Благословенный. Книга 5

Глава 19

Надворный советник Николай Петрович Резанов с грустью всматривался в расстилающийся перед ним бесконечный горизонт. Позади у него осталась долгая и трудная дорога через всю Россию и Сибирь — одиннадцать тысяч вёрст! Успел уже побывать и на Камчатке, и на Алеутских островах, и в Ново-Архангельске… А теперь так и вовсе занесло его в южные широты — совместно с капитаном Ратмановым прибыл он к Сандвичевым островам!

После смерти Екатерины Великой жизнь Николая Петровича, как и многих других дворян, резко переменилась. Несколько лет Резанов служил при дворе Екатерины IIв канцелярии Гавриила Державина, дружившего с его батюшкой, Петром Гавриловичем. Казалось бы, вот тебе торная дорога: служи и служи! Но увы; затем судьба направила его совсем по иному пути: в 1794 году Николая Резанова послали в Иркутск — инспектировать Северо-Восточную компанию, торговавшую пушниной. Там он познакомился с владельцем промысла Григорием Шелиховым, а вскоре и женился на дочери купца Анне. После смерти тестя Резанов стал совладельцем компании, а после воцарения императора Александра и объявления «компанейской свободы», сиречь беспрепятственного создания разного рода компаний и обществ, объединил дело с другими купеческими фирмами и создал в Сибири мощное торгово-промышленное общество: Российско-Американскую компанию. Однако государственной службы Николай Петрович не оставил, и был направлен на Тихоокеанское побережье сразу в двух ипостасях: как государственный чиновник, имеющий дипломатические и административно-хозяйственные поручения, и как служащий компании — в целях ревизии её работы. За несколько месяцев он успел посетить побережье Охотского моря, Камчатку, Курильские острова, берега Аляски, остров Кадьяк. Результаты ревизии были… противоречивы. И вот это всё надобно изложить в письменном виде, а с чего начать — даже и не поймёшь; слишком много всего произошло!

Огромное багровое солнце быстро проваливалось в бескрайний Тихий океан. Николай Петрович тоскливо проводил его взглядом и вновь взял в руки перо: так или иначе, а отчёт сам себя не напишет! Задумчиво макнув перо в «непроливающуюся» чернильницу, Резанов принялся каллиграфическим почерком выводить:

' Милостивые государи!

Доношу до вашего сведения, что пришел я 31-го июля числа на Кадьяк благополучно, хоть и не без приключений. Жестокий ветер, накануне случившийся, показал нам всю недоброкачественность Судов местной постройки. На судне, коим мы следовали, «Св. Марии», свежим ветром отломало бушприт, так что мы насилу попасть могли в гавань в Кадьяке. Такое построение Охотских судов здесь в обыкновении: невежество судостроителей и бесстыдное грабительство местных приказчиков Компании доставляют ей суда дороже, нежели где-либо, и притом никуда негодные. Побыв на Кадьяке три недели за починками сего судна, почитаемого как лучшее и новейшее во всей Компании, компанейского судна, вышел я 20-го августа и пришел в Ново Архангельск благополучно того ж месяца 26-го числа, но токмо благодаря удаче. Все пять дней плавания нам сопутствовал устойчивый фордевинд, и я думаю, ежели б и на плоту из Кадьяка вышли, то и тогда бы достигли здешнего места.

Как вам прекрасно известно, порт Ново-Архангельск заведён нашим директором, г-ном Барановым, по своему усмотрению и инициативе. Я нашел здесь Александр Андреевича благополучно водворившегося. Место здесь исключительно богатое. Всю губу окружают хребты превысочайших гор, покрытых до вер шины строевым лесом. Место для Ново-Архангельской крепости избрано на высоком камне, вышедшем в губу полуостровом.Здесь устроены добротные, огромные казармы с двумя бастионами и башенками. На одном из прилежащих островков поставлена башня с маяком. Подле казарм имеется большой и добротный корпус, содержащий в себе две лавки, магазин и два подвала. Подле него амбары и цех для производства работ компанейских. Напротив крепости устроен преогромный сарай для поклаж с рубленным к морской стороне магазином, а между ним и крепостью пристань. Имеются также кухня, баня и казарма для служащих в компании; живем мы все очень тесно, но всех хуже живет наш приобретатель мест сих, господин Баранов, в какой-то дощатой юрте, наполненной сыростью до того, что при здешних сильных дождях она со всех сторон течёт, как решето. Чудной человек! Скажу вам, милостивые государи мои, что г. Баранов есть весьма оригинальное и притом счастливое произведение природы. О себе он не заботится нимало, радея лишь о сотрудниках своих. Имя его громко по всему западному берегу до самой Калифорнии. Бостонцы почитают его и уважают, а дикие народы, боясь его, из самых дальних мест предлагают Компании свою дружбу. Признаюсь вам, что с особливым вниманием штудирую я сего человека. Важные от приобретений его последствия скоро дадут ему в России лучшую цену. Истинно скажу вам, милостивые государи мои, что господина Баранова надобно вам беречь, ибо по нынешнему устройству края новый человек не скоро найдется здесь, да и пока будет ознакамливаться, компания уже почувствует великие и невозвратные потери. Таково-то ненадёжно и безобразно устроение торгового нашего тела.

