Двум эскадрам предстояло встретиться в районе острова Лангеллан в проливе Большой Бельт. Англичане находились «на ветре», то есть при атаке на союзную русско-шведско-датскую эскадру ветер для них был попутным. Ушаков, вынужденный занять оборонительное положение, этим обстоятельством был крайне недоволен, но ничего тут поделать не мог: именно англичане выбирали время боя. Сам Фёдор Фёдорович предпочёл бы атаковать их ещё у Штеттина, но адмиралы шведской и датской флотилий настаивали на выполнении высочайше утвержденного плана — крейсирования объединённой эскадры в проливе.
Итак, англичане имели тактическое преимущество. Самый главный плюс наветренного положения — свобода в маневре; то есть находящиеся на ветре выбирают, где, как, когда и какими силами нападать, и стоит ли им вообще начинать бой.
Союзная эскадра, соответственно, находилась под ветром, и не могла выбирать момент атаки. Правда, у такого положения тоже есть ряд плюсов; и самое важное преимущество подветренного положения — это возможность использовать пушки нижнего дека. Однако англичане однозначно всегда выбирали наветренное положение, рассчитывая на быстрое сближение и последующий бой на близкой дистанции, где они на голову превосходили всех…
После долгих раздумий, адмиралом Паркером было решено, что флот образует колонну, которая находясь на ветре, прорежет строй русских кораблей. При этом возглавить передовую колонну поручалось контр-адмиралу Коллингвуду на его прекрасном 98-пушечном «Сент-Джордж», пусть и пострадавшем во время боя в Зундах. За ним шёл весь авангард британской эскадры в количестве 10 судов. Основные силы Хайда Паркера должны были атаковать русскую линию под острым углом, а авангард Коллингвуда и арьергард Сомерайза — почти под прямым. Так они собирались отрезать русский авангард, а затем взять кордебаталию русских в «два огня», чтобы колонны Коллингвуда и Сомерайза зашли с подветра, а силы Хайда Паркера оставались с наветренной стороны.
Окончательно диспозицию сражения Хайд Паркер закончил, находясь уже в водах Дании. Английский командующий предусмотрел собственное построение в три колоны; Командование одной колонной Паркер оставил за собой, руководство второй поручил Коллингвуду, третьей — Джеймсу Сомерайзу. Колонна Паркера насчитывала двенадцать линейных кораблей, Коллингвуд будет располагать в битве одиннадцатью, а Сомерайзу выделили шесть линейных кораблей и пять «больших» фрегатов.
Адмирал обоснованно предположил, что построение союзного флота будет линейное, ведь в то время именно такое построение считалось наиболее эффективным; к тому же именно такой строй казался логичным для флота, собиравшегося преградить англичанам путь в Северное море. Первым делом им предстояло дождаться попутного ветра. Англичане выбирали время и место атаки; и, не видя смысла пролезать в узкий и хорошо защищённый плавучими батареями Эстерсунн, двумя колонами, двигаясь курсом север-север-запад, втягиваясь в пролив Большой Бельт, где перед ними открывалась союзная эскадра, шедшая почти строго на север. Противники сходились под острым углом примерно в 30 градусов, но, поравнявшись с русской линией, которая растянулась больше чем на две мили, Коллингвуд и Сомерайз по команде Паркера развернулися на 90 градусов и атаковали линию русских кораблей двумя расходящимися ударами. Коллингвуд решительно атаковал западным курсом авангард противника, состоявший в основном из русских кораблей, колонна Паркера нацелилась в направлении северо-запад, по русскому центру (кордебаталии), а колонна Сомерайза готовилась прорезать арьергард, состоявший из шведов и датчан. Между 10 и 11 часами Коллингвуд — его колонна находилась северней — сигнализировал Паркеру: «Имею намерение отрезать авангард противника, чтобы предотвратить отступление вражеского флота в Копенгаген». Около 11 часов Коллингвуд отдал приказ не открывать огонь, пока враг не окажется в самом уязвимом положении — то есть его колонна должна была обстрелять русских непосредственно во время прорезания их линии. Флагман Коллингвуда — быстроходный корабль новой постройки «Сент-Джордж» — на всех парусах приближался к русской линии, и при этом намного обогнал следующие за ним корабли.
