Благословенный. Книга 5

Глава 9

Увы, но, несмотря на все усилия, сведения о наших планах перекрыть Зунды дошли всё-таки до Лондона. Вероятнее всего, новая утечка произошла в Дании, где представления о секретности в эти галантные времена были столь же девственно — дикими, как и по всей остальной Европе. И одно только лишь подозрение на такую возможность вывело джентльменов из себя.

И вот Уильям Питт, премьер-министр Великобритании, стит в огромном холле Сент-Джеймсского дворца в ожидании аудиенции сразу двух монарших особ — Короля Георга III и его сына Георга. Принца Уэльского, и без пяти минут регента над своим полубезумным отцом.

За прошедший год Уильям Питт постарел, как за предыдущие 10. Тяжёлые испытания, что пришлось пережить в это время британской Короне, оставили на челе премьер-министра свои неизгладимые следы. Чего стоило одно лишь урегулирование в Ирландии, когда всем казалось, что французы вот-вот окончательно овладеют островом и создадут на нём свои военно-морские базы. Лишь исключительные дипломатические усилия Питта, сочетающиеся с таким же исключительным подкупом французского министра Талейрана (Питт и Талейран были знакомы во времён якобинской эмиграции последнего), помогли немного выправить ситуацию: Республика Коннахт преобразовалась в Королевство Ирландию с очень слабой, почти символической властью английского короля. Главное, чего удалось добиться премьер-министру, и на что, собственно, и были потрачены десятки тысяч фунтов, ушедших в бездонные карманы знаменитого французского интригана — это сохранение власти Британии над Ольстером, где нашли убежище ирландские оранжисты, и отказ мятежников от какой-либо поддержки иностранных держав — без иностранных войск и баз Ирландия не представляла собой значимой угрозы Лондону. Но теперь перед короной и нацией встали новые вызовы: гроза собирается на востоке…

— Простите меня достопочтенный сэр, — вдруг раздался прямо над ухом Питта немного гнусавый и манерный мужской голос.

Подняв голову, премьер-министр увидел молодого джентльмена, холёного и надменного, как герцог. Юноша, казавшийся моложе своего возраста, был одет в какой-то очень оригинальный развязно-элегантной манере, всё чаще встречающиеся теперь среди легкомысленных молодых людей, не желающих думать ни о чём, кроме своего туалета.

«Как это всё знакомо!» — с тоской подумал Уильям Питт. — «Все эти напомаженные расфранченные хлыщи, способные дни напролёт дебатировать о длине манжет ти совершенно не способные на всё остальное… Рим времён упадка! Натуральный Рим времён упадка!»

Тут молодой человек заметил стеснение своего собеседника и, ничуть этим не смутившись, продолжал:

— Да, я знаю, что по правилам приличия для светской беседы мы должны быть представлены друг другу. Но право же, все эти ожидания аудиенций так томительны, что хотя бы из обычного человеколюбия заставляют жертвовать приличиями. Тем более, что я вас знаю: вы — Уильям Питт, премьер-министр и глава парламентского большинства. Теперь когда вы избавленный от тягостной обязанности представляться самостоятельно, позвольте сделать это мне: я Джордж Брайан Браммел, эсквайр; занимаюсь игрой в крикет!

И юноша церемонно поклонился.

Уильям Питт, конечно уже понявший, кто стоит перед ним, нахмурился. Этот молодой джентльмен, недавно оказавшийся среди фаворитов принца Уэльского, имел крайне неоднозначную репутацию и прославился — но не удалью и не развратом, как все нормальные люди, нет! Бо Браммел совершенно покорил принца Уэльского своим вкусом к мужской одежде! кто бы мог подумать, что тщеславие наследника английского престола примет столь экстравагантную форму? И вот, Бо Браммел стал просто властителем дум принца; говорят, однажды тот прилюдно расплакался, заслужив нелестный отзыв этого юного хлыща относительно своего нового костюма. Куда катится мир…

— Знаете ли вы сэр что ваш костюм отражает вашу душу также, как вода или зеркало воспроизводят нашу внешность? И, могу вам сказать определённо, ваш тяжеловесный стиль несёт в себя несомненные знаки присущего вам консервативного взгляда на мир! — решив, видимо, что с формальностями покончено, юный Браммел начал трещать как сойка. — Поверьте мне сэр: бархат уже давно никто не носит! А ваши лацканы… боже! Боюсь если вы будете представляться его Высочеству принцу Уэльскому одетым столь неподобающим образом, он не будет воспринимать вас как серьёзную персону!

