Благословенный. Книга 5

Глава 12

Путешествие продлилось примерно 3 часа. Сначала некоторые пассажиры, особенно — дамы, несколько робели, пугаясь громких и необычных звуков, издаваемых паровою машиною. Но вскоре рассеялись все опасения; удивление и удовольствие заступили их место, и любезные посетительницы под важные разъяснения мужчин с особенным вниманием рассматривали удивительное устроениепарохода.

Наконец пароход подошёл к причалу в Пелле. Выгрузив пассажиров и багаж тем же порядком, участников конференции начали размещать по жилым помещениям. Большинство стоически приняло спартанские условия проживания, однако некоторые наотрез отказались поселиться в Пелле, даже в очень приличных помещениях. Поначалу это ставило в тупик размещающую сторону. Русские попытались приватными путями выяснить, в чём причина такого высокомерия; и что же? Оказалось, что множество учёных специально задирали нос и отказывались от комнат, чтобы их каждый день туда и обратно возили из Петербурга в Пеллу на пароходе! Им понравилось так кататься! Как дети, ей-Богу!

Первый день был посвящён заезду учёных в свои «квартиры», и лишь вечером должно было состояться торжественное открытие конференции.

Ещё на подходе к Конгресс-центру гостей встречало изумительное зрелище; всё здание было искусно подсвечено разноцветными, переливающимися всеми цветами радуги огнями, видимыми несмотря даже на «Белые ночи». В холле конференц-зала гостей встречала дивная музыка: под аккомпанемент небольшого оркестра солировал юный скрипач, чья музыка не могла не привлечь внимания. Что он вытворял со своею скрипкой — это просто необыкновенно! Стоило лишь на минуту прислушаться — и перед глазами вставали то бескрайние южные поля, то веселее дубравы, то заиндевелые пики горных сосен, то продуваемые промозглыми ветрами печальные осенние долины; Никколо Паганини играл «Four seasons» Вивальди. И это была прекраснейшая музыка из всех, что я когда-либо слышал.

В кулуарах учёные разных стран знакомились друг с другом, горячо обсуждая увиденное. Шумная делегация французов была, несомненно, самой представительной и крупной. Жоффруа Сент-Илер, Жан-Батист Ламарк, Жорж Кювье, Арно — и это всё не считая эмигрантов, покинувший Париж во время террора и проживающих теперь в Петербурге — Лавуазье, Лагранжа, Лапласа и Байи.

Из Австрии приехал Алессандро Вольта, уже работавший в Петербурге, но покинувший его из-за личной неприязни, случившейся между ним и нашим учёным Василием Петровым. Господа не поделили некоторые приоритеты в области исследования электрического магнетизма.

Приехали и англичане. Правда, их было сравнительно немного ведь — Россия и Великобритания стояли на пороге войны. И, тем не менее, они были, да ещё какие: Гершель, Волластон, Деви — очень толковые астроном, химик и физик.

Поначалу французы и англичане, как представители давно уже воюющих наций, сторонились друг друга. Однако, выяснив, что именно за джентльмены посетили Пеллу, Пьер-Симон Лаплас первым подошёл к мистеру Гершелю.

— Господа, хоть наши нации и являются сейчас врагами, разрешите засвидетельствовать вам своё глубочайшее почтение! Ведь вы — мистер Гершель, не так ли?

Уильям Гершель вежливо поднялся с места и поклонился, сняв свою круглую шляпу.

— Ваш новый телескоп просто восхитителен! Это настоящий прорыв в исследовании звёздного неба, что подтвердили ваши же блестящие открытия. Планета Уран — самая отдалённая от земли небесное тело, принадлежащее на шей солнечной системе! Спутники Юпитера, спутники Сатурна! — продолжал восхищаться Лаплас.

И постепенно лёд между делегатами разных стран стал таять.

Наконец гости конференции разместились в конференц-зале. Шум разговоров постепенно стихал, и тут вновь зазвучала музыка. Но теперь это был не приторный Вивальди, нет! Нечто дикое, варварское и волнующее донеслось до учёных, чьи нервы и так уже были на пределе. Сначала раздался звук трубы, далёкий и волнующий; затем загремел барабан, будто бы отбивая ритм сердца Всемирного существа, неведомой и загадочной Гайи. И наконец, доведя звук до высочайшего, всеочищающего крещендо, грянули литавры!

