Бессердечное небо

Дариус

Я гнался за отцом по небу со вкусом его крови на языке и жаждой его смерти в своем нутре, которую твердо намеревался утолить.

Он взревел от боли и гнева, когда ему пришлось бежать, а из длинной раны, которую я прорезал в его боку, сочилась кровь на холм под нами, и я рванул за ним, полный решимости покончить с этим.

Он был чертовски быстр, но я быстрее, и набросился на него с превосходящей силой и размерами, ревя о своей победе, когда столкнулся с ним, и мы упали с небес в столкновении когтей и зубов.

Я прижал его к себе и попытался вцепиться ему в горло, мои челюсти сомкнулись, но он снова оттолкнул меня, и меня отбросило назад, я сильно ударился о землю и покатился вниз по склону к бегущим повстанцам.

Отец погнался за мной, его челюсть раскрылась, когда крики нашей армии достигли моих ушей, и я перекинулся как раз вовремя, чтобы набросить огромный ледяной щит на их головы, пока он обстреливал их ряды огнем своего Дракона.

Я метнул в него ледяные копья, рыча от усилий, которые потребовались, чтобы удержать щит, одновременно атакуя его, и проклиная его трусливую, мать ее, тактику, когда он отклонился от меня и пролетел над головой.

— Дариус! — донесся до моего уха девичий голос, когда я приготовился следовать за ним.

Я повернулся и увидел там Софию, ее глаза были расширены от страха, она пыталась оттащить Ксавьера от отступающих повстанцев, которые мчались мимо того места, где он лежал, истекая кровью, на полу в своей форме Фейри.

— Отдайте его мне, — испуганно сказал я, подбегая к ней и хватая его за руку, вжимая в его кожу целительную магию, хотя кровоточащие раны на его спине только немного зарубцевались, а глубокие почерневшие порезы на его боку, казалось, высасывали магию из ран и не давали им зажить.

— Я думаю, это из-за теневого когтя Лайонела, — всхлипнула София, обхватив щеки Ксавьера и прижав поцелуй к его рту. Огненный шлем Феникса висел у нее на запястье, и на его голове остался след от того места, где он был так крепко пристегнут.

Ксавьер застонал, открыл глаза и выругался от боли, которую почувствовал, когда его взгляд переместился с нее на меня.

— Он оторвал мне крылья, — прохрипел он, в его глазах блестели слезы, которые пронзили меня до глубины души.

— Я покончу с ним, — поклялся я, поднимая голову, когда яростный ржач привлек мое внимание, и огромный серебристый Пегас галопом пронесся сквозь толпу к нам.

— Тайлер! — закричала София, и я встал, подняв брата на руки, когда Пегас остановился перед нами, вздымая грязь, которая забрызгала его бледные ноги вместе с более чем небольшим количеством крови. На шее у него висела сумка, ремешок был наполовину оторван, и из нее выпала пара джинс, когда он неподвижно опустился на землю, прижавшись носом к щеке Ксавьера, из которого вырвался тревожный хнык.

Моя грудь сжалась, когда я увидела Джеральдину, распростертую на его спине, ее грудь и бок были прорезаны огромными следами от укуса, и такие же черноватые следы когтей были вырезаны на ее коже, как и у Ксавьера.

Она казалась мертвой, и я на мгновение замешкался, прежде чем дотронуться до нее, и вздох облегчения прорвался сквозь меня, когда я нащупал слабый пульс.

Я попытался исцелить и ее, но обнаружил такой же барьер для своей магии, как и в теле Ксавьера.

— Нахуй эти тени, — пробурчал я, испытывая страх за других Наследников и гадая, почему они так долго. Лавиния все еще виднелась на дальней стороне поля боя, пролетая над Нимфами на облаке теней, которое, казалось, специально создано для того, чтобы дразнить меня своей силой. Я не знаю, что, черт возьми, происходит с алтарем, но это явно не к добру, если она по-прежнему так сильна, и я ненавижу ебучие звезды за то, что они снова и снова ставят перед нами столько препятствий.

— Что нам делать? — спросила София, глядя на меня в поисках ответа, которого у меня нет.