Премьер-министр мысленно вздохнул. Да, взаимоотношения с принцем уэльским у него не складывались, но костюм тут был ни при чём…

— Посмотрите на меня! — развязно продолжал юноша. — Вы видите теперь перед собой образец умеренности, благопристойности и стиля!

Питт окинул болтуна внимательно-презрительным взглядом. Браммелл был одет в белоснежную сорочку, галстук или шейный платок, жилет пастельного цвета, бежевые панталоны из кожи в обтяжку, темно-синий сюртук с фалдами и латунными пуговицами. Дополняли его гардероб невысокие черные бофорты из прекрасно выделанной тонкой и мягкой телячьей кожи. В целом, действительно было просто, явно удобно и весьма симпатично.

— Как видите сэр, никакого бархата, никакой парчи, ни одного квадратного дюйма золотого шитья или кружев, ни одного богомерзкого бриллианта или другого драгоценного камня! И уж точно — никаких дурацких башмаков с драгоценными пряжками и красными подошвами! Только сукно и полотно прекрасной выделки, строгость форум простота и элегантность — вот образ мужчины будущего! Присмотритесь, сэр!

— Непременно! — сквозь зубы пробурчал Питт и, заметив камердинера короля, подающего ему выразительные знаки, поспешил на аудиенцию.

Будучи первым министром, сэр Уильям нередко встречался с королём. Но с тех пор как они не виделись, король здорово изменился — периодические приступы душевной болезни давали о себе знать.

Принц Джордж находился рядом. Этот беспринципный кутила, интересовавшийся только женщинами и модной одеждой, всегда вызывал стойкую антипатию премьер-министра, на что принц щедро отвечал тем же. Увы, но именно этот человек уже завтра может занять престол, после чего карьере Питта несомненно придёт конец…

Здесь же находился первый Лорд адмиралтейства лорд Спенсер и Первый Морской лорд сэр Хау. Сэр Джордж был мрачнее тучи; Ричард Хау держался с обычной невозмутимостью — такой же, как во время бесконечных блокад французских портов или под вражескими ядрами.

— Джентльмены — раздался тяжёлый скрипучий голос короля Георга. — Я призвал вас сюда с одной единственной целью: решить, что нам делать с Балтийским морем и этой проклятой русско-датской лигой?

Король замолчал. Все несколько секунд сидели тихо, ожидая, не захочет ли Его Величество что-либо добавить. Наконец сэр Хау, оглядев присутствующих, промолвил:

— На мой взгляд, ситуация более чем серьёзная! Если они устроят в Копенгагене базу объединённого русско-шведско-датского флота, они приставят пистолет к нашему виску! Наш флот не сможет действовать ни против Франции, ни против Испании, не говоря уже об Ост- и Вест- Индии. Стоит нашему флоту оставить стоянки в Норе, и можно ожидать высадки на берегах Темзы!

— Оператор Александр всегда подчёркивал своё миролюбие! — возразил принц Уэльский.

— Оставьте, Ваше Высочество — с презрением произнёс Питт. — Все слова этого северного византийца пропитаны лицемерием. Вспомните хотя бы его роль в ирландском мятеже! Он уже поставил на колени великую империю Надир-шаха, и теперь французы безнаказанно перебрасывают из Персидского залива оружие для маратхов и Типу- султана. Я уверен, его так называемое миролюбие для Англии — хуже якобинских неистовств.

— О, ну конечно! Мистер Питт известен своей способностью судить о моральных устоях людей, ни разу не виденных в жизни! — с сарказмом произнёс наследник и демонстративно достал надушенный платок, приложив его к носу.

— Как вы видите ситуацию, Уильям? — спокойно поинтересовался король, с неодобрением взглянув на сына. Почувствовав поддержку монарха, премьер-министр заметно приободрился.

