Благословенный

Глава 13

Пётр Александрович Салтыков, юный красавец, гвардейский офицер Измайловского полка, мучительно умирал на третьем этаже Зимнего Дворца, в покоях Николая Ивановича Салтыкова. Последний мрачно ходил по коридорам, постоянно дёргая докторов Вейкарта и Роджерсона, но толку с этого было чуть.

«Потливая лихорадка» — вот такой вот диагноз. Это уже не первая смерть в Петербурге от какой-то непонятной инфекции, принесённой, видимо, с юга, с молдавского театра боевых действий. И умирают нередко совсем молодые люди, вот такие, как Петя Салтыков.

Костя отворачивается, но я знаю, что на глазах у него слёзы. Здесь это не считается зазорным — иной раз можно видеть сурового мужчину, плачущего как младенец, и ни у кого это не вызывает удивления. Вот и растерянный Николай Иванович тоже комкает в руках батистовый платок.

— Ах, какое несчастье! Я обещал Александру Ивановичу, что буду присматривать за его сыном, как за родным, и вот… Эх!

Внезапно отворилась дверь, и к нам вдруг в сопровождении одной лишь Анны Протасовой вошла Екатерина. Окинув взглядом нашу плакательную комнату, она немедленно оценила обстановку и сочувственно обняла нас с Костей за плечи.

— Как жаль Петра Александровича! Такой молодой, подающий надежды офицер… Надобно утешить родственников изрядными поминками!

Николай Иванович немедленно упал перед императрицей на колени, целуя ей руку.

— Но, молодые люди, ничего не поделаешь, люди умирают, — кто-то безвременно, а иные в старости. Никто этого не избегнет: ни я, ни вы и никто другой… но жизнь продолжается! — оптимистично закончила она, погладив всхлипывающего Костю по непокорным светло-соломенным вихрам. А у меня для вас добрая весть, особенно для вас, господин Александр. Вчера в Петербург приехала принцесса Фредерика-Амалия фон Баден-Дурлах, и с нею две дочери ея, Луиза-Августа и Фредерика-Доротея. И я тебе скажу, Сашенька, что первая из них чудо, как хороша! На год младше тебя, воздушный стан, обворожительное обращение и любезность, разум, скромность и пристойность во всём ее обхождении! И ещё она очень умна, прямо как ты, Сашенька, любишь!

Поднявшись, чтобы уйти, императрица у входа обернулась.

— Теперь они отдыхают с дороги, а вот завтра будет Малое Эрмитажное собрание и театр, куда они, конечно же, приглашены! Так что, дорогие мои, поставьте печали в сегодняшнем дне, а завтра извольте наслаждаться жизнью, что так подходит вашему возрасту!

И императрица нас покинула.

Смысл сказанного ей постепенно дошёл до моего сознания. Ух ты, а ведь это ничто иное, как смотрины: мне привезли невесту!

Подойдя к расстроено шмыгающему Салтыкову, я тронул его за плечо.

— Простите меня, граф, но, кажется, я не смогу присутствовать на похоронах бедного вашего племянника. Императрица требует, чтобы я завтрашний день был в обществе, развлекая баденских принцесс!

Скорбный Николай Иванович рассеянно потрепал меня по плечу.

— Конечно же, Александр Павлович, голубчик, ступайте! Вас ждёт первое свидание с будущей вашей супругой, — ведь вы же знаете, что старшую из принцесс государыня императрица предназначила вам в жёны? Вас ждёт впереди прекраснейшее время вашей жизни! Ступайте; похороним мы бедного Петра Александровича тихо, по-семейному!

Утро следующего дня прошло в хлопотах. Протасов и камердинер Игнатьич весьма беспокоились о моём туалете, заставили меня перемерить кучу камзолов и сюртуков, безжалостно бракуя все, из которых я вырос; несколько раз перевязывали мне галстук на какой-то новомодный манер, отправили в срочную почистку бриллианты в ордене Андрея Первозванного и на эполете. Затем всё стало только хуже: куафюр полдня мучил мою голову, используя какие-то заколки и помады. Долго совещались на животрепещущую тему, не следует ли мне побриться. Протасов не мог решить такой глобальный вопрос самостоятельно, а Салтыков, занятый похоронами, отсутствовал. В итоге решили справиться у императрицы, и лишь за несколько минут до выхода получили ответ, что бриться мне не надобно. Эта новость меня сказочно порадовала, поскольку знакомиться с опасной бритвой я не имел ни малейшего желания. Зато мне вручили эспадрон с перевязью, указав носить его теперь постоянно. Вот зачем мне шпага во дворце? Так нет же, надо носить! Короче, к моменту прихода нашего в Эрмитаж я уже тихо ненавидел весь Баден, а заодно и находящийся где-то рядом с ним рядом Вюртемберг.

