Ты потерялся. Или сбежал. В любом случае, на месте тебя не оказалось. Взвинченная Юлиана не могла тебя найти и перестать плакать; ее было трудно понять, она то и дело сбивалась на родной язык, а меня не было рядом, чтобы ее утешить, обнять и ласково погладить по волосам, поцеловать мокрые от слез щеки и сказать: «Ничего страшного не случилось, успокойся, ну-ну, мы его найдем».

Ты потерялся — я понял ее, только когда она немного успокоилась. Между приступами икоты она рассказала, что после еды, поскольку ты снова успокоился, она оставила тебя дремать в кресле перед телевизором, а сама, воспользовавшись случаем, пошла принять ванну. В своем нервном состоянии она так и сказала. Не знаю, как в действительности было дело: не то она пошла в душ и перепутала слова, не то действительно принимала ванну. Но я представил ее такой: в пенящейся ванне на фоне запотевшего зеркала с раскрасневшимися щеками она медленно и деликатно проводит мочалкой по длинным рукам, от кончиков пальцев до подмышек и обратно. Смейся, да, я уже давно мастурбирую только на нее. Когда она вышла из душа… Теперь она сказала «душ», но это было уже не важно; несмотря на плач, я так и видел ее в коридоре в коротком полотенце или даже без него, потому что она не признает в тебе возбудимости, способности пройти за ней до комнаты и прижать ее к кровати, — или, возможно, признает, но все равно считает тебя безобидным и милосердно дарит тебе такой подарок. Когда она вышла из душа, то спросила из коридора, как ты, но услышала только шум телевизора и решила, что ты спишь, как твой распорядок дня того и требует. В итоге она оставила тебя без присмотра еще на несколько минут, чтобы натереться маслом. И зачем только Юлиана рассказала мне эти подробности, зачем подбросила мне картинку, в которой кругами массировала свои блестящие бедра и живот перед зеркалом? Может, меня она возбудимым тоже не считала или для меня у нее тоже нашелся подарок? Она натерлась маслом, оделась, причесалась и высушила волосы; как я теперь понял, эти детали были нужны не ради эротической истории, а чтобы выстроить хронологию и вычислить, как долго ты мог отсутствовать и как далеко мог уйти — сколько времени занимает принять ванну, увлажнить тело, расчесать и высушить длинные волосы. Она закончила приводить себя в порядок и вошла в гостиную; ты испарился. Она тебя искала, но не нашла ни в ванной, ни в тво ей комнате, ни на опасной для тебя кухне, ни, к счастью, на застекленном балконе или в световой шахте, на которую он выходит и которую она со страхом оглядела из единственного открытого окна. После новых, на этот раз совсем беспокойных поисков по всему дому, заглянув за диван, под кровать и в шкафы, как будто ты мог ее разыгрывать, позвав тебя по имени — «Где ты, Сегисмундо, где ты спрятался, Сегисмундо?», — она поняла, что в доме тебя нет. Тогда она подошла к двери и обнаружила ключ в отпертом замке. Юлиана клялась, отчаявшаяся Юлиана мне клялась, что никогда, никогда, никогда не оставляет ключ в замке, что она всегда держит его в кармане или — по ночам — в кухонном ящике; но со всеми утренними волнениями и событиями она не была до конца уверена, что не забылась и не оставила ключ в двери. Она удивилась — неужели ты вытащил его из кармана ее куртки? — но что ключ лежал там, она тоже сомневалась; с тем же успехом она могла оставить его после возвращения на столе. Вспомнить у нее не получалось, голова была пустой, она чувствовала себя страшно виноватой и просила у меня прощения снова и снова. Юлиана вылетела из дома и, не найдя тебя ни на лестнице, ни на других этажах, ни на улице (она заглянула в каждый укромный угол и расспросила всех прохожих, лавочников и официантов, но одинокого старика в тапочках не видел никто), теперь звонила мне. Ты потерялся. Или сбежал.

Загрузка...