Бешеная кровь

Олег Самсонов

Пришедший в клуб ближе к вечеру Пирог его удивил. Сквозь привычную маску нагловатой уверенности отчетливо проглядывалась настороженность и даже нерешительность. Чем-то он напоминал расхристанного и хулиганистого мальчишку, впервые решившегося объясниться в любви своей однокласснице. Он много говорил, хвалил Олега, намекал на какие-то планы, но явно тянул время и не решался сказать что-то важное, что занимало его сейчас больше всего. Пирог даже водки выпил, кажется, для храбрости, а не для удовольствия.

Первый порыв Олега был сказать, мол, не тяни вола за хвост и выкладывай, что нужно. Он даже подумал, что речь пойдет о его племяннице, что-то неприятное, а потому мнется, не зная, какими словами это сказать. Но взял себя в руки, вспомнив, что Миха Пирогов даже в юном возрасте сентиментальностью не отличался и чужих чувств не щадил. Значит, речь пойдет о чем-то другом и нет смысла делать самому первый шаг, тем более не зная, куда этот шаг может привести. И как ни в чем не бывало отвечал на пустые вопросы.

— Слушай, — наконец сказал Пирог, решившись, видимо, на что-то. — Здорово ты этого ингуша выцепил.

— Просто повезло, — пожал плечами Олег.

— Везет тому, кто умеет. А кто не умеет — тому никогда не повезет. А если и везет, то, значит, партнеры позволили. Знаешь, как в картах? Захотят отпустить — отпустят. А не захотят… — Он усмехнулся. — Извини.

— Тебе видней, — ответил Олег. Сначала сказал, а потом сообразил, что это звучит как намек. По слухам, еще несколько лет назад Мишка Пирог в компании таких же, как он, молодых, частенько мотался в Москву, где с помощью трех стаканчиков и вырезанного из поролона шарика облапошивал доверчивых граждан. То есть был самым настоящим шулером. Только что не карточным. Но Пирог не обратил на эту фразу внимания. По крайней мере не видно было, что он обиделся.

— Уж ты мне поверь. Довелось посмотреть. Ты, как я понимаю, сейчас на мели.

— Около того, — усмехнулся Олег.

— Короче! Нужно этого Атби отыскать. Возьмешься?

— А дальше что?

— Дальше? А что дальше? Скажешь мне, и все. Больше ничего. Получишь свои бабки и гуляй.

— Это понятно. Я про этого парня спрашиваю.

Он видел, что Пирог не договаривает. Темнит. Особой откровенности Олег от него и не ждал. Кое-какие выводы он и так сделал, а всей правды ему все равно не скажут. Но, с одной стороны, ему было интересно понять, насколько честную игру ведет с ним Мишка, а с другой — не хотелось чувствовать себя дураком, болваном, которым пользуются втемную. Вроде замызганного червонца — его хоть на пиво можно потратить, хоть сигарет на него купить.

— Разберемся, — небрежно, даже чересчур небрежно ответил Пирог закуривая. — Не исключено, что рожу я ему сам начищу. Или ты хочешь?

То, что Пирог сказал про рожу, которую он собирается начистить, звучало правдоподобно. Но Олег уже не верил. Он чувствовал, что одним мордобоем дело тут не кончится.

— А где же мне его искать? Может, он домой, к себе в горы, укатил. Так мне туда возвращаться нет никакого желания. Сам понимаешь.

— Понимаю. Но не думаю. На самом деле всякое, конечно, может быть. Но я нутром чую, что в аул возвращаться он не будет.

— А он из аула?

— Откуда я знаю! Просто молодой он еще, не пуганный. Ему красивой жизни хочется. Девочек наших, кабаков, тачку шикарную.

— Так кому этого не хочется, — сказал Олег. Не то чтобы он спорил. Ему было интересно выслушать доводы Пирога, а для этого его нужно слегка раззадорить.

— Оно конечно. Только молодой да горячий, хочет всего и сразу. На этом они все и горят, молодые. Я так думаю — он в Москву сдернул.

— Москва большая, — рассудительно заметил Олег. Он совершенно не представлял, как он может там найти ингуша. Здесь ему действительно повезло. Да и город у них не в пример меньше. К тому же родной, где и стены, как говорится, помогают. А в Москве?

— Есть кое-какие соображения, — ушел от прямого ответа Пирог. — Если ты согласен, то вечером выдам тебе подъемные и командировочные. — Он усмехнулся. — Ну?

— Давай попробую, — не очень уверенно согласился Олег, удержавшись от вопроса о неведомых соображениях.

— Вот и ладушки. Тогда сиди пока здесь. Отдыхай, развлекайся. Тебе Гришаня уже все показал?

— Вроде.

— Отлично. Шары покатай или еще чего. Только много не пей. А попозже я тебя познакомлю с одним пареньком. Он тебе помощником будет. А мне надо пока кое-что прояснить. Только не уходи никуда, понял?

— Чего тут не понять? Здесь буду ждать. Долго хоть?

— Пока не знаю. Ну — будь. Советую покемарить, пока есть время. Утром уже в Москве будешь. Там на отдых времени не предвидится.

Пирог поднялся из-за стола и ушел, а Олег, глядя ему в спину, думал, что приятель детских лет ему не доверяет. Задачку обозначил, денег посулил, а когда нужно ехать, с кем и где искать этого Атби, и словом не обмолвился. Да еще и велел не выходить из клуба. Да, не доверяет. И даже не считает нужным это скрывать. Что, в свою очередь, можно даже расценить как элемент доверия. Мол, видишь, я от тебя этого не скрываю. Но зато и не устраиваю тебе всяких хитрых слежек и прочее. Цени. Такой вот парадокс.

Решив последовать доброму совету, Олег нашел Гришаню, который с привычным видом добродушно-простоватого добряка крутился около раздевалки, откуда наблюдал за входом, и сказал, что хочет пойти поспать.

— А чего так рано-то? — искренне удивился тот. Сейчас было особенно заметно, что с братом они разнятся как небо и земля. Если от того слова лишнего не добьешься, то этот весь нараспашку.

— Устал. Да и Мишка говорит, что вечером, может быть, ехать придется.

— Тогда конечно. Пошли. Хочешь я тебе кассетку поставлю? У меня такая порнушка есть — пальчики оближешь. Я себе уже целую коллекцию собрал. Есть обычная, есть с животными. Даже с мальчиками есть. Ты чего предпочитаешь?

— Ну уж не с мальчиками точно, — на ходу ответил Олег. И подумал, что под порнуху заснуть ему уж точно не удастся. Но и отказываться не хотелось. Он так долго не видел ничего подобного, а еще совсем недавно полагал, что и увидеть-то никогда больше не удастся, что отклонять эту очередную любезность Пирогова-младшего было выше его сил.

Пока Гришаня ковырялся на полке с кассетами, он, не раздеваясь, лег поверх покрывала, поудобнее подбив подушку. Хоть не выспаться, так просто отдохнуть, расслабиться. Давно он не валялся просто так, бездумно, и почти беззаботно, сытый до осоловения, с более-менее понятными перспективами на ближайшее будущее и чтобы для него кто-нибудь суетился, выискивая что получше. Это приятно.

— Вот, — продемонстрировал Гришаня видеокассету. — Очень отличная вещь. Тут сначала взрослые тетки, а потом молодняк. Ставлю?

