В начале июня адмирал Паркер получил из Лондона грозное послание. Первый Морской лорд Хау сообщал о крайнем неудовольствии, вызванном в правительственных и парламентских кругах Англии действиями его эскадры. Действительно, результаты Балтийского похода оказались далеки от желаемых: ни Дания, ни Швеция не отпали от союза с Россией. И если на датчан в ближайшее время должны были двинуться прусские войска (это было решённое дело), то что делать с русскими — до сих пор было непонятно.
Желая хоть как-то оправдаться за неудачи, Паркер направил контр-адмирала Коллингвуда, только что закончившего ремонт боевых повреждений, полученных в боях с датчанами, для атаки русского Балтийского порта.
Эта удобная, глубоководная гавань примерно в 40 милях к западу от Ревеля ещё Петром I рассматривалась как основной порт русского флота, однако даже через 80 лет после основания так им и не стала. Русские адмиралы предпочитали базироваться в Кронштадте, вблизи столичного города, с презрением отвергая этот малообжитый участок Эстляндии. Тем не менее, Балтийский порт получил некоторую популярность среди купеческих судов, нередко встававших тут на зиму. В порту обычно находилось 30–40 судов одновременно, к тому же имелись обширные пакгаузы и склады. В общем, вполне достойная цель!
И ранним июльским утром, дождавшись благоприятного ветра, английская эскадра снялась в направлении на восток. Движение это тотчас было замечено с клипера «Смелый», осуществлявшего наблюдение за английскими силами. Пользуясь огромным преимуществом в скорости, он с безопасного расстояния следил за всеми перемещениями вражеской эскадры, при необходимости отправляя на берег голубиную почту. Поэтому, уже через сутки после того, как Паркер и Коллингвуд снялись с якорей, на стол императора Александра лёг доклад о перемещениях вражеских сил, и оборонительные контуры балтийского побережья были приведены в состояние полной готовности.
На шестой день плавания корабли достигли острова Эзель, где были замечены наблюдателями с берега. Рижский отряд канонерских лодок выдвинулся для защиты Ирбенского пролива, но английская эскадра ушла в направлении норд-норд-ост, огибая Моозундские острова по внешней стороне. Стало ясно: их цель — или Ревель, или Балтийский порт, или Кронштадт. И отряд наших канонерок под командованием капитан-командора Чернецова поспешил выдвинуться в сторону Ревеля, пройдя спокойными водами мелководного Рижского залива.
Когда через 2 дня англичане достигли, наконец, Балтийского порта, он был практически пуст; в гавани оставалось лишь несколько купеческих судов, из-за ветхости неспособных выйти в море, и плашкоуты.
— Похоже, джентльмены, птичка упорхнула, — мрачно сообщил подчинённым контр-адмирал Коллингвуд. — Но, раз так, давайте хотя бы сожжём её гнёздышко!
Контр-адмирал приказал морским пехотинцам высадить десант и поджечь пакгаузы, а кораблям — поддержать высадку орудийным огнём. И лишь когда шлюпки с морской пехотой были на полпути к молу, у берега было замечено движение; невидимые ранее из-за низкого силуэта, из-за плашкоутов выплывали русские канонерки. Это был небольшой местный отряд — всего 14 судёнышек, снабжённых 24-х фунтовыми орудиями.
Перед русскими канонерками расцвели всполохи орудийных выстрелов; по шлюпкам десанта хлестанула картечь. Ожила неизвестная ранее береговая батарея; ядра молотили воду рядом с бортами утлых английских ботов. Но командовавший десантом полковник Мур не отвернул.
— Гребите быстрее к берегу, ребята! Наш флот сейчас заткнёт эти убогие фальконеты! А мы высадимся и возьмём их орудия. Знаете, какие премиальные полагаются за взятые вражеские пушки, даже если это чистый металлолом?
