Благословенный

Глава 22

Я тем временем семимильными шагами скакал по пути прогресса наук. Огромное внимание и время потрачено было на извлечение из глубин памяти обрывков научных сведений, когда-то давно, главным образом ещё в школе почерпнутых в моей предыдущей жизни. Я создал научный секретариат из четверых русских учёных, ассистирующих маркизу Пюисегюру во время сеансов гипноза. Василий Владимирович Петров поставлен на электротехнику, гальванику и смежные отрасли химии; Василий Михайлович Севергин — химия и физика; Лев Фёдорович Собакин — общая механика, двигателестроение, Иван Иванович Лепёхин — на все отрасли биологии, добычу полезных ископаемых, географию и сельское хозяйство.

Работа поставлена следующим образом: сначала маркиз вводит меня в гипнотический транс. Не всегда это получается: бывает, если я встревожен или устал, добиться нужного состояния не выходит. Затем уже один из «секретарей» задаёт мне вопросы об устройстве тех или иных интересующих меня механизмов, сначала по написанной мною бумажке, а потом задаёт и уточняющие вопросы, если сам он не понял суть моих ответов. Бывает, я отвечаю так, что меня не понимают: это происходит, когда я использую неизвестные в этом веке термины, ссылаюсь на ещё не родившихся учёных, или на ещё не сделанные открытия. Тогда ответы мои записывают, и я после выхода из гипноза совместно с моими секретарями начинаю их «расшифровывать».

Все четверо строго предупреждены и дали подписку «о неразглашении», причём кары обещаны совсем не согласно уголовных законов Российской империи. Иной раз после сеанса на меня смотрят совершенно круглыми глазами — обычно так бывает, если я случайно обмолвлюсь о каких-то политических или культурных реалиях 21 века. Вот и сегодня Василий Владимирович, всегда невозмутимый, «на все пуговицы застегнутый» молодой учёный, после сеанса, посвященного электрогенерации, смотрит на меня, будто бы видит в первый раз.

— Ну что же, — рассматривая схему, нарисованную мною во время сеанса, с удовлетворением произнёс я, — вот в таком виде всё это должно работать…Как вы, Василий Владимирович, изволите лицезреть, устройство генератора переменнаго току и электродвигателя в целом идентично. И там и там — статор и ротор, но в одном случае взаимодействие катушки проводов с магнитным полем приводит к образованию электричества, а в другом, наоборот: электрический ток, проходя сквозь обмотки, влечёт возникновение механического движения! Надобно будет срочно выполнить модель, пока — самую простейшую, а затем уже будем совершенствовать до применимого на практике образца…

— А чем прикажете делать изоляцию? — почтительнейшим образом спрашивает Петров, записывая за мною свинцовым карандашом в блокнот.

— Лабораторные образцы можно изолировать и вощеной бумагой, а вот что посерьёзнее — уже нужна каучуковая изоляция.

— Каучуковая?

— Да, такое вещество. Недавно доставили нам партию из Бразилии, теперь господин Севергин практикуется в вулканизации. Как будут положительные результаты, сразу надобно заниматься изоляцией медных проводов. Как у вас обстоит дела с электрическим телеграфом?

— Весьма преизрядно: модель работает в полном соответствии с вашим предсказанием!

— Отлично. Надо продумать, как ловчее делать все его компоненты массовым порядком, да и налаживать дело.

— Это устройство заменит оптический телеграф?

— Да, и, как вы, конечно же, понимаете, оно будет лишено многочисленных недостатков этого устройства. Засим, на сегодня, всё. Не смею задерживать, Василий Владимирович!

Петров поднялся, затем, будто борясь сам с собою, неуверенно посмотрел на меня.

— Ваше Высочество, — нерешительно произнёс он, — а можно мне поинтересоваться…

— Конечно. Вы что-то не поняли и хотите уточнить?

— Нет, вопрос не касается научной работы. Вот вы в своих грёзах видели и мне говорили, что дамы будут служить наравне с кавалерами, и притом достигать самых высоких постов, вплоть до министерских! Неужели, и вправду, так будет?

Так-так. Похоже, товарищ-то смекнул, что мои научные знания вовсе не возникают из каких-то грёз, а получены в предшествующей жизни!

— А что же вас так удивляет? Ведь у нас теперь главное лицо во всей державе — императрица, сиречь женщина. Академией наук заведует женщина же. Что же тут хитрого?

— Но, право же… Екатерина Романовна, не говоря уже о государыне императрице — явление уникальное исключительное! Вы же говорили всё так, будто дамская служба наравне с кавалерами это дело общераспространенное и обыденное….

— Даже если так и есть — что же с того?

— Странно…

— Это весьма выгодно. Вы женаты?

— Да, Ваше Высочество!