— Ты слышала свою королеву, — твердо сказал я, шагнув вперед, чтобы положить Ксавьера на спину Тайлера. — Она призвала к отступлению. Так что возвращайтесь в туннели и убедитесь, что вы четверо убрались отсюда к черту.

— Что ты собираешься делать? — выдавила она, потянувшись, чтобы взять меня за руку, когда я схватил джинсы, которые Тайлер уронил, и натянул их.

— Я ебать как упрям, чтобы подчиняться приказам Вега, даже если я люблю ее больше, чем землю, на которой мы стоим, — прорычал я, оглядывая небо в поисках своего трусливого отца и обнаружив его стоящим на холме за рядами Нимф, которые все еще преследуют повстанцев. Он тоже перешел в форму Фейри, несомненно, нуждаясь в заживлении раны, которую я ему нанес, и теперь он был окутан красным плащом, обозначающим его как лидера Гильдии Драконов.

— Ты пойдешь за Лайонелом? — испуганно вздохнула она, и я снова повернулся к ней, легко подхватил ее и усадил на спину Тайлера вместе с остальными, чтобы она могла следить за тем, чтобы они не упали.

— Я иду навстречу своей судьбе, — подтвердил я, после чего шлепнул Пегаса по заднице, словно он был обычным мулом, и рявкнул им, чтобы они уходили.

Тайлер взлетел с испуганным ржачем, бил своими мощными крыльями и галопом уносился от меня в сторону туннелей, которые были их единственной слабой надеждой на выживание, и мне хотелось сделать больше, чем смотреть, как они уходят.

Я отвернулся от них и перешел на бег, на ходу создавая ледяной мост прямо над головами армии Нимф и взрывая их огнем Дракона, когда они посмотрели вверх, чтобы увидеть, как я прохожу.

Звуки их криков прекрасно окрасили воздух, и мрачная улыбка озарила мои черты, когда я заметил свой топор, воткнутый в землю впереди себя. Должно быть, я выронил его после того, как вернулся сюда и перевоплощение охватило меня, но он был там, пылая огнем Феникса, не позволявшим Нимфам приблизиться к нему, и ждал меня, страстно желая ощутить на себе тяжесть, пронзившую шею моего отца.

Я спрыгнул с ледяного моста, схватил топор и с размаху ударил им ближайшую Нимфу, отрубив ей ноги и оставив кричать, а сам побежал дальше, взбираясь на холм, где меня поджидает отец с пляшущим в ладонях пламенем и выражением мерзкой победы в глазах.

Он швырнул в меня пламя, но я не замедлил шага, призвав своего Дракона, чтобы на несколько мгновений позолотить кожу золотой чешуей, чтобы она могла отразить жар и спасти меня от ожогов его атаки.

Я усмехнулся, увидев выражение полного шока на его лице, поблагодарил за упорство, с которым учился этому приему, и порадовался часам, проведенным в компании Габриэля, доводя его до совершенства.

Я вырвался из пепла его атаки с вызывающим ревом, замахнувшись топором на его голову, и он вскрикнул, когда был вынужден отпрыгнуть в сторону, увернувшись от следующего взмаха моего топора и выбив его из моих рук с помощью магии воздуха с третьей попытки.

Тогда я набросился на него, повалив его на землю под собой и ударив кулаком в лицо с такой силой, что послышался треск зубов.

Лайонел рычал и бился подо мной, отбиваясь изо всех сил, в то время как я удерживал свою позицию на нем благодаря чистому упорству и решимости, обрушивая на него удары снова и снова, пока ему, наконец, не удалось опрокинуть меня на спину ударом воздуха.

В небе над нами раздался истошный рев, и я вовремя взглянул вверх, чтобы увидеть серого Дракона, мчащегося по воздуху к нам, кровь лилась из страшной раны на его горле.

Я отпрыгнул в сторону, а отец откатился от меня, и Дракон рухнул на землю между нами с оглушительным грохотом, от которого зазвенел склон холма, а затем он снова обрел форму Фейри и появился один из несносных кузенов моего отца.