— Давай, — благодушно согласился Олег, слабо махнув кистью правой руки. Он заранее готовился к удовольствию, и делать лишние движения не хотелось совершенно; тело спеленала блаженная истома, о самом, существовании которой он успел забыть.

Гришаня вставил кассету в видеомагнитофон и сказал с заметным сожалением:

— Ты смотри тут, а мне надо идти. Сейчас народ повалит, и мне нужно за порядком следить.

В его исполнении это выглядело довольно комично. Ну какой из Гришани надзиратель, а тем более хозяин? Смех один. Если бы за его спиной не маячила грозная и совсем не смешная фигура его брата, то не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, чем его деятельность могла бы закончиться.

— Давай, — без тени улыбки ответил Олег. — В случае чего я здесь буду.

Гришаня ушел, и Олег уставился в телевизор. Через пару секунд он понял, что кассета стоит не на начале. Вставать и перематывать ее было лень, а в суете Гришаня забыл дать ему пульт. Да и наплевать. Так она закончится быстрее, и тогда он, может быть, еще сумеет хоть немного поспать, как ему советовал Пирог. Это и в самом деле будет нелишним.

На экране мужик с волосатым животиком, как хотел, вертел малосимпатичную деваху, раскинувшуюся на большом бильярдном столе. Судя по отдельным словам, которыми в пылу порнокинострасти обменивались партнеры, фильм был немецким. Глядя на недотягивающие до хотя бы средней эстетики ракурсы и позы, Олег мельком подумал, что если это любимый фильм Гришани, то со вкусом у него явно не все в порядке. Впрочем, тут же забыл о слабоумном Гришане и его вкусах. Происходившее на экране полностью захватило его внимание. К пузатому присоединился блондин с заметно пропитой физиономией, и теперь они вдвоем пользовали деваху, которая морщилась словно от боли, когда блондин заправлял ей в задний проход, но при этом поощряюще выстанывала по-своему «да, да!» и сладострастно облизывала крашеные губы почему-то лиловым, как у висельника, языком. При этом обнажались ее мелкие, хищно, как у щуки, загнутые назад зубы, делая ее лицо неприятным. Олег поймал себя на мысли, что сам бы он с этой девахой сексом заниматься не стал. Уж больно она напоминала въевшегося в плоть и кровь отрицательного персонажа из какого-то детского фильма. Не то Бабу-ягу, не то ее ближайшую родственницу. Ну разве что с большого перепою. Но сейчас это не имело большого значения. Значение имел сам процесс, мотавшиеся туда-сюда полуспущенные мешочки грудей, в красных туфлях, на ремешках, широко раздвигаемые ноги, влажная темно-розовая плоть между ними, куда уставшим полупьяным гвардейцем вползала кожаная палка блондина.

Потом эту троицу сменила пара помоложе, эту пару еще одна троица, только на этот раз женщин было двое и стонали они как-то интереснее. Потом пошли титры на немецком, которого Олег совсем не знал, и по экрану телевизора побежали косые сполохи. Он подумал, что кассета закончилась, и хотел было встать, когда на экране появилось детское лицо с застывшими глазами и растянутым в неестественной улыбке ртом. Олег замер. Почти сразу он понял, что это совершенно иная съемка. Качество иное и звуковой ряд тоже.

Последующие несколько минут он смотрел на экран ни жив ни мертв. От недавного возбуждения не осталось и следа. Он даже не мог себе представить, что существует такое. То есть представить, наверное, смог бы, имей желание. Но даже тени такого желания у него никогда не возникало. И больше того: он не мог представить себе человека, который захотел бы смотреть то, что сейчас видел он.

Если до этого он смотрел на взрослых людей, которые добровольно, по крайней мере хочется в это верить, работают на ниве порнобизнеса в качестве актеров, к тому же иностранцы, то сейчас перед ним были дети лет от десяти до пятнадцати, не старше, и неловко, неумело, как ему показалось, занимались тем, что и сексом-то назвать язык не поворачивается. Ну какой секс может быть у девчонки лет десяти, у которой еще абсолютно плоская, мальчишеская грудь, отчетливо прорисованные ребра и ни одного волоска растительности, кроме как на голове. Или пацанчик лет двенадцати, худой как щепка, которого какой-то мужик (лицо сознательно не показывается)… Слова-то приличного не подобрать. Сношает? Пусть хоть так. Сношает в задний проход.

Дети, подростки меняются местами и позами, одни исчезают, а другие появляются. Какая-то баба сисястая, соски которой двое — мальчик и девочка — старательно запихивают себе в рот. Потом мальчишка с девочкой. Потом двое мальчишек.

Олег глядел на это в ужасе. Сил не было встать и выключить телевизор. Он смотрел и думал: какая же сволочь этот Гришаня! И это его любимый фильм?! Да его прибить мало. И наплевать, что он слабоумный. Какого черта! Слабоумный — вот и нечего ему среди здоровых делать. А то еще наплодит таких же уродов! Вот житуха-то будет…

Олег резко встал и шагнул к телевизору, намереваясь сначала выключить его, а потом и Гришаню. Ну и гад! А он еще его жалел, в обиду когда-то не давал. Да лучше бы его прямо в детстве прибили. Было бы на земле одним придурком меньше. И может быть, одной такой кассетой.

Но в этот момент неизвестный режиссер создал новую сцену. Олег даже не сразу понял, что это. Да, честно говоря, и понимать-то не очень хотел. Но его остановили смотревшие с экрана глаза. Они показались ему непропорционально большими и глядевшими в упор. И еще очень знакомыми. Он замер перед телевизором и с тревожным вниманием стал смотреть на экран, где семь или восемь мальчишеских и девчоночьих тел сплелись в змееподобный клубок, вытворяя немыслимое.

Аленка? Там, среди них, Аленка?

Олег стоял и смотрел, пытаясь в мелькании тел и лиц разглядеть знакомое лицо. Вот вроде… Нет, камера краем мазнула по щеке и переместилась на чей-то круглый зад. Зрелище продолжалось минуты четыре, и за все это время ему не удавалось рассмотреть только одно, одно-единственное лицо. Когда фильм закончился, он схватил пульт и перемотал назад, на то место, где на него посмотрели глаза. Неведомый оператор только один раз позволил себе такой кадр. Выглядывавшие из-за острого мальчишеского плеча глаза с челкой над ними. Специально это сделал или случайно получилось — не понять. Прокрутив это место дважды, Олег нажал на кнопку «стоп-кадр» и несколько минут в упор смотрел, узнавая и сомневаясь. Она? Или нет? Если бы еще часть лица. Хотя бы еще одна щека и нос. Или даже часть носа. Тогда бы он был уверен. А так… Он смотрел, до слез напрягая глаза, но чем дальше, тем меньше был уверен, что это его племянница. А посмотрит чуть-чуть сбоку — она.

Он оторвался от созерцания, когда услышал за дверью знакомые быстрые шаги. Нажал на кнопку «пуск» и подошел к холодильнику, дверцу которого успел открыть одновременно с открыванием Гришаней входной двери.

Сдерживая себя, замедленно-лениво обернулся через плечо.

— Водку будешь? — спросил он, отворачивая горевшее лицо к холодному нутру холодильника.

