минут Атби с напряжением наблюдал за тем, как его товарищ объясняется с милиционером, показывает ему документы и что-то спрашивает, тыча руками то на машину, то куда-то в сторону. Потом его внимание отвлек сидевший рядом мужик. Вроде бы он ничего не делал, но ритм его дыхания изменился и он неуловимо подобрался. Наверное, пользуясь ситуацией, готовился выйти из машины. Атби зло посмотрел на него и сильно ткнул стволом пистолета под ребра, отчего тот охнул и скривился.
— Только шевельнись! Застрелю сразу, — пообещал Атби, в душе сильно сомневаясь в том, что сможет сдержать это обещание. В конце концов, он не самоубийца. Но мужик испугался и больше не затаивался, готовясь к рывку.
Переведя взгляд на Ваху, он успел заметить, как тот отдает милиционеру несколько купюр, кивает и возвращается обратно. Он еще садился в машину, когда милицейский УАЗ тронулся с места.
— Шакалы. Поехали отсюда.
Около часа они бессистемно перемещались по улицам. Ваха при этом старался держаться в центре автомобильного потока, не вырывался вперед на светофорах и, вообще, вел себя как примерный водитель. Время от времени он о чем-либо спрашивал мужика, и тот больше не тянул с ответами. Атби заметил, что его левая рука все время лежит безжизненно на коленях. Если бы не это, то, наверное, он тогда выпрыгнул бы из машины.
За этот час он узнал немало нового о своих родственниках. Они, оказывается, были очень, просто очень богатыми людьми. И до этого он знал, что они не бедные, что занимаются наркотиками. Но истинные объемы их операций становились ему ясны только сейчас. Со слов Ивана получалось, что они прокручивали десятки миллионов долларов, а значит, и зарабатывали соответственно. И после этого они что-то пожалели для него? Для своего родственника?! Злоба против них начинала буквально душить его и, чтобы хоть немного ее выплеснуть, он сильно тыкал пленника пистолетом, отчего тот только вздрагивал, испуганно косился и старался отодвинуться подальше, вжимаясь в дверцу.
Наконец они встретились с людьми Вахи на автостоянке около аэровокзала. Они приехали на массивном джипе «ниссан» и ходком «мерседесе» трехсотой серии. Семеро крепких парней с оружием под одеждой солидно подошли к машине Вахи, переговорили, со скрытым любопытством посматривая на незнакомых им седоков, и вернулись в свои иномарки.
Операция началась.
К воротам хладокомбината первым подъехал Ваха. Опустив стекло рядом с Иваном, Атби плотно вжал ствол ему в бок. Тот высунулся навстречу охраннику, вышедшему из ворот на автомобильный гудок.
— Привет.
— Здорово. Ты чего это? — с любопытством спросил охранник, показывая на его разбитое лицо.
— В аварию попал. Машина двести сорок два пришла? С мясом.
— С полчаса уже. Тут ее хозяева приехали. Тебя спрашивали.
— Вот видишь, как получилось… — жалобно сказал Иван и быстро добавил, подчиняясь очередному тычку пистолета. — Пропускай давай.
Охранник вернулся в свою будку и раскрыл створки ворот. Нарочно медленно Ваха двинулся вперед, и сразу за ним рванули его боевики. Двое выскочили из джипа и бросились в сторожку, нейтрализуя охрану. Они должны были обеспечить отход отряда с территории и предотвратить возможное преследование. Пользуясь указаниями Ивана, Ваха рванул вперед, ко второму холодильнику, где арендовали морозильную камеру Ибрагимовы.
Еще издали Атби увидел авторефрижератор, стоявший на разгрузке. Чуть ли не из-под колес их машины шарахнулся в сторону крупный мужик с перекошенным лицом. На платформе стояла группа людей, среди которых он увидел дядю Тархана.
Все эти картины вставали перед его глазами как отдельные фотографии, а не как непрерывное действие, до тех пор пока кто-то из людей Тархана выхватил пистолет.
