Благословенный. Книга 5

Глава 13

Близился год с начала осады Гибралтара. Испанцы продолжали обстрелы, но на общий штурм они не решались. Сильные зимние шторма потопили две из шести испанских бронированных батарей, но остальные продолжали нести службу, постоянно обстреливая гавань и город. Гарнизон испытывал страшные лишения; кольцо осады сжималось всё теснее. Припасы почти закончились, и было введено нормирование продуктов: на день солдату выдавали фунт сухарей и кружку грога. Однако зимой ситуация со снабжением несколько улучшилась. Зимние дожди вновь наполнили пересохшие было водяные цистерны, а испанские канонерки в штормовую зимнюю пору не решались высовывать нос из Альхесироса; и бесстрашные английские шхуны и бриги, пользуясь зимними туманами, то и дело проходили в гавань Гибралтара, привозя осаждённому гарнизону бесценное снаряжение и продовольствие и увозя гражданских и раненых.

Испанцы увлечённо обстреливали разгружающиеся суда, а заодно и пакгаузы на берегу, уничтожая и только что привезённое в Гибралтар продовольствие, и старые запасы негоциантов, застрявшие в осаждённой гавани. Каждый день на складах полыхали пожары: пылали запасы кайенского перца, от дыма которых пожарным казалось, что они вдыхают чистый огонь; бочки с ромом взрывались, как пудовые бомбы; запасы индиго горели ослепительно-синим пламенем; а от горящего чая поднимался тошнотворно-сладкий бурый дым.

Пожары и недостаток снабжения привели зимою к сильному дефициту топлива. Страшный недостаток дров заставлял население выискивать и пускать в камины и печи все остатки дерева. Несколько застрявших в Гибралтаре торговых кораблей были буквально разобраны злоумышленниками на дрова. По каждому такому случаю капитаны, разумеется, приходили жаловаться губернатору; но О’Хара вынужден был смотреть сквозь пальцы на такие инциденты. Никому не хотелось замёрзнуть в ледяном каменном доме, вдруг оказавшись посреди зимы совершенно без дров!

Холодная погода повлекла за собою многочисленные болезни. Солдаты, привыкшие к жаркому климату Вест-Индии и не имевшие тёплой одежды, плохо переносили европейскую зиму. Единственный госпиталь Гибралтара совершенно не справлялся, и раненые находились в ужасном положении.

Был ранний, ветреный, как это часто бывает на Гибралтаре весною, холодный, но солнечный день. Адъютант Торнтон, из-за ранения осколком камня несколько дней уже ходивший с перевязанной щекой, будто у него болел зуб, без стука ворвался в столовую.

— Губернатор О’Хара! Сэр Чарльз! Тревожные вести!

— Что случилось? — поспешно срывая салфетку и привставая с места, спросил бессменный руководитель осаждённого Гибралтара.

— Прибыл майор Хэмилтон — волнуясь, произнёс Торнтон. — Он имеет к вам срочное сообщение. Очень тревожные новости, сэр!

Роберт Хэмилтон был майором гарнизона, в числе прочего отвечавшим за внутреннюю безопасность.

— Сэр Чарльз! Получены тревожные вести из даунтауна!

О’Хара в ужасе бросился к окнам. Битва с испанцами идёт по всему периметру, и офицеры давно уже привыкли к грохоту взрывов, свисту ядер и постоянному перенапряжению всех сил. Но что вообще может произойти в городе? Там же одни гражданские!

— Что случилось? Пожар? Эпидемия? — судорожно оглядывая окрестные склоны своих небольших, но очень гористых владений, произнёс губернатор.

— Много хуже, сэр! По донесениям наших агентов, в городе возник заговор!

О’Хара почувствовал, как тяжёлый, тёмный страх проникает в его душу, точь-в-точь как холодная вода неумолимо заливает трюмы вылетевшего на скалы судна. Заговор — это то, чего всегда боялся его предшественник, великий Джордж Эллиот; то, отчего сам О’Хара просыпался среди ночи в холодном поту, до смерти пугая при этом очередную любовницу. Подавляющее большинство жителей Гибралтара — бывшие испанцы. Они носят испанские имена, посещают католические церкви, и мечтают вернуться под власть Мадрида.

