Благословенный. Книга 5

Глава 17

Жаркое лето 1799 года, накрывшее Иберийский полуостров, совершенно иссушило землю и полностью опорожнило водоналивные цистерны Гибралтара. На дне их осталась жидкая грязь, которую теперь тщательно фильтровали и пили, неизбежно заболевая после этого понятными болезнями.

Гибралтар жаждал дождя. Гибралтар ждал дождя! Но дождь всё не шёл… И знойным августовским утром губернатор Скалы Чарльз О’Хара был вынужден устроить совещание, поставив на суд Военного совета один вопрос — что им делать дальше.

— Джентльмены, как вы знаете, воды уже практически нет. Её возили нам кораблями; но теперь, когда у испанцев появились новые батареи, рассчитывать на эти поставки больше не приходится. Наши суда топят прямо на рейде ещё до того, как их успевают разгрузить! Если с ближайшие 2 дня не пройдёт дождь, мне придётся объявить о капитуляции! Засим более не задерживаю вас, джентльмены!

Унылые офицеры покинули собрание, лишь адъютант Торнтон остался, любезно решив проследить за убиравшей кларет прислугой. Последнее время из-за отсутствия воды в резиденции умножились случаи кражи вина.

«Капитуляция Гибралтара»…. Произнося в уме эти слова, О’Хара прекрасно понимал, что капитуляция будет означать конец его карьеры. Когда-то, почти 20 лет назад, он вынужден был сдаться перед франко-американскими войсками во время несчастной для британцев осады Йорктауна. Вообще, войсками под Йорктауном командовал сэр Чарльз Корнуоллис; но прямо перед капитуляцией главнокомандующий очень удачно заболел, и тут же перепоручил эту «чрезвычайно приятную» обязанность генералу О’Хара.

«Вторая капитуляция? Ещё раз сдать важнейшее для Британии территории, подписав позорные бумаги! Для меня это конец! Определённо, это конец!» — думал О’Хара. Он прекрасно помнил, как всё это случилось в предыдущий раз. Командующий дал ему инструкцию сдаваться французам, но никак не колонистам; Но французы отказались принять капитуляцию, и Чарльзу О’Хара пришлось сдать свою шпагу мятежнику Вашингтону. Это было страшный позор; нет, в лицо ему никто ничего не сказал, а вот за спиной…

От раздумий его оторвал крик адъютанта. Капитан Торнтон энергично размахивал руками, показывая губернатору в открытое окно резиденции.

— Посмотрите туда, сэр!

Сэр Чарльз обернулся и, не веря глазам, остолбенел.

Чёрные тучи на западе, грозно подсвеченные заходящим солнцем, то и дело прорезаемые вспышками молний, неспешно приближались к полуострову. Гроза! Чёрт побери, это была гроза…

О’Хара никогда не было сильно религиозен, но сейчас он буквально сполз из кресла на колени и начал молиться:

'Боже всемогущий! Принеси нам дождь! Пусть ветер принесёт эти чёртовы тучи к нам! Не дай нам всем помереть от жажды!

В Гибралтаре шёл ливень. Струи дождя, раскаты грома, резкие, сбивающие с ног порывы ветра, бросавшие в лица целые пригоршни воды, — всё, что обычно заставляет людей прятаться под крыши, теперь вызывали лишь шутки и счастливый смех.

Но особенно усердно офицеры и солдаты упражнялись в остроумии по поводу не вовремя затеянного испанцами обстрела. Их бомбы взмывали к небу и разрывались где-то высоко в небесах над землёй, будто бы «доны» по примеру древнего царя Ксеркса, приказавшего высечь море, решили расстрелять эту тучу принёсшую англичанам долгожданную влагу!

— Вот идиоты! Что они пытаются этим достичь?

— Может у них просто сбился прицел?

— У всех сразу? Ты посмотри — все бомбы взрываются, даже не коснувшись земли?

— Может они пытаются поразить нас сверху осколками? Они же уже обстреливали нас такими снарядами!

