Благословенный

Глава 3*

Ещё два года тому назад для усовершенствования артиллерийской части я убедил Потёмкина, как главу Военной коллегии, создать «Артиллерийскую комиссию», что должна была разработать новые образцы орудий, и поспособствовать их унификации. Руководителем артиллерийской комиссии назначен был Пётр Иванович Мелиссино, «первоприсутствующий» (то есть начальник) канцелярии Главной артиллерии и фортификации, а по совместительству ещё и директор Артиллерийской школы. Нет, конечно же, работа над новыми артсистемами велась и без того: ею занимались в «Артиллерийском и инженерном шляхетском кадетском корпусе», но дела там шли ни шатко ни валко; теперь же всё объединилось в одной комиссии, и дела пошли быстрее.

Сегодня особенный день: с раннего утра мы все прибыли на «Артиллерийский луг» — небольшой полигон в местечке «Охта», где испытывались образцы новых орудий. Я приехал с непременным Протасовым; тут уже были сам Пётр Мелиссино, чины из Коллегии, майор Бонапарт, юный подпоручик Аракчеев, Христофор Эйлер, и представители заводов, на которых, при успехе испытаний, изготовление этих пушек и будет возложено. Тут же, в окружении лизоблюдов тёрся Платоша Зубов, мечтавший взять всё это дело под свою руку. Впереди нас, в поле, стояли несколько деревянных избушек, изображающих цели, а прямо перед нами — образцы новых орудий. Мы разговаривали возле каменного флигеля с толстыми кирпичными стенами, где служащие полигона могли укрываться во время особенно рискованных экспериментов. День выдался ветреный, и господа офицеры придерживали свои треуголки, чтобы те ненароком не улетели.

— Итак, господа, — начал Пётр Иванович, — разрешите представить образцы предлагаемых артиллерийских орудий. Это — он указал на крайнее, сравнительно небольшое орудие — шестифунтовая облегчённая пушка для снаряжения конной артиллерии. Вес её в развернутом положении сорок семь пудов, в походном положении, с передком и боекомплектом, шестьдесят девять пудов. Бьет ядром на 2 тысячи аршин.

По реакции господ офицеров я понял, что показатели им очень нравятся. Даже фаворит одобрительно качал головой и поддакивал собравшимся.

Мы перешли к другому орудию, во всём схожему с предыдущим, только с несколько более длинным стволом.

— Это — пояснил Мелиссино, — того же калибра удлиненная пушка для пешей артиллерии. Вес в боевом положении шестьдесят пять пудов, в походном — положении, с передком и боекомплектом, восемьдесят шесть.

— А в чем разница по боевым свойствам? — спросил я.

— Удлинённое орудие дает выстрел с более настильной траекторией; предельная дальность при действии ядром выше на 330 аршин, существенно выше и дальность действия картечью…

— Пётр Иванович, — прервал его я. — Надобно ли нам два разных вида орудия, одного калибра и назначения, имеющих такие небольшие отличия? Одно даёт 2000 аршин, другое 2300, стоит ли городить из-за того огород?

— Ваше высочество, артиллерийский парк будет укомплектован исходя из результатов наших испытаний и мнений, поданных в Военной коллегии. Именно теперь мы и решаем, какое из орудий отставить, а какое принять!

— И каковы же мнения присутствующих? Нужны ли разные типы орудий, и если да, то какой из типов оставить?

— Надо признать, — заметил Николай Карлович, — что «длинное» орудие будет затруднительно использовать в конной артиллерии в то время как «короткое» вполне успешно может быть применено в пехоте. Потому я полагаю необходимым оставить «облегченное» орудие!

— Ладно, продолжим. Что у нас ещё?

— Вот, извольте видеть: 12-ти фунтовое пехотное орудие малой пропорции. Вес в боевом положении 71 пуд, с передком — 87 пудов. Дальность выстрела ядром — 2700 аршин, гранатой 1500 аршин, картечью первого номера 360 аршин.

Послышались восторженные отзывы и перешёптывания остальных членов комиссии.

— То же орудие средней пропорции. Боевой вес 92 пуда, вес с передком — 106 пудов. Наибольшая дальность выстрела ядром 3800 аршин, гранатою 1950 аршин.