— Ну, вот и подумайте, как было бы, получай ваше семейство два жалования вместо одного!

— Но, как же скажется служба в присутственном месте на женской нравственности? — поражённо вопросил Петров. — Уж я не поминаю даже про работу на мануфактурном заведении!

— А нравственность надобно укреплять воспитанием, а не запретом появляться на улице! И, примите во внимание — безделье и праздность наипаче влекут вред нравственному состоянию, что мне неоднократно сказывал генерал-аншеф Суворов, наблюдая состояние вверенных ему войск… А к особам женскага полу это в полной мере относится. Когда голова занята делом, глупым мыслям в ней места не найдётся. Так что, да: будут ещё и дамы-служащие, и заводские рабочие и учёные. И премьер-министры будут! Мы, конечно, сие навряд ли увидим, но дети наши — вполне!

— Скорее ваши, чем мои… — ошеломлённо проговорил учёный, собирая свои записи.

Я же обратился к маркизу, благодушно сидевшему рядом, и слушавшему наш разговор, не понимаю при этом не слова.

— Как сегодня прошло погружение в сомнамбулический сон? Мне показалось, что мастерство ваше растет день ото дня!

Маркиз польщённо улыбнулся.

— Да, мне удаётся довольно уверенно погружать вас в требуемое состояние. Я с удовольствием участвую в этих сеансах, описываю каждый из них. Публикация этих наблюдений произведёт настоящий фурор!

Ээээ, друг… Вот это совсем ни к чему; ну-ка, осади!

— Маркиз, об этом не может быть решительно никакой речи! Всё, происходящее здесь, абсолютно конфиденциально, как мы с вами уже ранее говорили!

— Но, Ваше Высочество! Мы говорили про недопустимость разглашения сведений, получаемых посредством сомнамбулического сна, но не о методике такого погружения, что показывает теперь такой превосходный результат!

— Ну, о методике — пожалуйста. Можете написать, не раскрывая никаких имён. Только предварительно покажите всё мне. И, вот что ещё, маркиз: публикация будет возможна только после моего воцарения!

В общем, на том и порешили.

Постепенно я нащупал некий порядок работы с научными открытиями и изобретениями. Сначала с помощью маркиза Пьюсегюра и моих четырёх учёных секретарей я извлекал из собственных мозгов различную информацию, могущую быть полезной для прогресса науки. Затем полученные сведения распихивались по шести учреждениям: то, что относится к механике, направлялось в Технический центр Собакина и Кулибина; всё касательно химии отправлялось в «Лабораторию новейших химических исследований», где работали Лавуазье и Севергин, относящееся к медицине и санитарии — к Самоловичу, в Морской госпиталь, сведения о полезных ископаемых — в Горное училище Санкт-Петербурга, немногочисленные сведения в области постройки паровых двигателей направлялись на завод Хорнблауэра; данные в области сельского хозяйства и производства различных бытовых предметов передавались в Вольное экономическое общество, и, наконец, всё, относящееся к электротехнике, отправлялось в «Вольтову лабораторию». Надо сказать, что последняя область получила, пожалуй, больше всего различных сведений, что обещало существенный прогресс. Иногда из глубин моего подсознания всплывали какие-то сведения из географии, металлургии или судостроения, но это случалось нечасто — такими вещами я в прошлой жизни целенаправленно не занимался.

Обычно на следующий день после сеанса гипноза мы устраивали совещание с учёными секретарями, разбирая полученные сведения. Дело в том, что информация, которую я выдавал под гипнозом, всегда требовала уточнений: задача моих 'учёных секретарей и заключалась в том, чтобы вовремя задать мне, находящемуся под действием гипнотических чар, грамотные уточняющие вопросы. Иногда им это удавалось, иногда нет; поэтому после сеанса я всегда перечитывал и заданные мне вопросы, и данные мною ответы, чтобы оценить, не стоит ли ещё порасспрашивать меня о тех или иных открытиях, и какие именно вопросы надобно задавать. Так создаются материалы для следующего сеанса гипноза — секретари заранее узнают, какие вопросы надо будет мне задавать.

Я эти совещания использовал ещё для того чтобы выяснить, как идёт прогресс в наших лабораториях и центрах.

— Так, господин Севергин, как обстоят дела с вулканизацией каучука? Да вы сидите, сидите!

Василий Михайлович, подняв свои записи, отвечал:

— Мною и моими сотрудниками произведено более сотни опытов с обработкою каучука чистою серой. При дозировке серы в размере одной двадцатой от массы латекса нам удалось получить стабилизированный каучук, не расплавляющийся от нагрева. извольте видеть — вот образцы!

Господа секретари с удивлением рассматривали пластинки упругого материала, несмотря на все манипуляции с ним упрямо возвращающегося к первоначальной форме. До сих пор никто из них не видел ничего подобного!