Наконец, мы явились в собрание. Императрица была в очень элегантном платье, сером с серебром — надо сказать, этот цвет весьма шёл её сединам. Принцесса Амалия фон Баден-Дурлах находилась в окружении статс-дам и фрейлин, возглавляемых графиней Шуваловой. Чрез плечо её была повязана красная орденская лента — императрица вручила ей орден Святой Екатерины. Однако, мне показалось, принцесса Амалия была чем-то встревожена и даже расстроена.

Когда мы с Константином Павловичем и «кавалерами» явились в собрание, нас, разумеется, первым делом должны были представить гостям (ну или гостей — нам; это уж как посмотреть). Подойдя под перекрестиями взглядов придворных к окруженной дамами императрице, мы с Костею один за другим поклонились, целуя её прохладную надушенную руку. Тут подскочил шталмейстер Нарышкин.

— Принц Александр, наследник престола и Великий князь! — церемонно произнёс Лев Александрович, картинно, как протазан, отставив в сторону руку с церемониальным жезлом.

— Великий князь Константин!

Мы оба поклонились.

— Принцесса Амалия фон Баден — Дурлах, урождённая фон Гессен-Дармштадт!

Дама с орденской лентой сделала реверанс.

— Принцесса Луиза Мария Августа фон Баден-Дурлах!

— Принцесса Фредерика Доротея Вильгельмина фон Баден-Дурлах!

Два юных создания в довольно скромных воздушных белых платьях легко и изящно исполнили реверансы, и тут же, скромно потупив глаза, заученно отступили назад и встали по правую руку от матери.

Императрица, смущённо улыбаясь, произнесла:

— Полагаю, великие князья с удовольствием покажут дворец нашим маленьким гостьям!

Разумеется, нам сразу же стало было понятно, что на самом деле это — приказ.

Я поднял глаза на фигуры юных граций.

Луиза — старшая девочка, — оказалось блондинкою тринадцати лет, довольно высокой для девушки своего возраста. Скромное белое платье из воздушного шёлка сидело на ней чрезвычайно изящно. Фигура её, совсем ещё неразвитая, обещала в будущем воздушную талию и грациозную соразмерность форм. Своим милым, с чуть раскосыми глазами, лицом она напомнила мне юную Анастасию Вертинскую.

Младшая, Фредерика, черноволосая хрупкая девчушка ростом много ниже сестры, смешливая и живая, держалась довольно раскованно. Похоже, все заранее решили, что главная фаворитка тут — Луиза, или на французский манер, «Элизе́», а совсем юная Фредерика привезена больше для мебели. Поэтому-то старшая нервничает, понимая, что все взоры обращены на меня и её, а младшенькая, от которой никто не ожидает всерьёз, что она в 11 лет очарует великого князя, не накручивает себе нервы, пребывая в расслабленном состоянии духа.

— Конечно же, я охотно побуду Вергилием для принцесс в нашем… райском уголке! — куртуазно ответил я, в вежливом полупоклоне делая изящный приглашающий жест рукой.

Константин Павлович, по молодости своей, совершенно не мог оказать мне какой-либо помощи; он просто таращился на девочек, и молчал, поминутно, как варёный рак, краснея. Но это ничего: на самом деле он вполне привычен к дамскому обществу, и, если его разговорить, он будет очень даже исправным собеседником, а пока пришлось всё брать в свои руки. В конце концов, это ведь для меня привезли невесту, а не для него!

— Принцессы, извольте пройти! Это Зимний сад: как видите у нас тут много всяких тропических растений, животных и птиц.

Сначала принцессы надолго зависли возле огромного круглого аквариума с разноцветными рыбками.