— Д я уже не знаю что подумать! Но если мы говорим об испанцах они готовы на любую глупость! Не удивлюсь, если завтра они выложат в горах гигантскую икону Девы Марии в надежде, что она поможет им овладеть Гибралтаром!

Дождь шёл весь день и половину ночи, заботливо наполняя цистерны Гибралтара водой, а сердца защитников Скалы — надеждой. А утром случилось ещё одно неординарное событие: Гибралтар посетил глава иностранного представительства! В море заметили парус под белым флагом. Вскоре судно с парламентёрами, не обстреливаемое ни англичанами, ни испанцами, бросило якорь прямо под грозными жёрлами орудий несокрушимого Королевского Бастиона. Со шхуны под белым флагом сошёл молодой господин, представившийся адъютантом Михаила Илларионовича Кутузова, генерал-аншефа, русского посланника при мадридском дворе, и попросивший для него аудиенцию губернатора.

Посовещавшись, офицеры послали за О’Хара. Как только русским стало известно, что тот скоро прибудет, со шхуны перекинули сходни, и на берег сошёл немолодой грузный господин с изуродованным шрамами лицом. Один глаз у него явно не действовал, но зато второй очень живо и как-то… нехорошо, что ли, пробежался по всем портовым укреплениям города.

— Мистер Кутузов?

Пожилой господин обернулся. Оказалось, это прибыл адъютант губернатора, дабы выяснить, что за незваные гости отшвартовались так близко от грозных орудий Королевского бастиона.

— Да, господа. Это я. Извольте проводить меня к губернатору О’Хара!

— Губернатор очень сильно занят! — холодно отвечал капитан Торнтон, высокомерно посматривая на этого русского хлыща, несущего в своей внешности все знаки роскошной жизни, недоступной осаждённым.

«Небось, уговаривать сдаться приехал. Нет уж! Воды у нас теперь вдоволь, а пороха на десять лет хватит» — мрачно подумал юноша.

Мистер Кутузофф мягко улыбнулся.

— Передайте губернатору, что речь идёт о жизни и смерти, причём дорога каждая минута. Я здесь для того чтобы предотвратить множество смертей, в том числе и вашу, сэр!

Капитан отдал честь и отправил одного из молодых энсинов доложить губернатору.

Прошло всего лишь четверть часа, и губернатор О’Хара любезно спустился к набережной и в сопровождении небольшой свиты

— Я решил облегчить вам и избавить вас от обязанности, который все мы здесь платим тяжкую дань — от бесконечной ходьбы по гибралтарским лестницам! — объяснил он своё появление на побережье.

На самом деле О’Хара очень не хотел пускать гостя вглубь своей территории, дабы хитрый русский не высмотрел что-то такое чего ему видеть не полагается. А в том, что русский хитёр, и обладает глазомером опытного военного, сомневаться не приходилось. Шрамы на лице, рытвина на виске от пулевого ранения обличали в нём бывалого солдата; а лукавый взгляд прищуренного глаза, придававшей гостю некий кабаний облик, не оставлял сомнений, что за этим высоким, покрытым седеющими волосами лбом скрывается самый ловкий и изворотливый ум…

Улыбаясь самым любезнейшим образом, русский вельможа картинно всплеснул руками.

— Сэр Чарльз, ваша любезность предугадывает самые смелые мои пожелания! Чрезвычайно рад познакомиться с вами; счастлив видеть вас живым и здоровым. Ведь вы здоровы, не так ли? Не чувствуете недомогания?

— Благодарю! — произнёс губернатор, несколько растерянный таким напором любезностей и неожиданным беспокойством о его здоровье доселе незнакомой ему персоны.

— Вот и прекрасно! Очевидно, вы ещё не обновляли запасы воды в вашем доме? Не заливали воду из общественных цистерн?

Нет, насколько О’Хара был осведомлен о хозяйственном состоянии его дома, воду последнего ливня ему пока не завозили. В его резиденции имелась отдельная цистерна, к тому же неделю назад ему доставили два бочонка приличной воды (и несколько — портера) с борта прорвавшегося в гавань брига.