— Джентльмены, разрешите пояснить моё мнение по этому поводу — спокойно и веско произнёс Уильям Питт. Как обычно в случаях публичных выступлений на политические темы, голова его действовала чётко и ясно, а похмельный синдром куда-то уходил без следа. — Ваше Величество, Ваше высочество, джентльмены, проблема даже не в Копенгагене и не в Зундах. Само объединение этих второстепенных морских держав может угрожать Великобритании. Соблаговолите проследить за моими подсчётами: Россия, Швеция и Дания могли бы совместно выставить в море 75–78 линкоров. Если их поддержат Франция и Испания, обладающие примерно таким же количеством линейных кораблей, то окажется, что нашим 98 кораблям противостоит 150 вражеских! Теперь что касается Зундов: через эти проливы идёт не менее трёх четвертей наших корабельных грузов. Лён, пенька, данцигский дуб, рижская сосна, смола и сало — всё это необходимо нам как воздух,

— Русские предлагали покупать у них готовые корабли. Отчего бы нам не воспользоваться этим? — удивился принц Джордж.

— Конечно же, от того, Ваше Высочество, отчего нельзя закупать оружие у французов, а порох у испанцев! Морские суда — единственный способ нашей связи с миром, и мы просто не можем доверить их постройку иностранной державе! — спокойно и логично пояснил премьер-министр.

— Итак, нам нужна военная операция. Что скажете, Морской Лорд? — тихо спросил король. В каждом его слове, в каждом жесте чувствовалась удручённая боль; болезнь давала о себе знать.

— Мы готовы — коротко ответил Хау.

— Значит… Значит, так тому и быть! — тяжело произнёс король, и все поняли, что решение принято и оно окончательно.

Пять недель спустя.

— Земля на горизонте!

Адмирал Хайд Паркер, заслышав этот крик марсового матроса, вышел на палубу своего флагмана — 90-пушечного корабля «Лондон», раскрыл подзорную трубу и некоторое время мрачно вглядывался в невысокий туманный берег.

— Где мы, мистер Уинтингтон? — спросил он у капитана корабля.

— Пока трудно сказать точно сэр, ведь звёзды скрыты от нас, но судя по очертаниям берега, мы недалеко от мыса Гренен, — отвечал капитан, улыбнувшись одними глазами.

— Это именно то, что я хотел знать, сэр! — гордо пророкотал Паркер, зябко запахивая ворот своего плаща. Мысль о том, что этот болван, должно быть, подумал что адмирал не знает, как именно определяется местонахождение корабля, показалась Паркеру возмутительной и невыносимой.

Адмирал не пользовался особенной любовью подчинённых. Он сделал быструю карьеру во многом благодаря правительству своего отца, адмирала Паркера-старшего, и до сих пор служил в основном в Ост- и Вест-Индии. Теперь его назначили на операцию против Лиги северного вооруженного нейтралитета, и первым пунктом его программы была, конечно же, Дания.

— Вам обязательно нужно выбить из этой Лиги датчан — хранителей балтийских проливов — так пояснял его задачу первый Морской Лорд Ричард Хау. — Однако знайте, что центральная страна и вдохновитель этого компота — никто иной, как Россия! Вам предстоит последовательно лишить её союзников — и Дании, и Швеции — а затем принудить и Петербург к миру на наших условиях.

— Но война России не объявлена? — уточнил Паркер, пытаясь уследить за изгибами мысли политиков с Уайтхолла.

Лорд Хау совершенно спокойно подтвердил:

— Война не объявлена ни Дании, ни Швеции, ни России. В сущности, мы не хотим с ними воевать; вам просто надо принудить их к должному поведению! Что поделать, адмирал, политики иногда диктуют нам на удивление странную линию поведения. Мистер Питт назвал это «операция с ограниченными целями». Если же державы, против которых направлены ваши действия, в конце концов, объявит нам войну, это будет их выбор, а не наш!