Я внимательно смотрел в зал — все сидели, как громом поражённые. Да что говорить — меня самого пробрало до костей! Рихард Штраус, прелюдия к опере «Так говорил Заратустра». Эх, и пришлось же мне помучиться с этим отрывком! И всё из-за того, что смысле музыкальной грамотности я девственно чист. Всё, на что меня хватило — воспроизвести дивную мелодию Штрауса голосом и примерно объяснить, какие инструменты когда вступают. Ну, то есть, почти как в анекдоте — Рабинович напел Карузо.

И лишь долгая работа наших композиторов, в основном — Дмитрия Степановича Бортнянского, помогла мне найти искомую мелодию и с точностью до грана воспроизвести её.

И с последними аккордами я вышел в зал для приветственной речи.

— Дамы и господа! Я — Александр Павлович Романов, император Российской империи, приветствую вас на Первой международной научной конференции. Прежде всего, разрешите поблагодарить вас, не пожалевших времени и средств, дабы прибыть на наш конгресс. Мы познакомим вас с последними достижениями российской науки; надеюсь, они произведут на вас должное впечатление! Вы все знаете, что последние годы Европа погружена в пучину войны. Когда говорят пушки, музы молчат, а наука вместо бескорыстной помощи всему человечеству обращается к низменным мотивам убийства себе подобных. Сегодня мы все собрались здесь для того, чтобы факел знаний, несущий свет человечеству, измученному голодом, болезнями и проявляемой друг к другу жестокостью, не угас, не превратился в горн для выковки нового смертоносного оружия. Нет, здесь, в Пелле, войнам не место! Пусть представители враждующих стран сойдутся тут в мирной научной дискуссии, пусть светоч знаний воссияет высоко и ярко над миром, являя пример будущего для всего человечества!

Я сделал короткую паузу: все присутствующие напряжённо вглядывались в мое лицо, уверен, разделяя мои чувства и мысли. Не ничего более прекрасного, чем оказаться вот так вот, в кругу понимающих тебя единомышленников!

— Я верю, — продолжил я, — что наши встречи станут регулярными. Полагаю, раз в два года — подходящая периодичность, дабы все сочлены нашего научного сообщества (а все учёные друг другу — братья, ибо посветили свои жизни благороднейшему делу служения людям), смогли рассказать друг другу о своих достижениях и успехах. Здесь не будет цензуры, ибо научная мысль свободна, как полёт альбатроса; здесь не будет религиозных, расовых или половых предрассудков. Мусульманин, чернокожий, женщина, — если они посветили себя науке, то все они, прежде всего — суть учёные. Здесь не будет осмеивания и травли, но добросердечие и вежливая заинтересованность даже в тех теориях, что кажутся возмутительными и неверными. Уверен, всё так и будет!

Лица учёных буквально просветлели. Никогда ещё столь высокопоставленные лица не разговаривали с ними подобным образом!

— По моему глубокому убеждению, — продолжил я, — в наш век просвещения покровительство наукам — есть первейший долг государя. Наука способна дать человечеству такие средства, что вознесут его на небывалую ранее высоту, и мудрый правитель, заботящийся о всеобщем благе, не может остаться в стороне от сего благотворного движения. Я знаю, что все вы по сю пору тратите свои личные средства на исследования, научные инструменты и исследовательские поездки. Пора с этим покончить. Довольно полагаться на одних энтузиастов — следует привлечь общество к содействию тем, кто жертвует всем ради прогресса! Предлагаю создать общество, содействующее развитию наук. Его можно назвать «Обществом Афины» — древней богини мудрости. Оно обязательно должно быть интернациональным, дабы шлагбаумы и границы не препятствовали взаимопроникновению знаний. Оставьте свой патриотизм на Родине — наука не должна быть ни национальной, ни партийной. Возможно, именно учёные сумеют показать человечеству путь из тьмы национальных предрассудков и войн к сияющим вершинам прогресса и разума! Будьте открыты, терпимы, тверды, не поддавайтесь флюидам ксенофобии и вражды!