По прибытии своём я немедленно уведомил Александра Андреевича, что Новоархангельск и вся территория Островов, получившая название «Архипелаг Александра», отныне переходит во владение Российской державы, свыплатой компании некоторой компенсации за сделанные здесь постройки. В следующую навигацию прибудут воинская команда и офицеры, что займут Новоархангельскую крепость. Управитель отвечал, что уже извещён о том капитаном Ратмановым, тот год привёзшем из Калифорнии много продовольствия. Далее сообщил я, что теперь работа компании будет строиться на новых основах: придётся покупать на торгах у Короны патент на добычу морского бобра и котика, на Алеутских островах, островах Прибылова. Командорах и в Архипелаге Александра отдельно. В торгах могут участвовать и иные кумпанства, а потому надобно оценить наши возможные от того прибыли и сообразовываться с ними…'

— Во поле берёза стояла… — глухо, как из погреба, раздался вдруг нестройный хор пьяных голосов.

Рязанов поморщился. Ох, уж эта водка… Сколько судеб она поломала! Какую невероятную ценность придают ей промысловые люди! Иной раз, придя с многодневной охоты, готовы из-за шкалика ножами резаться с такими же, как они, русскими людьми… А сколько драгоценного хлеба тратится на выгонку спиртного! Впрочем, в этом отдалённом краю, где жизнь столь тяжела, а развлечений так мало, крайне трудно добиться трезвеннического образа жизни. Только глубоко верующие или крайне увлеченные происходящим люди (как сам Резанов, например) могут игнорировать зеленого змия, а вот остальные…

Резанов попытался сосредоточиться, но певуны не унимались. Как же сильно разносятся все звуки на корабле! Деревянные переборки, редкие и тонкие, совершенно не сдерживают звуки, и все подробность пьянки, происходившей теперь в капитанской каюте, были слышны Резанову во всех подробностях. Ну как тут работать?

Тяжело покачав головой, Резанов встряхнулся и усилием воли заставил себя продолжать:

«Дикие, или, как их кличут русские промысловые люди, 'колоши», под действиями господина Баранова, надолго ли, нет ли, но, кажется, присмирели. Надо сказать, что они вооружены от бостонцев лучшими ружьями и пистолетами и имеют фальконеты, так что Баранов, весною отослав на добычу бобра более 600 человек русских и кадьякских американцев, был в превеликом за них страхе; однако же все возвратились благополучно. Теперь, когда везде прошёл слух о передаче Ново-Архангельска под коронные владения, о сильном водворении нашем, прибытии «Св. Рафаила», положение наше упрочилось. Особенно появление указанного судна — нового клипера из Калифорнии, весьма быстроходного и исправного, да ещё и обшитого медью, должно отпугнуть иностранцев, привыкших безнаказанно торговать тут порохом и водкой.

Также рассказал я Баранову о ваших, милостивые государи, планах на устройство на Аляске медного прииска и литейного завода. Александр Андреевич всецело сие одобряет, рассказывая, что у колошей весьма обыкновенно бывают в ходу поделки из самородной меди. Её тут, у подножия одной из гор превеликое изобилие, так что при правильной постановке дела можно ожидать отличных результатов.

Много худшее положение нашёл я на Курильских островах. Тамошние управители чрезмерно увлекаются Бахусом, в ущерб делу. Дошло до того что в крепости Океанской на острове Кунашир пьяницы эти затворились и объявили свой отказ подчиняться российской власти! А ведь рядом Япония; какой соблазн для их людей!

Истинно во весь век мой не удалось мне быть свидетелем подобного буйства и пьянства, и я велел вас известить только для того, чтоб были вы сведомы, что переносит правитель ваш; знали, что здесь делается и приступили скорее к образованию областей и постановлению строгих изысканий. Перепившись с кругу и споя промышленных, не ручаюсь, чтоб когда-нибудь сами хуже «колошей» Компанию вовсе не разорили. Я не нахожу покамест действенных средств, как исподволь возвратить всех сих молодцов к порядку. Скрутил бы я их давно, да чую, многие беды возможны от крутых мер!