— Вы проделали этот путь из Петербурга, чтобы осведомиться о состоянии моих водных запасов? Уверяю вас, они обильны объёмами и превосходны по качеству! — холодно ответил сэр Чарльз, не нашедший причины для подобного рода расспросов и в итоге решивший, что русский просто устроил какое-то недостойное фиглярство.

— Нет, что вы! — совершенно не оскорбившись, отвечал Михаил Илларионович. — Из Петербурга я ехал представлять при мадридском дворе интересы моего императора, а здесь я нахожусь исключительно из моего глубочайшего расположения к вам и сочувствия вашей нелёгкой борьбе!

И гость улыбнулся, став ещё сильнее похож на дружелюбного, любезного, изрядно говорящего по-французски дикого вепря.

— Я всё же не понимаю вас, мистер Кутузофф! Возможно, вы соблаговолите выражаться яснее? — губернатор начал терять терпение. — Сообщите уже цель вашего визита, или перестаньте тратить моё время — оно мне крайне дорого.

— О, нет ничего проще! Буквально несколько мгновений, и я вам всё разъясню! Давайте её сюда, господа! — последнюю фразу незваный гость произнес, обернувшись к экипажу шхуны, и адресуя её, очевидно, одному из офицеров на борту, поскольку произнесена она была также на французском. На маленьком кораблике началось движение, и вскоре два матроса, тяжело шагая по сходням, понесли на берег завёрнутый в материю округлый предмет.

— Человеколюбие — вот истинная причина моего появления здесь! — пафосно произнёс гость. — Если я могу предотвратить трагедию, сохранить чьи-то жизни, избавить людей от мучительной смерти — я не то что из Петербурга — я с Борнео готов лететь на всех парусах! Так вот…. давайте, разворачивайте!

Матросы раскрыли кусок парусины и вывалили содержимое на каменные плиты мола.

— Гм, это что у вас тут? — изумлённо спросил Чарльз О’Хара, невольно отступая назад, в то время как его офицеры, бледнея, положили ладони на эфесы шпаг. — Чертовски похоже на бомбу!

— Вы совершенно правы! — радостно подтвердил мистер Кутузофф, всем видом своим давая понять, как он доволен догадливости губернатора. — Действительно, это испанская бомба, разрезанная на две части. Уверяю вас, она совершенно безопасна — мы проделали с ней 8 миль по морю, и всё это время она вела себя самым наилучшим образом. Будьте так любезны, сэр, подойдите ближе: я хочу вам кое-что пояснить!

Это мгновение сэр Чарльз колебался, но русский источал такую любезность, уверенность и дружелюбие, совершенно спокойно чувствуя себя рядом со смертоносным снарядом, что не подойти к нему в глазах офицеров гарнизона оказалось бы страшной трусостью.

— Подходите и вы, господа — вам это тоже будет крайне интересно! — радушно пригласил русский и капитана Торнтона с майором Хэмилтоном. Те покосились на губернатора — такая развязность гостя, распоряжавшегося офицерами Его Величества в присутствии их командующего, могла бы сойти за невежливость. Но в голосе и жестах русского было столько дружелюбия и простоты, что сомнения господ офицеров отпали, и они приблизились к Кутузову, оставаясь, впрочем, настороже.

Перед сапогами русского посланника на куске мокрой парусины лежал странный предмет. Не с первого раза, но англичане всё-таки распознали в нём бомбу, распиленную строго пополам, прямо по брандтрубке.

— Да, господа! Я вижу, вы уже поняли, что это. Сей образец испанской бомбы, впервые применённой вчера, во время ливня, в наглядной макетной демонстрации. Как любит говорить мой император Александр Павлович, «лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». И невозможно с ним не согласиться, глядя на это, без преувеличения могу сказать, произведение смертоносного искусства!