Когда прозвучал первый выстрел, все переменилось.
Ваха бросил свою машину под прикрытие рефрижератора и первым выскочил из нее, сразу пропав из поля зрения. Атби выбрался на другую сторону и с ходу выстрелил в человека на пандусе, замешкавшегося с доставанием чего-то из кармана куртки. Было ли у него там оружие или, к примеру, застрявшая перчатка, он не знал и знать не хотел. Человек упал на спину, отброшенный назад мощным выстрелом. Из-за рефрижератора прозвучала автоматная очередь, в которую вклинились тявкающие звуки пистолетных выстрелов. Атби разбежался и прыжком преодолел небольшую высоту, оказавшись на дебаркадере, по которому двигался выруливавший из рефрижератора оранжевый электрокар, груженный мерзлыми тушами. Его водитель смотрел на него остановившимся взглядом смертельно перепуганного человека, потерявшего способность самостоятельно соображать и принимать решения. Но он сейчас интересовал меньше всего. Атби вскинул пистолет и выстрелил в человека в черной кожаной куртке, стоявшего к нему боком и стрелявшего вдоль борта фуры из пистолета. Первый выстрел ударил его в плечо, разворачивая на девяносто градусов. Второй пулей, попавшей ему между лопаток, Атби свалил его.
Теперь он разобрался в том, что происходит. Часть людей, окружавших Тархана, успели отступить к воротам холодильника. Не считая дяди, двое или трое максимум. Трое остались прикрывать их отход. Одного он завалил. Еще один лежал неподалеку, конвульсивно подрагивая ногой. Третий спрятался за бетонной колонной и стрелял в боевиков Вахи. А на самого Атби продолжал двигаться электрокар, делая длинную дугу. Атби отскочил, чтобы не угодить под колеса. Кар ударился о колонну широким металлическим бампером. Водитель, словно очнувшийся от этого удара, спрыгнул и побежал внутрь холодильника. Кар проскрипел по бетону, преодолевая сопротивление и меняя при этом траекторию движения, и в считанные мгновения преодолел отделявшее его от края платформы расстояние. Подпрыгнул на металлическом ограничителе и повалился вниз, на короткий миг зависнув в воздухе. От удара о землю он перевернулся, опрокидываясь и перебрасывая через себя туши, которые нереальным, сатанинским дождем посыпались на машину Вахи, выдавливая лобовое стекло, сминая крышу и капот. На мгновение Атби представил, каково сейчас оставшемуся в ней мужику, сейчас, когда ему в морду лезут полуотрубленные ноги с белыми срезами костей, с синими сухожилиями, а сверху прогибается крыша, вдавливая его в сиденье. Его начал сотрясать смех. Вот уж кому не позавидуешь! Кладовщик, погибающий под тяжестью товара, который он обязан хранить.
Прозвучала еще одна автоматная очередь, и спрятавшийся за колонной стрелок вывалился из-за нее, брызгая кровью из простреленной головы.
На дебаркадер один за другим запрыгивали боевики. Одни держали в руках автоматы, другие пистолеты. Вбегая в открытые ворота холодильника, они стреляли в разные стороны. Хотя там и горели лампы, но по сравнению с улицей внутри было слишком темно, чтобы что-нибудь увидеть. Поэтому стрельба велась вслепую и оттого была особенно массированной, призванной напугать противника, заставить его спрятаться, переждать шквал, а за это время глаза нападающих привыкнут к полумраку.
Атби, справившийся с приступом смеха, хотел было рвануться за ними, но непроизвольно оглянулся назад и увидел Ваху, с пистолетом в руках стоявшего около своей изуродованной машины, на крыше которой топорщилась обрубками ног, как еж иголками, говяжья туша. Сначала он подумал, что его приятель горюет о своем имуществе, но потом увидел, что тот пытается открыть заднюю дверцу. Зачем?