«И лизать зад мерзавцу Годою — с горечью подумал О’Хара. — И как люди могут быть столь безрассудны? Надо быть полным estúpido, чтобы предпочесть просвещенное и умеренное правление английской короны идиократии Эскориала! Впрочем, где разум, а где — католики!».

— Так, Боб. Давайте по порядку. Что конкретно вам стало известно?

— Вы знаете, что у нас есть осведомители почти во всех тавернах, борделях и кабаках. Уже несколько недель они фиксируют среди испанцев разговоры о скором падении крепости. Не так давно в баре «Белая корова» на Бастионной дороге повздорили испанец, сын содержателя бакалейной лавки, и энсин Виллероби из Шропширского полка. Испашка брызгал слюной, хватался за наваху и орал, что скоро они перережут на Скале всех «гуири»*. Молодца взяли и побеседовали с ним по душам. Он поначалу отказывался говорить, но когда его напоили, как лошадь, проболтался, что состоит в тайном обществе, поставившим себе целью завладеть ночью Северным укреплением, переодевшись в английские мундиры и перерезав всех часовых, и затем пропустить туда испанские войска!

— Боже всемогущий!

Губернатор немедленно собрал военный совет. Прибыли командиры полков бастионов и батарей, кэптены стоящих в бухте кораблей. Пока собирался Совет, выяснились новые подробности: испанцы заготовили несколько десятков английских мундиров, покупая их у пьяниц в кабаках, у санитаров в госпитале, или заказывая у портных, а также устроили на Бастион-роуд несколько тайников с оружием. Всё это выглядело чертовски скверно…

— Что с этим делать, джентльмены? Боюсь, что мы балансируем на краю вулкана: мятежники уже могут догадываться, что заговор раскрыт, и устроят своё выступление в одну из ближайших ночей!

— Удвойте караулы и поставьте дополнительных офицеров для их проверки! Жгите костры на бастионах, чтобы иметь хоть какой-то обзор!

— У нас мало топлива, сэр!

— Ну значит факелы, а не костры… Но освещение должно быть, иначе нас возьмут тепленькими и поднимут на ножи!

— при всём уважении, сэр, — начал Роберт Хемилтон — но в таком режиме войска долго не выдержат. Можем повысить бдительность на несколько дней, ну, может быть, недель; а потом люди устанут и начнут засыпать прямо в караулах!

Сэр Чарльз задумчиво потёр напудренный бритый подбородок.

— Вы правы, Боб. Вы чертовски правы! — Губернатор с грохотом поставил кружку с портером на стол, будто бы подчёркивая своё полное согласие со словами майора. — Поэтому, хотя, видит Бог, я и не хотел применять столь сильные средства, но вынужден пойти на радикальные меры! Наверное, меня на веки вечные заклеймят позором, но другого выхода я не вижу. Господа полковники, для ваших людей есть дело!

Было тихое раннее утро. Первые розовые лучи солнца едва коснулись песка косы, соединявшей полуостров Гибралтар с Иберийским полуостровом, скользнув по ретрашментам и люнетам, устроенным испанскими войсками, как наблюдавшие за английскими позициями солдаты заметили необычное и массовое движение на противоположной стороне. Тотчас же забили барабаны, заверещали дудки капралов:

— Тревога! Англичане выступают!

Гренадёры полка «Неаполь», с испанской стороны занимавшие позиции на перешейке рядом с осадными батареями, сначала действительно решили, что англичане пошли на них в атаку, и встали в ружьё. Но затем все увидели белые флаги, сюртуки, зонтики, плащи и платья людей, сгибающихся под узлами со своим скарбом. Это были гражданские, изгоняемые с Гибралтара.

Понимая опасность своего положения, «старый петух со Скалы» О’Хара действовал решительно: ночью, при свете факелов, несколько батальонов Шропширского и Хайлендерского полков блокировали узкие длинные улицы города и прошлись по домам, давая жителям лишь четверть часа на сборы. Не успевших в срок безжалостно выкидывали наружу, прикладами выламывая двери, так что к началу дня всё неанглийское население Гибралтара оказалось на «ничейной полосе» между позициями осаждающих и осаждённых, уныло бредущими под весенним дождём навстречу испанской родине.

