Бобовые сласти

Глава 18

Они ступили на дорожку, бежавшую через весь городок. Сэнтаро обнимал на ходу клетку с Марви. Стоило отойти от магазина, как гнетущая тишина вновь затопила их с головой.

— А лечили нас… Что тут сказать? Промин появился далеко не сразу.

Промин, вспомнил Сэнтаро. Эпохальное лекарство от проказы, появившееся в 40-х — и положившее конец долгой истории человеческих страданий. Об этом они с Ваканой уже знали из интернета.

— Но в итоге именно он вас и вылечил, разве нет? — спросила Вакана, шагая бок о бок с Токуэ-сан.

— В Японию это лекарство очень долго не попадало. Мы о нем только слышали. Какой этот промин эффективный и так далее. В итоге мы объединились в Союз пациентов и стали требовать, чтобы нам его предоставили. Протесты начались во всех лечебницах, по всей стране. Самых активных бросали в карцер, чтобы изолировать от других. Еще немного — и нас бы тоже туда упрятали…

— В карцер? У вас он тоже был? — невольно вырвалось у Сэнтаро. Начет камер ему было что вспомнить.

— Самые жесткие камеры-одиночки были тогда в Куса́цу. Вообще-то они были во всех лечебницах. Но из карцера в Кусацу обратно уже не возвращались. Пациенты сидели там в темноте, без солнечного света, месяцы напролет. А потом наступала зима, и они замерзали до смерти…

Лицо Ваканы перекосилось от ужаса. Токуэ-сан, хотя и мягче, добавила:

— В абсолютной тьме люди сходят с ума и умирают. Поэтому даже тех, кто бунтовал здесь, в «Тэнсеэне», посылали в Кусацу и сажали в карцер, где они погибали якобы своей смертью.

Сэнтаро вспоминал дни, проведенные им в обычной тюрьме. Чего могла натерпеться с раннего детства Токуэ-сан — даже представить страшно…

— Хотя если бы я не заболела сама — наверное, никогда и не узнала бы, что там вообще происходит. Для меня это было бы, как… события на луне. Когда я была маленькой, я видела, как полиция отлавливает бездомных. Всех, кто похож на прокаженных, сгоняли в грузовики и увозили куда-то. Но перед этим работники в спецкостюмах посыпали их всех белым порошком, и люди корчились в муках прямо в кузове. Насмотревшись на это в раннем детстве, я боялась прокаженных до судорог. И даже попав сюда, еще долго не могла смотреть на них, хотя сама уже была одной из них.

«Как я вас понимаю…» — чуть не вырвалось у Сэнтаро, но слова эти сами застряли в горле.

— У тех, кого загоняли сюда на поздней стадии болезни, симптомы наблюдались по всему телу, — продолжала Токуэ-сан. — Все эти утолщения, покраснения, вздутия. Отвалившиеся пальцы, носы… В те времена, когда не было еще лекарств, такие бедолаги жили повсюду. А мне особенно было страшно смотреть на них, ведь я знала, что скоро такая участь постигнет и меня…

Токуэ-сан продолжала свой рассказ, пока не остановилась у подножия то ли высокого пригорка, то ли искусственного кургана. Крутые склоны поросли кустами, меж которых в дикой траве еще распускались последние цветы поздней осени.

— Все мы страшно тосковали по дому. Постоянно хотелось обратно, к своим родным. И вот, когда нам становилось совсем тяжело, мы приходили сюда.

Она указала на ступеньки, вырубленные в затвердевшей глине — от подножия до самой вершины.

— Этот курган появился еще до моего приезда. Пациентов на легкой стадии болезни использовали здесь для освоения ближайшего леса. Землю оттуда они приносили сюда и ссыпали в одну большую кучу. И чем больше становилась эта куча, тем чаще они поднимались на вершину, чтобы увидеть горы на горизонте и вспомнить родные места.

— Вы тоже поднимались, Токуэ-сан? — спросила Вакана, заметив, что старушка застыла у первой ступеньки, но не торопится наверх.

— И я поднималась, — кивнула она. — Несколько раз. Да только выбраться-то отсюда все равно не могла. Там, наверху, я только жалела себя еще сильней. И с каких-то пор приходить сюда перестала. А вместо этого…

Не договорив, она громко чихнула. Достав очередную салфетку, шумно прочистила нос. И неожиданно улыбнулась.