О духовной миссии скажу вам, что она крестила здесь несколько тысяч, но только совершенно формальным образом, не пытаясь ни просветить, ни исправить нравы. Монахи наши отнюдь не идут путем францисканцев в Калифорнии или иезуитов в Парагвае, и не пытаются развить понятия диких.

Впрочем, есть пастыри, способствующие образованию туземцев. К последнему отменно способен отец Нектарий, которому поручил я дирекцию над училищем и обещал в штате заложить ему жалование, которое действительно принадлежит ему за труды его, а отцу Герману отделил 20 мальчиков для обучения практическому земледелию, брав их с собою на Еловый остров для произведения над посевом хлеба опытов, разведения картофеля и огородных овощей, обучения к изготовлению грибов и ягод впрок, вязания неводов, приготовление рыбных припасов и тому подобного, возвращения их на зиму в училище, где будут учиться читать, писать и катехизису. Сим средством надеюсь я первые 20 семей вам земледельцев приготовить и думаю, что мальчики, привыкнув к трудам, доставят компании прочных и грамотных хлебопашцев.

Государь император давно дал мне указания устроить в Охотском море, а оттуда — и по всему Тихому океану китобойный промысел. Китовое мясо в Японии почитается за лакомство, и тамошний народ охотно покупает его в обмен на свои произведения. Торг сейчас налажен на острове Шикотан, но по малолюдству северных областей японских не даёт должных выгод. Полагаю необходимым устроить ещё одно торжище, скажем, на островах Цусимских, Ики или Гато. Тут близость южных не в пример более богатых японских областей даст этому предприятию совершенно иной вид. Японские товары для нас весьма привлекательны: там можно купить чай, рис, ш ёлк…'

Вдруг резкий стук открываемого люка отвлёк Резанова. Он оглянулся и увидел душераздирающее зрелище: король острова Гавайи, Его величество Камеамеа Первый, шатаясь, вышел на палубу. Темнокожий жизнерадостный толстяк-весельчак перегнулся через борт и с шумом изверг содержимое желудка. Увы, произошло это совсем не по причине морской болезни: Его Величество был мертвецки пьян.

Окончив опорожнять желудок, Его Величество укоризненно просмотрел за борт и, пробурчав что-то на своём тарабарском наречии, звонко рубанул ладонью по планширю, будто бы досадуя на корабль, на котором он так славно напился.

Вновь хлопнула крышка люка: бледный, но твёрдо державшийся на ногах капитан Ратманов появился следом, решив, видимо, удостовериться, что с Их Величеством всё благополучно.

— Отчего же вы не веселитесь, Николай Петрович! — укоризненно произнёс моряк, — ведь налаживать сношения с местными — это ваша забота!

— Увольте, Макар Иванович, я этого не умею! — брезгливо косясь на короля, отвечал Резанов.

— Всё мне, всё мне! — укоризненно покачал головой Ратманов и увлёк Его шатающееся Величество обратно в капитанскую каюту.

Резанов вздохнул. Эта «ромовая дипломатия» никогда ему не нравилась, но что поделать, если дикари так любят выпить?

К этому времени стало так темно, что Николай Петрович уже не видел исходящих из-под его пера слов. Тем не менее он упрямо решил закончить письмо. Быстро наступавшие сумерки заставили его зажечь спермацетовый фонарь; наконец, всё было устроено, и Резанов без помех продолжил свой отчёт.

' — Сейчас мы находимся в бухте на острове Гавайи, ведя переговоры с местным царьком об устройстве здесь китобойной базы. Острова сии лежат, можно сказать, в центре Тихого океана и представляют собой самое великолепное место, дабы пополнить припасы, отремонтировать судно и дать роздых людям. Сандаловое дерево, в изобилии тут произрастающее, имеет в Китае изрядный спрос, а местность прекрасно приспособлена для выращивания любых плодов, от сахарного тростника до гевейного дерева; так что владения сии были бы нам кстати. Король Камеамеа за небольшую помощь ружьями и фальконетами охотно перейдёт под наше покровительство и сможет завоевать остальные острова. Китобойный промысел согласно распоряжению Государя императора налаживается, чтобы поставлять китовое мясо в Японию. Капризные местные жители неохотно торгуют с чужеземцами, но при этом без ума от китового мяса; за него они охотно продают свой чай, шёлк и иные изделия. Оттого и налаживаем здесь китобойное дело…'

Солнце окончательно зашло, и тотчас наступила кромешная тропическая тьма, рассеиваемая лишь светом огромной жёлтой луны. Лунный свет отражался от волн океана, образуя светящуюся шафрановую дорожку из водяных бликов.