— Да рано еще вроде. Мишка ругаться будет.

— Наверное, — безразличным голосом ответил Олег, доставая бутылку и прижимая ее к пылающей щеке. В его голове хаотично двигались непродуманные желания и намерения. Он смотрел прямо перед собой, пытаясь прийти хоть к чему-то. К чему-то относительно разумному.

— Ты чего холодильник-то? Закрой, — сзади попросил Гришаня.

Недоумок чертов.

— Ага. — Олег послушно захлопнул дверцу, шагнул к креслу и осторожно опустился в него. Он сейчас старался не делать резких движений. Любое такое движение способно вызвать лавину еще более резких — это он буквально предощущал. И потому старался нести себя так, как хрустальный сосуд. Нежно. Не расплескивая содержимого. Экономя его на будущее. Медленно взял рюмку и ровной расчетливой струйкой наполнил ее до краев. Сосредоточенно поставил бутылку на столик, повернув ее этикеткой к себе, и с полминуты ее рассматривал, как будто там можно было найти что-то новое для себя. Потом поднял рюмку, оценивающе оглядел ее на просвет и медленно выцедил водку, почти с облегчением ощущая во рту ее обжигающий вкус, на какое-то время отогнавший от него страшные картинки, все еще продолжающие мелькать на экране, на который он старался не смотреть.

— Может быть, закусить чего хочешь? — спросил Гришаня, глядевший на него с боязливым интересом. Он что-то почувствовал и ощущал себя почти виноватым, только не мог понять в чем.

— Потом, — отмахнулся Олег и пустой рюмкой показал в сторону экрана, стараясь, однако, не смотреть на него. — Никогда такого не видел. Наши?

— Конечно! — вмиг воодушевился Гришаня, радуясь прекращению затянувшейся напряженности, растворенной в воздухе. — Наши.

— Местные, что ли? — Олег поднял брови. Оставалось надеяться, что эта гримаса ему удалась и получилась похожей на настоящее удивление.

— Нет, не из города, — радостно пояснил Гришаня, вперившись в телевизор горевшими глазами.

— Да? А мне показалось что-то знакомое. Где-то я уже видел этот диван.

— Так они пачками их снимают. Стоит копейки. Знаешь, какие бабки с этого имеют?!

— Кто?

— Да я их всех не знаю. Димон мне приносит. Крутые ребята. Упакованные на все сто. Тачки классные. Ну в порядке, короче.

— Погоди. Это какой Димон? — спросил Олег, отворачиваясь и наливая себе еще половину рюмки. — Алтай? — назвал он первую пришедшую на ум кличку.

— Не-е. Воропаев. Рыжий такой.

— Рыжий?

— Ну да. Он тут недалеко живет, на Заводской.

— А-а, — лениво протянул Олег и опрокинул в себя рюмку. — Встречал, кажется. У него раньше мотоцикл вроде был.

Никакого Воропаева он знать не знал, а на мотоциклах молодняк всегда гонял.

— Не знаю. Он сейчас на «фольке» ездит.

Наконец кассета кончилась, и Гришаня вскочил, чтобы достать ее из кассетоприемника, аккуратно положить в коробку и убрать на место.

— Еще чего-нибудь поставить? — спросил он.

— Нет, — чуть поспешнее, чем было нужно отказался Олег, мотнув головой. Он уже чувствовал легкое опьянение, которое сейчас совсем было некстати. Но зато отступило сковывавшее его до этого напряжение. — Надо попробовать поспать. Или прогуляться сходить? — спросил он как бы в задумчивости.

— Скоро Мишка будет звонить, — напомнил Гришаня.

— Это точно. Ладно, попробую уснуть, — согласился Олег.

Недоумок Гришаня прав. Не стоит сейчас дразнить гусей и отправляться на поиски этого рыжего Димона, как он собирался поступить еще минуту назад. Да и время такое, что того вполне может не оказаться дома. Нужно подождать. До вечера. А пока спокойно продумать, как организовать рандеву с ним и, если получится, поспать.

Как ни странно, заснуть ему удалось. Водка, наверное, помогла, расслабила. Гришаня ушел изображать свои хозяйские обязанности, тихо прикрыв за собой дверь, Олег некоторое время думал, как быть, а потом заснул при минимальном волевом усилии. Проснулся он от того, что Гришаня трогал его за плечо и приглушенно говорил:

— Проснись. Мишка приехал. Проснись.

— Уже? — пробормотал Олег, отрывая щеку от подушки. — Сейчас иду.

— Он тебя наверху ждет. Велел стол накрывать.

— Стол это хорошо. Только пойди скажи, что лучше нам здесь поговорить. Нечего глаза мозолить.

— Да там все свои, — с укором сказал Гришаня.

— Именно поэтому. Иди скажи.

Покладистый Пирогов-младший ушел, а через некоторое время вернулся с братом, несшим на лице гримасу неудовольствия.

— Ты чего? — спросил он с порога.

— Давай лучше здесь потолкуем, — сказал Олег, успевший умыться. — А то чего мы с тобой как два артиста — все время на людях. Лично мне лишние уши ни к чему.

— Конспиратор, — буркнул Пирог и сел в кресло. Он неодобрительно посмотрел на початую бутылку водки и одинокую рюмку рядом с ней, но комментировать не стал.

— Ну, удалось чего-нибудь узнать?

— Кое-что. Но это после.

— Как скажешь. А что сейчас?

— Не гони коней, — огрызнулся Пирог. — Что нужно, то и будет.

— Угу, — промычал Олег, решив не ввязываться в ненужную перепалку. Но не удержался: — Только и я не бычок на веревочке.

Гришаня встал и подошел к холодильнику. Открыл дверцу, посмотрел внутрь, ничего не взял, закрыл и переместился к полке с видеокассетами. Пирог перестал давить Олега взглядом, покосился на забеспокоившегося брата и примирительно сказал:

— Ладно. Давай кончим собачиться. Дело впереди серьезное. Надо к нему и относиться по-серьезному. Через… — он посмотрел на часы, — через час с небольшим сюда приедет машина. Гриш! Слышишь?

— Что? — откликнулся тот, отрываясь от своих любимых кассет.

— Паша Волков подъедет. Посадишь Олега к нему.

— Сделаю, Миш.

— Чтобы непоняток не было. Он довезет тебя до Москвы. Адрес у него есть. Там тебя будет ждать человек.

— Помощник?

— Вроде того. У него есть кое-что на этого пикового.

— Понятно, — проговорил Олег. — Значит, ты мне крупно не доверяешь. Тогда, думаю, что и ехать мне не стоит.

— Кончай…

— В кулачок? — зло спросил Олег. — Или куда? Здесь сижу как под арестом. В первопрестольную под конвоем. Сведения все у помощничка, которого я даже не знаю. Или он еще и надсмотрщик заодно? Я у тебя что-то вроде служебного пса, да? Сука легавая? Тогда извини, Мишаня. Все! Хорош с меня!

Он порывисто встал.

— Стой! — выкрикнул Пирог, тоже вскакивая. — А ты что хочешь? Чтобы я вчерашнему менту с ходу поверил? Да? А мне тоже еще пожить хочется! И на кичу я тоже не спешу. Знаешь, сколько ко мне подходов всяких делают?