Игнатиус кричал, истекая кровью в грязи, а я зажал в кулаке ледяное копье и ударил его в грудь, добивая его, но при этом крепко держа в памяти воспоминание о том, как он вошел в комнату, где мой отец выбивал из меня дерьмо, когда мне было десять лет. Он встретил мой взгляд, вскинул одну бровь и извинился за то, что помешал, после чего отступил и оставил меня на растерзание. И когда он встретился с моим взглядом, когда его последний вздох покинул его, я надеюсь, что он тоже вспомнил тот момент и увидел монстра, который был создан в том доме из-за того, чему он был свидетелем и на что не обратил внимания.

Отец поднялся на ноги в тот момент, когда я отвлекся на убийство его кузена, и с вызовом зарычал, собираясь нанести мне новый удар. Я вырвал ледяное копье из груди Игнатиуса и с яростным криком бросил его в него, заставив того отпрыгнуть в сторону и послать в меня инферно из огня и воздуха.

Я упал на колени, защищаясь льдом и стиснув зубы, так как купол магии, который держал, раскалывался и трескался под натиском его силы, а мой взгляд был прикован к мутным очертаниям его тела, которые виднелись сквозь лед.

— Прячешься от меня, мальчик? — издевался он, точно так же, как раньше издевался над Ксавьером, который пытался избегать его, когда тот приходил домой. Но я никогда не прятался. Я всегда шел прямо к нему с высоко поднятым подбородком, даже когда знал, что меня будут бить, или когда у него на уме был какой-то жестокий и необычный метод заставить меня бороться со своими страхами. Я противостоял ему, как Фейри, точно так же, как я противостою ему сейчас.

— Просто наслаждаюсь моментом, — отозвался я, погружая пальцы в грязь и захватывая влагу, которую обнаружил там, после чего послал ее вверх и наружу из земли под ним в виде серии острых как бритва шипов.

Отец застонал от боли, когда они пронзили его, его атака застопорилась и дала мне время отбросить щит.

Темная и опасная улыбка озарила мои губы, когда я увидел перед собой обугленный скелет Игнатиуса — его тело сгорело в огненной магии моего отца. Его кости были выложены как подношение, и слова темной магии, которой обучал меня Лэнс, готовясь к этому дню, зазвучали на моих губах, когда я взял в ладонь бедренную кость и провел по ней пальцами хорошо отработанными движениями.

— Chiedo al buio di disturbare questo corpo dalla pace e di mettere la sua magia nel mio sangue²⁶, - вздохнул я. Сила этих слов заставила дрожь пробежать по всему моему телу, и я резко вдохнул, когда магия, хранящаяся в кости, высвободилась.

Кость начала светиться силой, которая была заперта в ней, когда я применил темную магию, желая присвоить ее себе. Мои мышцы напряглись от силы этих слов, и колючие лозы потянулись из кости, обвиваясь вокруг моих пальцев и вонзаясь в кожу, когда чужеродное ощущение его магии земли проникло внутрь моего тела.

Мне было охуеть как больно, когда я впитывал чужеродное ощущение элемента земли, словно эти шипы пробивали себе путь через каждую вену в моем теле и разрывали их, отчаянно пытаясь найти выход наружу.

Отец с ревом бросился на меня, его кулаки были покрыты огнем, когда я выронил кость и успел снова покрыть свою кожу золотой чешуей, прежде чем он успел нанести удар.

Хруст его кулака, встретившегося с моей челюстью, сменился ревом, вырвавшимся из моих губ, когда покрытые шипами лианы вырвались обратно из моего тела, позолоченного огнем моего Дракона, и оторвали его от меня с такой силой, что его отбросило вниз по склону.

Я пустился в погоню, давая ему возможность увидеть, во что он превратил меня, пока тот боролся, пытаясь сжечь лозы, освободившись от тела, а украденная магия продолжала метаться в моем теле.

Мы столкнулись еще раз, в яростном столкновении кулаков, магии и ненависти, от которого трещали кости и струилась кровь, а весь склон холма содрогался под мощью нашей силы.

Отец испуганно вскрикнул, когда мне удалось зацепить лианы за его горло, пламя обожгло его, так как он снова не смог пройти сквозь огнеупорную шкуру моего Дракона, в то время как золотая чешуя покрывала мою плоть.

Я бросился на него сверху, тьма клубилась на моей коже, я ударил его кулаком в лицо и крепче сжал шипы на его горле, его губы посинели, а глаза расширились от ужаса, когда он наконец увидел во мне свою смерть, и это было так чертовски приятно, что я хотел уже реветь о своей победе до небес.

