Благословенный. Книга 5

Глава 3

Мейер Амшель Ротшильд подошёл к огромному, в два человеческих роста, окну, выходящему на Олдерсгейт-Корт, оживлённую улицу лондонского Сити, и коснулся стекла рукой. Привезённый из Петербурга «стеклопакет» прекрасно заглушал звуки беспрестанно проезжавших карет и кэбов, громыхавших своими высокими, окованными колёсами по булыжникам мостовой.

«Как странно» — невольно подумал он — «не могу отделаться от чувства, что меня от этих людей, там, на улице, отделяет не менее полутора, а то и двух веков. В мою, разумеется, пользу».

В кабинет кто-то вошёл. Мейер не услышал это, а скорее почувствовал по движению воздуха. Он обернулся и увидел, как слуга в белоснежных перчатках и старомодном накрахмаленном парике с тупеем ставит на стол изящную чашку веджвудского фарфора, полную крепкого чая с молоком. Безукоризненно чётко выполнив свою работу, слуга заученно поклонился и, также бесшумно как и вошёл, покинул кабинет, мягко ступая по прекрасному персидскому ковру.

Ротшильд отошёл от окна, присел за огромный стол красного дерева, поднял чашку, сделал глоток. Вообще говоря, в Гессене он привык к кофе; но здесь, в Лондоне, нужно было перенимать привычки англичан. «Раз уж я теперь „английский еврей“, надо полюбить эту страну; её ужасный климат, отвратительную еду, странные традиции и грубоватых в своём своеобразии жителей. Уже многие сотни лет приспособляемость к обстоятельствам — наш образ жизни и ключ к выживанию. Не мною это придумано, не мне это менять».

Откинувшись в просторном, комфортном кресле с тёмно-зелёной обивкой, родоначальник дома Ротшильдов на мгновение устало прикрыл глаза. За последние несколько месяцев он вымотался до предела. Это, как говорят христиане, была «адская работёнка»! Сначала — срочный визит в Петербург, на встречу с императором Александром. Разговор с этим человеком потряс его до глубины души, а открывающиеся перспективы просто захватывали дух! Вернувшись с подробными инструкциями, Мейер развил кипучую деятельность, создавая костяк, структуру своей будущей финансовой империи. Все его сыновья, кроме старшего — Натана — были отправлены в первейшие европейские столицы для организации там банковских домов. Сам же Ротшильд старший вместе с сыном Натаном обосновался в Лондоне, где зарегистрировал финансовую компанию и торговый дом, предназначенный для реализации огромной партии неспешно плывущего из Кантона чая. И количество вопросов, которые пришлось решать на этом пути, даже для такого работоспособного человека, как Мейер Амшель Ротшильд, оказалось чрезвычайно большим!

— «Пора передавать бизнес сыновьям» — подумалось Мейеру. «Мой старший, — Натан — подаёт самые превосходные надежды. Счастлив тот, кто сумел правильно воспитать своих сыновей! Возможно через 2–3 года, когда бы твёрдо станем в Лондоне на ноги, я смогу отойти от дел. Но как же всё-таки хочется увидеть, что будет дальше!»

Герр Мейер (теперь, в сущности — «м истер Мейер») медленно допил чай, наслаждаясь каждым глотком. Когда-то в юности, будучи учеником старого ганноверского банкира Якоба Оппенгеймера, он вечно куда-то спешил: торопливо ел, недопустимо быстро глотал дорогое вино, не запоминал имена своих любовниц… Лишь с годами он понял, что так нельзя. Жизнь слишком ценна и неповторима, чтобы тратить её на бесконечную беготню. Нет, надо уметь прочувствовать каждое её мгновение; и даже этот непривычный и слишком крепкий, на вкус Мейера, напиток, достоин того, чтобы им насладились без суеты.

Допив чай, Мейер отставил чашку ближе к краю стола и дёрнул шнурок звонка, чтобы лакей забрал её. Ещё тёплый от содержавшегося в нёй напитка фарфор глухо стукнул о девственно-чистую полированную поверхность, тонко звякнула серебряная ложечка. Мейер покосился на чашку. Прекрасный сервиз! Действительно изящная вещь, и очень… английская, что ли. И особенно занимательно, что такие превосходные вещи фабрика «Этрурия», основанная в Стаффордшире, делает десятками тысяч в год. Император Александр говорил ему, что основатель фабрики Джозайя Веджвуд был настоящий гений нашего времени, и очень сожалел, что преклонный возраст не позволял пригласить его в Петербург. Веджвуд сумел очень рационально организовать производство и роспись фарфора; так, рамки на посуду наносили шаблоном, затем самые неопытные рисовальщики делали травянистый орнамент, более опытные мастера — пейзажи, а самые лучшие — фигуры и лица людей. Говорят, у Веджвуда работал художник, всю жизнь рисовавший на тарелках и чашках только овечек; другой выводил исключительно нимф в туниках, третий — фавнов, и так далее. «Это гениальное прозрение — объяснял император — позволяет фабрике Веджвуда завоёвывать рынок даже сейчас, после смерти её основателя. Массовое производство — это будущее. И вы, герр Ротшильд, можете прославить себя, правильно организовав предоставление финансовых услуг широким слоям общества».