Действительно, английские линейные корабли — 98-пушечный «Сент-Джордж», а также 74-х пушечные «Уорриор», «Нортумберленд», «Ахилл» и «Ардент», выдвинулись, дабы подавить береговые батареи и разогнать канонерские лодки. Казалось, поначалу им сопутствовал успех: береговая батарея замолчала, а одна из русских канонерок была потоплена. Нечастые попадания русских ядер не вызывали особой тревоги… пока на Ахилле не начался вдруг сильнейший пожар. Корабль покинул линию; весь экипаж бросился на борьбу с огнём. Но в это время загорелся «Уорриор», а на «Сент-Джордже» возникло подозрительное задымление.
— Чёрт побери, да что сегодня не так с нашими кораблями? — взъярился контр-адмирал.
— Может быть, стоит до выяснения покинуть сферу огня канонерок? — предложил кэптен Харди.
— Вероятно, вы правы, Том! — откликнулся сэр Катберт, не отрываясь от подзорной трубы, в которую он пытался высмотреть калильные печи русских. — Поднимайте сигнал на отход!
И линейные корабли отошли подальше от берега, чтобы спокойно потушить разгорающиеся пожары. Однако, несмотря на полную исправность помп, сделать это оказалось крайне непросто: огонь просто отказывался гаснуть! После упорной борьбы с пламенем, удалось спасти только на флагманский «Сент-Джордж»; а Уорриор и Ахилл были через четверть часа покинуты экипажами. Весь флот наблюдал, как два прекрасных линейных корабля, не раз задававшие перца французам и испанцам, пылали чудовищными факелами, всего лишь получив несколько попаданий от канонерских лодок; впечатление от этого зрелища произвело гнетущее впечатление на личный состав всех кораблей.
Между тем, достигший берега английский десант, не встречая сопротивления, начал поджигать склады и прибрежные портовые сооружения. Казалось, дело идёт на лад; но вдруг, как по сигналу, всё резко переменилось. Сначала вновь ожила русская береговая батарея, открывшая по морским пехотинцам в красных мундирах беглый огонь картечью; затем русские канонерские лодки, дрейфовавшие у берега, развернулись и начали расстреливать шлюпки англичан, как будто отрезая им путь к отступлению. Потом на берегу появились отряды русских ополченцев; начались короткие разрозненные стычки, жестокая резня среди грабежа и пожарищ; а огневой поддержки флота у морпехов уже не было!
Адмирал Паркер, видя бедственное положение десанта, не мог ничем ему помочь; из-за дымов цели на берегу стали почти непросматриваемы. Решив, в конце концов, «сделать хоть что-нибудь», Паркер приказал обстрелять порт с дальнего расстояния. Два часа длилась канонада; но затем марсовые заметили на горизонте приближающиеся отряды канонерских лодок. Это был ревельский отряд из 30-ти судов, прибывший на поддержку отряда Балтийского порта. Паркер, понимая, что дуэль с этими суденышками чревата новыми неожиданными и болезненными потерями, приказал Коллингвуду отойти в открытое море.
Лишь немногие пехотинцы смогли вернуться обратно.
На следующий день был послан разведывательный куттер, выяснивший, что количество канонерок в порту выросло почти до сотни (это подошёл Рижский отряд). И, не желая нести новые неоправданные потери ради уничтожения нескольких сараев, адмирал приказал отойти к прусским берегам, сначала к Кольбергу, а затем — к Штеттину.
После этого рейда адмирал Хайд Паркер оказался в крайне двусмысленном положении. Его эскадра даже после потерь превосходила силами и русский Балтийский флот, сильно уменьшившийся после выделения части сил на Мальту и ещё не восстановивший ни своей численности, ни выучки; превосходила она и датский флот, и уж тем более — шведский; но, объединившись, эти три эскадры могли бы нанести ему поражение. При этом адмирал почти не мог действовать против вражеских баз на Балтике из-за относительной мелководности большинства портов.
Зато удалось выяснить причину столь неожиданных возгораний на кораблях Его Величества. Оказалось, русские используют новые брандкугели, — удлиненные, с хвостовым оперением, как у стрелы, и начинённые каким-то тёмно-серым порошком, дающим невероятной силы пламя. Попадая в корабль, такие снаряды застревали в силовом наборе или в обшивке и поджигали их, причём. как правило, пожар удавалось обнаружить, когда он уже распространился настолько, что его невозможно было потушить.