Но как только я убедился, что он у меня в руках, темная магия, которую я применил, сгорела, моя власть над украденным Элементом земли ослабла, а лианы, которые душили его, стали хрупкими, а затем и полностью распались. Я рванулся вперед, крепко обхватив его шею руками, обнажив зубы и придавив его к себе, борясь с отчаянием, которое соответствовало бешеному ритму моего сердца. Но едва я уверился в своей победе, как отец достал из складок плаща клинок из солнечной стали, полоснул им по моему боку и заставил меня отшатнуться от него, когда хлынула кровь и опасный металл разрезал меня.

Я с проклятием откатился от него, выхватывая свой топор обратно, вскочил на ноги, и он тоже поднялся на ноги. Я вскинул руку вверх, отражая воздушный удар, который он нанёс мне, с помощью воды, в результате чего он облил склон холма, когда наша сила столкнулась и была направлена под углом, снова привлекая мой взгляд к бушующей битве.

Нимфы продолжали преследовать повстанцев по мере отступления, и все большее их число оказывалось под землей и вдали от своих врагов, хотя я понятия не имею, куда они планировали двигаться дальше.

Отец снова попытался ударить меня своей воздушной магией, плети обвились вокруг, пытаясь пронзить мой позвоночник, а я блокировал его барьером изо льда, который трескался и разлетался на осколки позади меня под его атакой, звук напомнил мне о Рокси, попавшей в ловушку под тем бассейном.

Рычание вырвалось из меня при мысли о человеке, которым я почти стал из-за этого демона, и я с вызовом бросился на него, размахивая топором с жестоким ударом, направленным на то, чтобы отсечь его голову от тела.

Топор ударился о воздушный щит, который он удерживал близко к своей коже, и его глаза расширились в тревоге, когда я откинул его назад и ударил его во второй раз.

Снова и снова мой топор ударялся о его щит, а его мышцы вздувались от напряжения при попытке удержать его, его лицо покраснело, а вены, казалось, готовы были лопнуть.

Он смотрел в глаза созданного им зверя, и я знал, что он видел в них свою смерть, Дракон во мне смотрел с жаждой его конца, более сильной, чем я когда-либо чувствовал прежде.

Он здесь. Прямо здесь, мать его, и я чувствую, как его щит ломается под ударами моего оружия, а огонь Феникса, покрывающий его, заставляет воздух между нами пульсировать от жара.

— И все это из-за какой-то шлюхи? — закричал он, пытаясь удержать меня, его самообладание пошатнулось, и трусливый человек, каким я его знаю, открылся мне. Потому что это не Фейри, который встал и боролся за свою силу, это был обманщик и плут, который был настолько не Фейри, насколько они существуют. Но здесь и сейчас я не оставлял ему выбора. Он должен встретиться со мной лицом к лицу, и по испуганному взгляду его бездушных глаз я понял, что он уже знает, кто победит.

— Роксания Вега не шлюха, — прошипел я, и мой топор с такой силой ударился о его щит, что я почувствовал, как вибрация от этого удара прокатилась по моему покрытому испариной позвоночнику.

— Я должен был убить близнецов Вега, как только они вернулись, — шипел он, ненавидящий взгляд его глаз не ослабевал. Но теперь я понял, что это было на самом деле. Ревность. Он ненавидит их по той же причине, по которой ненавидел их отца, своего родного брата и даже меня. Потому что он видел, что мы сильнее его, а он всегда будет просто маленьким человеком, стоящим рядом с нами.

Обручальное кольцо на моем пальце, казалось, горело так же пылко, как эти языки пламени, когда я думал обо всем, что этот человек сделал с девушкой, которой принадлежит вся моя душа, с моей подругой, с моей женой.

— Я женился на ней, — издевательски произнес я, снова взмахнув топором. — И когда я вернусь к ней с твоей головой, висящей на моем кулаке, то я ещё и поклонюсь ей.

Глаза моего отца вспыхнули непреклонной яростью при этом предложении, и с ревом своего Дракона он позволил воздушному щиту между нами разрушиться, сделал выпад в мою сторону, уходя от удара моего топора, и погрузил свою теневую руку в мой бок, его когти пронзили кожу и вырвали у меня дыхание.