Дверь вновь бесшумно отворилась, и в кабинет вошёл Генри Стоктон, секретарь Ротшильда.

— К вам посетитель, сэр! — кланяясь, произнёс он, протягивая визитную карточку гостя.

— Спасибо, Генри.

Мейер повертел в руке кусочек картона с золочёным тиснением. Мистер Иерёмия Кавилл, из Бирмингема. Торговец чаем. Ну разумеется!

Секретарь стоял в той же полусклонённой позе, почтительно ожидая ответа. Нет, всё-таки английский персонал, особенно когда им достойно платишь, оказывается выше всяких похвал! Никаких там «Что ответить посетителю» или «Прикажете просить?». Просто стоит и ждёт решения босса — самое правильное поведение для подчиненного!

— Пусть он войдёт! — мысленно вздохнув, произнес Мейер, и слуга немедленно отправился за посетителем.

Вошедший господин был одет неброско, но в высшей степени респектабельно. Мейер сразу оценил прекрасной выделки шерстяное сукно его сюртука, и изящно, со вкусом выполненную круглую шляпу. Да, надо признать, англичане имеют вкус к хорошей одежде! Также Мейер не мог не отметить, что плащ посетителя, блестящий от капель дождя, явно был пропитан гуттаперчевым «русским составом» — а это очень дорогая в Лондоне вещь, не говоря уже о Бирмингеме. Короче, перед Мейером предстал весьма представительный, и недавно преуспевающий господин, позволявший себе приобретать самые лучшие и качественные вещи. Но лицо гостя выдавало его текущее положение: коричневые круги под глазами — от бессонницы, трясущиеся щёки, твёрдо сжатые складки губ, загнанное выражение глаз — всё это неоспоримо свидетельствовало, что душевное состояние гостя далеко от благополучного.

— Доброго дня, мистер Кавилл! Сердечно рад знакомству. Не желаете ли чаю? — последние слова Мейер произнёс не без колебаний. В доме повешенного не говорят о верёвке; но Ротшильд всё же решил исполнить долг вежливости, и, радушно предлагая гостю чай, сам в душе поражался цинизму собственного вопроса.

Мистер Кавилл, оценив иронию ситуации, горько усмехнулся, и отказался от чашки.

Мейер лишь тихонько вздохнул. Именно за чаем этот господин и явился, да только его интересует не чашка, а несколько тысяч ящиков. За последние две недели Мейер принимал таких просителей по нескольку в день, и уже устал выслушивать одно и то же. Все эти люди — бизнесмены средней руки, попавшие под колесницу Джаггернаута под названием «монополия на чай». И у всех у них одна и та же проблема, хорошего решения которой, увы, не существует. Но выслушать его придётся!

— Присаживайтесь, мистер Кавилл. Итак, чем обязан?

Пока посетитель рассказывал свою немудрёную историю провала, Мейер, делая вид, что внимательно слушает его, как всегда, размышлял о своём. Но почему-то сегодня вместо твёрдых и рациональных расчётов его тянуло на философствование. Возможно, потому, что все расчёты уже были совершены и закончены, и оставалось лишь следовать детально разработанному плану… периодически выслушивая бедолаг типа этого джентльмена.

«Мне надо утроить сумму». Так напутствовал его император Александр, провожая из своего кабинета в Адмиралтействе. Царь хочет на каждый вложенный талер получить два, и это без учёта затрат! Масштабно, учитывая, что речь идёт о миллионах фунтов, но нельзя не признать, что цель эта более чем реалистичная; и крупные, задымленные города Великобритании, и быстрорастущие поселения американского Восточного побережья, — все они жаждали чая, и готовы были заплатить и вдвое, и втрое против прежней цены. Более того, Мейер тотчас увидел пути, которыми он может попутно заработать.

Ведь основная масса денег от этой смелой операции генерируется в Англии; именно здесь распродаются самые крупные партии чая, а значит, здесь происходят и самые значительные денежные поступления. А Англия — это не просто страна, а битком набитый гигантский пакгауз, где при некоторой ловкости можно дёшево купить самые разные товары из отдалённейших уголков мира. Затем эти товары развозятся по разным медвежьим уголкам Европы (дальше и не надо) и продаются с маржей 20–30%. И — вуаля! — ты получил на чужих активах отличную прибыль, совершенно не использовав собственных денег! Мейер уже проделывал это с доверенными ему деньгами герцога Гессенского, покупая в Англии ткани и продавая их в княжествах Западной Германии. Но увы, русский царь оказался не чета гессенскому курфюрсту. У него судьба вырученных средств оказалась расписана на годы вперёд!