Некоторое время Паркер осуществлял крейсирование в открытом море; затем была организована дальняя блокада шведских портов Сельвесборг и Карлскрона, не давший заметного результата. Проблема англичан заключалась в мелкосидящих каботажных судах шведов, спокойно уходивших от них по мелководью. Но самое главное было даже не это: ведь армаду из 29 линейных кораблей направили в Балтику не для блокады второстепенных портов, а для решительных действий! Пока же все предприятия Паркера иначе как «мелкотравчатыми» назвать было нельзя.
Первое время эскадра Паркера попросту обозначала присутствие в прусских портах, демонстрируя флаг и единство союзников. Но затем, когда случились первые серьёзные поражения пруссаков и стало ясно, что базы на балтийском побережье у Англии может попросту не остаться, а блокада Зундов становилась всё прочнее, вновь произошёл военный совет, где срочно пришлось решать — что делать?
Коллингвуд на этот счёт высказался совершенно определённо.
— Полагаю, нам надо прорываться обратно, в Северное море. Пока это ещё возможно, пока русско-шведско-датский флот не превзошёл нас окончательно! Я сильно опасаюсь, что при переходе через Зунды нас вновь обстреляют этими проклятыми «зажигалками», и мы оставим в проливах половину флота!
Поначалу, однако, Паркер медлил. Вернуться, потеряв шесть кораблей и не одержав ни однйо победы, означало крах его карьеры. Но после того, как поступили верные сведения о страшных поражениях пруссаков на сухопутном театре военных действий, адмирал скрепя сердце согласился с мнением своих вице-и контр-адмиралов. Поняв, что скоро он может потерять вообще все базы на побережье Балтики, Паркер в конце концов принял окончательное решение идти на прорыв.
И, покинув ранним ноябрьским утром якорную стоянку близ Штеттина, английская эскадра вышла в море.
Вскоре разведывательные куттеры сообщили Паркеру, что Эресунн защищают береговые и плавучие батареи, а также огромное количество канонерок; а вот Большой Бельт обороняет в основном линейный флот — русские, датские и шведские корабли — и небольшое число канонерских лодок. Хайд Паркер, посовещавшись с вице-адмиралами и кэптенами, решил, что при всех недостатках Большого Бельта всё-таки лучшим решением будет прорываться через него. К счастью, ветер был попутным, и это внушало адмиралу надежды на успех.
В ожидании поступления отчётов разведывательных клиперов Фёдор Фёдорович Ушаков нетерпеливо прохаживался взад и вперёд по шканцам своего флагмана — новейшего восьмидесятипушечного линейного корабля «Св. Александр Невский». О том, что грозная английская эскадра пришла в движение, ему уже было известно от агентурной разведки: от нашего резидента в Штеттине в посольство в Дании прилетел голубь с соответствующим донесением. Однако направление движения англичан оставалось неизвестным; потому адмирал, хоть и принял необходимые меры предосторожности — вызвал всех из увольнительных на берегу, отозвал корабли с набора пресной воды и пополнения припасов, собрал всех капитанов и проинструктировал их о предстоящих действиях — но до конца всё же не был уверен, что сейчас предстоит бой; и эта неизвестность тянула его душу.
Спустившись на минуту в свою каюту, адмирал помолился на образ святого Николая Мирликийского, покровителя путешественников и моряков, и на душе у него стало легче. Закончив молитву, адмирал хотел было вновь подняться наверх, но передумал и вместо этого решил пройтись по непривычно высокому опер-деку этого красивого, нового и такого необычного корабля.
Такого типа кораблей в Средиземноморской эскадре ему видеть не доводилось, и адмирал, лишь недавно принявший под командование Балтийский флот, никак не мог к нему привыкнуть. Скажем, те же самые «шканцы» здесь представляли лишь определённый участок палубы, никак не возвышаясь над корпусом корабля. Печь для каления ядер в трюме отсутствовала; вместо этого на вооружении находились новые, удлинённые «снаряды» с густым оперением, начинённые веществом под наименованием «термит». Фёдору Федоровичу ещё не приходилось видеть их действия, но артиллерийские офицеры и канониры, стрелявшие ими по лайбе, делали круглые глаза и в один голос говорили о невероятном эффекте от их применения. К тому же, большая часть орудий стояла не на обычных деревянных лафетах, а на рельсовых станках, дававший широчайший сектор обстрела и позволявших обходиться меньшим количеством матросов.