Я со всей силы ударил его кулаком в челюсть, мой топор врезался в заднюю часть его бедра, пока мы боролись за победу, и он рухнул, закричав, когда упал назад, но его тени трепетали и пульсировали во мне, когда он заставлял их овладеть мной.

Я выгнул спину с криком боли, когда они стали бороться за контроль надо мной, их сила была непоколебима.

Огонь от Поцелуя Феникса, подаренного мне Рокси, мчался навстречу им, сжигая их яростью нашей любви друг к другу, но в тот момент, когда они захватили меня в свои руки, мой отец взмахнул рукой и вонзил свой клинок из солнечной стали прямо мне в грудь.

Казалось, все внутри меня замерло, пока я смотрел на него, пульс, который я должен был чувствовать, бьющийся в моих венах, стал невероятно тихим, так как шок и непреклонный протест пронзили меня.

В течение нескольких мучительно долгих мгновений я мог только смотреть на него в ужасе, чувствуя, как кровь, пролившаяся от удара в сердце, окрашивает мою кожу и снова крадет мою судьбу.

Все должно было закончиться не так.

Я всегда знал, что дело дойдет до меня и до него, но кульминацией должна была стать эта сцена, разыгравшаяся в обратном порядке.

— Ни один мой сын никогда не склонится перед гребаным Вега, — прорычал отец, его верхняя губа изогнулась, когда он посмотрел в глаза моей смерти и потребовал ее для себя. — Я предложил тебе мир, но ты отказался, и теперь я забираю обратно привилегию, которую даровал тебе при твоем зачатии. Возвращайся к звездам, Дариус. Возможно, они будут добрее к тебе после смерти, чем при жизни.

Он оттолкнул меня от себя, и я упал, мои конечности не реагировали на мои команды и ничего не делали, чтобы остановить меня, когда я рухнул обратно в грязь и уставился на звезды, которые так презрительно обошлись со мной за мою слишком короткую жизнь.

Лайонел плюнул в меня, перед тем как уйти, и единственное, что я мог ощущать, это глубокую лужу крови, растекающуюся вокруг меня от лезвия, которое осталось в моем сердце.

Мои губы раздвинулись для слов, которые я не смог произнести, и чувство разочарования заполнило меня, когда я понял, что снова подвел ее.

Я предложил Роксании Вега звезды и не дал ей ничего, кроме грязи. Я всегда знал, что недостаточно хорош для нее, и теперь моя смерть пришла ко мне в спешке, такой же короткой и бессмысленной, как моя жизнь, а я даже не смог подарить ей голову человека, который причинил ей столько боли.

Я цеплялся за любовь, которую испытывал к ней, когда начал ускользать из этого мира, унося ее с собой, позволяя себе погрузиться в ощущение того, что меня крепко держат в ее объятиях, и зная, что это единственное место в этой или следующей жизни, где я когда-либо захочу жить.

Я никогда не заслуживал ее. Но она все равно была моей. Хотя бы на короткий промежуток времени. Поэтому, как бы мне ни везло, я знал, что был благословлен в одном, самом важном смысле. Я вкусил жар ее поцелуя и утонул в тяжести ее любви, был поглощен ею, принадлежал ей и стал целым благодаря ей.

Я не был хорошим человеком. И уж точно не был идеальным. Но я был ее.

В жестоком небе надо мной одна за другой начали гаснуть звезды, словно они теперь отвернулись от меня, увидев мою неудачу и потеряв ко мне всякий интерес.

Но потом появилась одна светящаяся точка, которая горела настолько ярче их, что отбросила их на задний план, и я увидел ее, парящую в небе, горящую жарче самого солнца. Она была так бесконечно прекрасна, так могущественна, так сильна.

Мое сердце.

Моя любовь.

Моя королева.

И именно так я и хотел уйти из этой жизни, потому что, когда дело дошло до этого, я понял, что она — всё, что мне нужно. Единственное, в чем я когда-либо по-настоящему нуждался, и в течение короткого промежутка времени она принадлежала мне. И этого было достаточно.

Есть только она.