Благословенный. Книга 5

Глава 20

Известие об атаке англичанами Копенгагена сильно встревожила Петербург. И пусть датчанам удалось отбиться — но это отнюдь не означает, что англичане не будут пытаться ударить по ним снова, заставляя выйти из Лиги нейтралитета. На срочно созванном военном совете было решено оказать датчанам, как слабому звену нашего тройственного союза, самую всестороннюю помощь. И первое, что приходило тут на ум — срочно переправить им наши блиндированные плоты, дабы перекрыть Эресунн, и Кронштадтскую эскадру — для блокады Большого Бельта. И если со вторым проблемы не наблюдалось — наш флот зимовал в этот год не в Кронштадте, а в Балтийском порту, очищающемуся ото льда много ранее чем Финский залив, то с транспортировкой плавучих батарей возникали очевидные вопросы. Изначально я планировал перебросить в Зунды плоты в разобранном виде, перевезя их в трюмах ластовых судов, но их сборка в Дании заняла бы недопустимо много времени; необходимо было перебросить уже боеготовые батареи, стоящие сейчас на защите Кронштадта. Но они не имели парусов и были несамоходны; конечно, можно было просунуть в орудийные порты вёсла и грести, но скорость движения получалась совершенно ничтожной.

Как хорошо, что у нас уже имелись на Балтике два парохода! Именно их мы и использовали для буксировки батарей в Данию. И, в конце апреля, держась в основном шведских берегов, две плавучие батареи 5-ти узловым ходом отправились в Эресунн. Следом двигались еще 6 батарей, буксируемые гребными фрегатами; но они шли со скоростью 1,5–2 узла и иногда просто стояли на месте, не в силах преодолеть встречный ветер. По плану, доставив плоты в Копенгаген, пароходы должны были вернуться и взять на буксировку ещё два плота, забрав их у гребной флотилии.

А ещё — из Средиземного моря был срочно вызван адмирал Ушаков. Приехав в Эвер, он должен был забрать местную эскадру, состоявшую, правда, в основном из фрегатов и корветов, и направится с нею в Зунды. Здесь ему предстояло дождаться подхода основных сил Балтийского флота, а также датских и шведских кораблей и принять над командование над объединенным флотом с целью недопущения ухода английских сил из Балтики обратно в Северное море.

И ловушка захлопнется…

Между тем эскадра Паркера вышла в южную часть Балтийского моря и атаковала шведскую Померанию. Действительно, силы шведов здесь оказались совершенно ничтожны. Однако, как выяснилось, гавань Штральзунда ещё менее глубоководная, чем окрестности Копенгагена, так что эскадра в полном составе стояла поодаль, изображая «дальнюю блокаду», пока несколько бомбардирских кэчей обстреливали город и гавань. Результат оказался крайне скромным — суда в гавани не получили почти никаких повреждений.

Ремонт судов Коллингвуда продолжался более полутора месяцев. Порт Данцига оказался гостеприимным, но крайне бюрократизированным. Пока прусские власти решали, как поступить с невесть откуда свалившейся им на голову английской эскадрой, настал май. Тем временем наконец-то сменилось направление ветра, и Коллингвуд готов был уже покинуть Данцигскую бухту. Оставалось только дождаться подкреплений из Англии — вице-адмирал Сомераз должен был провести через проливы эскадру из семи линейных кораблей, двух фрегатов и большого количества вспомогательных судов и транспортов. Паркер и Коллингвуд особенно ждали плоскодонные бомбардирские кэчи, способные успешно действовать против береговых укреплений в условиях балтийского мелководья.

Эскадра вице-адмирала Джеймса Сомераза действительно появилась на Данцигском рейде в конце мая. Но состав её оказался много слабее ожидаемого, а корабли несли следы боевых повреждений. Его сильно повреждённые корабли встали на рейд Данцига по соседству с эскадрой Коллингвуда.

— Во время прохода Эресунна нас обстреляли датские канонерки и плавучие плоты. Два линейных корабля сгорели; много вспомогательных судов и транспортов спустили флаг! — объяснил Сомераз.

Новость крайне встревожила адмирала. Стало понятно, что датчане и русские намерены постепенно полностью перекрыть свободный проход на Балтику, выстроив через Зунды мощный барьер в виде береговых и плавучих батарей, эскадр канонерок и собственных флотов. Могло получиться так, что английская эскадра окажется вдруг отрезанной от метрополии!

