Бешеная кровь

Беслан

Его всего трясло. Уже много лет он приучал держать себя в руках и, казалось, приучил. Но сейчас никакими усилиями он не мог взять себя в руки. После звонка он в бешенстве разбил о стену телефонный аппарат. Вбежавшая на шум жена выскочила за дверь, когда он крикнул на нее, чего раньше никогда себе не позволял.

Тархана убили, Атби, других людей. И товар пропал. Весь! Весь товар, в который вложено много денег — как своих, так и чужих. Он теперь банкрот! Нищий! Да что там нищий! Любой попрошайка у базара богаче его. И кто, кто это все сделал?! Пирог! Которого он всегда крутил вокруг пальца. Он его убьет. Собственными руками разорвет.

Он потянулся к тому месту, где недавно стоял телефон, но его там не оказалось. Беслан хотел позвонить в Москву, чтобы ему прислали людей помочь рассчитаться за родственников. Не получилось. Ладно, успеет еще. А пока он должен сказать о смерти брата его вдове.

Через несколько минут в доме Ибрагимовых раздался женский вой, а еще четверть часа спустя из ворот на бешеной скорости выехали «жигули» шестой модели, за рулем которых сидел Беслан. Он был один в салоне.

Сумасшедшая езда по улицам окраины не улучшила его состояния. На перекрестке он едва не сбил старика, ведущего за руку ребенка. Чтобы избежать двух смертей, ему пришлось выскочить на тротуар. Каким-то чудом подвеска выдержала, и через несколько метров он вернулся на проезжую часть. Беслан даже не успел испугаться, хотя в другое время его бы час — не меньше — трясло после такого происшествия. В глубине души он даже хотел, чтобы сейчас все для него кончилось, оборвалось для него в измятой, расплющенной о столб машине. Он не стремился к этому. Чего, казалось бы, проще, чем вывернуть сейчас вправо руль и влететь в каменную стену старого двухэтажного дома, в котором, говорят, еще при царе жил какой-то местный купец. Или бросить машину под встречный грузовик, груженный досками. Но он не хотел для себя такого конца. По крайней мере пока. У него еще осталось кое-что на этом свете. Кое-какие долги. Нечто, что он хотел бы отдать.

Тот, кто ему позвонил, не назвался. Не назвался преднамеренно, сказав, что не может сейчас, намекая на то, что его телефон прослушивают. А кто может прослушивать? Да «друг в погонах», про которого сказал человек. Шевченко. Мразь последняя! Ел и пил с его рук, дом себе построил, машину купил, кубышку так набил, как раньше и мечтать не мог! Дочь отдыхать за границу отправляет. Вместе с семьей! И не в дешевые места в неудобный сезон, а в отличные гостиницы и в самое лучшее, дорогое время. Все мало ему. Захотелось побольше хапнуть и все сразу. Продался, гад. И еще человека своего к нему приставил. Этого Кастерина. Тот — сразу видно — за деньги мать родную продаст. Глаза аж желтым светятся от жадности. Ну, он им устроит. Такое устроит, что долго еще будут вспоминать его, Беслана Ибрагимова. Не эти двое, конечно, а остальные.

Подъехав к кафе, он оставил машину около входа, даже не закрыв дверцу, хотя обычно следил за этим тщательно. Сейчас его мысли были совсем о другом, и он, выскочив из машины, только шваркнул дверцей что есть силы и вошел в знакомый зал.

Как всегда, до обеда народу было мало, а он, опять вопреки обыкновению, даже не посмотрел в сторону посетителей, хотя уже давно взял себе за правило здороваться в своих владениях с каждым мало-мальски знакомым человеком. Когда-то давно они с братом мечтали о таком вот заведении, хотя бы одном на двоих. Желали этого страстно, копили деньги, отказывая себе во многом. А потом подвернулся бизнес на наркотиках. Как они вначале думали? Заработают на этом, откроют хорошее заведение или два и отойдут от опасной торговли. Сначала все шло трудно, с большим напряжением сил. А постепенно пошло. Обороты росли, множился их капитал, одно за другим появились эти кафе, связи и влияние. И оказалось, что те суммы, которые они когда-то представляли себе как предел мечтаний, просто ступенька, мелочь и можно зарабатывать намного больше. И еще стало ясно, что, если не слишком жадничать и не забывать смотреть в перспективу, то большую часть неприятной работы сделают за тебя другие. Ну а если поработать еще год-два, то они смогут не только иметь кафе и хороший дом, но и кое-что большее. Исподволь они уже вели разговоры о приобретении солидного дела в Москве, рассчитывая приурочить это к моменту своего выхода из опасного бизнеса.