— Они все бронзовые? — удивился я. — Отчего не из чугуна? Вон же, во флоте чугунные пушки вполне в ходу!

При этих словах Пётр Иванович укоризненно посмотрел на меня, а Платоша Зубов как-то нехорошо улыбнулся.

— Чугунные пушки, Ваше Высочество, при тех же свойствах будут иметь намного больший вес. И если во флоте сиё печальное обстоятельство еще терпимо, благодаря огромной грузоподъемности современных кораблей, то в полевой артиллерии, где каждый золотник на счету, в обыкновение вошли пушки «артиллерийского металла», сиречь особого состава бронзы! — пояснил мне Мелиссимо то, что остальные, видимо, и так давно знали.

— Великолепные результаты, Пётр Иванович! — не обращая на меня внимания, начал восторгаться Валентин Мусин-Пушкин. — Невероятное в сих образцах снижение веса относительно шуваловских орудий. Как же вы этого добились?

— Долгие опыты по получению наилучшего образца «Артиллерийского сплава», — не без гордости отвечал Мелиссино, — завершившиеся, твёрдо могу сказать, замечательным успехом! Теперь вес наших полевых орудий снизится против прежнего в добрых полтора раза, а боевые свойства их возрастут.

— Вообще-то из чугуна тоже можно отлить полевые орудия, при должной сноровке. Хорошо, это всё надо обдумать. Давайте проследуем далее. Что это, «единорог»?

Несомненно, это была гаубица, или «единорог» — об этом свидетельствовало изображении этого мифического животного, в виде барельефа отлитое на казенной части орудия.

— Четвертьпудовый единорог, Ваше Высочество! Сорок семь пудов весом, дальность выстрела до 1780 аршин. Может действовать ядром, гранатою, картечью, брандскугелем. Дальняя картечь действительна до 700 аршин, ближняя — до 400 аршин.

— Очень хорошо. Не кажется ли вам, что по свойствам своим эта гаубица далеко превосходит 6-ти фунтовую пушку, а по весу вполне ей соответствует? Может быть, нам и не нужны шестифунтовки?

Члены комиссии снова как-то презрительно заулыбались, многозначительно переглядываясь между собою. Да что опять им не так?

— Ваше Высочество, — немного сконфужено отвечал Пётр Иванович, — мнение сие в военном деле уже высказывалось. Ещё граф Шувалов, изобретатель сиих единорогов, предполагал полностью заменить ими все виды полевых орудий. Но практика показала иное. Соблаговолите пройти далее…

Мы подошли к крупному орудию с заметно более толстым стволом.

— Вот тут у нас полупудовый единорог. Весит сиё орудие 79 пудов в развернутом и 100 пудов в походном состоянии. Дальность выстрела ядром 3200 аршин…

— Погодите-ка, генерал, я не совсем понял… Это что же получается, полупудовый единорог, по весу и дальности выстрела соответствует 12-ти фунтовому орудию? При этом калибр его в два раза выше, а значит, и воздействие по цели намного сильнее? Зачем тогда 6-ти и 12-ти футовые пушки, если четветьпудовые и полупудовые единороги, по массе равные, а по мощности много лучшие, прекрасно их заменяют?

Тут красавчик Платон уже откровенно рассмеялся, со значением оглядываясь на остальных, будто предлагая разделить его веселье.

— Всё это не совсем так, Ваше высочество — пояснил глава Артиллерийской школы, Единороги имеют намного меньшую дальность прямого выстрела, а потому не столь точны и дальнобойны, как пушки «длинной» пропорции. Поэтому, хотя идее с заменой пушек единорогами уж более трёх десятков лет, никто сие произвести не решается!

— Ладно, хорошо. Полагаю, комиссии надобно всесторонне изучить этот вопрос, с опросом строевых офицеров, опытными стрельбами и войсковыми испытаниями. Надобно составить несколько рот, или даже целый артиллерийский полк из одних «единорогов» и испытать его действие, благо у нас сейчас война и юге ещё не закончена, и, значит, есть, где их испытывать.

Мы перешли к мортирам.

— Так, это что? Полевые мортиры?

— Именно так, Ваше высочество! Вот тут однопудовая, а эта — в полпуда!