Осознав эту угрозу, Паркер немедленно собрал Военный совет с вопросом, — что следует предпринять в этих условиях? Наиболее логичным казалось немедленно уйти из Балтики; но сделать это сейчас — значит перед всем миром признать своё поражение!

— Вас не простят, сэр. Ваша репутация будет уничтожена, а карьера разрушена! — убеждённо произнёс он. — Чтобы поддержать свою честь, нам нужна победа. Возможно, нам следует атаковать Балтийский порт; это довольно глубоководная гавань, и обычно там бывает много русских купеческих судов!

Контр-адмирал Коллингвуд считал, что проблема не так уж и велика.

— Датчане действительно пытаются противодействовать свободе мореплавания в районе балтийских Зундов. Но остановить они нас не в силах; мы всегда пройдём через Зунды, пусть даже с боем, под огнём береговых батарей. Давайте прорываться из Балтики через Большой Бельт. Там мы нанесём поражение русским и шведам, утопим их флоты, и вернёмся в Нор победителями. Датчане понесли в последнем сражении большие потери, чем мы. Они ослаблены нашим огнём; а шведский флот так и не оправился после Выборга!

— Вы, конечно, правы, Катберт — сомневающимся тоном возразил ему вице-адмирал Сомераз, — однако, примите во внимание, что Зунды нужны нам не только для того, чтобы пропускать наши линейные корабли. Завтра лорды Адмиралтейства заставят нас вернуться на Балтику; и что же? Эскадра будет нуждаться в постоянном снабжении, пополнении убыли в команде, в подкреплениях, наконец; и если всё это будет происходить под обстрелом, мы не сможем действовать в Балтике свободно.

— И что же вы предлагаете? — спросил контр-адмирал Коллингвуд тоном, в котором явственно сквозило: «Ну и что ты с этим сделаешь, умник?»

— Полагаю, нам надо обратиться к правительству, с тем, чтобы оно организовало против Дании сухопутную экспедицию. Если мы не может принудить датчан к выходу из Лиги одними обстрелами с моря — надо твёрдой ногой встать на сушу!

Идея эта показалась Паркеру неплохой; особенно ценной казалась возможность переложить бремя активных действий с флота на засидевшихся сухопутных крыс. И в Лондон ушло письмо с соответствующими соображениями. Паркер очертил положение флота самыми чёрными красками, обещая крах снабжения и полную капитуляцию. В случае, если не будет предпринято самых срочных политических мер.

Увидев письмо Паркера, Питт-Младший разразился проклятьями. Воевать с Данией — это означает, кроме всего прочего. воевать и с Россией (текст тайного соглашения между этими державами уже был ему известен). Не то, чтобы английский премьер-министр сильно опасался русских казаков на Пиккадили-стрит, но усложнять и так непростое положение Англии ему решительно не хотелось. Особенно неприятным представлялось полное прекращение торговых отношений, после чего первоклассные русские корабельные товары пришлось бы заменить на третьесортные американские и канадские. И в хитроумном мозгу премьера родился отличный план: натравить на Данию пруссаков.

Пруссия и ранее оказывала англичанам такого рода услуги; скажем, двенадцать лет назад она вводила войска в охваченную революцией Голландию. Так почему бы не попробовать снова? Войдя в Данию с юга, прусские войска способны сокрушить её

И начались интенсивные переговоры о вступлении Берлина в войну против Дании.

После переписки с Адмиралтейством было решено, что Паркер должен дожидаться подхода подкреплений, из линейных кораблей 3–4 рангов, способных действовать в мелководной Балтике. До этого основной задачей Паркера стало прикрытие побережья Пруссии от атак с моря со стороны России или Дании. В это же время англичане усиленно уговаривали шведского короля перейти на их сторону.

Но Густав III оказался крайне упёртым сукиным сыном. Ни он, ни его окружение, ни его офицеры крайне не любили англичан, а после попытки обстрела Штральзунда эта нелюбовь приобрела форму мании.

И у Уайтхолла осталась одна надежда — на Берлин. Ведь если договориться с Пруссией, то можно решить сразу все проблемы: обеспечить свой флот базами, найти материалы для ремонта повреждённых английских кораблей, прорвать блокаду Зундов, атаковав датчан с суши. И Уайтхолл начал активно обхаживать прусского посла…

К тому времени пруссаки уже третий год играли в многовекторность, направо и налево торгуя своим нейтралитетом. Надо сказать у них это неплохо получалось, и во многом благодаря тому авторитету, который прусская армия имела со времён Фридриха Великого. Пруссия считалась, возможно, самый весомой военной силой Европы; и только я благодаря своему послезнанию был прекрасно осведомлён, что на сегодняшний день прусские войска — это колосс на глиняных ногах.