Во-первых, следовало закупить в Англии и Германии множество различных товаров и отвезти их на продажу в Испанию. Вырученные на этой негоциации средства в основном передавались правительству Испании; в обмен испанцы вновь отгружали в Акапулько своё американское серебро и золото для перевозки в Китай. В Кантоне на эти средства закупалась большая партия чая, фарфора и шёлка, перевозимая затем в Европу. И так год от года по кругу!

Кроме того существенную часть денег император Александр приказал пустить на устройство двух компаний: почтового «Общества Меркурий» и торговой компании «Русский Дом». Их деятельность должна была охватить всю территорию Европы и России. «Русский дом» должен был заниматься продажей разного рода потребительских товаров, в том числе по каталогам и образцам; «Меркурий» же назначался для устройства дилижансовых перевозок, предоставления невиданно дешёвых и массовых услуг почтовых отправлений, а заодно должен был рассылать покупателям заказанные по почте товары компании «Русский дом». И когда Мейер задумывался о потенциальных возможностях такого бизнеса — у него кружилась голова. И как только выращенный в золотой клетке русский царь мог додуматься до такого? Казалось, это совершенно немыслимо… но это было так.

Ещё в планах императора был совершенно чудовищный по своим масштабам и дерзости «Голландский проект». Мейер пока ещё не знал всех его деталей, но уже понимал, что это будет нечто потрясающее. И, разумеется, он уже обдумывал, как соблюсти в этом деле в свой интерес…

Что же касается текущего «чайного» дела, тут Ротшильд всё же нашёл способ урвать свою долю: он просто повышал цену, не утраивая, а учетверяя прибыль, и отправляя излишки себе в карман. Конечно, это делало положение таких людей, как этот Иеремия Кавилл, совершенно безнадёжным, но — какое дело царю до страданий бизнесменов из английской глубинки? И какое дело до этого Мейеру?

Из задумчивости банкира вывела внезапно наступившая тишина — господин из Бирмингема закончил свой рассказ и теперь выжидательно смотрел на него. Что же, наступает самая неприятная часть их общения…

— Итак, господин Кавилл, — подытоживая печальное повествование визитёра, произнёс Ротшильд, — вы говорите, что обещали лавочникам славного города Бирмингема продать им семнадцать тысяч фунтов кантонского чая по цене два шиллинга шесть пенсов за фунт, и в ожидании сделки приняли от них авансов для предоплаты поставщикам в размере двадцать шесть тысяч шестьсот фунтов. Вы давно уже вели торговлю на подобных условиях, и не ожидали в этот раз каких-либо сложностей. Затем, когда корабли из Кантона пришли с пустыми трюмами, вы бросились искать иной способ исполнить свои обязательства, и столкнулись с тем, что отпускная цена чая в Саутгемптоне повысилась в четыре раза против прошлогодней. Имеющихся у вас средств недостаточно для закупки нужных объёмов, а ваши доверители отказываются от возврата денег, требуя от вас оговорённое количество чая. Я ничего не пропустил?

— Всё именно так и состоит, господин Ротшильд! — печально кивнул посетитель. — Мне сообщили, что вы сейчас — главная шишка по поводу чая, и вот я здесь. Я знаю, что вы ничем мне не обязаны, и мы впервые видим друг друга, но, Господом Богом всемогущим заклинаю вас — скажите, есть ли какой-нибудь достойный выход из моего положения?

Увы, заклинать Мейера Богом было бесполезно.

«Даже если вас проглотили — у вас ещё остается два выхода» — всплыла в голове Ротшильда циничная шутка, слышанная им в коридорах Зимнего дворца. Но вслух он, конечно, не стал её произносить — это было бы слишком жестоко.

— Единственным достойным выходом для вас будет немедленное банкротство — холодно ответил Мейер, с напускным сочувствием глядя на посетителя. — Я сотрудничаю с барристерским бюро «Холкомб, Голсуорт и сыновья» Они прекрасно разбираются в нюансах этой процедуры и сделают всё наилучшим образом. Увы, мистер Кавилл, но, но так обстоят дела. Иного варианта для вас просто нет — ваши кредиторы полностью в своём праве; разумеется, они до конца будут требовать от вас проставить продукт по прежней цене, невзирая на то, что в нынешних условиях это невозможно!

Кавилл достойно принял удар. Видимо, он заранее знал, что ничего хорошего его не ждёт, и ехал сюда лишь для очистки совести.