— «Только не болтай обо мне всякие глупости! — вдруг сказала она грубовато и нараспев. — Это приказ с того света!»

— Что-что?? — не понял Сэнтаро.

— Это мой муж! — пояснила Токуэ-сан. — До сих пор заставляет меня чихать, как только я говорю о нем вслух.

— Что, серьезно?

— Когда я поднялась на этот курган в последний раз, я сидела и плакала. А он вдруг окликнул меня. С тех пор мы не расставались.

— Ого… — протянула Вакана. — А каким он был, ваш муж?

Токуэ-сан рассмеялась.

— Каким был мой муж? — загадочным тоном повторила она. — Пожалуй, для меня это так и осталось тайной…

По той же дорожке они вошли в небольшую рощу. Деревья, однако, росли здесь так буйно, а палые листья устилали землю так плотно, что все вокруг скорее напоминало дремучий лес, чем прогулочную зону санатория.

Сэнтаро с Ваканой молча брели за старушкой. Она же, будто вспоминая о чем-то, продолжала свой рассказ.

— Из-за слабого сердца на войну его не забрали. Но работал он наравне со всеми! И как вы думаете кем?

— Хм-м… — Сэнтаро озадаченно пожал плечами.

— Кондитером. Только не в Токио, а в Иокогаме.

— Да что вы?! Так вот откуда…

— Ну да. Всему, что касается сластей, я научилась у него.

— Тогда понятно! — пискнула сзади Вакана.

— Он был высокий, как пальма. А когда узнал, что заболел, закрыл свою лавку и решил, что умрет в пути. Из дома сбежал, скитался по всей Японии, жил на подаяния. Вместо того чтобы сразу обратиться в лечебницу. Сделай он это хотя бы на годик раньше…

— Могу поспорить, отсюда он тоже хотел сбежать, — мрачно сказала Вакана.

Токуэ-сан, оглянувшись, задумчиво посмотрела на нее.

— Да… Пожалуй, ты права. Наверное, хотел. Сюда он прибыл уже здорово побитый болезнью. И даже когда мы стали жить вместе, постоянно ежился или корчился от боли так, что я не могла на это смотреть. У него было воспаление нервов — такое, что кожа на руках расползалась… Но несмотря на это, я почти никогда не слышала, чтобы он проклинал белый свет или ругал богов. Очень сильный был человек!

— Но… почему? Почему все это случилось с ним?? — не выдержала Вакана.

— Что ты имеешь в виду? — осторожно уточнил Сэнтаро, не сводя глаз с Токуэ-сан.

— Почему обычный кулинар из кондитерской вынужден так страдать?!

— Хороший вопрос… Просто замечательный! — отозвалась Токуэ-сан, шаг за шагом уводя их все дальше в лес. — Каждый, кто сюда попадал, задавал его себе постоянно. Мне и самой частенько хотелось поймать всех богов, если они вообще есть, и набить им за все это морду…

— Да уж. Было бы здорово, — мрачно поддакнул ей Сэнтаро.

Но она, против его ожидания, вдруг покачала головой.

— Но все-таки… мы старались жить, как живется.

На этих словах Токуэ-сан остановилась. Замерли и они.

— Раньше в этой глуши, кроме пациентов и персонала, никакие другие люди не появлялись вообще. Загорится жилище — пожарные не приедут. Случись преступление — полиции можно не ждать. Такая вот «полная изоляция». Все, что нужно для жизни, мы изготавливали сами. Избрали Соседский комитет и жили на полном самоуправлении. Даже деньги придумали свои!

— Даже деньги?!

Лицо у Ваканы вытянулось. Старушка кивнула:

— О да… А что было делать? Выживали, как только могли. Всем пришлось сплотиться, и каждый делал то, что умеет лучше всего. Бывшая гейша стала шить всем одежду и учить нас старинным песням для сямисэ́на[13]. Бывший учитель вел уроки для детей. Бывшие парикмахеры, понятно, всех стригли… Каждый, как мог, старался пожить на свете еще немного. Секция садоводов. Целых два кружка вышивки — японской и европейской. И даже своя пожарная бригада!