Действительно бомба выглядела несколько необычно. Снаружи неё, как полагается, была чугунная оболочка; но вот внутри имелось ещё две сферы, концентрическими кругами охватывающих одна другую. Внутренняя, несомненно, представляла из себя мелкозернистый взрывчатый порох; а вот внешняя, лежащая между чугуном и порохом, представляла собой очень мелкий металлический порошок зеленоватого оттенка.

— Интересное устройство, не правда ли? Чего только люди не навыдумывают, дабы ловчее убивать себе подобных! — со странной интонацией произнес русский, и в голосе его прозвучали нотки сочувствия. — Извольте видеть: эта обычная с виду бомба таит в себе очень гадкий сюрприз — кроме пороха, она содержит в себе очень мелко истолчённый мышьяк. Да-да, вот этот вот порошок — настоящая отрава! Вам известны признаки отравления? Очень сильные боли в животе, металлический привкус во рту, всяческие испражнения из организма. Отравленный, корчась от невыносимой боли, катается по земле, извергая содержимое давно пустого желудка, и умирает затем в страшных муках!

— Как интересно… И что же — вы решили накормить нас мышьяком? — с иронией спросил майор Хэмилтон.

Мистер Кутузофф тонко и со значением улыбнулся, да так, что в этот момент сходство его с кабаном стало полным и всеобъемлющим.

— Возможно во время вчерашнего ливня вы заметили испанский обстрел, производившейся с северных укреплений и с новых плавучих батарей? Вероятно, многие даже обратили внимание на странное действие испанских снарядов, взрывавшихся прямо в воздухе… Так вот, уверяю вас, что это не случайно. Обстрел производился именно такими бомбами!

На несколько секунд повисла напряжённая тишина, прерываемая лишь плеском волн Альхессирского залива о грубые камни мола.

— Во время взрывов — самым добродушным тоном продолжал русский, — порошок мышьяка смешивался с дождевой водой и поступал в ваши водонаборные цистерны. Увы, но вся ваша вода теперь отравлена! — извиняющимся тоном закончил он свой рассказ нанося тем самым сoup de grâce* последним надеждам английского гарнизона на спасение.

Потрясённые англичане молчали. Затем майор Мэтьюсон взорвался негодованием.

— Это чудовищно, то что вы говорите! Как вы можете быть на стороне этих мерзавцев? Это немыслимо, невозможно! Как вы можете⁈

— Джентльмены — грустно отвечал им русский посланник — сейчас, когда положение дел для вас полностью прояснилось, в видах человеколюбия предлагаю вам в первую голову немедленно и категорически запретить гарнизону употреблять какую-либо воду! Прошу вас, сэр Чарльз, отдать для этого необходимые распоряжения; а затем мы продолжим наш разговор!

Несколько секунд понадобилось О’Харе, чтобы осознать, что русский совершенно прав.

— Господа — обернулся он к своим офицерам, — немедленно возвращайтесь к своим командам, оповестите всех по сложившимся чрезвычайном положении. Торопитесь: время не ждёт! Каждую минуту кто-то, возможно, получает смертельную дозу отравы!

Офицеры, отдав честь, бегом бросились исполнять приказания, проклиная дорогою эти бесконечные лестницы и подлое коварство испанцев.

— Теперь, сэр Чарльз, когда мы остались одни, пришло время поговорить серьёзно — разом сгоняя улыбку с лица, произнёс русский, присаживаясь на массивный каменный кнехт. — Прежде всего, возьмите вот это…

Русский достал откуда-то из плаща небольшую жестяную флягу и протянул её О’Харе.

— Что это? — тусклым голосом спросил сэр Чарльз, в глазах которого стояли ужасные видения грядущей катастрофы.

— Молоко.

— Молоко?

— Именно так, сэр! Выпейте сами, и то же средство посоветуйте близким вам людям. Если мышьяк у вас в желудке и ещё не впитался в кровь, то молоко поможет вам выжить.

Голос русского не оставлял сомнений в серьёзности положения, и О’Хара торопливо приник к горлышку бутылки. Действительно, это было обычное козье молоко, уже начинавшее чуть-чуть кислить.