— Вот и разбежимся без опаски. Тогда каждый останется при своих проблемах. Я, надеюсь, еще ничего такого узнать не успел? — язвительно поинтересовался Олег. — Твои быки меня выпустят? Или прямо тут завалят? Тогда зови их. Чтобы далеко бегать не пришлось. А то запыхаются.

— Надо будет, я тебя сам завалю.

— Тогда на! Вали! Или комнатку боишься запачкать? Тогда выйдем в коридор. Заодно посмотрим, кто кого.

Пирог помолчал, глядя на него исподлобья. Его лицо в этот момент напоминало плохо раскрашенную, неживую гипсовую маску. Комплекцией он был пожиже Олега, но от природы жилистый, резкий, легко слетающий с тормозов. Он регулярно ходил в спортзал и в случае рукопашной, к которой все шло, мог быть серьезным противником.

— Чего ты хочешь? — наконец спросил он, справляясь с эмоциями.

— Под конвоем я находился до усеру. Хватит. Поеду в Москву один. На электричке. Скажи, где встретиться с твоим человеком, — встречусь. А дальше сам решу, буду я с ним работать или нет. Из-под палки пахать не стану — не скотина, — сказал Олег и сел.

Пирог постоял пару секунд и тоже опустился в кресло.

— Гриш! Дай мне рюмку, — попросил он почти спокойным, ровным, но все еще напряженным голосом. — Выпьем.

Гришаня принес ему чистую рюмку, и он разлил обоим. Олег смотрел на него, не отводя взгляда.

— Хорошо. Сделаем, как говоришь. Будь здоров. Но только…

— Не грози, — на выдохе сказал Олег и влил в себя водку. Помолчал, зажмурившись и затаив дыхание. Водку как будто подменили. Теперь она казалась противной, горькой и даже вроде сивухой отдавала.

— И не собирался, — услышал он голос Пирога.

Олег кивнул, показывая, что слышит.

— Тогда, если договорились, давай командировочные.

Открыв глаза, Олег увидел как Пирог достает что-то из внутреннего кармана пиджака. Напрягся непроизвольно. Оказалось, напрасно. Тот шлепнул на стол пачку сотенных в банковской бандероли. Немного погодя рядом лег сотовый телефон.

— Держи. Нажмешь на повтор — дозвонишься моему… То есть теперь уже твоему человеку. Я предупрежу — он будет тебя ждать.

— Ну а чего тянуть? — Олег взял трубку и нажал на кнопку повтора. На крохотном экранчике высветился семизначный московский номер. — На, предупреждай.

Пирог мгновение помешкал и взял протянутый телефон, исходившийся сигналом вызова. Не успел поднести его к уху, как послышалось громкое «алло».

— Это я. Самсон приедет к тебе сам, своим ходом. Встречай его…

— Не надо, — перебил Олег. — Утром я ему сам позвоню.

— Не так, — поправился Пирог, недовольно при этом зыркнув глазами. — Приедет, сам отзвонится. Утром пораньше. Там сообразите, как и что. Все, до звонка.

— Какой он хоть из себя? И звать как?

— Колька Шур.

— Шур?

— Погоняло его. Маленький такой, шустрый. На левом мизинце ногтя нет.

— Хорошая примета.

— Он в перчатках ходит.

— Разберемся. Все? Или еще наставления будут?

— Найди мне этого козла. Срочно. Времени в обрез.

— Сколько?

— Сутки, может быть, двое. Трое максимум.

— Ничего себе сроки! Что ж, придется постараться.

— Старайся. Не пожалеешь.

Олег не стал комментировать это обещание. Молча забрал со стола деньги, засунул их в карман, в другой убрал телефон и сказал:

— Вот теперь можно и перекусить на дорожку.

Из клуба он вышел спустя час. Почти все это время он старался есть так, чтобы не объесться, но получилось плохо, и он опять чувствовал себя перегруженным грузовиком, который с трудом движется по дороге, переваливаясь на ухабах. Начало смеркаться, и он шел по знакомой улице, небрежно посматривая по сторонам. Издалека посмотрел на окно Витькиной тещи. Оно светилось. Наверное, Валерия Осиповна устраивала там свою новую жизнь — богатую и счастливую. За углом дома стайка пацанов пряталась от ветра и курила. До них было метров десять, и были хорошо слышны частые смачные плевки. Акустика здесь такая, что ли? Он прошел мимо, направляясь к Заводской улице.

Дом шестнадцать он нашел без труда. Белого кирпича пятиэтажка с балконами, по большей части заставленными всяким барахлом, во многих окнах видны зажженные люстры из недорогих и мерцание телевизионных экранов. Район небогатых людей, что называется, простых. Здесь без проблем можно схлопотать по шее и оказаться с вывернутыми карманами. Пили здесь тоже лихо. Какой-то коммерсант сообразил поставить тут палатку, в которой продавалось спиртное, и она естественным образом сделалась местом притяжения здешних обитателей. В ней покупали, около нее пили, встречали знакомых и обменивались новостями. Некоторые, особо приближенные к зеленому змию, проводили здесь большую часть суток. Очаг культуры, одним словом. Обычно Олег не боялся подобных мест, но сейчас, имея в кармане довольно внушительную сумму, испытал некоторое беспокойство. Усилием воли взял себя в руки и пошел к палатке. Около нее еще издали увидел две скучные фигуры, явно поджидавшие тут фортуну, которая принесет им выпивку в любом виде, хоть бутылку пива на двоих.

Подойдя ближе, Олег рассмотрел их внимательнее. Явные алкаши со всеми признаками затяжной, может быть, даже многолетней пьянки. Обувь стоптанная, штаны пузырями, лица отекшие, на одном сильно ношенное пальто, второй в болоньевой куртке неопределенного цвета. В свете, льющемся из витрины палатки, виден косой шов на воротнике, шитый светлыми нитками.

Он подошел к окошку и взял две бутылки пива. Одну открыл здесь же и припал к горлышку. Краем глаза он видел, как две головы повернулись в его сторону и замерли в жадном любовании знакомым процессом.

Олег больше делал вид, чем пил. И был немедленно наказан за это. Пиво вспенилось, и пена потекла на его подбородок. Он был вынужден оторваться от горлышка и отвести бутылку в сторону, но был скорее рад этому обстоятельству. Со стороны замершей парочки послышалось невнятное бормотание. Надо полагать, профессионалы осуждали неловкие действия любителя.

Олег потряс бутылкой, смахивая с нее клочья пены. Профессионалы против ожидания не пытались скорректировать его неправильные действия. Пришлось самому проявлять инициативу.

— Мужики, — обернулся он к алкашам. — Корешка тут ищу.

— И чего? — спросил тот, что в штопаной куртке. Теперь под его левым глазом хорошо просматривался синяк.

— Да бумажку с адресом потерял. Дом вроде помню — шестнадцатый. А квартиру забыл.

— А кто нужен-то? — счастливый обладатель куртки начал волноваться, готовясь оказать услугу хорошему человеку.

— Димон Воропаев. Знаете такого? Ну рыжий. На «фольксвагене» рассекает.

— Да это… — засуетился курточник, но тут более опытный и выдержанный обладатель пальто дернул сзади за видавшую виды полу его, может быть, единственной верхней одежды.

— Чего?

— Это не такое легкое дело, — просипело пальто. — Мы тебя не знаем. Может быть, ты того.

