Письмо посла Великобритании сэра Чарльза Уитворда Его превосходительству премьер-министру Уильяму Питту.
Достопочтенный сэр!
Исключительная важность полученных сведений заставляет меня обратиться прямо к Вашему Превосходительству напрямую, минуя обычные каналы. На днях в Петербург прибыло датское посольство во главе с первым министром Седельстрёмом. Предмет переговоров между Датским и Петербургским дворами относится к разряду наиболее охраняемых государственных тайн Российской империи, но мне удалось в неё проникнуть. Первоначально меня пытались уверить, что предмет негоциации состоит в создании союза, способного противостоять атакам средиземноморских пиратов, подобного уже заключённому в предыдущий год межу русскими и шведами. Поскольку такого рода соглашения могут содержать в себе зародыши новой лиги вооружённого нейтралитета, чьи принципы столь противны интересам и политике Великобритании, я удвоил усилия (как и выделяемые на это средства) и, с гордостью сообщаю, что полностью преуспел в этом начинании.
Как выяснилось, переговоры об экспедиции на Варварийский берег — всего лишь ширма для более сложной и опасной негоциации. В действительности в Зимнем дворце при участии шведов идут русско-датские переговоры о полном закрытии для небалтийских стран Датских Зундов! Вашему превосходительству, конечно же, не надо объяснять важность балтийской торговли для нашего военного и коммерческого судоходства! Понимая всю чудовищность этих замыслов, я предпринял все меры. Чтобы проникнуть в саму их суть, и выяснил следующее: с прошлой весны, после того, как на Кронштадтском рейде по неизвестным причинам сгорело несколько русских военных кораблей, император Александр начал тайные совещания с представителями других балтийских держав, имея целью прекратить доступ в Балтику иностранных судов, прежде всего, конечно же, английских. Такие странные устремления он объясняет опасностью, исходящей от моряков английского торгового флота, якобы подстрекающих военных моряков балтийских держав к поджогам вверенных им военных кораблей. Несмотря на всю смехотворность обвинений, эти инсинуации имели успех, подкрепляемый действительно бытующими случаями неаккуратных и неразборчивых действий наших приватиров, иногда слишком вольно толкующих призовой закон. Таким образом, русский царь предлагает датчанам и шведам совершенно закрыть Зунды для английских моряков, заявляя, что каждое британское торговое судно в любой момент может сделаться капером, и прекратить доступ французских судов, якобы распространяющих революционную пропаганду. Что касается судов остальных наций, то предлагается повысить для них пошлину вдвое, а суда балтийских держав освободить совершенно от зундской пошлины. Вырученные от сего средства будут, как утверждают, направлены на устройство в проливах надёжных крепостей и на содержание большой флотилии канонерских лодок, способных полностью воспретить движение по Проливам.
Нет нужды объяснять вашему превосходительству, что все эти меры направлены сугубо против английского судоходства, и при их выполнении на столь нужный для английских судостроителей источник данцигского дуба, балтийской сосны, русской парусины и пеньки будет опущен непреодолимый железный занавес.Потому умоляю ваше превосходительство поставить в известность о происходящем Его Величество и парламент. Уверен, вы с присущими вам неизменными убедительностью и красноречием сможете донести до них всю опасность складывающегося положения.
Также прошу о возможно скорейшей компенсации сумм, затраченных мною на получение названной информации — 2.400 фунтов в местной монете. С тех пор как я перестал пользоваться благосклонностью госпожи Жеребцофф, мои финансовые обстоятельства неуклонно ухудшаются, и я уже с трудом нахожу нужные средства для обретения столь важных для моей страны сведений. Потому, беру на себя смелость просить о выделении на эти цели специального вспомоществования в размере 5 000 ф. ст. в год.
Хочу, кроме того, сообщить, что выполнять свои обязанности в Петербурге с каждым днём становится всё сложнее. Многие люди, ранее весьма расположенные к Англии, теперь подвергаются допросам в созданной новым императором тайной полиции, причём ни высокий титул, ни занимаемый пост не служат к тому препятствием. Как говорят, на такой допрос вызывался даже русский посол в Англии Воронцофф, заподозренный в излишних уступках нашим торговым интересам. Ввиду этих неблагоприятных обстоятельств, указанная выше сумма, которую ваше превосходительство, возможно, сочтёт чрезмерной, в действительности может оказаться совершенно недостаточной.