— При увеличение дозы серы, — продолжал Севергин, — получаемый материал теряет свойства упругости, становясь всё более и более твердым. Наилучшие результаты достигаются в диапазоне от 1/20 до 1/10 части серы на одну часть каучука!

Я повертел в руках одну из грязно — белых резиновых пластинок, растянул её, выстрелил резинкой в стену, как мы это делали в детстве… ну что же, вполне себе похоже на настоящую резину!

— Замечательно! — сообщил я учёным, зачарованно проводившим взглядами резинку, с резким щелчком улетевшую в стену лаборатории. — Теперь нам следует разработать разные варианты этого материала, «резины» — облегчённые, с пузырьками воздуха внутри, армированные, с железной проволокой, дешёвые сорта с наполнителями, экономящими латекс…

— А для какой надобности будет служить этот материал? — с интересом спросил Василий Михайлович.

— Прежде всего, как изоляция телеграфных проводов — это по ведению господина Петрова. Кстати, Василий Владимирович, давайте активизировать работу по телеграфу. Азбуку из длинных и коротких импульсов графиня Дашкова уже разработала, печатающее устройство сделайте со Львом Фёдоровичем — думаю, сие будет нетрудно!

Далее, каучук надобен для получения непромокаемых тканей, и как материал для подошвы обуви. На самом деле, у него множество применений….

Конечно, когда я посылал экспедицию в Бразилию за этим самым латексом, оптимистично заглядывал очень далеко вперёд. Прежде всего, меня тогда интересовала изоляция проводов — необходимая вещь для развития электротехники; всевозможные резиновые уплотнения, гибкие резиновые ленты и трубки. А вот теперь, как это ни странно меня больше всего увлекают самые, казалось бы, примитивные вещи — непромокаемая одежда и подошвы для сапог.

Нельзя сказать, что тут совсем нет непромокаемых вещей — применяется специально отделанная тюленья кожа, или, вариант подешевле — парусиновые куртки, пропитанные льняным маслом. Всё это или довольно дорого, или не очень надёжно. А непромокаемые вещи нужны, особенно во флоте, которым я сейчас и занимаюсь. А ещё такой, казалось бы, простецкий предмет, как подмётки сапог — здесь это целая проблема.

Подошву обуви можно делать или деревянной, или кожаной. Про первую нечего и говорить — её недостатки очевидны. Вторая тоже не подарок: слишком быстро изнашивается, и очень скользкая зимой. Сколько раз я с ностальгией вспоминал обычные резиновые подмётки! И вот теперь у нас появилась возможность их изготовить. Для флота, опять же, неоценимая вещь, да и на свободном рынке будет пользоваться спросом.

— Отлично! Давайте продолжим. Господин Лепёхин, вы с господином Петровым занимались вопросом извлечения из апатитов чистого фосфора. Каковы достигнутые успехи?

Иван Иванович, самый пожилой из наших учёных, переглянувшись с Петровым, отвечал:

— Надо сказать, что действительно, нам удалось получить из минерала, называемого ныне «апатитом», чистый фосфор, подвергнув апатическую руду обработке серною кислотою и потом экстрактировав его из кислоты. Признаю, однако, что способ не нов: еще в 1771 году герр Шееле разработал способ получения фосфора из костяной золы путем обработки ее серной кислотой с последующим восстановлением кислых фосфатов кальция углеродом. Мы применили эту методу к апатитам, и достигли приличного результата!

— Значит, мы готовы к получению фосфора промышленными масштабами? Отлично, надобно этим заняться. Из фосфора можно делать спички: как только наладим его производство, сразу можно делать спичечную мануфактуру. Также надо выполнить ряд опытов с применением фосфора в качестве удобрения: это вещество чрезвычайно способствует повышению плодородия почв и урожаев. В общем, много полезного даст сей минерал!

Не забывал я, впрочем, и про дела коммерческие. В один из летних дней я собрал на встречу большую группу промышленников и торговцев, еле уместившихся в большом зале Петергофского дворца. Большинство тут, конечно же, московские и петербургские купцы, но есть и такие, что проделали долгий путь через всю Сибирь — из Охотска, Нерчинска и Кяхты. Братья Нерпины, Прасолов, Плисов торгуют в Сибири. Ведерников, Востроглазов, Калашников (не из тех ли, что геноцидил добрых опричников?), Серебренников, Скорняков, — эти все из Москвы. Собакин, Алферовский, Финогенов, Пономарёв — из Петербурга. Но все они имеют дела на самых широких просторах, связаны с заграничной торговлей, отчего и присутствуют здесь. Ну что же, пора начинать.

