Февраль подходил к концу, и ветер дул уже совсем по-весеннему. Прилетая с юга, он покачивал крошечные почки, проступившие на ветках сакуры за окном. С каждым днем становилось теплее, и все больше прохожих шагали, перебросив верхнюю одежду через руку или плечо. Притворив окно, чтобы в кухню не заносило пыль, Сэнтаро то и дело выглядывал через узенькую щель на улицу и покрикивал:
— Дораяки!.. Свежие дораяки!
Продажи, как ни странно, понемногу росли.
От идеи соленых дораяки Сэнтаро не отказывался — и продолжал ломать голову над рецептом нового блюда. Но оттого ли, что новое время года постепенно отогревало людские сердца, к окошечку «Дорахару» все чаще подходили старые покупатели. Многие из них подмигивали и приговаривали: «Давненько не виделись, шеф!» или «Что-то вдруг потянуло на дораяки!». А Сэнтаро, не прерывая танца у жаровни, лишь молча улыбался в ответ.
Даже капризное лицо Хозяйки, регулярно проверявшей гроссбух, теперь все чаще добрело.
— Будешь продолжать в том же духе — может, и отстоишь свои дораяки! — повторяла она каждый раз перед тем, как уйти.
И хотя Сэнтаро постоянно напоминал себе, что радоваться рано, ибо кризис еще не пройден, — за один этот месяц на душе у него здорово полегчало.
Так началась весна.
На сей раз Хозяйка заявилась через раздвижную дверь для посетителей рядом со стойкой. День клонился к закату, ветер наконец-то унялся. За спиной у Хозяйки стоял и жевал жвачку худосочный юнец.
— Это наш менеджер Цудзии-сан, — сказала ему Хозяйка, указывая пальцем на Сэнтаро.
— Танака, — предельно кратко представился юнец и отвесил дежурный поклон.
— Я много думала… — начала Хозяйка. — В общем, Сэнтаро, я хочу, чтобы ты работал в паре с этим молодым человеком.
Она посмотрела на юнца.
— Поди сюда! — велела она.
Юнец шагнул вперед. Джинсы на тощем заду свисали мешком. Модный парнишка, что говорить. Сколько ему? Годика двадцать два, двадцать три?
— В паре? — не понял Сэнтаро.
— Это мой племянник. Он окончил кулинарное училище и работал в ресторане. Но кое с кем не поладил. Вы же знаете все эти кухни и рестораны. Жестокий мир! — Ее голос звенел все настойчивей, словно требуя, чтобы Сэнтаро немедленно с ней согласился. — В общем, мальчику пришлось уйти, и всю зиму он прошатался без дела. Верно я говорю?
Парень вымученно улыбнулся и нехотя скривил шею.
— В общем, так, Сэнтаро. Слушай, что я решила как владелица «Дорахару». В следующем месяце грядет большая перестановка. На этой кухне будут готовиться как дораяки, так и окономияки. И перченое, и сладкое одновременно.
— Перестановка? Здесь??
— Знаю, знаю. Станет еще теснее. Но, к счастью, старые клиенты возвращаются, не так ли? К тому же в этих краях много старшеклассников. Племянник найдет с ними общий язык!
— Но постойте… Как же так?.. Мы ведь с вами… — пытался остановить ее Сэнтаро.
— Да, да! Отлично тебя понимаю! — Хозяйка замахала руками, отбиваясь от всех его возражений. — Все так неожиданно, ты об этом? Прости, но мне и самой от этого вовсе не радостно! Не знаю, сколько мне еще осталось, но думаю, что пора принимать в жизни серьезные решения. А тут еще мой племянник… Он мне так нравился, когда был маленьким. К тому же на повара выучился… Вот я и решила тебя попросить. Мальчик он хороший, хотя и совсем неопытный. Пускай хоть у тебя опыта наберется.
— Я? Но погодите… Вы же обещали: если продажи вырастут, менять ничего не будете! — Сэнтаро едва удерживался, чтобы не взорваться от ярости и обиды.
— Ничего, Сэнтаро, ты справишься. Я в тебя верю. Вон как здорово ты поднял продажи, когда прижало! Теперь-то я понимаю, что мой муж когда-то в тебе разглядел… Поэтому вывеска «Дорахару» останется. Ты будешь и дальше жарить свои дораяки. А заодно — научишь уму-разуму будущего владельца этого заведения. Считай это моей личной просьбой!
Она шлепнула Танаку пониже спины. Лицо юноши озарилось бледной улыбкой.
— Прошу вас… — промямлил он, скривив шею в очередном поклоне.
— Твой гриль для окономияки встанет вот здесь! — объявила Хозяйка племяннику, уже не обращая внимания на Сэнтаро. — А жаровня для дораяки переместится вон туда, в угол…
Было ясно: дораяки зачем-то отодвигают от окна, и жариться у всех на виду им больше не суждено.
Не говоря ни слова, Сэнтаро все стоял и глядел на эту парочку. Говорить что-либо уже не было ни малейшего смысла.