В этом бою англичане должны были применить тактику создания местного преимущества. Они собирались сражаться не корабль против корабля, как это принято у благородных людей, а, пользуясь лучшей маневренностью своих сил, нападать на каждый вражеский корабль вдвоем или даже втроем и, уничтожив или повредив до полной его неспособности продолжать сражение, переходить к следующему. Использование новой тактики и лучшая подготовка английских артиллеристов, решимость кэптенов вести бой на самой близкой дистанции, где залпы карронад англичан были бы особенно разрушительны — всё это, несомненно, должно было предрешить исход сражения!
Адмирал Паркер с гордостью наблюдал, как колонна Коллингвуда дерзко прорывается вперёд, в приметный разрыв между двумя русскими кораблями.
«Сейчас они разрежут их линию пополам, и корабли русского центра столпятся, как бараны перед загоном. А Коллингвуд тем временем зайдёт с другой стороны и разнесёт их, поражая небоевые борта… Но как же смел это парень! А вот Сомерайз медлит»
— Нам надо подбодрить их! — решил адмирал. — Прикажите поднять сигнал: «Британия ожидает, что каждый исполнит свой долг»!
Разноцветные флаги степенно поползли на реи. Заметив сигнал Паркера, Коллингвуд, однако, совершенно не впечатлился, лишь сухо пробурчав:
— Я бы предпочёл, чтобы адмирал Паркер прекратил посылать такого рода сигналы. Мы все знаем, что мы должны делать!
А вице-адмирал Сомерайз высказался энергично, но совершенно непечатно.
Тем временем, линия русских корабле становилась всё ближе. С них вёлся довольно быстрый огонь, но, как ни удивительно — никто из них не стрелял головной корабль Коллингвуда!
— Сэр, русские обстреливают нашу колонну, но не трогают нас самих! — в изумлении воскликнул кэптен Харди.
— Вы хотите подать на них официальную жалобу? — приподняв бровь, ехидно спросил его контр-адмирал.
— Нет… нет, сэр! Просто это кажется мне странным сэр! — сконфуженно промолвил кэптен.
— Просто возблагодарите господа, что эти ядра летят не в нас, — назидательно произнёс Коллингвуд, — и проверьте, всё ли готово для «собачьей свалки!»
— Есть, сэр! — промолвил кэптен, удаляясь. «Ну и задница» — невольно подумал Харди, «такой самовлюблённый тип этот Катберт Коллингвуд!» Однако, несмотря на недовольство, кэптен всё же счёл за лучшее проверить, всё ли готово для боя — осмотрительность никогда не бывает лишней!
Но сомнения были напрасны — офицеры и команда отлично знали своё дело. Пушки и карронады были заряжены для производства близкого залпа: какие-то — двумя, а некоторые — и тремя ядрами; команды марсовых, баковых и шкотовых матросов находились на своих местах, чтобы после разрезания вражеской линии сразу же повернуть на параллельный курс, взяв противника в «два огня».
Но когда Сент-Джордж сблизился с русской линией, была замечена ещё одна странность:
— Посмотрите-ка! У русских за линией линейных кораблей стоят какие-то ещё суда! — в удивлении воскликнул кэптен Харди, сквозь пороховой дым всматриваясь во вражеское построение.
И действительно, за парусами русских линейных кораблей виднелись сильно наклонённые назад мачты… торговых клиперов. Даже не фрегатов — клиперов! Увидев это более чем странное зрелище, кэптен счёл за нужное доложить об увиденном контр-адмиралу.
— Да, действительно, это их «клиперы», — удивлённо произнёс Коллингвуд. — Удивительно, они же не могут нести сколь-нибудь мощных орудий из-за недостаточной ширины корпуса! Да и обшивка у них слишком слаба, чтобы противостоять даже артиллерии брига! Впрочем, нам это не важно: мы уничтожим и их, и линейные корабли, и всех остальных! Нам бы только подойти к ним поближе и вцепиться в них, как бульдог в быка!
Тем временем к Харди подбежал взволнованный мичман.
— Впередсмотрящий доложил, что мы плывём на какую-то шлюпку, буксируемую последним кораблём русского авангарда, сэр!
Харди и Коллингвуд, услышав это и глядя на бледного юного джентльмена, обменялись ироничными взглядами.