Прошло некоторое время, прежде чем он сообразил, в чем дело. Ваха хочет достать пленника. Атби хотел было позвать его с собой, за всеми, закончить начатое дело и бросить этого идиота. Прибило его там, и ладно. Но Ваха его опередил.
— Иди сюда, — махнул он рукой. — Помоги.
Из бетонного зева холодильника раздавалась какофония стрельбы, и Атби в нерешительности замер. Куда? Туда, куда рвется его разгоряченная стрельбой душа, где бой и где Тархан, в которого так хочется всадить пулю? Или к Вахе, который просит его помочь?
Спрыгивая вниз, он подумал, что в машине может остаться что-то, нужное для боя. Автомат, пулемет или гранатомет.
Ваха безуспешно дергал за ручку заклинившей двери. От удара многокилограммовой туши не только прогнулась крыша, но повело стойки и погнуло дверь. Атби заглянул внутрь. На полу, между передними и задним сиденьями, скорчившись, лежал человек.
Выбив стекло ударом пистолета, Атби рванул на себя дверцу, и та, металлически скрипнув, распахнулась. Ваха полез внутрь и, к его удивлению, стал вытаскивать Ивана, который слабо сопротивлялся и тихо подвывал.
— Где? — рывком поставив его перед собой на ноги спросил Ваха. — Товар где?
— Тут, — ответил мужик, показывая на лежавшую на машине тушу. От рывков она слабо покачивалась, шевеля обрубками ног. Жутковатое зрелище.
— В этой? — переспросил Ваха, показывая пальцем на тушу.
Теперь было видно, что мужик еле держится на ногах. Он мелко подрагивал, а его взгляд не мог принадлежать разумному человеку.
— Нет, — ответил он, быстро оглянувшись. — В другой.
— В этой? — требовательно спросил Ваха, показывая на тушу рядом с собой.
— Нет…
— А в какой?! — заорал он в лицо до смерти напуганному Ивану.
— У той… У тех нет передних ног… Ноги. Левой.
Атби оценил хитрость приметы, обозначавшей заряженный наркотиками контейнер. Не цифра какая-нибудь на боку, не значок, а небольшой заводской брак. Подумаешь, оттяпал себе забойщик на суп. Такое случается. А что именно левая нога — поди догадайся, когда у двух соседних туш отсутствуют правые.
Отпустив пленного, который без поддержки сполз на землю, Ваха бросился осматривать разбросанные вокруг туши. Выбрал одну, перевернул и глубоко запустил руку в распоротую полость. Пошарил там и потянул что-то на себя.
Выдернув руку, он показал зажатый в пальцах кусок полиэтилена.
— Есть! Нашли товар!
Глядя на его возбужденное, довольное лицо, Атби понял, почему он не видел его во время первого этапа боя. Ваха спрятался, ожидая момента, когда можно будет заняться поиском наркотиков.
Волна возмущения захлестнула его, и пальцы рефлекторно сжали рукоятку пистолета. Указательный плотно обхватил курок. Но другая мысль остановила его от выстрела.
Да, Ваха не полез в драку. Да, спрятался. Да, он больше думал о товаре, а не о бое. Но если бы он думал и действовал иначе, то сейчас вполне мог быть там же, где и один из его боевиков, лежавший на заезженном машинами асфальте с развороченным пулей горлом. И кто бы тогда заботился о товаре?
— Беги найди топор или что-нибудь, — скомандовал Ваха, не заметивший его сомнений. — Нужно это разрубить. Так не достанем. Я пока остальные поищу.
Согласно кивнув, Атби вскарабкался на дебаркадер по опрокинувшемуся кару и вошел в холодильник. Здесь было заметно холоднее и темнее. Некоторое время он двигался, плохо различая предметы перед собой. Споткнулся обо что-то, остановился и посмотрел. Человек. Вглядевшись в мертвое лицо, он узнал его. Это был один из тех, кто совсем недавно помогал ему расправиться с Семой Волком и его дружком. Теперь он мертв.