— Сэр Чарльз, — продолжил Кутузофф, с сочувствием глядя на губернатора, — мне, право, неловко об этом говорить с вами, но мы оба понимаем — ваше положение безнадёжно. Каждый раз, когда над Гибралтаром будет идти дождь, испанцы будут расстреливать вас этими отравленными бомбами. Я умоляю вас — примите правильное решение!

«Капитуляция» — колоколом «Биг Бен» прозвучало в мозгу губернатора. «Мне конец. Я второй раз сдаю врагу важнейшие для Империи позиции. Конец всему. Моей карьере, честному имени, репутации, Гибралтару. Всему! А ведь я ни в чём не виноват! Эта неудача не была моей виной — ни под Йорктауном, ни сейчас. Просто враг оказался слишком коварен и силён!»

Кутузофф молчал, по выражению лица губернатора наблюдая за происходящей в нём внутренней борьбой.

— Мистер О’Хара, я прекрасно понимаю ваши затруднения — наконец произнес он. — Вы затратили столько сил, организовав блестящую оборону, о которой, несомненно, со временем сложат баллады, напоминающие английский армии и флоту об их величии. Да сдача противнику важной крепости — это всегда болезненный акт. Однако, я полагаю, что мог бы предложить вам выход, спасающий вашу репутацию и честь…

— Что вы имеете в виду? — безразличным тоном спросил О’Хара, убирая остатки молока в потайной карман плаща, где обычно у него обреталась плоская фляжка с бренди.

— По воле случая — самым любезным образом пояснил Кутузов — рядом с южными берегами Испании сейчас крейсирует русская Средиземноморская эскадра. На борту её находится два полка солдат морской пехоты. Наш флот может эвакуировать гарнизон Гибралтара, на ваш выбор, в Португалию или на Мальту, а наши солдаты займут укрепления Скалы и будут контролировать их до завершения грядущих мирных переговоров между Испанией и Англией, которыми и будет определена государственная принадлежность полуострова. Поверьте, это будет наилучший выход из сложившегося положения!

Луч надежды блеснул перед О’Хара. Находясь в столь безнадёжном, как у него, положении, и при этом сдать крепость формально нейтральной стороне — это великолепный вариант, трюк, который оценят во всех столицах мира! По-сути, это означает увести Гибралтар из-под носа испанцев! Великолепно, просто великолепно!

— Я подниму этот вопрос на военном совете, который соберу немедленно — пообещал он Кутузову.

— Хорошо. Я прибуду к вам ещё раз в три часа пополудни. Но помните чем больше времени пройдёт тем страшнее последствия — этот яд имеет свойство накапливаться в организме!

И господин Кутузов вернулся на своё судно. Губернатор сразу же послал адъютанта позвать всех старших офицеров на Совет, но собрать его удалось далеко не сразу. Все они оказались страшно заняты, ибо как угорелые носились по гарнизону, опрокидывая солдатские котелки, чайники и опорожняя манерки, заставляя недовольных солдат вылить всё содержимое на землю. Несколько раз при этом происходили безобразные эксцессы, вплоть до обнажения холодного оружия и рукоприкладства; майор Росс с Северных укреплений получил при этом удар прикладом по затылку.

Наконец подачу воды из цистерн приостановили, краны опечатали и поставили рядом надёжных часовых. Однако и после этого собрать совета казалось затруднительно — в это время одно за другим к О’Хара начали поступать сообщения о случаях отравления. Сначала примчался капрал из шропширского полка, сообщивший, что артиллерийские лошади умирают в страшных мучениях. Затем с королевского бастиона сообщили о гибели двух часовых, вскипятивших себе рано утром кастрюлю прекрасного кантонского чая. Ну а к середине дня такие сообщения посыпались валом: в основном гибли дежурные, патрульные и часовые, бодрствовавшие и, соответственно, пившие прошедшей ночью отравленную воду.

Всего в гарнизоне умерло более 60 человек, и ещё свыше трёхсот оказались на больничных койках. Добрая половина гарнизона хотя и не покинула строй, но практически утратила боеспособность.