«Мудрено будет, если после обстрелов своих портов они её не объявят! — подумал сэр Хайд, но принял задачу к исполнению. И 09 марта 1799 года эскадра Паркера вышла из Ярмута. В состав эскадры входили 90-пушечный 'Лондон» (флагман адмирала Хайда Паркера), 98-пушечный «Сент-Джордж» (флагман контр-адмирала Катберта Коллингвуда), 74-пушечные «Сатурн», «Рамиллиес», «Уорриор», 64-пушечный «Ветеран» и 54-пушечный «Мадрас». Всего эскадра Паркера насчитывала 29 линейных кораблей, пять фрегатов, два шлюпа, два брига, семь бомбардирских судов, два брандера, одну шхуну, два куттера и два люгера.

Расчёт строился на том, что в районе Карслкроны и Стокгольма лёд, если он есть, сходит в конце марта, а в Финском заливе — в начале мая, то есть у англичан будет возможность попытаться разбить противников по частям, до подхода русского флота из Кронштадта.

И вот теперь английский флот медленно входил в пролив Каттегат. Туман рассеялся, и эскадра стала прекрасно видна наблюдателем с датского берега. Вскоре оттуда запросили о цели экспедиции; Паркер, согласно данным ему инструкциям Адмиралтейства, приказал ответить, что эскадра идёт с дружественным визитом в Кронштадт.

По пути им попалась английская шхуна, спешившая из Северного моря в Балтику. Решив предупредить капитана, Паркер приказал остановить её. Каково же было его изумление, когда он узнал, какой груз везёт это судно!

— Сэр, это пассажирский парусник! — доложил кэптен Харди, осуществивший перехват шхуны. — На ней плывут в Петербург английские ученые, приглашённые царём на научную конференцию!

Некоторое время Паркер пребывал в замешательстве, не зная, что ему с этим делать. Любые английские подданные, попавшие в Россию, с началом конфликта могли оказаться в Сибири, и, исходя из этих соображений, его долгом было бы запретить им плыть в Петербург; но, в то же время, никаких оснований к аресту этих путешествующих по личным делам людей у него не было. Частная жизнь для англичанина Паркера имела чрезвычайную ценность, и в конце концов он принял соломоново решение, предупредив учёных о возможных последствиях:

— Господа, прошу вас иметь в виду: отношения королевства с Россией крайне натянуты, в любую минуту между нами может разгореться война. Будьте осторожны!

И шхуну отпустили.

Эскадра между тем продолжала втягиваться в лабиринт датских проливов. Поначалу казалось, что датчане пропустят их в Балтику без препятствий; однако, когда эскадра вступила в пролив Эресунн, у форта Хельсингёр, от укреплений вдруг блеснули вспышки орудийных залпов и донёсся гул проносящихся крупнокалиберных ядер, а возле борта «Арк Ройял» и шедшего за ним «Полифема» возникли всплески.

— Похоже, наш маскарад раскрыт. Готовьтесь, господа! — мрачно произнёс адмирал, вглядываясь в то и дело вспыхивающие в подступающей вечерней темноте артиллерийские выстрелы.

Когда совсем стемнело, английская эскадра встала на якорь. Утром появились датские канонерки. Держась на почтительном расстоянии, они начали обстреливать англичан из 24-х фунтовых орудий. Нельзя сказать что этот огонь приносил уж очень большое беспокойство, но всё же причинял некоторый урон такелажу и нервировал команды.

Утром 30 марта англичане миновали Кронеборг. Комендант крепости полковник Штрикер отдал приказ начать огонь, и англичанам с 7:00 до 9:30 пришлось прорываться сквозь артиллерийские залпы. В полдень англичане достигли Люнгбю. Контр-адмирал Катберт Коллингвуд и командор Томас Грейвз пошли на малых судах на разведку, тогда как кэптену Томасу Харди было поручено заняться промерами глубин. Результаты рекогносцировки не радовали: датчане знали о подходе англичан и были готовы к бою. Позиции их были очень сильны, а мели не позволяли ввести в действие весь флот. После военного совета Паркер отдал Коллингвуду 12 линейных кораблей и мелкие суда, а сам с оставшимися силами отошёл к северо-востоку, к шведскому берегу.

Зунды были прекрасно изучены моряками всех стран. Англичанам был известно, что у датчан с этого направления Копенгаген прикрывается мощнейшей крепостью Трекронер и батареей Линнетен в Кристиансхавене (гавани Кристиана). Крепость Трекронер была оснащена 66 орудиями: в основном это были 38-фунтовые и 24-фунтовые пушки. Батарея Линнетен имела 20 орудий, в основном 24-фунтовых.