— Если желаете, можно их покормить! — сообщил я.

— Действительно можно? Это было бы замечательно! — немного жеманно произнесла старшая девочка.

— Любезный, принеси-ка нам хлеба! — окрикнул я случившегося рядом пажа, и тот торопливо отправился на кухню.

— Ой! — вскричала вдруг Фредерика. Оказалось, наглый сенегальский попугай попытался сесть ей прямо на голову!

— Не бойтесь, они вас не клюнут! Извольте видеть: этот наглец, что спутал было вас, принцесса, с пальмою, — африканский; вон тот — попугай ара; а вон те вон мелкие разноцветные птички — «волнистые».

— А они умеют говорить? — спросила Элизе́, кокетливо накручивая локон на тонкий пальчик.

— Не все. Волнистые не умеют! Лучше всего говорят какаду и жако. И живут они удивительно долго! Посмотрите вон на того — указал я на бледно-розового красавца с роскошным хохолком и массивным клювом. — Говорят, этот попугай видел ещё Петра Великого!

— А можно, чтобы он что-нибудь сказал? — спросила маленькая Фредерика.

— Конечно же, Ваше Высочество! — ответил Костик и, подманив попугая марципаном, стал подначивать его на беседу.

Ара сначала не слушался, лишь взмахивая крыльями, отчего девочки забавно пугались.

— «Сашка дуррракк!» — вдруг проскрипел попугай, и Константин Павлович, чрезвычайно довольный, залился искренним смехом.

— Это ты, что ли, его научил? Ах ты гад! — закричал я, хватая братца за шкирку. Тот бросился со мною бороться, да так рьяно, что я не сразу его унял.

— Перестань ты уже! Что о нас подумают? — зашипел я этому бугаю на ухо, косясь на заливавшихся смехом сестёр.

К счастью, вернулся паж с куском французского багета, а Константин Павлович, наконец, угомонился. Добрые девочки тут же бросились кормить всех подряд — морских свинок, кроликов, попугаев, рыбок… надеюсь, мы не будем причиной мора в нашем дворцовым зоологическом хозяйстве!

— Как вам повезло, принц Александр, что у вас есть такой замечательный сад! — простодушно произнесла Фике, лаская миленькую лопоухую шиншиллу с переливчатым сизым мехом. — Мы в Бадене, увы, не можем себе такого позволить!

— Да, в этой части России лето круглый год. Очень удобно!

— А правда ли, — делая круглые глаза, спросила меня Фредерика, — что зимою снег лежит у вас выше, чем крыши домов?

— О, да! — с самым серьёзным видом подтвердил Константин. — Солдаты делают лопатами подснежные ходы, и по ним ездят кареты, а дикие калмыки тайно маршируют под снегом вплоть до самой Лапландии!

— Неужели? — поразились сестрёнки, изумленно переглядываясь между собой.

— Именно так! А однажды, катаясь по снежной долине в санях, мы остановились у дворца господина Потёмкина и пошли в маскарад; весь двор князя оказался заставлен, и наш ямщик привязал лошадь к столбику неподалёку. Когда же мы вышли с машкарада и стали искать наши сани, оказалось, что снег растаял, лошадь вместе с санями висит на верхушке мачты корабля, вмерзшего в лёд на канале рядом с дворцом князя!

Принцессы прыснули: по хитрым их мордочкам было видно, что последняя история «не зашла». Наверное, они уже слышали нечто подобное где-то…

Вдруг старшая стала необычно серьёзна.

— Принц Александр, мне рассказывали, что вы приняли участие в ужасной битве, в которой погиб храбрый шведский король…

— Да-да, у него за это злодейство и орден есть! — дурашливо прокричал Костик, с каждой минутой становившийся всё более развязным.

— Неужели нужно было так рисковать? — спросила Луиза, глядя на меня своими чудными глазами. — Все генералы, адмиралы, всё многочисленное и храброе дворянство вашей страны, все эти бомбы и пушки — этого было недостаточно для победы над дерзкими шведами?

— Ну, я решил, что это хорошая мысль: сбежать от своих воспитателей и мешаться под ногами адмиралов, пока они меня не прогнали, — попытался отшутиться я.