— Чего «того»?

— Ну, может, киллер какой. Или еще чего похуже.

— Ты обалдел, отец? — обиделся Олег, прикидывая, что может быть похуже киллера.

— Обалдеешь тут. — Взгляд осторожного алкаша остановился на бутылке, из которой белой рыхлой колбаской вылезала пена. — Текет.

— Бутылку дам, — пообещал Олег, демонстрируя невскрытый сосуд.

— Две!

— Забирайте, волки, — со вздохом сожаления согласился Олег и быстро добавил: — Но сначала адрес.

— А не обманешь? — спросил шустрый обладатель куртки.

— Да как я вас обману? Вас двое, а пиво — вот оно.

— И то, — согласился тип в пальто. — Запоминай. Значит, так. Первый подъезд. Этаж пятый.

— Четвертый, — встрял его товарищ.

— Пятый! Он на последнем живет. У кого хочешь можешь спросить. Квартира слева. Железная дверь с такими гвоздочками желтыми.

— Вот спасибо, — искренне поблагодарил Олег, протягивая обе бутылки. Нераспечатанную схватил тот, что в пальто. Видимо, по праву старшего. Зато второй раньше приник к горлышку.

— Там собака у него, — предупредил он, крикнув в спину удалявшемуся Олегу. — Буль. Злой как черт.

Это было существенное замечание. В свое время Олег прошел курс по противодействию собакам и их нейтрализации. Только курс этот был ускоренным, больше для галочки, да и было это довольно давно. К тому же бультерьер. Одна из самых неприятных в этом смысле собак. Боли не чувствует, так что многие приемы к нему просто не применимы. И сила сжатия челюстей чуть ли не тонна. Такая вцепится — мало не покажется. А то и разорвет, как Тузик мячик.

Обойдя дом со стороны подъездов, он посмотрел на окна указанной квартиры. Темно. Зашел с другой стороны — та же картина. Придется ждать. Прогулочным шагом прошелся вдоль редкого строя разномастных и разновозрастных машин, по которым можно было не только изучать историю государства, но также историю имущественного расслоения его населения. Тут было почти все. От старенького «москвича» в пятнах рыжей грунтовки и со спущенными покрышками до микроавтобуса «мицубиси» с иностранной надписью на борту. «Фольксвагена» в этом ряду не наблюдалось.

Это был факт, который на самом деле немного значил. Рыжий Димон мог иметь гараж, а сам в это время находился дома, валялся в ванной или при выключенном свете смотрел по видаку свои киношки с детьми. Или пьянствовал где-то. Или снимал где-нибудь в своей норе, которую, наверное, гордо именовал студией. Или развозил готовую продукцию по точкам. Может, как раз сейчас приехал к Гришане, и тот со слюнями на губах выбирает себе новую кассетку.

От этой мысли Олегу сделалось не по себе.

Надо было поподробней расспросить Гришаню. Телефон, когда и где появляется. Тот прост и доверчив. Если не пережимать, то можно вытрясти из него все, что захочешь. Так нет же, побоялся, что тот заподозрит. Как будто не мог придумать какой-нибудь предлог. Себе, например, хочет приобрести фильмец с малолетками. И еще сопли сладкие при этом пустить, чтоб совсем похоже было. Олег сплюнул.

Нет, он все правильно сделал. Адрес он знает, приметы тоже. Ничего, подождет. Не в первый раз. А если рыжий не придет? Ранним утром ему нужно сесть на электричку, чтобы быть в Москве хотя бы поздним утром.

Господи! О чем он думает! Какая электричка? Он что — гнева Пирога боится? Ему Аленку нужно искать. А может, и спасать. Забыть нужно про электричку. Сейчас этот рыжий Димон единственная ниточка, которую никак нельзя выпустить из рук. Ведь того в любой момент может или милиция взять, или пришибить кто-нибудь. За такие дела стоит. Это как за изнасилование, если не больше. Олег хорошо помнил, как они взяли одного мужика, едва не до смерти исполосовавшего кухонным ножом прыщавого подростка из соседнего дома. Когда брали, думали, что он сумасшедший или просто урод, а оказалось, что подросток изнасиловал его дочку четырнадцати лет, а в местном отделении ему «отсоветовали» подавать заявление. Ну и разобрался по-своему. Какими словами изъяснялся тогда мужик, Олег до сих пор помнит. Тогда, кажется, у него даже появилось желание уйти из СОБРа. Брат отговорил.

Он нашел темное, неосвещенное место за трансформаторной будкой и наблюдал за подъездом больше полутора часов. Окна на пятом этаже оставались темными, хотя на четвертом в трехрожковой люстре горели все лампочки и пару раз мелькнул женский силуэт. Мысль о том, что алкаш в пальто мог что-то напутать, неоднократно посещала его. Может, рыжий живет на четвертом? Или вообще в другом подъезде, а страждущие соотечественники просто его обманули?

Он отмерил себе еще один час, после которого приступит к активным действиям. Порасспросит соседей, автовладельцев — те друг друга хорошо знают. Если надо, позвонит Гришане. Соврет ему что-нибудь. Хорошо, что мобильник теперь есть и нет нужды искать телефон-автомат, который наверняка окажется неработающим.

Но часа ждать не пришлось. Из-за дальнего угла дома появился свет мощных фар, и вскоре на дорогу, идущую вдоль дома, выехала темная иномарка. Олег вышел из-за своего укрытия и неспешной походкой освободившегося от забот человека двинулся навстречу.

Они поравнялись как раз тогда, когда иномарка на малой скорости заруливала на придомную стоянку. Олег разглядел эмблему «фольксвагена» на багажнике. Дождался?

Боясь преждевременной радостью спугнуть удачу, он остановился и стал прикуривать от одноразовой зажигалки, в которой убрал подачу газа. Чиркнув несколько раз, он спросил у молодого парня с сумкой на плече, вылезшего из машины:

— Эй, приятель! Огоньком не поделишься?

— Огонек не дележка — прикури немножко, — весело ответил парень, доставая из кармана металлический брусочек американской «Зиппо».

Олег прикурил, благодарно кивнул и, как будто любуясь, отстранил от себя горевшую зажигалку, одновременно осветив лицо парня и его волосы. Рыжий.

— Ты Димон? — радостно-удивленным голосом спросил он, возвращая зажигалку хозяину.

— А что? — уточнил тот и не то чтобы отпрянул, но заметно насторожился и потерял значительную долю своей веселости.

— Да ты не бойся. Дело у меня к тебе есть.

— Я тебя не знаю. Завтра приходи. Сейчас я спешу. Меня люди ждут.

И сделал попытку прошмыгнуть мимо. Олегу пришлось попридержать его за рукав теплой кожаной куртки.

— Да ты чего? Меня Гришаня Пирогов к тебе направил. Ну? Не помнишь такого, что ли?

Имя Гришани произвело на рыжего некоторое впечатление. По крайней мере он перестал вырываться.

— Ну и чего надо?

Однако нахал! Олег был как минимум на полголовы выше его и заметно шире в плечах, при желании мог в минуту сделать из рыжего котлету, но тот, кажется, ничуть не боялся.

— Мне кое-что нужно, — сказал он просительно, наклоняясь к самому уху Димона. — Срочно.