Раздались одобрительные возгласы. Да, идеи научного космополитизма имеют свои перспективы, и это замечательно!

— Пелла — продолжал я — есть храм науки. Здесь вам всегда рады — любому из вас! Каждый учёный может посетить её для исследований, и в его распоряжении будут просторные лаборатории и испытательные залы. Мастерские для фабрикации научных механизмов могут выполнить на заказ любой прибор, потребный в ваших исследованиях, и выслать вам почтой. Кстати, рекомендую на сей счёт воспользоваться обществом «Меркурий» — эта разветвлённая сеть почтовых сообщений способна передавать и корреспонденцию, и посылки с высокой скоростью и по умеренным ценам.

Теперь позвольте вас ознакомить с порядком предстоящей конференции. План конгресса таков: первый день — обзорная экскурсия, заселение в квартиры, дачи и гостиничные номера — всё это уже было сделано. Второй день: утром — научные доклады в конгресс-холле, после обеда — посещение лабораторий, где будут проводиться научные опыты, подтверждающие тематику лекций. Третий день — доклады по гуманитарным наукам, после обеда — лекции и тематические доклады в аудиториях. Четвёртый день — экскурсия в Стрельну, где мы продемонстрируем строительство и работу нашего нового университета. Пятый день — посещение Воронцовского госпиталя, а в дальнейшем — научные дискуссии по произнесённым докладам.

Засим объявляю конференцию открытой!'

Вслед за мною огласили программу докладов и примерное время их произнесения, и все разошлись до утра.

На следующий день начались указанные в программе доклады. На некоторых я присутствовал, на других — нет. Меня здесь более всего интересовала степень консерватизма научного сообщества, его способности отринуть многовековые, но неверные представления об окружающем мире в пользу нового свежего взгляда.

В истории науки было много совершенно неверных теорий, рано или поздно опровергнутых усилиями мирового учёного сообщества. Но одно такое событие произвело на меня самое сильное впечатление. Как ни странно, но это история с теплородом.

Вплоть до середины 19 века для описания тепловых явлений в физике использовалось понятие некой тепловой субстанции, называемой теплород. Считалось, что в холодных телах теплорода содержится меньше, чем в горячих. При соприкосновении тел разной температуры теплород перетекает от более нагретого тела к менее нагретому телу, в результате чего температура тел выравнивается. На основе этой интерпретации тепловых явлений были получены формулы, хорошо описывающие все известные явления теплового переноса. Большинство ученых того времени придерживалось такой трактовки тепловых явлений, позволявшей хорошо описывать экспериментальные результаты.

Со временем, были проведены опыты, демонстрирующие выделение тепла при трении тел. Результаты этих опытов не могли быть объяснены на основе теории теплорода, но хорошо объяснялись с помощью молекулярно-кинетической теории, основанной на том, что все тела состоят из атомов и молекул, накапливающих или отдающих энергию. Говоря конкретно, один такой случай произошёл, можно сказать, у меня на глазах: В 1798 г. английский учёный Бенджамин Томсон наблюдал за сверлением каналов в оружейных стволах и был поражён выделением большого количества тепловой энергии во время этой работы. Усомнившись в существовании теплорода, Румфорд решил поставить ряд специальных опытов. В одном из них в металлической болванке, помещённой под воду, высверливалось отверстие с помощью тупого сверла, приводимого в движение силой двух лошадей. Спустя два с половиной часа вода закипела. Это категорически противоречило теории теплорода. Из своих опытов он сделал вывод, что никакого теплорода не существует, а причиной выделения энергии стало движение.

И тем не менее, несмотря на столь очевидный пример, множество ученых и дальше отстаивали положения теории теплорода. Доводы противников теории теплорода долгое время попросту игнорировались! Бюрократия и консерватизм в науке оказались сильнее новаторства.

Но доклад Василия Севергина должен был нанести ей смертельный удар.