— Ну что же, мы сметём её, будто бы и не заметив. Расслабься, Том! — понимающе улыбнулся кэптен и, потрепав парня по плечу, отправил его на место.
— Все волнуются. Перед боем всегда так! — извиняющимся тоном пояснил он Коллингвуду.
— Я прекрасно понимаю, Уильям! — ответил контр-амирал, невольно вспоминая свои первые бои. Да, к этому не привыкнуть!
Наконец, «Сент-Джордж» врезался в русское построение, и по нему открыли огонь сразу два линейных корабля и один фрегат. Комендоры английского флагмана, стиснув зубы, ожидали, когда уже наступит их черёд послать звенящую смерть во вражеский борт. И никто не обращал никакого внимания на странный баркас, волочившийся за кормой предыдущего русского корабля….
— Ну что господа, шампанское отупорено… Извольте начинать вечеринку! — воскликнул Катберт Коллингвуд, когда его корабль поравнялся с русской линией. Сейчас прогремят залпы крупнокалиберных карронад, и чудовищные анфиладные залпы сметут русских канониров и матросов, раздробят лафеты орудий, подняв в воздух тучи гибельных осколков, древесных щепок и человеческих останков…
— Канониры, открыть… — прокричал констапель «Сент-Джорджа», но закончить он не успел.
Последние слова его потонули в грохоте чудовищного взрыва!
Корпус корабля содрогнулся так, что люди Коллингвуда все как подкошенные попадали на палубу. Прямо перед носом у «Сент-Джорджа» вырос гигантский грязно-белый столб воды, в котором просвечивали обломки; в небо взметнулись детали корпуса, доски, части корабельного каркаса; один из плехтов* вознёсся на добрых две сотни ярдов ввысь и рухнул у самого борта «Нептуна», третьего корабля в колонне Коллингвуда. Марсовые матросы как горох посыпались в воду; один бедняга грохнулся в абордажную сеть в паре шагов от контр-адмирала и в ужасе заметался, не в силах освободиться. Лишь через некоторое время он смог достать карманный нож и разрезав сети, выпасть на палубу… чтобы чуть позже умереть в ледяных водах Балтики.
Несколько секунд корабль, казалось вздыбился над волнами, а затем тяжело ухнул носом вниз. Раздался скрип и треск ломающегося дерева — в гигантский, в тридцать футов диаметром, пролом в носовой обшивке хлынула балтийская вода.
— Спасайся, кто может! — в отчаянии прокричал Харди. Борьба за живучесть была бы безрассудством: набравший ход «Сент-Джордж» буквально заглатывал в себя десятки тонн солёной воды, под давлением поступавшей теперь в его трюм. Корабль сильно зарылся носом и с каждым мгновением погружался всё сильнее; и наконец, он просто встал вертикально, задрав корму и обнажив сверкавшее медью днище.
Колонна Коллингвуда скучилась возле места гибели своего флагмана, форштевнями утыкаясь в его остов и в борта русской эскадры. Русские корабли авангарда немедленно развернулись и начали обстреливать англичан дальним, но довольно метким огнём; между тем, русская кордебаталия поражала англичан чудовищными продольными залпами. Но самым неожиданным и страшным образом показали себя безобидные русские клиперы: они принялись осыпать противника ракетами, буквально в секунды выпуская десятки огненных снарядов! К счастью, паруса англичан были тщательно намочены морской водой; иначе катастрофа была бы неминуема; но уроки фрегата «Эндимион» оказались изучены английским Адмиралтейством.
Однако, несмотря на все приготовления, несмотря на сверхчеловеческие усилия пожарных команд,
Несмотря на неудачу Коллингвуда, вызвавшую уныние на флагмане Паркера, адмирал ещё был настроен оптимистично:
— Ничего, господа! Английские моряки — это всё ещё английские моряки! Сейчас мы сблизимся с «медведями» на пистолетный выстрел, и они узнают, что такое добрый залп, и настоящая выучка Королевского флота!