Операция увенчалась полным успехом. Гибралтар был спасён, к тому же губернатор сбросил с баланса две с половиной тысячи бесполезных едоков, увеличив снабжение гарнизона. Ещё одним весомым бонусом для солдат стало изгнание гибралтарских евреев, которым и солдаты, и матросы успели изрядно задолжать — как и во многих иных городах мира, в Гибралтаре иудеи исполняли роль ростовщиков. К тому же гарнизону досталось немало добротных вещей, которые жители, спешно покидавшие свои дома, не смогли или не успели забрать с собою. Поэтому вечером среди англичан царило веселье: три батальона переселялись из тёмных и сырых галерей в добротные каменные дома обывателей, раскрывали двери подвалов, полных вина, пускали на дрова чьи-то комоды и стулья, заодно подсчитывая, сколько денег они теперь сэкономят, избавившись от жадных кредиторов. Конечно, имели место некоторые отступления от воинской дисциплины, особенно там, где в подвалах кроме вина обнаруживали и агуардьенте**, но «старый петух со Скалы», понимая нужды измученных осадой мужчин, смотрел на это сквозь пальцы. Пожалуй, лишь в одном гарнизон однозначно проиграл — вместе с испанцами пропала и большая часть проституток, которых и так сильно не хватало.

— Могли бы сделать для девочек исключение — бурчали любители развлечений такого рода, — уж совершенно понятно, что сеньориты ни по что не пошли бы на Северное укрепление резать наших артиллеристов навахами!

Но сделать уже ничего было нельзя. Не скажешь же испанцам «верните наших шлюх обратно»!

— Извините, ребята, но, как говорят лягушатники, à la guerre comme à la guerre! — отвечал О’Хара, если кто-то из солдат осмеливался спросить его на этот предмет. — Ваша безопасность для меня важнее всего. Потом мне же спасибо скажете, хотя бы за то, что ваши шиллинги остались целее, а носы не ввалились внутрь!

Конечно, было странно выслушивать нравоучения от такого распутного старого сатира, как сэр Чарльз; но затем пронеслась весть, что в числе изгнанных из города были и четыре испаноязычные любовницы О’Хары, которым «старый петух» не сделал никаких поблажек, и ропот умолк. Злые языки, конечно, шептались, что губернатор просто воспользовался случаем избавиться от надоевших ему и дорого стоивших пассий; ведь в городе осталось еще три женщины, — две испанки и еврейка — пользующиеся его благосклонностью. Но кто будет слушать такую гнусную клевету?

— Ещё раз утверждаю, Дон Кутуззо, ваш двор не исполнил принятых на себя обязательств!

Годой, «Князь Мира», был недоволен. Его лицо перезрелого вечно пьяного херувима побагровело и буквально тряслось от гнева. А всё потому, что Гибралтар всё ещё оставался у англичан, и несмотря на все усилия и затраты, гарнизон его совершенно не показывал признаков слабости.

— Со всем почтением к Вашему Высочеству, — льстиво улыбнулся Михаил Илларионович, — хочу напомнить, что при обсуждение планов осады я особенно указывал на необходимость активных действий испанского флота. Блиндированные батареи — без сомнений, смертоносное оружие; но их одних было недостаточно для достижения общего успеха. Блокада должна подкрепляться активными действиями канонерок и Армады, перехватывающей английские транспорты уже вдали от Гибралтара! Никто не может гарантировать, что в иные дни его бухту не накроет туман, и под его покровом англичане не проникнут в гавань. В отсутствие видимости наши батареи не могут вести прицельную стрельбу!

— Это понятно — нетерпеливо ответил Годой, — Ну как же получилось так, что две батареи попросту затонули?

— Увы, Ваше Высочество! Они оказались недостаточно надёжно поставлены на якорь. Зимние шторма сорвали их и разбили о прибрежные камни.

— И что вы полагаете с этим делать?

Михаил Илларионович туманно закатил долу единственный глаз.

— Я снёсся со своим правительством и получил на этот счет некоторые указания! Мы могли бы поставить вам ещё шесть плавучих батарей усиленного типа, тридцать шесть канонерских лодок и двести тысяч бомб, показавших себя самым разрушительным оружием. однако это потребует некоторых дополнительных жертв со стороны вашего двора…

— Что именно? — быстро спросил Годой, любуясь цветом прекрасной мадеры в хрустальном бокале, поднесённом им к пламени свечи.

