Глава 14

Под сакурой за окном стрекотали сверчки. Каблуки прохожих отчетливо клацали по тротуару. Впервые за много дней тихий осенний вечер сгущался под звездами ясного неба.

Жаровня уже остыла, но лицо Сэнтаро по-прежнему блестело от пота.

— И вы уверены, что не передумаете?

— Да, — кивнула сидевшая на стуле Токуэ-сан. — Решение окончательное. Я уже не пределе…

— И вы не сможете приходить даже пару раз в месяц?

— Вряд ли.

— Но еще столько всего, чему я не успел у вас научиться!

Из-за полузакрытой шторы донеслись голоса. Две пары детских ног под синими юбочками остановились на тротуаре перед лавкой. Похоже, очередные пигалицы возвращались домой после внеклассных занятий.

— Закрыто, что ли? Вот черт! — пропищала одна из них.

— На сегодня все! Простите! — крикнул им Сэнтаро.

— Ну-у во-от… — разочарованно протянули ему в ответ, и послышался топот убегающих ног.

— Эти двое ходят на теннис, — улыбнулась Токуэ-сан. Улыбка ее, впрочем, тут же погасла, а взгляд уткнулся в сложенный на коленях передник.

— Эти девочки чувствуют то же, что и я, — сказал Сэнтаро. — Всем будет лучше, если вы хоть иногда будете здесь появляться.

Старушка покачала головой.

— Но почему, Токуэ-сан?

— Я думаю, люди перестали покупать наши дораяки… из-за моего прошлого.

— Да нет же! Вовсе не потому!

— Я уверена.

— Да с чего вы взяли?

— Хоть я и вылечилась сорок лет назад…

«Ну, вот и не увольняйтесь!» — чуть не вырвалось у Сэнтаро. Он должен был это сказать. Но взглянул на нее — и слова вдруг застряли в горле.

В глазах Токуэ-сан проступило сочувствие.

— Ладно, шеф… Не сто́ит.

— Что значит — не стоит? Это же и моя вина!

Ее скрюченные пальцы стиснули край передника на коленях.

— Да в чем же ваша вина? — спросила она.

— Токуэ-сан…

— Что?

— Не думаю, что я вправе об этом спрашивать, но… вы страдали болезнью Хансена, так?

— Да. Жалею, что не сказала вам сразу.

— О-ох… — только и протянул Сэнтаро. Никаких слов ему в голову не пришло.

— Как только тебе ставят этот диагноз — твоя жизнь останавливается… Так считалось, когда я была молодой.

Взгляд Сэнтаро застыл на ее пальцах, тискающих передник.

— «Кара божья» — вот как это еще называли тогда. Многие верили, что этой болезнью Небеса наказывают тех, кто много нагрешил в прошлой жизни… Стоило кому-то одному заболеть, окружающие тут же вызывали полицию и эпидемконтроль. Все вокруг очень жестко дезинфицировалось. Вещи, люди, дома… А семья заболевшего покрывалась позором до скончания века.

— Но в итоге вы все-таки… исцелились, так?

Токуэ-сан кивнула — уверенно и однозначно.

— Да, я успела дожить до дней, когда из Америки стали привозить лекарства. Это меня и спасло. Но пальцы, как и у многих, остались скрюченными на всю жизнь.

— Я немного читал об этом. Так вас… действительно изолировали? То есть — полностью?

— Да. — Она подняла одну бровь. — Вы и об этом читали?

— Ну да, в интернете…

— «Принудительная изоляция» — это значит, ты не можешь выйти на свободу пожизненно. А закон об этом отменили не так давно.

— Простите, что уточняю, но… вы же исцелились полностью, так?

— Именно так. Диагноз о том, что я больше не заразна, мне поставили сорок с лишним лет назад. Но по закону мне все равно запрещалось покидать свою клетку. А ведь когда я заболела, мне было всего…

Не договорив, она стиснула губы и поднесла край передника к самым глазам.