— У нас говорят, что вы герой! — отвечала мне Фредерика. — Что вы возглавили свой флот сам решающий момент, из-за чего шведский король не смог вырваться.

— Несчастный Густав, правду говоря, был слишком дерзок и самонадеян. До Выборга он дважды попадал в западню, и лишь из-за несогласованности наших генералов у него получалось уйти. А под Выборгом удача отвернулась от него, только и всего!

— Вы скромничаете! Принц Александр — скромняшка, кто бы мог подумать! Фике, ты посмотри! Да он покраснел! — разошлась вдруг Луиза. Чудные глаза её воинственно разгорелись: похоже, теперь она решила меня допечь!

— Ну что вы! Я всего лишь юноша, смиренно слушающий своих родителей!

— Подумать только, смиренный юноша! Не вы ли навсегда отправили своих родителей в Гельсингфорс? И вы теперь действительно думаете, что сможете теперь хоть кого-нибудь провести, рассказывая про вашу скромность и послушание?

— Мадам, я, право, не знаю чем заслужил такое недоверие… — немного сконфуженно защищался я, не ожидавший такого яростного нападения от столь юного и воздушного создания.

— А всё дело в том, месье скромник, что вы подали пример уничтожения особ королевской крови! Вчера вы торжественно утопили бедного Густава в водах Выборгского залива, а сегодня, вдохновлённые этим примером, французы уже точат топоры на особ королевской крови!

— Решительно отвергаю ваши инсинуации, мадам! Французы — цивилизованные люди, они используют гильотину!

— Это я решительно отвергаю инсинуации! К вашему сведению, я мадемуазель!

— Ужасно завидую вашему будущему мужу! Но, право, мы отклонились от темы… Решите мне продолжить показывать вам дворец: если мы будем терять на каждой комнате по столько времени, как здесь, мы никогда не закончим!

— Как это возможно, принц? Ваш дворец, — ведь он не безразмерный?

— Разумеется, нет!

— Ну конечно! Вот и принц Константин подтверждает, что он не безгранично велик, ведь правда, принц, вы это подтверждаете? Значит, однажды мы закончим его осмотр!

Нет, она твёрдо решила меня переспорить. Вот же зараза!

— Вы ошибаетесь, мадемуазель, и я вам докажу сейчас это, как дважды два!

Луиза насмешливо уперла руки в боки, как базарная торговка.

— Ну, попробуйте! Прям с интересом выслушаю ваши доводы!

— Да неужели вы готовы внять голосу разума? Прелестно! Так вот, слушайте моё доказательство: оно просто́, и доступно пониманию даже самых недалеких персон! Вы знаете такого господина Джакомо Гваренги?

Сёстры озадаченно переглянулись.

— Полагаю, он не был нам представлен; хотя, кажется, я что-то такое слышала!

— О, так значит, вас непременно надо с ним познакомить! Это удивительно эксцентричный сеньор, скажу я вам! Только дай ему где-нибудь малую толику городской площади и немножечко денег, так он сразу начинает чего-нибудь строить!

— И что же? Мне дела нет до вашего Гваренги и его манер!

— А то, что этот сеньор имеет обыкновение строить новые помещения нашего дворца быстрее, чем вы можете их осматривать! Поэтому позвольте вас сопроводить в следующие комнаты, иначе мы никогда не покончим с этим делом! Пойдём, Константин Павлович!

Мы с Костиком чинно развернулись и под ручку отправились в следующую залу.

Луиза фыркнула, и сестрички, хихикая, пошли за нами следом.

Мы переместились в картинный зал.

— Извольте видеть, мадам, перед вами картины мастеров итальянского квадроченто. Рафаэль, Микеланджело, Гирландайо, Тициан… Нет, руками это нельзя трогать. Нет, это не копии. Не копии, говорю, и не надо заглядывать за картину! Что вы там собираетесь рассмотреть? Тайный проход в Италию? Теперь пройдёмте сюда, в ложи… кстати, их построил названный мною сеньор Гваренги. Эта ложа Рафаэля. Тициан, «Кающаяся Магдалина». «Дана́я»…

При виде Дана́и девчонки начали хихикать.

— Да, она голая! Но это не смешно. Пойдёмте дальше!