Между тем колонна Паркера постепенно сближалась с русской линией. Карронады на верхней палубе выискивали цели для своих картечных залпов; мощные пушки, заряженные двумя-тремя ядрами, готовы были обрушить свой смертоносный груз чугуна и горячей ненависти на приземистые линейные корабли под белыми полотнищами с косым голубым крестом. Но верхняя палуба русского корабля оказалась практически пуста; лишь кое-где возвышались какие-то странные сооружения. Англичане готовы были дать залп. Как вдруг…
С одного из этих судёнышек прозвучал грохот выстрела. В небо высоко взметнулся огромный и тяжелый снаряд, по широкой дуге перелетевший на английскую сторону и рухнувший прямо у борта «Лондона»
— Промахнулись! — радостно констатировал Паркер. — Уж не знаю, что у них там было в этой дуре, и не хочу знать. Огонь, ребята!
Но тут раздался новый залп, и с борта вражеского судна сорвалось сразу несколько таких же бомб. Они тащили за собой тросики, которые, натянувшись, ограничили дальность полёта этих гигантских мин. Обрушившись вниз, те на этот раз оказались более точными, чем первый выстрел: две мины рухнули на палубу, одна разбилась о борт «Лондона».
Последствия были ужасающи: палуба и борт флагмана сразу же занялись жирным чадящим пламенем. Корабль вспыхнул так, будто бы на его борту разлили сразу бочку сырой нефти! С ужасом моряки видели, как в пылающем озере расцветают вспыхивающие заряды пороха, складированные у орудий и теперь полыхающие как адские цветы; как раскаляются до белого цвета перекатывающиеся по палубе комья (это были шары термита, о чём атакованные англичане, конечно же, не могли знать). Крики сгорающих заживо людей заставляли кровь застывать в жилах; несколько моряков охваченных пламенем, катались по палубе, другие с душераздирающими воплями бросались за борт.
Сбившихся в кучу англичан с трёх сторон поливали огнём; раскалённые ядра, гигантские привязные бомбы, ракеты — всё шло в дело, вызывая многочисленные пожары. Деморализованные стремительной и страшной гибелью флагмана, англичане не могли сделать решительно ничего, упёршись в стену русской кордебаталии. Разрушительные анфиладные залпы сметали орудия, людей, крушили дерево, рвали такелаж; с грохотом падали реи и стеньги, мачты заваливались на борт, создавая такой ужасный крен, что вести огонь из орудий оказывалось невозможно. Немногие уцелели в этом аду: корабли колонны Паркера сгорели все, кроме одного.
Не менее впечатляюще разворачивались события в колонне у вице-адмирала Сомерайза. Шесть кораблей его колонны атаковали группу из 8 кораблей союзного флота, в основном — датские и шведские. Если в дивизионе Коллингвуда в основном действовали двойки кораблей, то у Сомерайза основной ударной силой являлась тройка из линейного корабля и двух фрегатов. Однако, его флагманский 80-ти пушечный «Канопус» не сумел прорвать плотного заслона из близко расположенных вражеских кораблей и сцепился такелажем с 74-х пушечным датским «Тре Кронер», на выручку которому тут же пришли ещё два судна: датский «Денмарк» и русский клипер «Беззаветный». Схватка на пистолетной дистанции закончилась для Сомерайза самым печальным образом: в час тридцать его тяжело ранило. Картечная пуля вошла в плечо, прошла через грудь и застряла в спине.
— На якорь, мистер Уинтингтон! Мне пора на якорь! — прохрипел вице-адмирал подскочившему капитану его флагмана, и вскоре скончался. Бой и здесь был чудовищно тяжёл и страшен. Если датчане и шведы сражались, «как обычно», то русские обрушивали на противника настоящий шквал огня! Все их корабли несли 36-фунтовые орудия, причём при первом столкновении они стреляли два раза подряд! Русские фрегаты вели огонь 24-х фунтовыми пустотелыми свинцовыми ядрами, при попадании сминавшимися в блин и проламывавшими в борту дыры таким размером, что в них могла бы въехать телега. Клиперы, неспособные нести мощную артиллерию, поражали противника батарейным огнём зажигательных ракет и залпами карронад; но самым ужасающим оказался огонь «привязных бомбометов», забрасывающих на палубу вражеского корабля сразу целую бочку зажигательной жидкости. Моряки английских кораблей, имевших глупость чересчур сблизиться с небольшими русскими судами, то и дело получали на палубу или в борт такого рода приветы; а ведь одного попадания было достаточно, чтобы сжечь самый большой и сильный корабль!