— Мистер Ротшильд, я очень благодарен вам за предложение юридической помощи. В моём положении это более чем необходимо! Но скажите, что же мне делать потом, когда меня обанкротят? Ведь после этого я не смогу заниматься бизнесом, а всё имущество моё будет распродано с торгов. Куда же мне обратиться? В работный дом?

— Отнюдь. В Лондоне открывается новая, как теперь говорят, «многопрофильная» торговая компания «Русский Дом». Вас непременно примут в неё на достойную должность. Конечно, вы будете много беднее, чем раньше, но от голоду не умрёте, а карьерные возможности, предоставляемые этой структурой, поистине безграничны! Вам будет предоставлен шанс попробовать себя в этом деле. Мы знаем, что вы опытный бизнесмен, а ваша последняя неудача, ставшая столь фатальной для бизнеса, ни в коей мере не бросает тень на ваши способности! Что-то ещё, мистер Кавилл?

Посетитель понял, что таким образом его вежливо выпроваживают вон, и взялся за свою круглую шляпу. Поднявшись, бирмингемец последний раз взглянул Мейеру в глаза.

— Прошу вас, герр Ротшильд, ответьте мне ещё на один, последний, вопрос. Как вы можете заниматься этим? Ведь вы уничтожаете целые торговые дома, существовавшие столетиями! Это просто чудовищно! И всё это — для властолюбивого русского императора, решившего, видимо, подмять под себя всю Европу, как во времена гуннов это сделал Атилла!

Ротшильд внутренне усмехнулся. Да что ты говоришь! Не нравится, как работает свободный рынок? Ну извини, дружок! Эта страна — главный апологет рыночной системы, и жители её пользуются всеми ее преимуществами, но при этом ощущают в полной мере и её недостатки. А в жизни вообще не стоит на месте: в это же самое время в Индии войска английской Ост-Индской компании разрушают целые империи, и никто не испытывает по этому поводу никаких моральных терзаний!

Но Мейер понимал, что мистеру Кавиллу глубоко плевать на бенгальских обезьян, так что это пример приводить бесполезно. Поэтому вслух он ответил совсем другое:

— Мы не нарушаем никаких правил, мистер! Наш дом на совершенно законных основаниях приобрел чай в Китае; затем мы привезли его сюда и установили ту цену, какую считаем нужной. Это законно. До свидания, мистер Кавилл!

Вот так вот. Англичане любят «честную игру». Стоит им указать, что всё происходит «по правилам», как им не остается ничего другого, как просто заткнуться и отправиться восвояси, в свой Бирмингем.

Посетитель ушёл. Мейер, подойдя к своему гигантскому окну и проводил его взглядом. Кавилл сел в кэб и отправился в свой Бирмингем, чтобы через несколько лет стать управляющим местного филиала компании «Русский дом».

«Удивительные существа эти гои, — думал Ротшильд, отходя от покрытого серебристою паутиной мелких капель окна. Они готовы копаться в навозе, доить коров, плыть куда-то за тридевять морей к неведомым землям, для того чтобы заработать себе немного денег на жизнь. А ведь чтобы у тебя были деньги, нужно лишь одно — делать деньги! Неужели это так сложно понять? Ведь это же так очевидно? Отчего же в этом мире полно крестьян и горняков, и то время так мало финансистов и банкиров? Да все, абсолютно все должны были бы бросится в ту сферу, где так много денег! Но нет; слишком многие люди, как говорят в Гессене, за деревьями не видят леса…» И этого Мейер решительно не мог понять.

Даже такой потрясающе умный, (да что там умный — гениальный!) человек, как император Александр, при всей своей прагматичности и умении широко смотреть на дело, возвысившись над обывательскими представлениями и мелкими расчётами, (тут надо отдать ему должное — чего стоит одно только «Чайное дело») тоже иногда заносится в какие-то заоблачные дали. Помнится, он рассказывал про какой-то проект «Единого Государства», и про невиданное процветание, что сулит его установление. Ну что за ерунда? Никто и никогда не согласится на такое — слишком разные люди живут даже в Европе, не говоря уже про иные континенты….

Впрочем, мир, несомненно, меняется. И таким как Мейер Амшель Ротшильд, становится в нём всё комфортнее. Ведь ещё триста лет назад в Англии не было ни одного еврея — их просто не пускали в страну! А вот поди ж ты, как всё переменилось…'

Его размышления вдруг прервал почти бесшумный звук открывающейся двери. Это был Натан. Он весь день работал в конторе внизу, а теперь, как всегда, поднялся к отцу.

— Неужели уже 5 часов? Как быстро летит время! А ты очень кстати: не желаете ли чая, мистер Натаниэль Ротшильд?

А через четверть часа, медленно, крохотными глотками принимая ароматную бежевую жидкость, Мейер произнёс то, о чём раздумывал уже давно.

— Знаешь, Натан… Похоже, наступает наше время!