Только момент этот все отодвигался. То нужно было помочь кому-то из своих партнеров или их друзей, которые имеют проблемы с властями и потому вынуждены менять фамилии и жить нелегально, то приходилось оказывать материальную помощь различным организациям, как правило, заявляющим о том, что они занимаются религиозным воспитанием молодежи или поддержкой центров по размещению беженцев, обычно из Чечни. Чем они занимаются на самом деле, долго гадать не приходилось, если учесть, кто просил скромных торговцев оказать многотысячную — в долларах! — помощь. Взамен они имели уважение и решение многих проблем, например с транспортировкой. Поэтому же не беспокоили их и конкуренты. Так что в другой ситуации он без колебаний обратился бы за помощью к своим друзьям и, без сомнения, получил бы ее. Если бы в предательстве не участвовал Шевченко. Представитель власти, ее доверенный, получивший законное право быть одним из хозяев города и района. Это даже не Пирог, который при всем его авторитете всего лишь мелкий провинциальный рэкетир с амбициями удельного князька и полоумным братцем, что наводит на размышления о его собственной умственной полноценности. Шевченко при всей его трусоватой осторожности может, используя только данные ему законом полномочия, в один момент превратить его в мокрое место. И, чтобы этого не произошло, в свое время пришлось потратить немало сил и средств. Потом стало казаться, что все очень надежно. Но они ошиблись. Просто забыли, что человеку всегда кажется слишком малым то, что он уже имеет. Ему нужно все больше и больше. Ему нужно уже не только свое, но и чужое.

Но и это в конце концов можно было бы уладить со временем. Через неделю или через месяц. Для этого нашлись бы и время и место. Если бы они с братом не ввязались — из-за все той же проклятой жадности — в транспортировку крупных, даже огромных партий. Правда, на правах компаньонов. Но сейчас это не имело значения. За целостность поставки они отвечали всем, и в первую очередь собственной жизнью. Те люди, перед которыми они поручились в свое время, долго разбираться не будут. Поставка провалена, и канал засвечен. Значит, они будут его зачищать, убирать ставших опасными людей, свидетелей. То есть его. И дело тут уже не в личных отношениях. Просто им легче списать всю партию в убыток, чем рисковать. Беслан хорошо знал, с какой устрашающей скоростью разносятся плохие вести. Об этом провале уже сейчас знают те, кому это нужно знать, и никто не может поручиться, что сию минуту к нему не едет парочка киллеров, изображающих из себя корреспондентов, влюбленных, бизнесменов или еще кого-нибудь. И убивать они будут не только его, но и всех, кто, по мнению их заказчиков, может знать о работе канала братьев Ибрагимовых. То есть всю их семью.

Поэтому, прежде чем уехать из дому, он отдал кое-какие распоряжения. Вернуться обратно он не рассчитывал. Но зато рассчитывал перед своей смертью кое с кем посчитаться.

В кухне, в стене за раковиной, у него был тайник. Маленький, размером не больше блока сигарет. Сделан во время строительства и в таком месте, что, даже если искать будут, не найдут. Да и кому придет в голову искать в кухне, где самый большой секрет, сколько не докладывают крупы в суп да сколько мяса своровала повариха.

В тайнике у него лежал маленький пистолет ПСМ, бесшумный, как говорили, генеральский. Покупал его давно, да так ни разу и не воспользовался. А потом и вовсе убрал подальше. Оружие, когда оно всегда под рукой, способно приносить только неприятности. Но иногда, может, всего раз в жизни, без него не обойтись. Было там еще немного денег, и он, подумав, сунул их в карман. Могут пригодиться. После чего пошел в свой кабинетик и, не садясь за стол, по памяти набрал номер телефона.

— Володя? Здравствуй. Узнал меня? Вот спасибо. Можешь сейчас ко мне приехать?

— Опять что-то случилось?

— Немножко. Когда приедешь?

— Через пятнадцать минут, — пообещал Кастерин.

— Хорошо. Жду.

Он уже знал, как будет действовать. Главное — успеть и точно сыграть свою роль. Тут важно не спешить и все сделать точно. Он встал так, чтобы видеть из окна всех приезжавших и приходивших, но за четверть часа остановилась только одна легковушка, из которой легко выбрался незнакомый молодой парень и почти сразу же вышел, на ходу распечатывая пачку сигарет, сел в машину и уехал.

Кастерин приехал на «девятке». Один и в форме. Вышел, по-хозяйски осмотрелся, аккуратно запер машину и деловито пошел в кафе. Беслан не стал его встречать в зале. Просто отошел от окна и сел за стол, положив пистолет в открытый ящик, под папку со старыми накладными.

— Что случилось? — с порога спросил Кастерин. Хотя в кабинетике был полумрак, Беслану показалось, что его глаза мерцают желтоватым светом дешевенького золота. Ждет, наверное, очередной подачки. И не похоже было, что он смущен или обеспокоен.

