Безопасное место

Мы дошли до перекрестка, где ты пропал и где малец украл твои часы с локатором (как предположил Сегис) или нашел их брошенными на земле (как думал я). Мы осмотрелись вокруг, каждый пытался найти что-то свое. Сегис — старичка, который сидел бы с потерянным видом на скамейке или потерял сознание на тротуаре, так что рядом толпились бы прохожие, а то и в магазине, чей владелец звонил бы в полицию, чтобы сообщить о заблудившемся беспомощном старике. А я высматривал не только все то же, но и какое-то потенциально безопасное место: офис банка с сейфами, адвокатскую контору, участок земли, где можно было бы копаться без косых взглядов со стороны. Но обнаружить тебя нам не удалось, так что я предложил пойти по более-менее прямой линии на восток, по которой ты несся от самого дома. Может, ты искал пустырь, обочину кольцевой дороги, старые сады, мусорную свалку. Видишь, я все еще думал о зарытом сокровище.

Мы пошли пешком, и по пути Сегис вслух засомневался, что ты отправился в свое безопасное место. В последнее время он виделся с тобой нечасто, но достаточно, чтобы знать: от тебя осталось только тело со всеми естественными функциями, кроме памяти; а раз ты его-то узнавал не каждый раз, то как бы ты вспомнил тайник, устроенный восемь или десять лет назад? И это если тайник правда существовал. Теорию притворства, на которую я более-менее прозрачно намекал, сын счел чепухой. Что ж, он прав, хотя на самом деле я не отказался от нее полностью. Чтобы отстоять гипотезу о безопасном месте, я объяснил ему, на что похожа утраченная память больного человека: не на лес, по которому, сжигая все, широким и непрерывным фронтом движется огромный пожар, а скорее на пьяного поджигателя, который мечется с огнеметом между деревьями без какого-то конкретного курса, зигзагами, и оставляет по бокам много нетронутой земли — она сгорит, только когда блуждания снова приведут его туда. Ты постепенно забывал детали настоящего и события тридцатилетней давности, но всегда фрагментарно, урывками. Однажды утром ты не смог вспомнить, где оставил свои очки, но сумел восстановить все свои шаги за несколько часов до их потери; а еще однажды ты не узнал своих родителей на старой фотографии, зато в деталях вспомнил день своего причастия.

Отсюда происходила моя уверенность, пускай и отчаянная, что свое безопасное место ты помнил.

Удивлял же ты Юлиану постоянными прояснениями сознания и приливами воспоминаний, которые заставляли тебя торопливо делиться с ней моментами из прошлого, как бы для того, чтобы она успела взять их на хранение, пока песок не занесет их полностью. И вообще: судя по тому, что я читал о деменции, часто в голове больного вдруг оживает какое-то воспоминание, которое он не может разместить во времени и толком осознать, как если бы оно плавало в мозговой пустоте; это коварное бульканье становится требовательным и навязчивым и часто толкает на бегство. Временами — в какое-то важное для биографии пациента место: в дом, который он не может идентифицировать, но который мог бы четко нарисовать и узнать, если бы его увидел, потому-то он его и ищет; к кучке деревьев, в тени которых его, допустим, поцеловали, так что теперь он хочет к ним вернуться, не зная почему; или на кладбище, к могиле того, чьей смерти, как и жизни, он не помнит. А порой это место оказывается несущественным, бессмысленным, даже дурацким: автобусной остановкой, на которой ничего не произошло, придорожным баром, где человек побывал всего раз, чужой гостиной, куда его когда-то приглашали; уголками, которые все, включая самого больного, благополучно забыли, но которые капризное течение болезни выхватывает из тьмы, сдвигает в центр внимания и заставляет искать. Я надеялся, что среди всех этих вариантов встретится и твое безопасное место и, если ты много думал о нем в годы заключения, с безумным напряжением, отчаянием и желанием, теперь оно возвращается к тебе во снах и дневных откровениях, зовет тебя, требует тебя к себе, хотя ты даже не помнишь, почему оно для тебя так важно.

— Часто, — сказал я Сегису, — часто больной старик теряется или убегает, а через несколько часов его находят у дверей старой школы, под окном, откуда выглядывала его первая девушка, или у киоска, где он каждый день, годами, покупал газету и потому дорогу туда ему теперь легко найти. Хотя в других местах он уже не ориентируется.