— Мы провели новый эксперимент, который в корне опровергает теорию теплорода! — пояснил он собравшимся. — Опыт наш состоял в следующем: под колокол воздушного насоса, откуда предварительно был выкачан воздух, помещались два куска льда при температуре 0 °С. Оба куска терлись друг о друга при помощи специального часового механизма. При трении лед таял, причем температура получившейся воды оказывалась на несколько градусов выше 0 °С. С точки зрения теории теплорода этот опыт необъясним, ведь удельная теплоёмкость льда меньше, чем у воды. Невозможно сделать иного вывода, кроме как признать, что такое количество энергии могло появиться только в результате движения!

Тут же поднялся шум и крики.

— Теория теплорода прекрасно работает! Все наши формулы выполнены на её основе! И они постоянно подтверждаются экспериментально! — возмущённо кричали учёные.

Среди этого бардака с места поднялся английских физик Хэмфри Деви и во всеуслышание объявил, что проводил точно такие же опыты и пришёл к совершенно идентичному результату.

— Как ни удивительно, если рассматривать явление вне его связи с окружающим миром, то можно прийти к самому неверному выводу, — хладнокровно пояснил Лепёхин. — скажем, сердце свиньи очень похоже на человеческое, и рассматривая его отдельно, легко ошибиться и признать его за орган нашего соплеменника. Но если вы посмотрите не на одни сердца, а в грудные клетки, то тотчас же отличите человеческие ребра от свиных. С «теплородом» та же проблема: когда мы рассматриваем котелок, кипящий на костре, эта теория и ея формулы кажутся нам применимыми, а вот если мы рассмотрим поршень в цилиндре парового механизма, где к нагреву добавляется ещё и трение, то результат совершенно переменится!

Затем я поставил вопрос на голосование, и незначительным большинством голосов теория флогистона была признана научным сообществом «недостоверной». Новые машина требовали развития теории термодинамики, а «теплород» тянул нас назад, и покончить с ним было крайне важным делом.

Следующий доклад был посвящен теории эволюции. Произносил его господин Лепёхин, используя, в том числе, результаты опытов и исследований Палласа, предпринятых им на островах Тихого Океана. И она произвела впечатление!

Мосье Сент-Илер с бледным от волнения лицом вслушивался в речь пожилого русского учёного, произносимую на не самом лучшем французском языке. Чёрт, да это же его мысли! Русские продвинулись много дальше там, где сам он остановился на полпути! «Изменчивость», «Наследственность», «Приспособление к природным условиям», «Случайные мутации», «Выживание наиболее приспособленных» — вот оно, законченное учение, разрозненные элементы которого он, Сент-Илер, только лишь начинал продумывать!

Как и ожидалось, доклад вызвал массу возмущений. Кто-то был недоволен «забвением божественных законов», другие приводили вполне научные возражения и доводы.

— Но как же доказать, что изменчивость организмов и вариативность их развития имеют место быть? — ехидно спросил мосье Арно. — Пока этого не сделано, все ваши рассуждения — лишь пустое сотрясание воздуха, бесплодные умствования…

Сент-Илер знал, что доказать то невозможно. Нельзя же устроить наблюдение за жизнью длиной в тысячи, десятки тысяч лет!

— Мы уже занимаемся этим! — спокойно ответил Иван Иванович Лепёхин.

— И каким же, позвольте спросить, способом вы это намерены сделать? — не отставал Арно.

— Очень просто. Вы, должно быть, знаете, что один и тот же сорт горошка приносит и жёлтые, и зелёные горошины, в, казалось бы, хаотичном беспорядке. Но на самом деле это не так: появление плодов разного цвета подчиняется некой закономерности. Изучив её, мы познаем тайны изменчивости, — одного из ведущих, важнейших элементов природной эволюции!

— Но это противоречит христианскому учению! — возмущался протестант Гаугвиц.

— Это не так. Ещё Августин Блаженный говорил, что Господь создал Землю, благословил ее жизнью. А уже все прочее свершилось само, хотя и в рамках его воли. Вы, христианин, будете спорить со святым отцом церкви?

— Это противоречит Библии! Там сказано про творение, что оно состоялось за шесть дней…

— Вы при этом присутствовали? Нет? Тогда как вы можете быть в том уверены, если данные науки говорят о другом? Разве вы не ученый?

А допотопные животные? Ведь это — некие монстры, не попавшие в Ковчег; их существование доказано вашими же находками. Но про них ничего не сказано в Библии — значит ли, что их никогда не существовало?