— Очень хорошо. Насколько существенно воздействие бомбы на открыто стоящую пехоту? Сколько осколков даёт корпус пудовой бомбы?

Возникла заминка.

— Этот вопрос никем не изучался, Ваше высочество, но можно полагать, что количество их невелико. Обычно после боя остаются довольно крупные черепки от разрывов гранат и бомб, так что, видимо, осколков от них немного!

— Надо исправить. Попробуйте при отливании наносить ребра и борозды, чтобы получить полуготовые осколки.

— Сие довольно затруднительно. Корпус бомбы с бороздами от сильного давления развалится еще в стволе, при производстве выстрела, а наипаче, при падении бомбы на землю!

— Тогда можно попробовать закладывать к внутреннему заряду картечные пули, для повышения действенности огня по пехоте!

— Мортира действует главным образом не по пехоте, а по укреплениям, и тут важнее количество взрывчатого вещества, которое при размещении картечных пуль неминуемо уменьшится!

— Что ни тронь — ничего у вас нельзя! — ответил я, невольно услышав в собственном голосе тональность обиженного ребенка. — Ладно, что у нас с ракетами?

На разработки в области реактивной артиллерии я возлагал самые большие надежды. Это я настоял на включении ракет, получивших известность во время недавних войн англичан с индусами, в программу испытаний, с прицелом на оснащение ими нашей армии, а возможно, и флота. Здесь я дам этим господам сто очков форы вперёд: они ничего не знают ни про «Катюши», ни про «Град», и навряд ли представляют разрушительную силу этого оружия!

Мы перешли к станку для запуска ракет.

— Доклад продолжит майор Бонапарт — сообщил Пётр Иванович, и Николай Карлович, насупившись, выступил вперёд.

— Господа, это устройство воссоздано по данным европейцев, наблюдавших действие индийских ракет, применяемых мансурами в их войне против Британской Ост-Индской компании, — пояснил он. Ракета имеет гранатную боевую часть и пороховой движитель, и летит на дальность до двух тысяч шагов.

— А что это за хвост? — удивлённо спросил я, рассматривая выходящий из задней части ракеты длинный тонкий шест.

— Этот, как вы изволили выразиться, «хвост», необходим, дабы ракета летела прямо, в том направлении, которое её задано. То есть она стабилизируется в полёте этим деревянным «хвостом».

— И что же, это хорошее, эффективное оружие?

— Нет. Я бы сказал, что оно сильно уступает действию обычной артиллерии и совершенно непригодно для оснащения европейской армии!

Члены комиссии переглянулись с видом «ну я же говорил», я же стоял, как громом поражённый. Да что же сегодня такое?

— Вот как? И в чем же тут дело, майор? — благожелательно спросил Мелиссино.

— Прежде всего, точность стрельбы. После многочисленных испытания ракеты запуском на дальность могу сказать, что разброс при стрельбе на предельное расстояние достигает восьмисот шагов! То есть одинаковые по весу и равным образом снаряжённые ракеты при одинаковом угле возвышения давали дальность от тысячи ста до тысячи девятисот шагов. Это одно делает данное оружие в практическом смысле неприменимым!

— Так, а каков разброс по горизонту?

— Огромен, и сильнейшим образом зависит от ветра.

Я был поражён. Да как же так? У нас, в «моем» времени, эти самые РСЗО, или как их там ещё называют, почти что вытеснили классическую артиллерию, а здесь, видите ли, что-то там не получается! А я очень надеялся на ракеты; ну, правда, что стоят все эти «единороги» и прочая архаичная дребедень в сравнении с технологией, вознёсшей человечество в космос?

— Эти ракеты снаряжены? — спросил я, глядя на веретенообразные корпуса, сложенные невысоким штабелем возле станка для запуска. — Давайте попробуем запустить их!

Мелиссино кивнул, Николай Карлович скомандовал расчету, и солдаты бросились готовить ракеты к стрельбе. Фейерверкер водрузил корпус ракеты на станок, канонир, приложив квадрант, выставил нужный угол наводки; в ракету вставили и закрепили длинный хвост, и, наконец, поднесли фитиль к запальной трубке, высовывавшейся из дюзы.