Англичане очень активно начали обхаживать прусских должностных лиц, особенно — Людвига Прусского. Этот дальний родственник короля, кутила и плейбой, отличался увлекающимся характером и резкостью суждений, а также постоянной нуждой в звонкой монете. Для обеспечения успеха дела посол Уитворт был вызван из Петербурга и назначен в Берлин.Сумев завербовать принца Людвига для своих целей, английский посол начал последовательно влиять на высших сановников, дабы убедить их в полезности для Пруссии вступить в войну с Данией. При этом пруссакам были предложены более чем щедрые условия и субсидии, а также крайне привлекательная для них возможность овладеть Гамбургом, Шлезвигом и Гольштейном. Эти немецкие области, издавна принадлежавшие датчанам, вызывали живой интерес Пруссии, как лакомый кусок.

Дело в том, что «Зундские пошлины», которые Дания исправно взимала с балтийской торговли, давно уже всем надоели. И в Пруссии, которая, несмотря на отсутствие военного флота, располагала немалым торговым, давно уже зрела идея Кильского канала. К тому времени уже существовал «айдер-канал» — искусственный водный путь шириной 30 и глубиной 10 футов, выполненный путём углубления русла реки Эйдер и проходивший по границе Шлезвига и Гольштейна. Англичане смогли красочно расписать королю Пруссии перспективы этого канала, обещая углубить его, расширить и в дальнейшем только им пользоваться при своих негоциациях на Балтике. Это обещало Прусской короне громадные, а главное, постоянные барыши, да ещё и избавление от диктата датчан при пересечении Зундских проливов. И колебавшийся Фридрих-Вильгельм наконец сдался. Конечно никто не уведомил его о секретном русско-датском союзе и о том, что в случае войны Россия вступится за Данию…

Правительство Пруссии долго колебалось. Но сумма, обозначенная Англией, была очень, исключительно велика….

Утро Семёна Романовича Воронцова, бывшего русского посланника при Сент-Джеймсском дворе, было теперь похоже на все остальные. Отставленный от всех дел, он всё равно каждый день направлялся в здание русского представительства на Чешем-плейс и просиживал в кабинете до обеда, напрасно думая, чем себя занять. Но сегодняшнее утро оказалось крайне необычным.

В десятом часу утра под окнами раздался цокот лошадиных копыт. Опытный слух дипломата сразу отметил, что приехавшая карета запряжена по меньшей мере четвёркою лошадей — даже по английским меркам это завидная роскошь! Воронцов тут же подошёл к окну: уж не пожаловал ли кто-нибудь из парламента или Уайт-холла?

Сквозь широкие рамы с частым переплётом он увидел внизу, возле входа в здание миссии, в дымке типического английского тумана, остановился большой, элегантный экипаж с обрезиненными ободами шин (дикая, запредельная роскошь!), как соскочивший с запяток широкоплечий, дюжий лакей с военной выправкой подставил снизу маленькую лесенку и почтительно распахнул дверцу кареты.На пороге появилась молодая дама, одетая с исключительным изяществом и вкусом; она по-хозяйски оперлась об руку лакея и спустилась вниз, элегантно поддерживая полу дорогого модного наряда.

Семён Романович внимательно рассматривал даму сквозь плачущие стёкла окна. Кто бы это мог быть? Воронцов не ожидал подобного рода визитов, и теперь был в полном изумлении.

Через полминуты раздался почтительный стук в дверь кабинета. По звуку Семён Романович сразу же понял, что это Джеймс, камердинер посольства.

— Войдите! — повелительно, но вместе с тем доброжелательно-милостиво воскликнул он. За время своего пребывания в Лондоне Воронцов успел усвоить манеры английского лорда.

— Сударь, мадам Жеребцофф ожидает вашей аудиенции! — с поклоном сообщил слуга, передавая Воронцову визитную карточку нежданной гостьи.

— Мадам Жеребцова? Это кто? — сам себя спросил Воронцов, вертя в руках прямоугольник тиснёной бумаги и смутно припоминая, что так звали пассию его петербургского коллеги. На визитной карточке золотыми буквами было затейливо выведено:

«Ольга А. Жеребцова, посланник и полномочный представитель Российской Империи в Королевстве Великобритания».

— Что?