Минуту Резанов смотрел на серебристую рябь океана, наслаждаясь вечерним бризом и разминая затёкшую от длительного письма руку. Увы, но на нашем Севере так не посидишь и такого не увидишь. Какой благодатный край! Вот бы принял его Государь Император под своё покровительств о! '

Вдруг Резанову показалось, что, но слышит женские голоса. Что это? Русалки? Голоса стали громче, и вдруг он услышал негромкий., но требовательный стук кулачком по медной корабельной обшивке.

Не без душевного волнения Резанов подошёл к фальшбору и перегнулся через него, вглядываясь в темноту. И правда, там внизу, едва заметные в тёмных водах, качалось на волнах несколько прелестных женских головок. Прекрасные туземки переговаривались о чём-то на своём языке, и по тону их было понятно, что они чем-то сильно озадачены.

Поражённый столь странным происшествием, Николай Петрович подхватил свой масляный фонарь, привязал к верхнему кольцу конец просмолённого линька, тугой бухтою свернутого на палубе, и, подойдя к борту, осторожно спустил фонарь на несколько ярдов вниз. И что же он увидел?

В чистейших, кристальной прозрачности, водах океана действительно плавало несколько молодых привлекательных женщин! Все они были черноволосыми смуглолицыми представительницами местного племени; и, несмотря на то, что из одежды на них имелись только лишь серьги, дамы обнаруживали недвусмысленное желание подняться на борт! Именно в тот самый момент, когда Резанов опустил фонарь к воде, одна из туземок, высоко подняв руку, пыталась зацепиться за медную обшивку корабля и вскарабкаться выше. Из воды показалась её прекрасная крепкая грудь с тёмными сосками. У Резанова закружилась голова и всё поплыло перед глазами: нечасто увидишь подобное в северных широтах, где приходилось ему обретаться последнее время… Но тут девушка издала досадливый вопль и сорвалась, с головой погрузившись в воду.

Появление у них над головою источника света обратило внимание дам на Резанова, но не заставило быть стыдливее. Сначала они что-то кричали Резанову на своем гортанном наречии; затем, видя, что он не понимает их намерений, одна из туземок, энергично подплыв к борту, попыталась уцепиться за линь, которым был привязан фонарь, но не смогла до него дотянуться.

— Нет, это решительно ни на что не похоже! — сам себе молвил Резанов, подняв свой фонарь обратно на борт. — Надо всё-таки выяснить, кто они и чего хотят. Нужен толмач!

Переводчик на судне был, но, с несчастью, только один, и находился он сейчас в капитанской каюте, на большой дипломатической пьянке. Пришлось Резанову спускаться.

В капитанской каюте стоял чад кутежа. Дорогое французское вино, дешёвый ром с Филиппин, лимоны, ананасы, манго — всё это в ужасающем беспорядке было навалено на принесенный из кают-компании большой стол, за которым восседал гордый туземный король Камеамео, занимая громадою своего темнокожего величества добрую половину стола. По левую руку присутствовал капитан Макар Иванович Ратманов, по правую — Аддик ван дер Хаак, красномордый рыжий голландец, долгое время проживший на острове Оаху, выучивший язык гавайцев и принятый в команду толмачом. Ратманов о чём-то горячо спорил с королём, а голландец заплетающимся языком переводил.

Резанов, с трудом пройдя через настоящий завал из опрокинутых стульев и корзин, осторожно тронул голландского «морского волка» за плечо и любезнейшим образом попросил его выйти на верхнюю палубу, дабы «развеять некоторые недоразумения». Поначалу Аддик не хотел оставлять своих подопечных; но, заметив, что капитан и король прекрасно уже понимают друг друга безо всякого перевода, с трудом поднялся и последовал за Николаем Петровичем.

— Вот, будьте любезны — тут несколько туземных людей женскога полу плавают возле полубака; а чего хотят, решительно непонятно! — пояснил Николай Петрович, вновь направляя свет фонаря за борт, туда, где последний раз видел прохлаждавшихся в солёной воде наяд. Однако, как оказалось, они отплыли чуть в сторону, к носу корабля, и теперь, обнаружив там якорный канат, пытались влезть по нему на судно! Более того: несколько свободных от вахты матросов всячески помогали им в этом начинании, протягивая багор на длинной рукоятке и громко подбадривая советами! Свет лампы осветил тёмные, будто выточенные из бразильского дерева фигуры туземок; одна из них, одетая лишь в мокрые, ослепительно-чёрные волосы, залезла уже выше всех и уцепилась, а багор.