Кроме того, оказалось, что датчане, чтобы усилить оборону, установили на якоре перед батареями два линейных корабля, два прама и фрегат, пришвартованные к берегу в качестве плавучих крепостей. На кораблях был снят рангоут и такелаж. Между ними и за ними имеются малые суда, предназначенные для снабжения — подвоза боеприпасов на корабли-крепости и для усиления обороны. Часть датского флота находилась восточнее на якорной стоянке у Мальмё, чтобы по возможности объединиться со шведами и разгромить остатки британской эскадры.

Сверх этого, в распоряжении датчан было 12 канонерок, каждая из которых несла по две 24-фунтовые пушки. Канонерки уже показали себя сложным противником. Здесь, среди мелей, мешавших маневрированию «большого» флота они были ещё более опасны. Для обороны гавани Копенгагена датчане также располагали 12 линейными кораблями и блокшивами со снятым такелажем и укороченными для боя мачтами. Восточнее, у острова Альмарк, стоял дивизион из 12 кораблей и 5 фрегатов в качестве резерва.

Тем не менее, адмирал Паркер был настроен оптимистично.

— Так или иначе, джентльмены, никто не сделает за нас нашу работу. Утром мы начнём атаку. Эскадра будет разбита на два эшелона. Поскольку, как вы знаете, прибрежные районы возле Трекронер крайне мелководны, мы можем задействовать только 64-х и 74-х пушечные корабли. В первый эшелон выделяются… и Паркер зачитал недлинный список кораблей. — Возглавите его вы, Катберт (контр-адмирал Коллингвуд дисциплинированно склонил голову). — Если корабли первой эскадры потерпят неудачу, их поддержит резерв. Из-за стеснённости акватории могу предположить, что даже кораблям 3-го и 4-го класса будет крайне рискованно маневрировать между датской линией обороны и мелями. Поэтому вам следует пройти перед их батареями, подставив под обстрел левый борт, затем развернуться правым бортом, становиться на шпринг напротив каждого датского корабля и вести бой один на один. Выучка наших канониров позволяет рассчитывать на успех, хотя достичь мы его сможем, очевидно, немалой ценой!

Катберт Коллингвуд покинул совещание с тяжелым сердцем. было понятно, что основная роль в предстоящем непростом бою будет отведена его соединению, а задача, стоящая перед флотом, никак не может быть названо простою…

2 апреля эскадра Коллингвуда, пользуясь попутным ветром, пошла на сближение с датскими береговыми укреплениями. Контр-адмирал с замиранием сердца следил за проходом своих подопечных, и первая потеря не заставила себя ждать: 64-пушечный «Агамемнон» с треском и грохотом вылетел на мель. Сняться он так и не смог и участия в сражении не принимал. Далее свою жатву собрала огромная отмель Миддельгрунд: там на мели оказались 74-пушечные «Рассел» и «Беллона». Эти корабли, в принципе, могли стрелять по датчанам, но очень издалека. У сэра Катберта осталось девять линкоров против двенадцати датских.

Тем временем датчане открыли огонь. Несмотря на потерю трёх кораблей на мелях, англичане упрямо пытались реализовать свой план, однако, приблизившись, обнаружили ещё один неприятный сюрприз: артиллерийские баржи, не замеченные при рекогносцировке. Оказалось, уже на дистанции свыше 10 кабельтовых они были не видны из-за их низкого силуэта!

Контр-адмирал вновь нервно оглянулся на свою линию. Всего девять линейных кораблей третьего и четвёртого класса, в том числе два «срезанных» двухдечника, вооружённых всего 50-тью орудиями! Получалось, что противник имеет значительное боевое преимущество, да ещё и действует прямо в виду своей столицы, в досконально изученной им акватории!