Всецело ваш,
Ч. Уитворт.
Прочитав это, я скомкал бумагу и со злобой швырнул её в камин. Вот чёрт! Англичане докопались до истины много быстрее, чем я ожидал. Надо было задержать это письмо!
— Депеша отправлена адресату? — отрывисто, не своим голосом спросил я у Чернышёва, адъютанта генерала Скалона, представившего мне эти бумаги.
— Обычным порядком, Ваше Величество! — ответил юноша.
Иного ответа я и не ждал, хотя в глубине души надеялся, что чиновники почтового ведомства догадаются придержать это письмо. Но увы, — перлюстрацией занималась сама почта, а не Экспедиция общественной безопасности, и чиновники ведомства действовали всегда по предписанному регламенту: вскрыли, прочитали, скопировали, запечатали обратно, отправили адресату. А вот конкретно это письмо надо было задержать! И плевать на дипломатические последствия — это дело важнее каких-либо осложнений. Увы, от простых почтовых чиновников сложно ждать столь широкого кругозора, и письмо Уитворда беспрепятственно ушло в Лондон. И не нужно быть гадалкой, чтобы предугадать реакцию Сент-Джеймсского кабинета — для Англии эта новость будет почище, чем извержение вулкана на Пиккадили-стрит!
Для британского судоходства доступ в Балтику необходим просто до зарезу. Дело в том, что именно отсюда они получают почти все кораблестроительные товары — дуб из Данцига, сосну из Риги, пеньку, смолу, железо и лён — из Петербурга. Угроза прерывания этих поставок, даже отдалённая, способна вызвать настоящую истерику в английском Адмиралтействе…а значит, гордый, но нервный и ранимый британский лев будет готов на любые буйства, лишь бы всё оставалось по-прежнему.
И теперь они знают о моих планах. Что же за этим воспоследует? Разумеется англичане не будут ждать, пока мы перекроем им кислород. Получив такое послание, Питт явно не будет стесняться в средствах, и незамедлительно отправит флот бомбить Копенгаген. А у нас ещё ничего не готово!
Едва вступив на трон, я предложил датскому принцу-регенту Фредерику очень масштабный проект — собрать в кулак все силы заинтересованных государств и перегородить проливы мощнейшими береговыми укреплениями. Вообще, датских проливов, грубо говоря, три — Эресунн, Малый Бельт и Большой Бельт. Первые два сравнительно узкие, их можно перегородить береговыми укреплениями и искусственными препятствиями на дне. На линии Хельсингборг-Хельсингёр, где пролив Эресунн имел наименьшую ширину, в дополнение к уже имевшимся датским и шведским укреплениям предполагалось устроить мощнейшие крепости, а также поставить дюжину бронированных плавбатарей, вооружив их уникальными по тем временам 68-фунтовыми «бомбическими» орудиями. Всё это дополнялось бы отрядами канонерских лодок. На датском берегу, в Хельсингёре, базировались датские канонерки, а на противоположной стороне, в Хельсингборге, находились шведский отряд канонерок и гребных фрегатов — действуя сообща, они перекрывали
Большой Бельт много шире, защитить его можно только флотом. Я предложил использовать для этого объёдинённый датско-шведско-руссккий флот. Эта эскадра — как линейные корабли, так и гребные суда — базируясь на острове Самсё, должны были оборонять Большой Бельт. Оборона Малого Бельта возлагалась на датские береговые батареи.
Этот проект при его реализации мог бы дать балтийским странам огромные выгоды. Отпала бы нужда в многочисленных батареях и укреплениях по всему протяженному побережью Балтийского моря; достаточно оборонять Датские проливы, и судоходство на Балтике вне опасности. Та же Швеция, не имея возможности возродить полноценный флот, охотно пошла бы на этот шаг. Конечно, чтобы всё заработало, прежде всего нужно политическое соглашение: балтийские страны должны в достаточной мере доверять друг другу, не ожидая удара исподтишка, и именно над этим я и работал последние полтора года.