— Сейчас нету ничего. Завтра…

— Ты не понял? — Олег сдавил пальцами его бицепс. Это должно было быть больно. — Мне срочно надо.

Судя по выражению лица рыжего, понимание у него появилось.

— Ну ладно, — согласился он, морщась и пытаясь вырваться. — Есть у меня одна. Для себя взял. Забирай.

Он полез в сумку, но Олег его остановил, сделав зверское лицо. Похоже, получилось вполне убедительно.

— Ты чего мне впарить хочешь?

— Я не…

— Пошли, — Олег дернул его по направлению к подъезду. — Покажешь мне быстренько, и разбежались.

Может быть, рыжий и хотел поспорить, но демонстрировать свое желание не стал. Надо полагать, он в должной мере оценил физическое превосходство собеседника, переходящее в превосходство моральное. Он послушно пошел в подъезд и до самого пятого этажа не делал попыток вырваться или как-то иначе показать свое несогласие. Едва он открыл, Олег придал ему ускорение пинком колена в зад, и Димон, споткнувшись о стоявшие посреди коридора тапочки, полетел конопатым носом вперед, едва успев подставить руки, самортизировав ими резкий контакт с полом. И почти сразу его рука потянулась, к лежавшей рядом сумке. Олег нагнулся и дернул ее на себя. Открыл и заглянул внутрь. Внутри оказались какие-то бумаги, пара кассет, еще какие-то вещи и то, зачем тянулся Димон, — небольшой пистолетик. Взяв его в руку, Олег понял, что это переделанный под боевой патрон газовик. Вот ведь сволочь! Он зло пнул ногой рыжего, попав ему по лодыжке. Тот ойкнул, повернулся на бок, подтягивая ноги к животу, и через плечо опасливо посмотрел на Самсона.

— Вставай, сучонок.

Димон хрюкнул, сделал жалостливое лицо и осторожно встал на ноги, не отрывая взгляда от лица своего мучителя.

— Сейчас я дам, дам, — быстро заговорил он, направляясь в сторону комнаты. — Сейчас. У меня есть, что тебе надо.

С него слетела его недавняя самоуверенная веселость, присущая хорошо себя чувствующим в жизни людям, служащая как бы вывеской их благополучия. Теперь он был суетливым и испуганным. Могло показаться, что он полностью деморализован и готов подчиняться безоговорочно, стараясь сделать все, чтобы побыстрее избавиться от неожиданного и грубого посетителя. Но Олег ему уже не верил. Недавняя неудавшаяся попытка порноделяги воспользоваться пистолетом говорила о том, что в любой момент он готов сделать еще какую-нибудь пакость. Кто его знает, может быть, где-нибудь за шкафом припрятана штучка получше, чем бывший газовый пистолет. Поэтому Олег догнал хозяина квартиры, успевшего дойти почти до середины комнаты, схватил его за шиворот и швырнул на диван, покрытый пестрым пледом.

— Сидеть! — рявкнул он.

— А кассета? — спросил Димон, глядя на него преданным взглядом нашкодившего щенка, мигом простившего справедливо наказавшего его хозяина.

— Сиди. Кассета потом. Мне нужна одна девчонка.

— А-а, — понимающе закивал Димон, неприятно осклабившись. Эта гримаса, наверное, должна была символизировать мужское взаимопонимание в его представлении. — Усек. Но только я это… Этим не занимаюсь.

— Чего? — грозно переспросил Олег. Опять этот рыжий финтит.

— Но я знаю человека, — быстро добавил Димон. — У меня есть телефончик. Сейчас…

Он полез в карман куртки, и Олег направил на него пистолет.

— Не дергайся.

— Да ты что? Сейчас звякну, и он тебе любую телку подгонит. На выбор. Хоть целый табун.

Теперь Олег сообразил, о чем речь. Этот хмырь решил, что Олег пришел к нему за проституткой. А может быть, и придуривается, зубы заговаривает, прикидываясь, будто не понимает.

— Заткнись, сутенер. И молчи, пока рта раскрыть не разрешу.

Димон опять покивал, принимая вертикальное положение и опираясь руками о диван. Рот его при этом остался полуоткрытым. Под дурачка косит, подумал Олег.

— Вот, — переложив пистолет в левую руку, он достал из внутреннего кармана фотографию Аленки, сделанную больше года назад, когда еще были живы ее родители. На ней она была совсем еще маленькой, хотя и сейчас ее никак нельзя было назвать взрослой. Если только… Олег каменно сцепил зубы. Если только не думать о том, что ей пришлось пережить в последнее время. В том числе по вине этого рыжего мерзавца. Такое не каждому взрослому приходится переживать.

Димон осторожно взял карточку и посмотрел. На его лице хорошо было видно непонимание.

— Кто это? — спросил он, поднимая взгляд на своего мучителя.

— Смотри-смотри, — прикрикнул Олег. Неужели не узнает? Придется ему помочь. — Аленка ее зовут. Лена.

— Лена?

Или рыжий Димон был таким хорошим актером или и правда не узнал.

— Ты ее в своих киношках снимал.

— Я не снимаю никого…

— Неважно, кто снимал, — оборвал его Олег. — Где она?

— Да я не знаю ее! Ну правда же. Никогда не видел.

— Да? А тут тоже? — глухо проговорил Олег, показывая на длинный строй кассет около телевизора. — А если я сейчас найду? И рожей тебя в это ткну?

— Смотри, если хочешь. Только я тебе правду говорю. Зачем мне врать тебе? Мне что — дешевую биксу жалко!

И тут Олег не выдержал. Он шагнул вперед и без замаха ударил Димона по лицу открытой ладонью. Получилось, что он дал этой мокрице пощечину, почти как женщина или какой-нибудь старорежимный дворянин, выполнявший протокольный преддуэльный жест. Но для символической пощечины удар оказался слишком сильным. Не надо было обзывать Аленку этим блатным словом! Рыжий мотнул головой и схватился рукой за щеку, одновременно прижимая пальцами вмиг покрасневшее ухо. Сейчас у него в голове должен стоять противный звон, который бывает после удара по барабанной перепонке. Олег поднял упавшую фотографию.

— Ты чего? — заныл Димон. — Я не знаю ее. Не видел никогда. Чего ты от меня хочешь? Хоть кто она?

— Сиди и не рыпайся, — предупредил Олег, подходя к строю кассет. На их торцах были наклейки со сделанными на принтере надписями: «Русские девчонки», «Секс по-русски» — с порядковыми номерами от одного до четырех, — «Горячие малышки», «Малышки-голышки»… Он вспомнил, как называлась кассета, которую он смотрел у Гришани Пирогова. «Молодые любовники». Нашел кассету с аналогичной надписью и вставил в видеомагнитофон. Через пару секунд на экране телевизора замелькали знакомые кадры. Включив ускоренный просмотр, он нашел так поразивший его кадр.

— Ну? — спросил он. — Узнаешь теперь?

— Конечно. Это Светка. Сейчас…

Димон вскочил и, почти не выбирая, выхватил одну из кассет. Вскоре на экране появились новые кадры с голыми детьми.

— Вот! — возбужденно сказал Димон, почти прокричал, показывая на телевизор. Там девчонка-малолетка делала минет какому-то человеку — взрослому, лицо которого, как это тут принято, не показывалось. Но рыжие лобковые волосы наводили на вполне определенные подозрения.