— Чёрт побери нас совсем! Парни массово мучаются животами — если испанцы сейчас пойдут на штурм, они возьмут нас тёпленькими — возмущался майор Ирвинг, командовавший на Северных укреплениях одной из батарей.

— Господа похоже положение наше безвыходное — заявил полковник Уайт, руководивший фортом королевы Шарлотты. — Испанцы поставили ещё 8 бронированных плотов, и теперь, кажется, намерены усилить их кораблями своего флота. Кроме того, как я успел заметить, они устраивают перед плотами мощные боновые заграждения, так что фокус с большими брандерами и десантными шлюпками, очевидно, больше не сработает.

— Если этот яд действительно накапливается в человеке, то мы скоро умрём — или от жажды или от мышьяка — добавил Хэмилтон.

— Неужели на всём полуострове нет ни одного источника воды? — возмущался молодой Торнтон.

— Тысяча чертей, капитан! — раздражённо отвечал ему О’Хара. — У нас нет времени разбирать всякие фантастические версии. Если у вас есть такое желание, идите и полазайте по кустам. Если, конечно, вас не смущает, что предыдущие тысячи человек за более чем тысячу лет ничего здесь не нашли!

— Так, а что говорил этот русский насчёт молока? Может быть это противоядие поможет нам? — произнёс Торнтон, сам понимая, что хватается за соломинку.

— У нас на весь Гибралтар было две коровы — мрачно ответил губернатор. — Одна уже подохла, другая при последнем издыхании. Восточный склон усеян павшими козами — ведь никто даже не подумал их спасать!

На Совете воцарилась уныние. У всех в голове вертелось слово «капитуляция», но никто не решался произнести его вслух. Наконец губернатор гулко хлопнул ладонью по столу:

— Ну что же, — тяжело поднимаясь, резюмировал О’Хара. — Похоже, мне одному придётся платить за разбитые горшки. Сейчас уже почти три, и мне надо поспешить навстречу с нашим русским гостем. Полагаю, мы все понимаем, что мы должны сделать. Не так ли, господа?

Похватав двууголки, офицеры покинули собрание, избегая испытующего взгляда губернатора. Вслед за ними и сам О’Хара, накинув плащ, снова отправился на мол.

Русское судно уже ждало его у причала, прямо под массивными укреплениями Королевского бастиона

«Символично» — невольно подумалось губернатору. — «Могучий сорокапушечный форт ничего не может сделать с этой скорлупкой. Дипломатическая неприкосновенность. А ещё она стоит слишком близко — пушки нельзя склонить на такой угол!»

Стоявший на моле Кутузов приветствовал его улыбкой.

— Вы не представляете, как я рад видеть вас, сэр! Итак, вы готовы сообщить ваше решение?

— Моё решение вы, я полагаю, уже знаете сами — скорбно произнёс О’Хара. — Но прежде чем я сообщу вам, что мы готовы капитулировать, ответьте мне, сэр: неужели вам не противно то, что вы теперь делаете? Отрава — самый недостойнейший способ добиться своей цели, оружие интриганов и мерзавцев. Как вы можете, сэр, участвовать в этом дьявольском предприятии? Ведь это же так низко!

Михаил Илларионович внимательно слушал губернатора Гибралтара, и чем горше были его слова, тем ярче расцветала на чувственных толстых губах русского сладчайшая, как вест-индийская патока, улыбка.

— Скажите, сэр Чарльз, а известно ли вам, при каких обстоятельствах этот полуостров стал английским? Нет? Ну так позвольте освежить вашу память. — тут губернатору показалось, что в улыбке русского посланника появилось вдруг что-то неприятно-змеиное. — Это было в 1704 году, во время войны за испанское наследство. Англо-голландская эскадра отправилась на завоевание Кадиса, но не решилась подступиться к этой мощной крепости. Один из флагманов эскадры — вице-адмирал Джон Лик — предложил захватить Гибралтар. Командовавший объединенной эскадрой адмирал Джордж Рук хорошо знал, что Гибралтар с сильным гарнизоном неприступен, но войск там практически не было, запасы продовольствия были на исходе. Адмирал решил, что взятие Гибралтара будет равноценно захвату Кадиса, и высшее начальство закроет глаза на нарушение приказа. В общем, англичанам нужен был успех, — успех любой ценой.