Где-то в глубине помещения прогрохотала автоматная очередь, гулким эхом отскакивавшая от стен. Он замер. Небольшая пауза, и еще очередь. Он двигался, стараясь держаться поближе к стенам. Дверь одной из камер была открыта, и он заглянул внутрь, держа пистолет наготове. Теперь, когда его глаза привыкли к полумраку, он мог хорошо рассмотреть внутренность камеры, освещенной тусклыми лампочками. На полу лежат деревянные поддоны, большая часть которых занята уже знакомыми тушами, положенными одна на другую в несколько рядов. Неожиданно он увидел, как из-за красного, бескожего бока поднялась голова. Он быстро направил на нее пистолет.
— Не стреляй! — раздался жалобный голос.
Атби вгляделся. Карщик. Тот самый, который бросил свой агрегат, а сам сбежал.
— А ну слазь!
Карщик с опаской поднялся и на карачках, медленно полез к нему, скользя и оступаясь на покрытых желтоватым жиром тушах. Все это происходило так медленно, что пришлось еще раз пригрозить пистолетом.
— Где тут топор?
— Какой топор? — опешил перепуганный рабочий.
— Которым рубят! Не понял, а?
Топор оказался прямо около входа. Он лежал на засыпанной солью изрубленной колоде. Атби, войдя со света в полумрак, просто его не увидел.
Он вышел на дебаркадер, держа в одной руке большой мясницкий топор, а во второй пистолет, которым подталкивал в поясницу карщика.
— Принимай работника! — крикнул он, бросая топор вниз и стволом заставляя последовать за ним рабочего.
В этот момент он увидел у штабеля старых поддонов, сложенных под стеной соседнего корпуса, человека. Тот сидел на корточках и смотрел в его сторону. Точнее, прямо на него. Это был тот самый тип, которого чуть было не задавил Ваха несколько минут назад.
Вообще-то, сейчас у Атби было такое состояние, что наплевать на всех. Он был возбужден, опьянен победой, а в том, что они победили, Атби не сомневался. Он не думал сейчас о свидетелях и о том, что их лучше не оставлять в живых. К тому же у него было сейчас неотложное дело. Нужно было найти еще три туши — или сколько их там должно быть? — с отсутствующими левыми передними ногами. А после этого побыстрее убираться отсюда. Он прекрасно понимал, что стрельба всполошила половину района и счет идет уже на минуты, если не на секунды.
Но этот сидевший на корточках человек его притягивал. Он его смущал. Хотя бы тем, что не упал на землю и не убежал, как это сделали бы — и делали! — многие. И он не прятался. Не отводил взгляда. Он просто пригнулся, спасаясь от шальной пули, и наблюдал.
Атби спрыгнул вниз и, мельком взглянув, как карщик не слишком умело вскрывает говяжью грудную клетку, за разрубленными ребрами которой уже виден был черный полиэтилен упаковки, пошел к штабелю.
— Ты куда? — окликнул его Ваха.
— Сейчас приду, — ответил он не оборачиваясь. Он шел, не отрывая взгляда от странного человека. Тот, поняв, что его заметили, встал во весь рост. Расстояние уже было такое, что можно стрелять — не промахнешься. Но он тянул. Он хотел заглянуть в глаза человеку, который не испугался стрельбы. Захотелось увидеть в них страх.
За спиной послышались возбужденные голоса, и он понял, что это вышли боевики. У него был к ним один острый, самый главный для него вопрос, но он даже не обернулся, в упор глядя в лицо стоявшего перед ним здоровяка. С каждым шагом приближаясь к нему все ближе, он ждал, когда на этом лице проявится страх. Должен, обязательно должен наступить момент, когда воля человека ослабевает и оставшиеся без поддержки мышцы лица распускаются, обвисая мокрыми тряпками, оттягивая вниз кожу щек и губ, превращая лицо в свою полустертую копию. Но этого все не происходило. Может, он не понимает, что его ждет? Атби направил на него ствол пистолета. Так понятнее?