Но никаких других идей, кроме как реализовать свой первоначальный замысел, английское командование выдвинуть не могло. Надо было сближаться с противником (иначе карронады будут малодейственны) и вступать в битву…

После всех этих маневров в 11:30 начался бой. Проивники находились на крайне близком, всего триста ярдов, расстоянии друг от друга, что играло на руку привычным к таким сражениям англичанам. Батареи Трекронера окутались дымом; орудийные залпы сливались в неумолчный гул. На такой дистанции, находясь в прибрежных водах, да ещё на якоре, трудно промахнуться; теперь всё зависело от смелости и отваги людей, управлявшихся с гигантскими чугунными орудиями. Тяжёлые ядра с грохотом вонзались в дубовые борта, вздымая в воздух тучи щепок. Несмотря на прохладный день, канониры разделись до исподнего; заряды, выложенные у орудий, вскоре были истрачены, и подающие матросы как заведённые носились между крюйт-камерой и гон-деком.

Сэр Коллингвуд, не имея возможности вмешаться в происходящее, просто наблюдал за артиллерийским боем. Ядра английских карронад успешно крушили высокие борта датских линейных кораблей и блокшивов, но попадания в артиллерийские баржи были редки. Несколько датских канонерок попыталось зайти с носа «Полифема», и контр-адмирал приказал фрегату «Оспрей» выдвинуться и отогнать назойливые скорлупки. Умело маневрируя, фрегат от души угостил датчан крупной картечью, но затем получил такой мощный залп с батареи Линнетен, что едва сумел отойти.

Прошло два часа боя на короткой дистанции, а исход ещё не был ясен. Коллингвуд с горечью наблюдал сквозь клубы порохового дыма, сколь тяжёлые потери несут корабли его эскадры. К 13:00 английский 50-пушечный «Айсис» был расстрелян донельзя и утонул бы, не подави «Полифем» и фрегат «Дезире» огонь 52-пушечного датского «Провистинена». 74-пушечный «Монарх» кренился на боевой борт, получив восемь попаданий под ватерлинию от «Хольштейна» и «Зееланда».

В это время английский главнокомандующий, оставшийся с глубокосидящими кораблями, волновался на борту своего 90-пушечного «Лондона». Из-за порохового дыма Паркер не видел, что происходит, и мог лишь гадать о развитии событий. Он уж совсем было собрался послать к месту боя куттер, как внезапно порыв весеннего ветра проделал разрыв в бесконечной дымной пелене

— Сэр, вижу нашу эскадру! — прокричал вперёдсмотрящий с юта. — «Беллона» и «Рассел» подняли сигналы бедствия, сэр! Похоже, они на мели! А вон и ещё: это Агамемнон! «Агамемнон» сидит на мели, сэр! Остальные ведут бой, сэр!

Адмирал обменялся мрачными взглядами с капитаном Харди. Три корабля на мели! У датчан теперь огромное превосходство!

Сэр Хайд долго колебался, в волнении расхаживая по палубе и то и дело спрашивая марсовых о ходе боя. Наконец, не вытерпев, он сам залез на марсовую площадку и с особым тщанием осмотрел ход боя. Увиденное ему не понравилось…

— Прикажите подать сигнал к отступлению, — наконец произнёс он. — Я дам Катберту право самому выбрать, что ему делать. Если он решит отступать — у него будет оправдание. Если же по обстоятельствам боя он решит продолжить битву, то всегда сможет сказать, что из-за этого чёртова дыма он не увидел сигнала!

Итак, Паркер приказал Коллингвуду отойти, но сэр Катберт уже был связан боем, а отходить, прорвавшись через строй датских линейных кораблей, пришлось бы точно так же, — сквозь огонь датского флота и батарей. Увидев сигнал Паркера, контр-адмирал оказался в растерянности. Любое решение было невыгодно, да что там — вернее всего, оно оказалось бы гибельно!

— Чёрт побери! — воскликнул он. — Сэр Хайд принял прекрасное, просто гениальное решение — теперь он сможет обвинить меня в том, что мы не победили, в случае, если я отойду, и в том, что я не исполнил приказа, если останусь! Этот сукин сын просто умыл руки!

— И что же вы решили, сэр? — спросил того лейтенант Дриммел, прикрывавший лицо носовым платком — в щёку ему вонзилась острая щепка.

— Пока останемся. А там посмотрим! — оглянувшись на датскую линию, процедил Коллингвуд. Затем он достал свою пенковую трубку, наполовину жёлтого, наполовину оранжево-янтарного цвета, не торопясь набил её виргинским табаком, и закурил.