Рядом с орудиями лежали горки свинцовых ядер — уже знакомые Ушакову боеприпасы. Правда, раньше их держали только на фрегатах, чтобы компенсировать слабость их бортового залпа сравнительно с линейными кораблями, а теперь, видимо, выделили на флагман, дабы усилить его огневую мощь. При попадании эти ядра, пустые внутри, прежде чем проникнуть в корабельную обшивку, сплющивались в блин, и проламывали дерево, оставляя иной раз пробоину чуть ли не в сажень размером. «Всё-то у нас, не как у людей; пули чугунные, ядра — свинцовые» — вспомнил он любимую присказку русских офицеров на Мальте. Интересно, что бы сказал вице-адмирал Пустошкин, если бы ему довелось увидеть следующее поделие: оперённые, удлиненные чугунные «снаряды», разрезанные вдоль себя на четыре сегмента! По мысли конструктора сего чуда, при попадании в толстую обшивку английского судна такой снаряд должен «раскрыться», как цветок, и проделать в борту огромное крестообразное отверстие, что не сделать и четырьмя обычными ядрами. «Вот ведь в Петербурге разошлись; всё новые и новые пушки, снаряды, ядра; всё новые конструкции кораблей. Раньше в ходу у артиллеристов были простые чугунные шары, а теперь их днём с огнём не сыщешь» — подумалось адмиралу.
На самом деле простые ядра на корабле, конечно, имелись. Но они шли «про запас» и лежали в качестве балласта в трюме. И то, прежде чем пускать их в дело, надобно было сначала искупать их в ртути, пометив «лёгкую» сторону, а затем установить на неё деревянный поддон, и стрелять поддоном к пыжу; такие ядра летели в полтора раза дальше и много точнее! Чудеса, да и только.
А что уж сказать про сам корабль! Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять — «Святой Александр Невский» был просто чудом инженерной мысли. Стремительные обводы корпуса, огромная скорость, мощный железный каркас, ажурные железные мачты с пятью ярусами парусов,
— Адмирал!
Ушаков обернулся. Его уху были крайне непривычны эти новые обращения: никаких там «высокопревосходительств» или чего-то подобного, просто по чину: «адмирал», «полковник», «командор»… Правильно, конечно, в бою не до церемоний, и новые короткие, экономящие время обращения много сообразнее старых; но всё одно — непривычно.
Однако же, юный лейтенант, вытянувшийся перед ним, новизной сией совершенно не смущался. Молодость быстро привыкает ко всему новому!
— Прибыл клипер-разведчик «Быстрый»! — доложил прикомандированный к флагманскому кораблю молодой лейтенант связи. — Телеграфирует, что противник движется сюда. Они в тридцати милях восточнее нас!
Ну что же… Этого следовало ожидать. Познакомившись с русскими канонерками при Балтийском порте, а с бронеплотами — при Гибралтаре, английский адмирал резонно счёл, что привычный ему враг — линейные корабли в Большом Бельте — в бою будет предпочтительнее, чем эти странные и крайне опасные шутки в Эресунне.
«Вы даже не представляете, милорд Паркер, как вы ошибаетесь. Ох, как же вы ошибаетесь!» — мысленно произнёс Ушаков. Конечно, есть в эскадре датские и шведские корабли, далеко не столь сильные, как их русские коллеги; но даже их снабдили свинцовыми ядрами и мощными разрывными гранатами, способными здорово остудить даже такого борзого врага, как англичане. А уж силы поддержки на фрегатах и корветах…. Это песня. Это просто песня!
Но всё это адмирал лишь подумал. Вслух же он произнёс:
— Поднять красный флаг. Приготовиться к бою!
Василий Панфилов «Россия, которую мы…» https://author.today/reader/44387/347203 19 век, вид снизу — глазами мальчишки-сироты — от нищей русской деревни и трущоб, до Африки, авиации и Революции!