— Проходи. Садись, — пригласил Беслан, как и его гость не утруждая себя приветствием. — У нас проблемы. Вчера прошел транспорт.

— Да. И что?

— Кто-то сел ему на хвост.

— Кто?

— Пока не знаю. А ты?

— Ничего такого. Я сам его проводил. Все было чисто. Ты ничего не путаешь?

— Я не путаю. Надеюсь, и ты тоже. — Беслан замолчал, изображая задумчивость, хотя все уже решил. — Нужно говорить с Шевченко.

— Говори мне, а я ему передам. Да ты можешь толком сказать?

— Ему скажу. Поехали.

— Куда?

— К нему. Я буду с ним говорить.

— В кабинет, что ли? — опешил Кастерин. — Да ты совсем уже! Он же сказал…

— Я знаю, что он сказал! Но тогда было одно, а сейчас другое. Поехали быстрее.

Беслан уже сам слышал, что у него в голосе появились визгливо-истеричные интонации. Но, может быть, именно они и убедили Кастерина, который, соглашаясь, махнул рукой, сделав при этом такое выражение лица, как будто говорил: «Что с тобой, с чуркой, спорить».

Они поехали на его «девятке». Кастерин, вышедший первым из кабинета, не увидел, как тот положил миниатюрный пистолетик в карман.

Милиционер ездил лихо, но не безрассудно, явно жалея новенькую машину, любовно оборудованную стереосистемой и электрическими стеклоподъемниками. Молодой еще — ему бы все в игрушечки играть.

— Подожди в машине, — велел Кастерин, когда они въехали во двор управления.

Беслан согласно кивнул. Он подождет. Ему и самому не хотелось выходить. Он боялся, что любой из шаставших по двору милиционеров по его лицу может понять, что он задумал, — и тогда пиши пропало.

Прошло пять минут, потом десять, а Кастерин все не появлялся. Он начал нервничать. Что случилось? Неужели он сам привез себя в ловушку и милицейский начальник сейчас обдумывает, как его лучше сделать — живым или…

Кастерин появился во дворе, когда он уже несколько минут нервно сжимал рукоятку пистолета.

— Сейчас он занят. Люди у него. Давай отъедем к тебе, а минут через пятнадцать он освободится и приедет.

Беслан почувствовал подвох. Здесь они ничего ему не могут сделать. Теперь он это понял. Как это ни странно, но именно здесь он в безопасности. К тому же он не забыл, как еще вчера за ним и его братом следили. Нет, отсюда он — ни ногой.

— Будем ждать здесь, — твердо заявил он.

— Ну как ты не понимаешь!

— Вот, — Беслан достал из кармана несколько стодолларовых купюр и, не считая, протянул, — возьми. Я беру эту машину в аренду. На час. А ты иди занимайся своими делами. Я тут посижу. Музыку твою послушаю. У тебя хорошая музыка. Только ключи оставь.

— Как хочешь.

Деньги, как всегда, сделали свое дело. Скрывая удовлетворение, Кастерин вышел из машины.

Пусть уходит. Он не нужен. Похоже, он ничего не знает. Вчера, например, он быстро примчался, чтобы прогнать тех наблюдателей. Теперь понятно, что люди Пирога следили не просто так. Они знали, когда и за кем. А кто это знал? Шевченко и Кастерин. Но последний ведет себя спокойно. Приехал один, веселый и довольный жизнью. Ни следа беспокойства. Если бы он участвовал в предательстве, то не был бы таким беспечным. К тому же по телефону тот человек сказал «друг в погонах», а не «друзья». Наверное, знал, о чем говорил. Интересно, кто он. Беслан почти не сомневался, что этот человек говорил по поручению его партнеров. Тех, кого он сейчас боялся больше всех на свете. Он рассчитывал, что если он сам, своей рукой рассчитается с предателем, то их гнев не коснется его семьи. То, что ему самому выпутаться не удастся, он не сомневался. Можно, конечно, побегать, но он уже не в том возрасте. Да и семья пострадает. Кончится все тем, что его на семью же и поймают. Как рыбу на живца.

Он заметил, что рассуждает об одном и том же не в первый раз. Но ни о чем другом он думать сейчас не мог. Мог просто тихонько по-женски выть и рвать свои сильно поредевшие волосы.

Он пропустил момент, когда Шевченко вышел на улицу. Увидел его уже шедшим вдоль строя машин. Шевченко остановился, за руку здороваясь с человеком в штатском и о чем-то разговаривая. Беслан пересел на водительское место и, когда полковник разошелся со знакомым, моргнул ему фарами. Трое стоявших в отдалении и куривших молодых милиционеров посмотрели в его сторону. Один поправил висевший на плече автомат без приклада.