3 августа, в пять утра корабли англо-голландской эскадры начали бомбардировку Гибралтара, которая продолжалась шесть часов. Большей частью ядра попали в жилые дома, убивая ополченцев и горожан. Из-за обстрела из города начался массовый исход женщин, стариков и детей. Они решили искать убежища в монастырях расположенных рядом с городом.

У подножия северного мола Рук высадил отряд морских пехотинцев в количестве 1800 человек под командованием кэптена Вайтекера. Укрепление охраняли всего лишь 50 ополченцев, и испанцы решили отступить, предварительно взорвав мину. Тем не менее, Вайтекер взял бастион и находившийся рядом монастырь Нуэстра Сеньора де Европа. Разозлённые потерями, моряки накинулись на женщин, прятавшихся в ските, подвергнув их побоям и изнасилованиям.

Однако, несмотря на падение одного из укреплений, Гибралтар не сдавался. Взятие одного форта не было смертельно для обороняющихся, ведь оставалась ещё главная цитадель. И вот в полдень 3-го августа испанцы получили новое послание союзников, в котором те требовали безоговорочной капитуляции, угрожая в случае неповиновения полностью уничтожить жителей Гибралтара и начать с тех, кто попал к ним в руки в монастыре Нуэстра Сеньора де Европа. Поскольку у оборонявшихся там находились матери, жёны, сёстры и дочери, гарнизон потребовал согласиться на условия союзников, и испанцы подписали почётную капитуляцию, и испанцы с развёрнутыми знаменами и под барабанный бой вышли из Гибралтара. Злополучные женщины из монастыря также были отпущены,

Вот таким-то образом, сэр, Гибралтар был взят почти сто лет назад, с коих пор он и принадлежит вам. Это случилось вопреки условиям капитуляции, согласно которой после объединения всей Испании под властью нового сюзерена союзники должны были уйти из Гибралтара.

— Вот такая вот грустная история, — закончил свой рассказ русский. — Захват неприступной крепости с помощью угрозы казнить заложников стал, возможно, единственным подобным случаем в европейской истории!

О’Хара молчал; Кутузов понимающе улыбнулся.

— Теперь вы понимаете весь символизм происходящего? Ваша корона овладела Скалой путём подлости и грязного шантажа. Теперь с вами поступили по заслугам. Поверьте, ничего не останется неотомщённым: ведь ваши враги, став хоть чуточку вас сильнее (а рано или поздно такое случается) вспомнят ваши подлости, даже совершенные очень-очень давно, и отплатят вам сторицей! — произнёс Кутузов, тяжело поднимаясь с кнехта и запахивая плащ.

— Отменно жаркое нынче лето — философски заметил он. — И в России, моей северной стране, как передают, ныне стоят сильнейшие жары. Каких только казусов не происходит во Вселенной… Так вы сдаётесь?

— Да! — коротко ответил О’Хара. — Однако хотелось бы обсудить условия сдачи крепости!

— Ежели вы желаете обсуждать условия, то не надобно сразу соглашаться с капитуляцией — резонно заметил Кутузов. — Однако же могу вас успокоить — вы получите самые почётные кондиции. Сохраните знамёна, личное оружие, всё это вот. Ваших женщин никто не будет насиловать. Совсем не то, что было сто лет назад, не правда ли⁈

И русский, несмотря на полноту, ловко перебежал по сходням на свой крошечный кораблик.

— Эскадра прибудет через два часа! — крикнул он уже с борта. — Они привезут вам немного воды. До этого ничего не пейте, кроме старых запасов! И да хранит вас Господь…

* сoup de grâce — «удар милосердия», призванный прервать мучения жертвы.