Соглашение всячески оберегали от преждевременного разглашения. Поэтому первые работы по оборудованию береговых батарей и гаваней выполнялись в тайне, под видом устройства торговых пакгаузов. Тот факт, что «пакгаузы» имеют стены в десять футов гранита, а окна в них подозрительно напоминают бойницы, первое время никого не беспокоил. Лишь когда на месте производства работ всё чаще стали замечать русских морских офицеров, английский консул, обеспокоившись, начал выяснять ситуацию среди кругов, близких к датскому правительству. Очевидно, такое же задание получил и Уитворд. И вот теперь произошла утечка…
Чёрт побери! Похоже, я не успеваю! Весной мы бы перебазировали Балтийский флот и все батареи, какие бы успели построить, в Зунды, и после этого уже никто бы без нашего согласия в Балтику не прошёл. А теперь жди гостей: как только сойдёт лёд, английский флот атакует датчан, понуждая их выйти из соглашения. Мы же не сможем оказать им поддержку: эскадра в Кронштадте скована льдом, и выйдет из гавани лишь в конце апреля, а то и в мае. Есть ещё западная эскадра, базирующаяся в Нефритовой бухте в княжестве Эвер, но сил её явно недостаточно: там базируются в основном фрегаты для крейсерских действий.
За этими раздумьями я и не заметил, что поручик Чернышёв в своём красивом чёрно-синем мундире всё еще навытяжку стоит передо мною.
— Вы можете идти, сударь! — отпустил я его, но юноша не тронулся с места.
— Ваше величество, соблаговолите выслушать! Может быть, для перехвата сего письма попробовать применить голубиную почту?
Надежда тут же возродилась во мне.
— Куда вообще отправлено это письмо сейчас? Там есть наша голубиная станция?
Волнуясь и краснея, Чернышёв забарабанил так, будто бы давно уже вызубрил ответ:
— Корреспонденция в Англию, не исключая и дипломатической, зимою санями отправляется в Курляндию, откуда уже может быть погружена на борт судна. Для надёжности, если берега возле Либавы содержат плавающий лёд, иногда письма везут прямо в Данциг, и лишь там ея грузят на корабли. Мы можем послать уведомление в Ригу, где имеется станция приёма голубиной почты, или же в Вильно!
— А где сейчас может быть почтовые сани?
— Вероятнее всего, уже в Литве!
Я снова нахмурился. Голубю ещё нужно долететь до пункта назначения, а людям, принявшим письмо, понадобится время организовать преследование и перехват почты. А ещё голубь может не долететь…
— Сможет ли птица достичь Риги в такие морозы? — спросил я у Чернышёва, прекрасно понимая, что такого рода вопросы не входят в сферу его компетенции. Однако юноша не растерялся:
— Ваше Величество, Служба имперской голубиной почты тренирует их летать равно как летом, так и зимою, когда всё укрыто снегом. Действительно, молодой голубь может сбиться с пути, если не сможет узнать местность из-за снегового покрова, но в большинстве случаев даже в самыя непогоды они благополучно долетают до места. А ещё можно для надёжности послать не одного, а нескольких голубей!
Я медленно выдохнул. Как замечательно, что ведомство Скалона покрыло страну сетью станций голубиной почты! Я-то всегда с презрением относился к такому примитивному способу сообщений, надеясь на электрический телеграф. Но это — дорогое удовольствие, и пока у нас введено в действие лишь несколько линий, соединяющий Зимний Дворец с Кронштадтом, Петергофом и несколькими фортами. В этом году хотим ещё построить линию до Царского Села, и даже Москва — дело весьма отдалённого будущего.
— Отлично, давайте так и поступим. Надеюсь, у Антона Антоновича найдётся на границе пара толковых людей, способных решить эту проблему… чисто.
— Так точно! Разрешите идти? — радостно прокричал поручик и, откозыряв, буквально выбежал из моего кабинета.