— Не ори.

Приглядевшись, Олег подумал, что эта Светка и вправду могла быть там, на той пленке. Не соврал — паразит. Что ж, повезло рыжему. Олег почувствовал, как сковывавшее его напряжение потихоньку отпускает. Как будто голову, до этого зажатую в тисках, высвободили — и он смог вздохнуть полной грудью, с облегчением ощущая отпускающие его боль и тесноту.

— Вот видишь? — сказал Димон. — Видишь? Это Светка. Я же тебе говорил!

В голосе рыжего были праведная обида, замешенная на укоре, торжество выясненной истины и еще что-то плаксивое. Зря он напомнил о себе. Совсем зря. Сидел бы себе тихо и посапывал в тряпочку. Олег, настроившийся было повернуться и уйти по-английски, не прощаясь, но и не извиняясь, повернулся и коротким ударом в подбородок, отправил порнушника в нокаут. Тот упал, раскидывая руки и сметая видеокассеты, которые посыпались на него и на пол пластмассовыми кирпичами. Гад поганый! Вспышка животной ярости захлестнула Олега. Это же надо до чего додумался! Детей насиловать! Да еще снимать это и продавать таким же извращенцам, как он сам! Ублюдок! Хотелось топтать и пинать распростертое на полу тело, к чертовой матери раздавить его главный актерский инструмент, который он не смущается не только тиражировать в записи — это, в конце концов, его личное поганое дело, — но детей заставляет себя удовлетворять. Мразь! Но еще мальчишеских времен закон «лежачего не бить» не позволял ударить эту грязь, бесчувственно валявшуюся у его ног. Вместо этого он несколько раз пнул упавшие кассеты, срывая на них зло и выплескивая переполнившее его омерзение. Одна из них врезалась в стену и раскололась, выпуская из себя змейку блестевших спиралей магнитофонной пленки. Еще одну кассету он раздавил, а потом собрал остальные в неровную стопку и отнес их в ванную, где заткнул сливное отверстие и пустил струю горячей воды. Минут через пять все это придет в полную негодность.

Его охватило странное и опасное желание крушить. Вернувшись в комнату, он схватил полупрофессиональный видеомагнитофон, за которым потянулись шнуры, и отнес туда же, с маху бросив его в чугунное эмалированное корыто, начавшее заполняться парящей водой. В дорогущем аппарате что-то хрустнуло. В следующий свой заход он схватил с журнального столика высокую стеклянную кружку со следами пивной пены на стенках (пивком, наверное, баловался, гад, и млел перед телевизором, пуская поганые свои слюни) и швырнул ее в телевизор. Экран взорвался с громким хлопком, выбрасывая на лежавшего неподалеку человека осколки.

Олег развернулся и пошел прочь из поганой квартиры, которую по-хорошему надо было бы спалить, чтобы только пепел остался от всей этой грязи. Да только вот соседи-то в чем виноваты? Хотя и они, конечно, тоже. Надо было еще в детстве этого гаденыша приструнять, объяснять, что такое хорошо, а что такое плохо. Надо было. Только теперь этого уже не объяснить. Каждый скажет, что он-то здесь ни при чем. Для воспитания родители есть, школа и милиция. Вот они и должны заботиться о воспитании подрастающего поколения. А соседи — максимум о чистоте на лестничной площадке. Охать начинают только тогда, когда с ними что-то происходит. Или с их детьми. Тогда да, тогда конечно. Тогда и кто виноват и что делать — на все голоса. А то, что сами щусенку спускали, поощряя его на большее, на страшное, на то, что и представить-то себе не могли…

Олег пришел в себя, когда оказался рядом со знакомой палаткой. И чего он разошелся? Зачем читает лекцию людям, которых никогда скорее всего не увидит? Да еще про себя. Все это здорово смахивает на сумасшествие. И еще он вдруг почувствовал, что его трясет. Плечи и руки вздрагивают крупной дрожью, лицо дергается. Он остановился и закурил, не сразу попав кончиком сигареты в огонек зажигалки. Посмотрел на яркую витрину и решительно шагнул к ней.

На его просьбу продать водку продавщица замялась, ссылаясь на запрет, но вид помятых разномастных купюр растопил ее зачерствевшую в административно-правовых войнах душу, и она подала ему бутылку московского разлива, взяв при этом чуть ли не две цены.

Олег поймал таксиста-частника, упал на сиденье и, пока они ехали до станции, успел, отдуваясь, фыркая и морщась, отпить около трети бутылки, так что, подходя к кассе за билетом, он уже чувствовал себя почти нормально. Во всяком случае, исчезла эта неприятная судорожная дрожь, наводившая на мысли о его душевном здоровье.

Сев в вагон электрички, в самый угол около двери, он, не глядя по сторонам, неспешно допил водку, пытаясь в темном окне рассмотреть знакомые с детства места. И хотя видны были только освещенные окна жилых домов и редкие фонари на переездах, он без труда узнавал поселки, городки и даже производственные зоны, несмотря на то что в большинстве своем освещены они были более чем скудно.

Минут через двадцать он был уже достаточно пьян, чтобы почувствовать желанное расслабление. Да и пить, честно говоря, больше не хотелось. Он убрал бутылку во внутренний карман и устроился поудобнее, собираясь немного вздремнуть. В Москву нужно приехать бодрым и отдохнувшим. День впереди трудный. А то и не один. Ни поблажек, ни скидок на похмелье никто ему давать не будет.

Ленивым взглядом он обвел вагон, на всякий случай прикидывая, от кого тут можно ждать неприятностей. Двое подвыпивших мужиков играют в карты на крышке положенного на колени кейса. Клюющая носом женщина в платке. Трое подростков что-то увлеченно обсуждают, но слов за грохотом колес не разобрать. Немолодая пара, мужчина и женщина, сидят напротив друг друга и молчат. Женщина в очках читает что-то. Еще несколько человек сидят по разным лавкам; одни пытаются задремать, другие смотрят в окна. Мужик в брезентовом плаще с капюшоном, а над его головой, на багажной полке, тощий рюкзак и удочка в чехле. Двое работяг в бушлатах. Короче говоря, обычная ночная публика, едущие домой или по каким-то своим делам люди. Ничего необычного или настораживающего. Хотя место и время такое, что неприятного подвоха можно ждать от любого. Особенно от подростков. В стае они легко возбудимы и опасны. Им ничего не стоит из-за пустяка, в надежде вытрясти червонец-другой, из-за пустого бахвальства друг перед другом искалечить человека. Такие случаи бывали.

Он думал об этом лениво, вскользь, не принимая собственные опасения всерьез и этими сиюминутными размышлениями отгоняя то, о чем в самом деле следовало бы подумать, о том, например, что ему предстоит в Москве. Или — как вообще жить дальше. Но Олег понимал, что сейчас он нетрезв, а на пьяную голову хорошо решать только глобальные проблемы всепланетного масштаба, а лучше бы в компании, которой у него сейчас не было. Поэтому он просто смотрел по сторонам и ждал, когда придет первая волна сонливости, чтобы отдаться ей.

В группе подростков произошло оживление, и он посмотрел в их сторону. Судя по всему, они направились в тамбур курить. Ложная тревога.