Раздалось громкое и мерзкое шипение, из корпуса ракеты вырвалась струя бело-серого порохового дыма, такое обильное, что мы на несколько секунд были совершенно окутаны им, так что пришлось отбежать в сторону, чтобы дальше наблюдать происходящее. С громким полу-шипением, полу-воем ракета сорвалась со станка и полетела в сторону домиков, изображавших мишени. Полёт её был прекрасно виден из-за мощной струи дыма, вырывавшегося из сопла реактивного двигателя. И вдруг ракета, прямо у меня на глазах, развернулась в воздухе и стала возвращаться прямо к нам!

— Осторожно! Ложись!

— Спасайте цесаревича!

Кто-то повалил меня на землю, накрывая сверху.

Лёжа на мягкой весенней земле, я вдруг ощутил, будто бы кто-то ударил по ней кувалдой шагах в тридцати от меня.

— Всё, упала!

— Вы не ушиблись, Ваше Высочество?

Протасов — это он повалил меня наземь — теперь помог мне подняться и отряхнул стебли и сухие листья прошлогодней травы с моей епанчи.

— Что с нею случилось? — спросил я у Бонапарта, Тот в продолжении всей этой сцены оставался невозмутим, лишь смотрел колючим взглядом серо-голубых глаз на мою всполошившуюся свиту.

— Господа, вы напрасно тревожитесь! Ракета снаряжена песком вместо пороха; она не взорвётся. Прямо на место старта она тоже не прилетит.

— Отчего же она даёт такие сильные отклонения от цели? — поражённый произошедшим, спросил его я. Вот уж чего не ожидал, так это такого!

— Я изучил свойства этих снарядов, и могу определено сообщить вам, Ваше высочество, что причина низкой точности корениться в самой их конструкции. Извольте подойти, я покажу вам! Эй, Михалич, достань этта ле-ракетт! — по-русски крикнул он фейерверкеру, и тот, подхватив кирку, пошёл откапывать дымящийся в полусотне шагов от нас корпус.

Мы подошли к ракетному станку, на который уже водрузили еще один реактивный снаряд.

— Вот, извольте видеть, ракета, снаряженная для выстрела. Спереди — боевая часть, её вес в течении полёта остается неизменным. Сзади — двигатель, его вес в течении полёта по мере выгорания топлива постепенно уменьшается. Таким образом, центр тяжести ракеты перемещается с середины корпуса вперёд.

Наполеон прочертил на теле ракеты стрелку, иллюстрирующую, как изменяется центр тяжести.

— Представим, что мы запустили ракету и подул ветер. Давление ветра сносит её в сторону, и, в то же время, разворачивает вокруг центра тяжести. Ведь хвост ракеты легче, чем её нос, и с каждым мгновением становится ещё легче из-за сгорания пороха, да и к тому же, снабжён длинным стабилизирующим стержнем, имеющим значительную парусность. Поэтому задняя часть ракеты сносится сильнее передней.

— Это понятно. Но, всё равно такое сильное изменение траектории невозможно объяснить лишь ветром! Отчего же, например стрела из лука не относит так сильно, что она, почти что, возвращается на место пуска?

— Всё дело в том, что стрела, раз получив движение от лука, не получает дополнительного импульса в процессе движения. Ракета же действует по-другому: её двигатель работает даже после того, как ветер повернул её корпус. Поэтому ракета отклоняется ветром значительно сильнее и не так, как пуля, ядро или даже стрела. Ракета стремится лететь прямо против ветра, из-за того что оперение разворачивает её против потока воздуха, а двигатель продолжает при этом сообщать движение!

Признаться, ни я, ни члены комиссии не сразу поняли объяснения Николая Карловича. Но постепенно и мне, и всем присутствующим (кроме, наверное, Зубова — по его оскалу видно было, что так ничего он и не понял), стало ясно, что приличной точности от ракеты никакими силами получить невозможно.

— Но можно всё-таки что-то сделать? — вспомнив «Катюшу» и «Град», спросил я.

— Единственный способ исключить влияние ветра — это сделать ракету полностью уравновешенной, чтобы центр её тяжести оказался ровно посередине, и не изменялся в процессе выгорания топлива — отвечал Николай Карлович.

— А это можно устроить? — с надеждой спросил я.