А я остался волноваться.
Лишь через две недели пришло достоверное подтверждение, что письмо английского посланника было перехвачено нашими драгунами, причём уже на прусской территории. Это был несомненный успех, за который юный поручик Александр Иванович Чернышёв, не побоявшийся обратится к императору, был награждён орденом Св. Анны и «аннинским» оружием. Конечно, он был счастлив; а я же был рад вдвойне — и благополучному исходу дела, и обнаружению очередного бриллианта в свою «интеллектуальную» корону. Парню всего 14 лет, а как варит у него голова! Определённо, он далеко пойдёт…
И тем не менее, поскольку Уитворд что-то разнюхал, оповещение английского правительства о наших планах было лишь вопросом времени. Прежде всего, следовало найти источник утечки информации — ведь если сэр Чарльз нащупал какой-то способ узнавать тайные намерения нашего кабинета, решительно ни в чём теперь нельзя быть спокойным и уверенным… И я приказал задействовать агента «Клавесин». То есть мадам Шевалье.
Сэр Чарльз Уитворд после разрыва с мадам Жеребцовой так и не нашёл себе постоянной пассии, так что чары обольстительной француженки попали точно в цель; вскоре этот новый Одиссей оказался околдован коварной галльской Цирцеей. И тут вскрылись самые смехотворные обстоятельства…
— Господин Кочубей, вы каждый почти вечер играете в вист в Английском клубе. Не так ли? — строго вопросил я у молодого чиновника.
— Да, это так! — довольно спокойно ответил он, не подозревая, какие громы я готовлю для его рано начинающей лысеть головы.
— И ваш портфель с документами вы безмятежно оставляете на диване в прихожей, не так ли? — уже строже спросил его я, буравя взглядом своих серых глаз.
Историки говорят, что у Александра был рассеянный и безмятежный, «ангельский взор», а вот у Николая — пронзительный взгляд, как у Василиска. Могу сказать определённо: ничего подобного! При известной необходимости и близорукий Александр Павлович мог поглядеть так, что у вельмож и чиновников волосы дыбом вставали сразу во всех местах! И вот сейчас бедолага Кочубей по моему взгляду начинает догадываться, что дело совсем плохо, но ещё не понимает, где именно он, как тут говорят, «прошибся».
— Пока вы там играете с господами резидентами, швейцар Фёдор по заданию некоторых известных вам господ роется в вашем портфеле и таскает бумаги на перекопировку. И уже натаскал себе на четыреста червонцев и три Сибири! Он, конечно, дурак; но отчего же вы не умны? Вам следовало уберечь бедолагу от такого искушения, а вы своей беспечностью просто потакали человеческим слабостям! Это, знаете ли, тоже на Сибирь вполне потянет!
Тут у Виктора Павловича задрожали губы.
— Ваше Величество… Я… Я никогда… Ваше Величество!
И рухнул на колени, подлец. Ну никак их не отучу!
— Ладно, ладно, успокойтеся. С кем не бывает… Только вы эти ваши картишки потихоньку бросайте. Ни к чему это, баловство. А что касательно паршивца швейцара, так мы его заставим теперь передавать англичанам дезинформацию, сиречь враки. А вам на будущее урок — не таскайте документы домой! То, что происходит в министерстве — должно оставаться в министерстве! Понятно! Ну всё, ступайте, и скажите там, чтобы ко мне срочно явились Сперанский и Скалон. Срочно!
Вскоре Михаил Михайлович и Антон Антонович (воля ваша, но что-то трогательное есть в этих одинаковых именах- отчествах) уже сидели передо мною.
— Господа! — тут же взял я быка за рога. — Необходимо надо наисрочнейшим образом составит Положение о секретности во всех наших учреждениях. А то у нас не ведомства, а проходной двор! Вы, Михаил Михайлович, хорошо знаете канцелярскую часть, а вы, полковник — безопасность. Объедините усилия и составьте документ, которым будут определены способы сохранения государственной и служебной тайны! Архисрочно! Архиважно! Десять дней на всё про всё! Ну что вы тут сидите? Извольте идти исполнять; время пошло!