— Эй, вы! Отставить! Убери багор, говорю! — испуганно вскричал Резанов. Матросы, перепугавшись, потянули ручку багра на себя; темнокожая дама от неожиданности взвизгнула и рухнула в воду, сорвавшись с каната. Некоторое время было неясно, что же с нею сталось; но затем она вынырнула, резко покрутив в стороны головой, дабы облепившие её лицо мокрые пряди волос разлетелись в стороны; досадуя на свою неловкость, она с лёгкой гримасой сунула в рот ладонь, видимо, порезавшись то ли о багор, то ли об облепившие якорный канат ракушки.

Ещё две туземки, завидя это, тоже нырнули в воду, будто не решаясь покинуть сопровождаемую ими персону. Подплыв к первой женщине, дамы наперебой стали что-то лопотать, осматривая ладонь пострадавшей и даже порываясь слизать ее кровь.

Голландец, с усмешкою наблюдая происходящее, что-то крикнул им вниз; туземки, заслыша родную речь, стали что-то ему отвечать. Наконец, видимо, разобравшись в случившемся, Аддик сообщил Резанову:

— Сударь, нет решительно никаких причин для беспокойства! Эта дама — четвёртая супруга нашего августейшего гостя, короля Камеомео Первого, красавица Калакуа, а остальные — ея придворные дамы. Они припыли выяснить, когда Его Величество соизволит вернуться во дворец!

Гм. До Резанова постепенно стал доходить сюрреалистический смысл происходящего. Туземный король пьянствует на их корабле уже третий день, и беспокойство его супруги вполне понятно. Однако же, какова непосредственность этих дикарок! Нисколько не сомневаясь в собственных силах, они проплыли две мили, отделяющие берег от якорной стоянки кораблей Ратманова! И вот теперь обнажённая королева и несколько её фрейлин плавают в нескольких ярдах от Резанова, совершенно не стесняясь своей наготы. А что скажет король Калеомео? Какие мысли могут посетить владыку острова, если он застанет свою супругу (пусть и четвёртую), выставившую себя на обозрение целого экипажа корабля?

Какие-то мгновения Резановым владела паника; но вскоре он взял себя в руки.

— Отправляйтеся вниз! Все вниз! — первым делом приказал Николай Петрович нижним чинам, и те крайне неохотно поплелись к люку.

— Я полагаю, сюда немедленно следует пригласить Его величество! — категорически заявил Резанов голландцу тотчас, как последний матрос покинул верхнюю палубу. Только он может найти выход их этого казуса!

Голландец пожал плечами и, весело что-то насвистывая, отправился за королём. Похоже, что беспокойства Николая Петровича он совершенно не разделял.

Через пару минут на палубу с трудом вышел гигант Калеомео Первый. Пошатываясь, он подошёл к фальшборту, с громким стуком поставил на него тяжёлую оловянную кружку для пунша и, перегнувшись, принялся с громкой досадою что-то выговаривать своей четвёртой супруге. Та не менее резким тоном ему отвечала; на что Его величество изволил изображать разные красноречивые гримасы, вращал глазами, рычал и кипятился. Наконец, после нескольких фраз супружеская ссора достигла апогея; Его Величество схватил кружку и запустил ею вниз, прямо в воду, и, прорычав что-то напоследок, отправился обратно в каюту Ратманова. У Резанова сжалось сердце; но когда король удалился, то Николай Петрович, подбежав к борту, увидел, как по серебряно-жёлтой лунной дорожке медленно уплывают в сторону берега несколько голов туземных женщин.

«Ну, слава Богу, кажись, не попал!» облегчённо выдохнул он. — «Да, люди чёрные, а ведут себя точь-в-точь как наши; иной раз купеческая дочь также приходит к трактиру, вызволять муженька, охваченного 'болезнью души… Надо бы посетить эту Калакуа на берегу, засвидетельствовать почтение, справиться о здоровье, и всё такое прочее… А отчёт надобно срочно отправлять!»

Будучи одним из крупных акционеров и действующим директором Русско-Американской компании, я, получив письмо Резанова через несколько месяцев, полностью одобрил его идеи в отношении Сандвичевых (Гавайских) островов. Любивший выпить король Камеамеа получил ружья и несколько шхун, позволивших ему завоевать соседние острова. На Гавайях тут же начали выращивать ценные колониальные продукты — в основном дерево гевеи, индиго, сахарный тростник, ананасы и кофе. Здесь же в местных водоёмах начали разводить форель.

Но был ещё один источник доходов, для полноценного появления которого на Сандвичевы острова прибыл из Порт-Александрийска господин Паллас…