— Сделать это представляется если не невозможным, то настолько затруднительным, что производство таких снарядов окажется делом невероятно дорогим. К тому же, их нельзя будет снабдить оперением, и полёт такой ракеты неминуемо будет нестабилен!

— Ну, стабилизировать корпус можно вращением, — пробормотал я, уже, однако, понимая, что всё это сильно усложняет дело. — А если пускать ракеты строго «по ветру» или строго «на ветер»? Тогда же ничего отклоняться не будет?

— Отклонение будет всё равно, только теперь по высоте. Ведь ракета посылается вверх под углом, и значит, любой ветер будет искажать её траекторию, вынуждая лететь параллельно земной поверхности. Кроме того, даже если расчету удастся занять позицию строго по ветру от неприятеля, это, вероятнее всего, не поможет — ведь ракета взлетает вверх на сотни метров, а там направление ветра может быть совсем иным, чем у земли!

— Так что же, получается, дело нестоящее? — тоскливо спросил я.

Видимо, разочарование в моём голосе преломилось настолько жалостливой нотой, что Николай Карлович отвечал мне, как будто бы, с некоторым сочувствием.

— Оружие такого рода будет и сочетать в себе низкую точность и излишне высокую цену. К этому надо добавить, что для запуска ракеты надо в шесть-семь раз больше пороха, чем для производства выстрела из орудия.

— Но, как говорят, в Индии войска Типпу-сагиба успешно применяют ракеты против англичан!

— В Индии много селитры, — пояснил мне Мелиссино, — и производство пороха для ракет для них сравнительно просто. А вот орудийной бронзы у них нет. Поэтому они вынуждены применять эти свои «ракеты» вместо нормальной европейской артиллерии. Возможно, если бы они испытали все преимущества современных артиллерийских систем, то отказались бы от ракет.

— Также надо отметить, — добавил Наполеон, — что действия мансуров не так уж и успешны. Они воюют не с Англией, а с английской Ост-Индской компанией, где солдатами служат местные индусы и сикхи, а офицерами — второсортные, не имеющие военного образования английские сквайры и джентри, приехавшие в Индию сколотить капиталец. И при всём этом мансуры то и дело терпят поражения. Были бы на их месте европейцы, как это было в Северной Америке, англичане не осмелились бы даже высадиться в Индии!

— Ну что же, выходит, нет смысла возиться с этим, раз у нас появились такие лёгкие и мощные полевые орудия, — подытожил Мелиссино. Члены комиссии, кто молчаливо, кто прямо, немедленно с ним согласились. Мне оставалось лишь молча слушать доклад про боеприпасы, но мысли мои постоянно возвращались к причинам этого провала.

— Ну что же, — продолжил Пётр Иванович, — давайте подведем итоги. Орудия с деревянной осью лафета надо вывести из состава армии, везде принять стальные оси. Для лучшего вращения осей внедрить чугунные втулки, особливо для орудий, предназначаемых к применению в конной артиллерии. Существующие образцы орудий надобно изготовить в нескольких экземплярах и отдать в опытную эксплоатацию, дабы на практике изучить их сильные и слабые свойства.

Потом было ещё много разных подробностей, которые я счел за благо выслушивать молча. Вновь в дискуссию я вмешался, лишь когда разговор зашёл про картечные выстрелы.

— А что с чугунной картечью?

— Опыты показали её полную применимость, Ваше Высочество!

— Вот и прекрасно. Её приняли на вооружение армии? С калибрами определились?

— Третий номер — в размере ружейной пули, второй номер — диаметром в дюйм, первый номер — полтора дюйма.

— Хорошо. Ещё надо испытать свойства стержневой картечи и шрапнель.

— Что это?

— Берем мелкие гвозди, плющим шляпку в форму оперения, заряжаем в жестяной картуз. При выстреле всё это хозяйство должно лететь намного дальше, чем обычная картечь, и при этом количество стержней будет намного больше, чем обычных картечных пуль. А шрапнель — это посложнее… я вам потом отдельно расскажу.

— Всенепременно, — заверил меня Пётр Иванович, но по тону его стало ясно, что после такого фиаско с ракетами мои идеи он теперь навряд ли будет рассматривать всерьёз.