Мы перешли к другим картинам.

— Это Рембрандт. «Возвращение блудного сына». «Флора». «Дана́я». Да, снова Дана́я. И снова голая! Ничего смешного!

— Мы смеёмся над вами, принц Александр! Вы такой серьёзный, это просто уморительно…

— Должен же тут хоть кто-то быть серьёзен, иначе мы никогда не обойдём этот дворец! Вы помните про Гваренги? Этот негодяй не дремлет, превращая деньги нашей Империи в эти чёртовы хоромы!

Так, дурачась, и по всякому поводу устраивая пикировку, мы болтались по Эрмитажу, не осмотрев и трети его, когда нас позвали ужинать.

Разумеется, принцессам продемонстрировали «механические столы», отчего они были в полном восторге.

— Ой, как это здорово! Хотела бы я всегда ужинать за таким столом — простодушно сказала Фике.

— У вас есть на это все шансы! — с улыбкой сказала ей императрица, глядя при этом, однако же, на Луизу, отчего та, отчаянно покраснев, потупила очи в тарелку.

Да, Екатерина иногда бывает поразительно бестактна.

— Хорошо, что мы обратили на это внимание, — пытаясь сгладить неловкость, заговорил я с Элизой. — То, что вы сейчас рассматриваете, называется «Вологодское наместничество». Оно лежит в северной части России. Надо сказать что площадь, им занимаемая, примерно соответствует территории трети Германии.

— Неужели всего одна ваша область имеет площадь, как треть всей Германии? — поразилась принцесса Амалия.

— Именно так, Ваше Высочество, хотя по народонаселению и богатству эти территории, конечно же, несопоставимы. А у вас на тарелке, как я вижу, Московское наместничество!

— О, так у вас целый сервиз изготовлен с картами областей ваших обширных владений? Это замечательно!

— Да, это сервиз с картами разных губерний: рассчитан он на 53 персоны! Притом, как можете видеть, здесь указано не только географические достопримечательности, но и разные промышленные заведения и богатства, к той земле прилежащие. Мы с Константином Павловичем учили географию и природу России по этим тарелкам!

— Замечательно! Жалко, что у нас в Бадене такого бы не получилось — кому нужен сервиз на одну персону?

— Ну как же; говорят, именно сейчас входят в моду такие сервизы под названием «эгоист»!

— Изумительный фарфор! — деловито заметила Амалия, аккуратно проводя пальцами с ухоженными ногтями по краю тарелки. — Должно быть, такое великолепие стоит совершенно неприличных денег!

— Совсем нет, — скромно улыбнувшись, отвечала императрица. — Много более стоил мне другой наш сервиз, на 60 персон. Это изумительный голубой Севрский фарфор — я прикажу как-нибудь накрыть на нём! Вот он действительно дорогой — обошёлся мне в 650 тысяч ливров!

Все замолчали, потрясённые. На такую сумму можно построить небольшой дворец! А тут тарелки, любая из которых может быть разбита нерадивой прислугой! Но прозвучало это не очень-то вежливо: понятно, что баденцы не имеют возможности покупать посуду даже в десять раз дешёвле.

— Право, жаль, что вы приехали в не самое удачное время года! — заметил шталмейстер Лев Нарышкин, решив, видимо, продолжить разговор в менее меркантильном ключе. — Осенняя погода, конечно, не располагает к прогулкам; между тем Петербург и его окрестности богаты достопримечательностями, прекрасными парками и садами, доставляющими нам отраду весной и летом.

— Уверена, Петербург и сейчас прекрасен! — оправившись от смущения, отвечала Луиза. — Надеюсь, принц Александр покажет нам самые живописные уголки вашей столицы, и не будет притом отговариваться наличием каких-то итальянских маниаков-строителей!

— Это ты про кого это, Сашенька? — изумлённо вскинула на меня глаза Екатерина.

— Пустое! Неудачная шутка. Конечно же, принцесса, я с радостью покажу вам достопримечательности нашего города, если только императрица изволит разрешить это, и погода будет благоприятствовать!

— Конечно, дозволяю! — благосклонно кивнула Екатерина. Только умоляю, не води дам по своим лесопилкам и верфям! У меня так до сих пор все опилки из головы не вытряслись!