— Общаясь некоторое время с высокопоставленными грандами вашего двора — вкрадчиво начал Кутузов — я не мог не обратить внимание на постоянные жалобы, касающиеся финансового положения вашей великой империи. Мы с вами государственные люди, и прекрасно понимаем, что деньги есть главный нерв, главное топливо любой войны, и от бесперебойного снабжения армии и флота финансовыми средствами зависит очень многое…

— Если вы заново толкуете о сделке по вывозу серебра из Новой Испании, то в этом нет нужды! — твёрдо ответил Годой. — Наш двор вполне удовлетворён опытом нашего сотрудничества в этой сфере. Мы совершенно согласны на доставку нашего серебра на прежних условиях!

— Прекрасно! Но я имел в виду не это. Вашей империи имеется прекрасная провинция Луизиана. Обильная всяческими произведениями природы, она страдает от недонаселённости, отчего приносит вашей великой империи одни убытки, доходящие, как я слышал, до двух с половиной миллионов талеров в год. Мы бы хотели принять эту колонию в аренду на условиях, аналогичных калифорнийским.

Водой поставил бокал на стол и задумчиво начал перебирать роскошные жемчужные чётки.

— Это будет трудно обосновать кортесам… — наконец произнес он. — Такая сделка сразу же вслед за Калифорнией может вызвать недовольство!

— Но мы говорим всего лишь в аренде на определённое время! Вы сэкономите огромные средства на содержание этой убыточной колонии, получите средства для ведения войны, а по окончании срока аренды вернёте её себе в цветущем состоянии!

Князь Мира, поморщившись, продолжал перебирать жемчужины. Заметно было, что процесс этот для него — скорее успокаивающе-медитативный, чем религиозный. Так фавориту проще думалось…

— Вернуть в цветущем состоянии через 35 лет? Извините, дон Кутуззо, но это будет через 35 лет! Ни вы, ни я этого уже не увидим. А вот то, как ваши люди овладевают принадлежащими нам землями — о, это увидит и узнает распоследний захудалой идальго где-нибудь в Эстремадуре! Такой же это будет повод им всем вновь перемыть мне кости!

— Возврат Гибралтара тоже увидят все, и восславят мудрость Вашего Высочества!

— Но вы уверены, что нам удастся добиться падения этой неприступной крепости?

— Определённо! Вы видели, что наше оружие очень эффективно. Я абсолютно уверен в успехе! Если не голод, то жажда должны сломить их!

— И вы можете мне гарантировать, что должный результат будет достигнут? — прямо спросил Мануэль Годой, оставив наконец в покое свои чётки.

— Могу! — твёрдо пообещал Кутузов. — Единственным затруднением может быть, что для облегчения принятия господом англичанам правильного решения сдать крепость нам следует предложить им до окончания войны и ожидания решений мирного конгресса передать её некоей нейтральной стороне… Ну, например, России.

— Всё-то у вас должно быть передано России! И Калифорния, и Луизиана, и даже сам Гибралтар! — со смехом воскликнул Годой.

Фаворит так развеселился, размахивая руками в восторге от собственной шутки, что случайно выронил драгоценные чётки. Описав жемчужно-белую дугу в воздухе слабо освещённой залы, они с тихим костяным стуком исчезли где-то под диваном, на что, впрочем, никто не обратил ровным счётом никакого внимания.

— О да, Ваше Высочество! Едва начав собирать несметные богатства, очень трудно остановиться! — улыбнулся Кутузов.

— Главное чтобы при дележе этих «несметных богатств» мы всегда находили взаимопонимание между собой! — со смехом ответил ему Князь Мира, и высокие переговаривающиеся стороны, придя к полному удовлетворению, подняли бокалы с превосходной малагасийской мадерой.

А через пару часов, убираясь в комнате, Диего Помпоне, старый слуга Годоя, нашёл эту связку жемчуга и припрятал себе, дабы купить приданое для засидевшейся в девках дочери. В общем, день был удачен для всех… кроме гарнизона Гибралтара.

* Гуири — презрительная кличка англичан.

** агуардьенте — испанский самогон.