Постучав ложкой по графину для воды, я дождался, когда шум множества голосов утихнет, и начал свою речь:

— Господа негоцианты! Все вы занимаетесь коммерцией; кто-то промышляет в Охотском море и на Аляске, кто-то занимается торговлей мехом, а кто-то закупкою в Кяхте чая и доставкой его через всю Сибирь. Всё эти предприятия требуют дальних перевозок груза, и делается всё главным образом через Сибирь. Я знаю, как это непросто; Сибирский тракт не выстроен ещё по сю пору. Зато появились новые морские пути, о коих я хотел вам поведать.

В том году мы построили первые восемь быстроходных шхун и направили их в Аляску, Сингапур и к берегам Китая. Все суда успешно достигли своих целей, показав выдающуюся надёжность и скорость хода. И для дальних перевозок это много выгоднее, чем сухопутная доставка! Представим, что надо перевезти на остров Кадьяк шестьсот тонн товаров, что составит тридцать шесть тысяч пудов. До Охотска каждый пуд обойдется в десять рублей; это на круг триста шестьдесят тысяч. Потом ещё и до Кадьяка морем добрых сто пятьдесят; всего выходит больше полмиллиона. Так я говорю?

— Правильно! — раздались голоса негоциантов.

— Далее… Из Якутска в Охотск товары везут на лошадях вьюками. В иных местах дорога тяжелейшая, лошади порой доходят до совершенного изнеможения; люди гибнут, провалившись под лёд. От конского падежа часть груза бросают дорогой, остальные товары по прибытии их в Охотск нередко оказываются испорчены. Особенно тяжко приходится с громоздким товаром. Якоря для Охотской верфи приходится везти кусками, на месте сковывая их обратно в один якорь. Бывает, что такие «составные» якоря попросту разваливаются, что ведёт к катастрофам. Канаты приходится резать на куски, и в таком виде везти, а на месте сплетать их обратно. Прочность таких канатов сильно падает, что, опять же, влечёт иной раз потери судов. Такие убытки способны любого довести до разорения!

Послышались одобрительные отклики.

— А теперь представим, что тот же груз везут два больших корабля, по триста тонн груза. Каждый корабль такой, с шестью пушками, стоит по восемьдесят тысяч рублей, итого сто шестьдесят тысяч. Теперь остальные расходы: офицеры, команда, жалованье и корма, грубо говоря, сорок тысяч. Получается триста тысяч рублей экономии. И ещё на руках остаются корабли, пригодные к плаванию. Ими можно завозить туда продовольствие, вывозить в Китай добытые шкуры, гонять иностранные суда.

— Ну, может, на Аляску и выгодно морем ходить, а нам-то куда: мы в Кяхте заказываем чай, нам его привозят в Москву, весьма безопасно, без штормов всяких, без пиратов… — заметил один из московских купцов.

— С Кяхтой, как вы знаете, не всё гладко: торговля лишь недавно открылась. И я не уверен, что торговля эта продлиться долго: очень китайцы капризны. Но, даже пока граница открыта, везти чай морем дешевле в несколько раз, потому негоциация ваша Кяхтинская будет хиреть.

— Что же нам теперь, всем корабли купить? — удивился купец Пономарёв.

— Нет. Я открываю сейчас Русскую перевозочную компанию. Будет она возить всякие товары подрядом. Это очень выгодное дело. Подумайте: вот сейчас мы на Тихом океане везём продовольствие с Малакки на Аляску, имея балластом оловянные слитки; там берём шкуры котика и морского бобра; отвозим в Китай, меняем на чай, который везём уже в Россию, тут же выгружая и балластное олово. В Кронштадте балластом грузим железо, сверху пеньку и парусину; везём в Лондон. Там всё продаём, забираем мануфактуру, везём в Персию; там берём хлопок, идём в Китай. Так, примеряясь к времени года, ветрам и течениям, ценам и спросу на разные товары, можно зарабатывать и на торговле, и на фрахте! — А как же пираты, каперы? — раздался голос одного из ярославцев.

— Новые наши суда имеют исключительно высокую скорость. Никакой военный корабль сейчас неспособен догнать их. Также, в южные моря отправлены шесть фрегатов, которые будут эскортировать торговые суда при угрозе нападения. Сами шхуны тоже вооружены, и тут мы кое-что придумали… но это пока секрет.

— А если вдруг шторм опрокинет? — продолжал сомневаться бородач из Каширы.

— Есть такая вещь, как страхование корабля и груза. В Англии этим занимается компания «Ллойд»; мы тоже свою сделаем, если на то будет спрос. В общем, объявляется подписка на паи нового Общества!

После долгих объяснений, уточнений и планирования, удалось собрать больше восьмисот тысяч рублей. Я от имени Адмиралтейств-коллегии внёс ещё столько же в виде десяти построенных судов; ещё десять продали частным владельцам. Всё это внушало надежды на оживление нашей торговли и усиления присутствия в Южных морях.