Его взгляд случайно остановился на рыбаке, который повернул голову в сторону оживившейся молодежи, — и тут у него пропало не только всякое желание спать, но и, кажется, хмель тоже. Во всяком случае, пробежавший по телу мороз был не хуже отрезвляюще-холодного душа.

Олег увидел покойника. Или уж, скорее, привидение. Он никогда не считал себя предрасположенным к галлюцинациям к бреду, а тут такое… Пить надо бросать, что ли? Или и в самом деле крыша у него едет? То в какой-то девчонке почудилась племянница. Теперь брат. Если так пойдет, то скоро он будет видеть зеленых чертей.

Надо брать себя в руки. Отоспаться, отдохнуть хорошенько. Все это просто последствия усталости и перенесенного напряжения. Витамины там, фрукты и легкое вино под нежирный шашлычок. Еще физическая нагрузка. Все это залог крепкого здоровья и душевного равновесия.

Но как он ни подкалывал себя, как ни успокаивал, а взгляд его сам собой шарил по фигуре сидевшего к нему спиной рыбака, большей частью скрытой спинкой сиденья. Вроде похож. Если бы он хоть на секунду снял свою дурацкую шапку! А вроде и нет. Волосы седые или просто отсвечивают? Хоть бы еще раз голову повернул. Вон и пацаны уже возвращаются, а он сидит как истукан. Или спит?

Нет, это невозможно!

Олег понял, что не сможет не то что заснуть, но даже просто успокоиться. Умом он, конечно, понимал, что это не Виктор, давно похороненный. Но и наваждение это терпеть не было сил.

Он встал и, доставая из кармана сигареты, через весь вагон пошел к противоположному тамбуру, который только что продымила молодежь. Шел, не отрывая взгляда от рыбака.

Нет, не он. Седина настоящая, а не кажущаяся. Да и вообще. Просто показалось, почудилось с пьяных глаз. Такое бывает. Он прошел мимо сиденья, на котором сидел рыбак, и как бы невзначай оглянулся. Сердце не то пропустило один удар, не то, наоборот, бухнуло по ребрам с дикой силой.

Перед ним сидел и смотрел на него его старший брат Витька, с помпой и торжественными речами похороненный в прошлом году в хорошем, так называемом официальном месте городского кладбища, брат, за которого он уже неоднократно выпил как за покойного, смотрел и даже, кажется, немножко ухмылялся. И за эту ухмылку так почему-то хотелось дать ему в лоб. Может, потому только и не дал, что Витька был седой. Совсем седой, какими бывают старики, дожившие до преклонных лет пусть и с поредевшими, но своими собственными волосами, побелевшими не только от возраста, немощи и болезней, но и от суровых переживаний, от потерь, горя и волнений. Витька выглядел стариком.

Олег шагнул и сел напротив.

— Здорово, — сказал он пересохшим ртом.

— Привет, — Витька растянул губы в неестественной улыбке. — Закурить есть?

Олег кивнул, обалдевший. Не так он представлял себе встречу с братом, объявленным погибшим. То есть совсем не представлял, конечно, но все же…

— Угости. И пойдем курнем, что ли. А то уши пухнут, — сказал Витька и, встав первым, направился к тамбуру. Олег, замешкавшись на пару мгновений, пошел за ним. Он не понимал происходящего. Правду, оказывается, говорят, что иногда видишь реальность, будто происходящую во сне. Вроде все понятно и знакомо, а как-то ватно, и действовать приходится по чужой воле. Так, наверное, ощущают себя люди под гипнозом.

Он шагнул в тамбур, и Витька толчком руки закрыл за его спиной дверь. Потом притянул его в угол и быстро-быстро заговорил, близко придвинув лицо и глядя в упор:

— Здоров, братишка. Молчи! — прервал он попытку Олега сказать что-то в ответ. — Тебя пасут. Те двое, которые в карты играют. Понял? Сигареты давай.

— Что?

— Сигареты достань. Очумел, что ли?

Пока Олег, справляясь с потрясением, доставал из кармана пачку, Виктор продолжал говорить.

— Делаем вид, что мы с тобой случайные знакомые. То есть… Ладно, понятно. Зажигалку дай. Я сойду на следующей остановке. Вот тебе телефон. — Он подержал перед лицом Олега бумажку с цифрами и сунул ему в карман. — Позвони мне сегодня после обеда. Но сначала обязательно…

Виктор оборвал себя на полуслове, краем глаза заметив движение за стеклянной дверью, отделявшей тамбур от вагона.

— Разве в этом году лов, — продолжил он скучающим голосом, и как раз в этот момент двери открылись и в тамбур вошел один из картежников, на ходу прикуривая и деликатно отойдя к противоположным от братьев дверям. Со стороны посмотреть — случайный человек, неприметный, вышел покурить и уставился в нечистое стекло, за которым мало что можно рассмотреть. Курит и думает о чем-то своем. А Виктор все говорил поучающим тоном бывалого рыбака, которому и похвалиться хочется, и знаниями своими поделиться, но до откровенной пустой похвальбы опускаться ему не к лицу.

— Вот два года назад я хорошо взял. А сейчас… — он махнул рукой и затянулся, при этом напряженно глядя на Олега.

Тот терялся под этим кинжальным, неприятным взглядом. А потом понял. Брат как бы говорил ему, что, мол, подыгрывай, давай, работай, и одновременно спрашивал, как там тип за его спиной, что поделывает.

— А что хоть ловится-то? — наконец промямлил Олег.

— Да что? Сначала неплохо вроде пошло. Карасей пяток взял. Лещик даже попался. А потом всякая шелупонь. Бычки пошли, малек. И откуда только эта зараза берется? Бычка вроде там отродясь не водилось. В общем, зря, можно сказать, съездил.

Виктор ткнул его пальцем в выпуклость на куртке и вопросительно вскинул брови. Олег понял — он начал потихоньку входить в роль.

— Может, по глотку? — предложил он. — У меня есть.

— Можно, — солидно, после паузы, согласился Виктор. — Если только по глотку. А то мне на смену скоро.

Олег достал бутылку из внутреннего кармана и протянул. Виктор запрокинул ее над собой на манер пионерского горна и сделал глотательное движение. Но Олег заметил, что он заткнул горлышко языком, перекрыв поступление в рот алкоголя. Олег хитрить не стал и сделал настоящий глоток. Мужик, докурив, бросил окурок под ноги, раздавил и, покосившись на них, пошел обратно в вагон.

Виктор сразу заговорил:

— Оторвись от них. Аккуратно, без рывков. Чтобы не заподозрили. Проверься и только после этого звони. После часу дня буду ждать.

— А откуда ты…

— Все! Пошли обратно. Через минуту остановка. Мне еще вещички свои нужно забрать. Потом поговорим. Давай вперед.

Олег вошел в вагон первым. Брат следом, пряча за его широкой спиной свое лицо. Все время, пока снимал с полки вещи и прощался, он старался держаться так, чтобы между ним и картежниками находился Олег.

Когда он вышел, Самсон почувствовал себя обманутым. Он допил водку, еще раз сходил покурить и, вернувшись на место, незаметно для себя заснул и проснулся только тогда, когда электричка подъехала к московской платформе и кто-то из пассажиров тронул его за плечо. Кто конкретно его разбудил, спросонья он не заметил.