«Если до конца трубки наш успех не определится, мы начнём отступление» — загадал он.

Переломным оказался период с 13:30 до 14:00. Часть датских кораблей получила сильные повреждения, на некоторых закончились порох и ядра. Затонул 70-пушечный «Ниборг», горели «Хольштейн», «Даннеборг», «Зееланд». «Индфьодсреттен» поднял было белый флаг, но его прикрыл «Трекронер», и после смены капитана корабль продолжил стрельбу. Часть датских плавучих батарей и прамов, имевших более скромное вооружение, нежели блокшипы и линкоры, была захвачена людьми Коллингвуда. Все они находились в плачевном состоянии.

Но и английской эскадре досталось. И если датчане могли пополнить припасы и возобновить бой, то Коллингвуду этого было сделать просто негде. Два его корабля горели, ещё два получили попадания ниже ватерлинии и теперь опасно кренились на борт. Опасность гибели встала перед английскими моряками в полный рост!

— Простите, сэр, — осторожно произнёс лейтенант Дриммел, — но, совсем уважением, хочу обратить ваше внимание, что, если мы собираемся исполнить приказ адмирала и отступить, то сейчас для этого самое время! Датчане заняты пополнением боеприпасов, а мы укрыты плотной пеленой порохового дыма!

Внимательно оглядев линию датских укреплений, контр-адмирал сделал вывод, что его подчинённый прав; и он дал сигнал об отступлении. «Агамемнон», «Беллона» и «Рассел» остались стоять на мели. «Монарх» из-за резко увеличившейся осадки не смог совершить маневр и был оставлен экипажем. «Айсис» затонул. А трубка давно потухла…

— Да, чёрт побери, — наконец процедил Коллингвуд, — вы абсолютно правы. Я не могу погубить всех этих парней, что так славно сейчас сражаются, защищая честь флота. Поставить сигнал!

Итак, потеряв пять кораблей, англичане вынуждены были отступить от Копенгагена.

На состоявшемся тотчас после боя военном совете амирал Хайд Паркер решал, как ему поступить дальше.

— Мы не можем сейчас покинуть Балтику — объявил он подчинённым. — Прежде всего, корабли Коллингвуда находятся в очень плохом состоянии и требуют ремонта. Во-вторых, неблагоприятный ветер не позволяет нам пройти Зунды в обратном направлении. И в третьих (но не по значимости) — мы не можем вернуться проигравшими! Это совершенно недопустимо! Нам нужно хоть где-нибудь обозначить успех!

— Что вы предлагаете? Идти на Кронштадт? — с иронией спросил контр-адмирал.

— Полагаю, нет. Это опасно — в восточной части Балтики в это время года до сих пор сохраняются большие участки плавучего льда. К тому же мы встретим там те же затруднения, что у Копенгагена — из-за мелководья не все наши корабли смогут атаковать его, а линейные корабли с небольшой осадкой понесли сильные потери. Нет, Кронштадт от нас никуда не убежит. Я предлагаю обратить внимание на шведские владения!

— Но ветер для похода на Ландскрону или Вазу также неблагоприятен как и для выхода из Зундов!

— Да, вы правы, Катберт. Но есть же и Шведская Померания. Я полагаю полезным атаковать Штральзунд! Это слабое место шведов: они давно уже дрожат от мысли, что пруссаки или датчане отнимут её у них. Атака на Штральзунд произведёт в Стокгольме должное впечатление!

«Не добившись успеха под Копенгагеном, вряд ли стоит надеяться на что-то в Стокгольме» — подумал Коллингвуд, имея в виду политические последствия их неудачной атаки.

— Там нет шведских военных судов, — возразил он адмиралу. — Да, мы потопим несколько купцов, обстреляем город. Но что нам это даст? такой эскадрой, как наша, идти на Штральзунд — это как бить кузнечным молотом муху!

— Ваши корабли пока пройдут необходимый ремонт! — распорядился Паркер. — Отправляйтесь в Данциг, там вы найдёте гостеприимство прусских властей и изобилие материалов для починки кораблей. А мы подвергнем обстрелу шведские владения в Померании. Если шведский король не совсем идиот, он поймёт наш намёк!