Гаугвиц на это лишь молчал и яростно вращал глазами.

— Ничто иное, как стремление всякого организма к совершенству движет изменчивостью и приводит к созданию новых видов! Посмотрите на тучных овец, на тонкорунных мериносов, на ангорских коз — сколь далеки они от их диких предков! А как жираф развил свои навыки поедания листьев, обзаведясь длинною шеей! Это животное, как известно, проживает в тех областях Африки, где чахлая трава не даёт достаточной пищи и приходится кормиться листвою. Жирафам приходится постоянно вытягивать шею, чтобы дотянуться до листьев, растущих у них над головой. Поэтому их шеи становятся длиннее, вытягиваются. Муравьеду, чтобы ловить муравьёв в глубине муравейника, приходится постоянно вытягивать язык, и тот становится длинным и тонким!

— С вашей концепцией невозможно согласиться. Животные не имеют понятия о «совершенстве» — они просто пытаются выжить. Тот же жираф, получив длиннющую шею, страдает от её заболеваний, плохо бегает и не может спать иначе как стоя. Кроме того, вы неправы, говоря, что в саванне нет травы — её там достаточно, чтобы прокормить огромные стада антилоп. Просто жираф, очевидно, начал проигрывать эволюционную борьбу с другими видами за пастбища, и вынужден был специализировать своё продовольствование на листьях деревьев. Если орган часто упражняется, он развивается. Если орган не упражняется, он постепенно отмирает. Например, кроту под землёй глаза только мешают, и они постепенно исчезают. Всё это происходит медленно: как говорил великий Лейбниц, «природа не делает скачков»…

Жорж Леопольд Кювье, однако же, с этим был совершенно не согласен.

— Совсем нет! Иной раз изменения происходят быстро и драматически. Я много лет уже занимаюсь палеонтологией, изучал вымершие виды, и не нашёл никаких переходных форма. Нет, один вид сменяет другой резко, а не постепенно! Происходит катастрофа, извержение вулкана, падение кометы, потоп или нечто подобное, и все живое просто исчезает. Все ранее сложившиеся виды погибают, а на их место встают новые. И вот я вижу новый геологический пласт с совершенно новыми видами животных или даже растений! Катастрофа несёт миру обновление — после неё новый вид покоряет землю!

Но Лепёхин решительно не желал уступать оппоненту:

— Вы конечно правильно делаете, что ссылаетесь на окаменелости в качестве доказательств своей теории. Да, окаменелости прекрасно демонстрируют эволюцию всего живого, поскольку между разными слоями лежат иной раз всего лишь десятки дюймов породы, но при этом — миллионы лет. Можно принять и теорию катастроф — их немало было на земле, и исследование отложений ракушечника и известняка прекрасно это демонстрирует. Но ваша теория совершенно не объясняет, а откуда после катастрофы появляются новые виды? Бог вновь совершает акт творения? Наверное, нет — по крайней мере, в Библии такого не найдёшь. Нет, новые виды в это время появляются примерно так, как рассуждает мосье Ламарк — постепенно!

— Отчего же «примерно»? — ехидно спросил Кювье.

— Потому что «стремление к совершенству» не присуще природным организмам. Нет, движущей силой тут выступает конкуренция видов. Бывает, что происходит мутация — не обязательно незначительная, возможно и достаточно серьёзная. И новый вид, возникший таким образом, вытесняет тот вид, что породил его. Если же мутация оказалась неудачной — животное умирает без потомства. Вообще Земля — это гигантское кладбище неудачных проектов…

Наконец, подводя итог спорам, Иван Иванович сообщил:

— Мы готовим кругосветную экспедицию с научными целями. Одна из возлагаемых задач — собрать как можно более доказательств и доводов в пользу теории эволюционного развития видов. Корабль посетить острова Ява и Борнео, Галапагосские острова, Бразилию, Малайю, Батавию, остров Мадагаскар. Часть материала собрана ещё во время наших поездок по территории Российской державы двадцать лет назад, теперь нам надо дополнить те наблюдения общемировыми. Вы можете принять в ней участие, дабы самостоятельно убедиться в правоте эволюционного учения!