И вскоре море у острова Лангеланн в проливе Фемарн-Бельт можно было использовать как иллюстрацию ада для неверующих моряков. Поверхность воды пылала жирным коптящим пламенем от промахнувшихся зажигательных бомб и ракет; попавшие в ледяную воду моряки с горящих и тонущих судов всячески отгребали от этих огненных островков, дабы не сгореть заживо. С грохотом взрывались крупнокалиберные тяжёлые удлиненные гранаты 36-фунтовых русских орудий, сметая с гон-деков и шканцев английских артиллеристов. То и дело вспыхивали паруса, пораженные огненной «фосфорной шрапнелью»; хотя английские моряки добросовестно намочили их перед боем, за время долгой перестрелки они успели высохнуть. Кэптены линейных кораблей эскадры Паркера делали невозможное; на «Канопусе», флагмане Сомерайза, марсовые матросы топорами освободили свой такелаж и четырежды смогли потушить пожары, вызванные раскалёнными ядрами и термитными снарядами! Тем не менее, через час боя «Канопус» вынужден был спустить флаг. К этому моменту ¾ его команды были, как и вице-адмирал, мертвы или умирали. На судне не осталось ни одного полного орудийного расчёта; их смешанная с солёной водою кровь их стекала через клюзы в равнодушно-свинцовые волны Фемарн-Бельта.
Новые боеприпасы русских произвели в английском флоте настоящее опустошение. Уже через час после начала боя большая часть английских линейных кораблей пылала, подожжённая калёными ядрами, термитными снарядами, привязными бомбами и зажигательными ракетами. Английские моряки, в шоке от столь неожиданной и страшной перемены своей роли, видя безысходность положения, начали спускать на отдельных кораблях флаги…
Победа досталась союзникам нелегко — 450 человек убитыми и 1200 ранеными. Хотя они не потеряли не одного корабля, но большинство имело повреждения различной степени тяжести, некоторые — очень тяжелые. Но потери русско-датско-шведского флота ни в какое сравнение не шли с потерями англичан. 15 линейных кораблей и три фрегата сгорели, 8 сдались в плен, один взорвался и затонул. Лишь 5 кораблям и двум фрегатом удалось выйти из боя и найти спасение в балтийских портах Пруссии. Англичане потеряли в тот кровавый день 6170 человек убитыми и утонувшими и 3060 человек пленными.
Из восьми плененных кораблей четыре союзники затопили прямо на месте сражения или просто дали им утонуть, — столь велики были их повреждения. В Копенгаген, таким образом, привели четыре корабля, два из которых передали датчанам, два — шведам. Датчане оба трофея сочли за лучшее поставить в качестве блокшивов; шведы один разобрали на лом, и лишь один, 74-х пушечный «Индифетигейбл», после основательного ремонта взяли на вооружение.
Тело сэра Катберта Коллингвуда выловили из холодных балтийских вод на следующий день после битвы. Раненый контр-адмирал, видимо, столь сильно вцепился в обломок рея, что его с трудом смогли от него оторвать. Очевидно, оказавшись в воде, он попросту замёрз в негостеприимных водах Большого Бельта.
Англичане, конечно же, хотели забрать тело контр-адмирала, но неожиданно им было в этом отказано. Русский император приказал похоронить сэра Катберта на Морском Мемориальном кладбище в Петергофе, рядом с могилою контр-адмирала Горацио Нельсона, погибшего два года назад на дуэли. При этом оба англичанина оказались объединены одной гранитною стеллой, на которой высекли непонятную фразу: «Gang of brothers». Несомненный символизм этого выражения остался неизвестен широкой публике; впрочем, все уже привыкли, что император иногда совершает странные, необъяснимые простым смертным поступки**.
* плехт — большой якорь.
**«Gang of brothers» — так Нельсон называл свою команду командиров и капитанов, приведшую его к победе при Трафальгаре. К. Коллингвуд входил в число «бандитов».
Рекомендую ознакомиться с моим фэнтези «Коммандер» — много боёв, интриги, многослойный сюжет, и, конечно же, наш человек-попаданец! https://author.today/reader/314990/2873869