Прочитав этот текст, Воронцов не поверил своим глазам; пришлось взять лорнет, дабы удостовериться, что прочитанное им не является плодом воображения.

«Полномочный представитель… Посол. Госпожа Жеребцова. Да как же это возможно?»

Все слова казались простыми и понятными, но соединить вместе их смысл у Семёна Романовича никак не получалось.

«Посол? Это что, на моё место? Женщину? Да ну, глупость какая-то!»

— Проси! — торопливо выкрикнул он Джеймсу, всё также в почтительном полупоклоне ожидавшему решения лорда Воронцофф.

Ещё раз поклонившись, слуга удалился.

«Неужели в Петербурге кто-то решил направить сюда женщину в качестве посланника? Да что за ерунда?» — продолжал недоумевать Семён Романович. Граф, конечно, был наслышан о странных и импульсивных решениях молодого императора, но чтобы вот такое…. Нет, он решительно не мог в это поверить!

На лестнице тем временем раздался быстрый лёгкий стук каблучков, и в кабинет посла ворвалась невысокая стройная дама с пышной копной белокурых волос, выбивающихся из-под маленькой модной шляпки. Остановившись на пороге, она окинула взглядом обстановку кабинета, пробежалась по книжным полкам и, наконец, в упор уставилась на Воронцова.

— Мадам, чем имею счастие видеть столь прекрасную соотечественницу в своём кабинете? — спросил Семён Романович, по дипломатической привычке изобразив самую гостеприимную улыбку.

Посетительница, однако, совершенно не ответила ему взаимностью, и даже наоборот, как будто бы обиделась.

— Простите, граф, но это не я в вашем кабинете, а вы — в моём! — колко ответила дама, деловито стягивая длинные лайковые перчатки.

Тут Семён Романович окончательно оторопел.

— Простите? Неужели вы действительно…

— Да! — коротко кивнула гостья, по-хозяйски осматриваясь по сторонам. — По представлению Министерства внешних сношений указом государя императора я назначена чрезвычайным и полномочным посланником и представителем Российской империи в королевство Великобритания! И первым делом… — пройдясь по просторному кабинету, она задумчиво провела пальчиком по спинке кресла, и, заметив на нём следы пыли, недовольно сморщила носик.

— Итак, первым делом — резко обернувшись к Воронцову, произнесла Ольга Александровна, — прошу ввести меня в курс всех дел и переговоров, передать по описи все бумаги. А вот вторых, но по важности предмета — тоже «во-первых», познакомить меня с нужными людьми, в особенности — с престолонаследником, князем Уэльса, и сообщить все-все-все подробности касательно его персоны — чем живёт, над какими предметами размышляет, чем дышит…. с кем спит, наконец!

В течение этого спича, граф, справившись наконец с изумлением, заставил себя принять деловой тон.

— Сударыня! Не соблаговолите ли представить мне хоть какие-то письменные доказательства вашего статуса — верительные грамоты, например?

— О, да! Простите великодушно; я всё стремлюсь с места в карьер… Вот, извольте прочесть: грамоты, сопроводительное письмо, распоряжение персоналу посольства, письмо к вам… Я подожду, пока вы читаете!

Граф Воронцов отошёл ближе к окну и при тусклом свете лондонского туманного утра перечитал все документы, благо они были достаточно лаконичны.

— Государь император просил передать вам, что не держит зла — сообщила меж тем гостья, заметив, что Семён Романович окончил чтение — и всегда готов удостоить вас аудиенции и выслушать объяснения ваших недостойных действий.

— Непременно! Его Императорское величество так добр! — дежурно откликнулся Воронцов, тут же решив про себя ни за что не возвращаться в Россию.

— Ну что же, раз с формальностями покончено, приступим к делу? — произнесла Жеребцова, поняв, что уговорить графа вернуться не получится. И Воронцов, вздохнув про себя, звонком вызвал делопроизводителя и начал передачу посольских дел.

Через несколько дней документы были переданы Жеребцовой и группе молодых дипломатов, прибывших с нею следом. Семён Романович добросовестно составил и физиогномическую записку касательно персоны Джорджа, Принца Уэльского, равно как и список важных персон, имеющих, а него влияние, с краткой характеристикой каждого. И Ольга Александровна, внимательно всё проштудировав, долго над ним размышляла, в задумчивости прикусив своими перламутровыми зубами коралловые губки; и, наконец, встряхнув головой, будто бы на что-то решившись, своим длинным накрашенным ноготком несколько раз энергично подчеркнула имя Бо Браммела.