— Простите меня! — выдавил Сэнтаро, уткнувшись взглядом в пол.

— Я была… одного возраста с этими школьницами, — с трудом продолжала она.

— Токуэ-сан…

— Да так и живу в той клетке до сих пор.

— В лепрозории? До сих пор?!

— Да. Официально — в лечебнице «Тэнсеэн».

Вот оно что… Такое название Сэнтаро и правда слышал уже не раз. Хотя сам никогда в тех краях не бывал, и даже где это — представлял весьма приблизительно.

— Но это далеко! Как же вы добирались сюда по утрам? В такую рань никакие автобусы еще не ходят!

— Ох… Не важно.

— Неужели на такси??

— Да какая разница, шеф?

— За такие деньги?! Мне очень жаль…

Она едва улыбнулась.

— Да ладно… Зато с ветерком! Наслаждалась каждой секундой.

— Вы серьезно?

— А как же! Столько лет я просидела в клетке, уверенная, что мне уже никогда не выйти в этот огромный мир… А теперь — полюбуйтесь: приезжаю к вам когда захочу. Встречаюсь с разными людьми. И все — благодаря тому, что вы приняли меня на работу!

Вздрогнув, Сэнтаро замотал головой:

— Ну что вы… Это вы меня просто спасли!

— Ах, шеф, перестаньте. Я совсем старуха. С кривыми руками и полумертвым лицом. Но вы меня все-таки наняли, несмотря ни на что. И даже позволили познакомиться с такими прелестными феечками. Я всегда мечтала о такой работе. И теперь совершенно счастлива.

Говоря все это, Токуэ-сан то глядела на Сэнтаро, то снова утыкалась взглядом в передник.

— На самом деле, — продолжала она, — я и так уже собиралась уволиться. В последнее время стала слишком уставать. Так что все как раз вовремя… Спасибо!

Ее седая голова склонилась до самых колен.

— Да нет же… — растерялся Сэнтаро. — Вовсе наоборот… Это я вам за все благодарен!

— Ну что ж. Тогда мне пора.

Не вставая со стула, она медленно обвела взглядом кухню. Заглянула в тарелку с недовзбитым тестом. Сложив заново передник, оставила его на стойке. Затем спрятала в сумочку шарф — и лишь тогда поднялась.

— Привет Вакане-тян… и всем феечкам!

— Если заглянут — передам обязательно.

Открыв заднюю дверь, Токуэ-сан шагнула из кухни наружу.

Сэнтаро тут же догнал ее, и они зашагали бок о бок. Листья уже поредевших сакур продолжали опадать вдоль обочин в тусклом сиянии фонарей.

— Когда я впервые пришла сюда, эти сакуры цвели, — заметила Токуэ-сан. — А теперь стоят такие печальные…

— Да и ветер дул потеплее, — отозвался ей в тон Сэнтаро.

— Интересно… Увижу ли еще хоть разок, как они расцветают снова?

— Конечно увидите. Обязательно приходите еще и поучите меня варить цубуан!

Ничего не ответив, она улыбнулась. И лишь чуть позже сказала снова:

— Огромное вам спасибо!

— Это я ваш вечный должник, — повторил и он.

Казалось, Сэнтаро был настроен провожать ее до бесконечности. Но Токуэ-сан, подняв руку, мягким жестом остановила его:

— Дальше уже не нужно.

Остановившись, он молча смотрел, как Токуэ-сан уходила в ночную мглу. Лишь теперь, глядя ей в спину, он впервые заметил, какая же она миниатюрная. О своем увольнении она заговорила сама. Все, что ему оставалось, — это принять ее волю как должное. Но дикое чувство, будто он выгоняет на улицу родную мать, еще долго не отпускало его.

Бледный как мел, Сэнтаро вернулся на кухню. Заметил на краю барной стойки спиртовой дезинфектор. Не раздумывая ни секунды, схватил баллончик, стиснул в пальцах покрепче. И, размахнувшись, запустил им в железную штору.

Загрузка...