— Ты с ума сошел? — зло спросил Шевченко, садясь в машину. — Ты бы еще в кабинет ко мне заявился.

— Срочное дело.

— Не мог через Володю передать? Срочное! Ну что у тебя?

— Может, отъедем отсюда?

— Куда отъедем?! Я с трудом на минуту выбрался.

Беслан вздохнул и повернулся к нему лицом, не вынимая при этом руку из кармана.

— Кто-то нас предал, — медленно проговорил он, вглядываясь в лицо милиционера, который норовил не смотреть в глаза, а косил в сторону.

— Откуда ты это взял?

— Тархан мертв. Товар пропал.

— Где? — живо переспросил Шевченко.

— В Москве.

— Ну а почему ты решил, что это предательство? Может, конкуренты или еще что.

Беслан, вслушиваясь в каждое слово, в каждый звук его голоса, не услышал сожаления. Только желание побыстрее закончить разговор.

— А ты как считаешь, а?

— Не знаю. Слушай, мне пора идти. Я сегодня разберусь и тебе сообщу. А ты пока схоронись где-нибудь. Найдешь место?

Беслан видел, как рука милиционера потянулась к ручке, готовая открыть дверь. Еще секунда — и все, он уйдет.

Торопясь опередить события, он вытащил из кармана пистолет.

— Стой!

— Ты что? — Шевченко округлил глаза. — С ума сошел?

— Мне все сегодня говорят, что у меня плохо с головой. Но мне кажется, что меня просто держат за дурака. А я только хочу знать, кто нас продал и кому.

— Да откуда я знаю?! Сказал же уже — вечером. Ну убери ты его!

Беслан щелкнул предохранителем. Это движение он успел хорошо отрепетировать. Шевченко отпрянул.

— Ты умрешь, сволочь! — бешено выпучивая глаза, проговорил Беслан, оказавшийся больше не в силах себя сдерживать. Он надавил на курок, но выстрела не последовало. Со всей силы согнул палец, но от этого пистолет только задрожал в его руке. Что такое? Сломался? Он недоуменно посмотрел на оружие, поворачивая его боком к себе.

Мелькнула мысль, что не надо было держать пистолет около мойки. Он просто заржавел. И вообще, его нужно было проверить. И тут он понял, в чем дело. Флажок предохранителя был передвинут не в том положении, при котором можно стрелять. Нервничая и время от времени вслепую переводя предохранитель из одного положения в другое, он просто перепутал. Ну в конце концов, он не профессионал.

Все это заняло секунду — не больше. На эту секунду он отвел взгляд от лица Шевченко, и его большой палец коснулся предохранителя. И в это же мгновение полковник вцепился в его руку, выворачивая из нее оружие.

Это было внезапно. Беслан такого никак не ожидал. Ему казалось, что под дулом пистолета человек цепенеет и теряет способность к сопротивлению. По крайней мере, он именно так это себе представлял. Сам он никогда не стрелял в людей; когда было нужно, это делали другие, и ему казалось, что это просто. Прицелился, нажал — и все. А тот беспомощно ждет, когда в него выстрелят.

Беслан испытал искреннее удивление. Ему даже захотелось спросить: «Что ты делаешь?» Но не успел. Он успел понять, что удивляться сейчас совсем не время. Что нужно бороться. Он рванул пистолет на себя, но было поздно. Он упустил момент. Шевченко сумел развернуть ствол в сторону от себя, почти выкрутив его из пальцев. Еще секунда — и он завладеет оружием. Беслан наклонился вперед, пытаясь вернуть утраченное преимущество. Его палец нажал на курок, прозвучал приглушенный выстрел снабженного внутренним глушителем пистолета, и пуля почти по касательной прошла по его шее. Почти, но не совсем.

Вылетевшая с близкого расстояния пуля разорвала кожу на шее и артерию под ней. Сначала Беслан ничего не почувствовал. Он только увидел, как на лицо и китель сидевшего рядом с ним человека брызнуло что-то красное. Откуда тут кетчуп? Или он застрелил этого мента? Он расслабился. Все. Но тогда почему тот не падает, а выскакивает из машины?

Беслан сделал движение за ним. Оно получилось вялым и неспешным.

А потом пришла боль и понимание того, что он умирает. Мент опять его перехитрил. И теперь уходит.

Упав на сиденье рядом, он вытянул руку в открытую дверцу машины и несколько раз выстрелил в отскочившую фигуру в кителе, ловя ее на прыгавшую и мутневшую мушку.

Он не видел, как Шевченко упал, и тем более не видел молоденького сержанта, сорвавшего с плеча автомат. Он только услышал громкие звуки и почувствовал впивавшиеся в него горячие прутья, прожигавшие тело.