Токуэ-сан снова сбавила шаг. На обочине дорожки дрожали под ветром цветы. Идеальный кадр, подумал вдруг Сэнтаро. Вырезанный из окружающего пейзажа, он очаровал бы кого угодно.

— У каждого находились какие-то свои, уникальные навыки, приобретенные в большом мире. Как повторяла бывшая гейша, «каждый талантлив по-своему, у каждого свой инструмент»…

Медленно шагая вдоль обочины, Токуэ-сан любовалась придорожными цветами. Сэнтаро и Вакана молча брели за ней — и останавливались, как только она замирала.

— …Вот и мы с мужем, особо не раздумывая, записались в кондитерскую бригаду.

— Ого… Что, и такая была? — удивился Сэнтаро.

— О да! Причем задолго до нас! Поначалу мы просто собирались, чтобы вместе настряпать рисовых лепешек. Все эти моти на Новый год или кусамоти для встречи весны… Думаю, эту традицию тоже заложил какой-то бывший кондитер.

— Так вот где вы готовили цубуан все эти пятьдесят лет! — осенило наконец Сэнтаро. Тайна раскрылась, обрадовался он и даже хлопнул в ладоши.

— Но мы не только варили цубуан. Европейские сласти у нас тоже разбирали с удовольствием!

— И тогда вы придумали класть в дораяки сливочный крем? — радостно уточнила Вакана.

— Именно! — улыбнулась старушка.

— Кондитерская бригада лепрозория «Тэнсеэн»? — ошеломленно пробормотал Сэнтаро.

— Ну да! В нашу задачу входило кормить людей сластями, чтобы помогать им справляться с постоянной депрессией. То была одновременно и наша работа, и наша борьба…

На несколько мгновений Сэнтаро потерял дар речи.

— Вау, — выдохнула Вакана. — Круто!

— Спасибо вам за всех! — отчеканил он наконец. И согнулся перед старушкой в глубоком поклоне. — Даже не представляю, сколько вам пришлось вынести.

— Да ладно… — отмахнулась она, пряча довольную улыбку. — Если кого и благодарить за выносливость, то не меня. А во-он того человека…

И она указала изогнутым пальцем вперед. Там, где лес наконец сменился буйным кустарником, дорожка оборвалась. Они увидели высокую каменную башенку, одиноко торчащую посреди густого бурьяна.

— Вот здесь и покоится мой муж, — сказала Токуэ-сан. И медленно, осторожными шагами приблизилась к камню. — В старые времена, если кто-то из семьи заболевал, все остальные члены семейства должны были также оставить этот дом. Настолько сильна и жестока была людская молва… Поэтому имена и фамилии большинства из нас вычеркнуты из семейных реестров и домовых книг. Вот и Токуэ Ёсии — имя, которое я взяла себе уже здесь…

— Что?! — Сэнтаро уставился на нее. Затем переглянулся с Ваканой. — То есть на самом деле вас зовут по-другому??

— Да. Это не настоящее имя.

— Ничего себе! Но как же… — Он не договорил и умолк. Молчала и Вакана. Они подошли к каменной башенке вплотную и остановились.

— Это и есть наш некрополь, — сказала Токуэ-сан.

— Некрополь? — переспросила Вакана.

— Место, где покоится прах всех умерших. Могил у нас не бывает. Вот и мой муж, Есиа́ки, тоже здесь. Наконец-то свободный от боли. Наверняка мечтает о своих любимых мандзю́…

Токуэ-сан сложила вместе ладони.

— Дорогой! Сегодня я привела к тебе в гости двух друзей…

Взглянув на ее согнутую спину, Сэнтаро поставил клетку на землю и сложил ладони вслед за Токуэ-сан. Вакана поступила так же.

Где-то вдали протяжно запел соловей, и Марви тут же засвистел ему в ответ.

— А потом… — продолжала Токуэ-сан, опустив ладони, — нам разрешили уехать отсюда. Я подумывала о том, чтобы вернуться домой. Но это оказалось непросто. Мои мама и братья уже скончались. Я связалась с сестрой, но она стала умолять меня не возвращаться. Уезжать стало некуда. У моего Есиаки из родни не осталось вообще никого, кто бы принял его к себе… Под этим камнем хранятся урны с прахом более четырех тысяч человек. Как только проклятый закон отменили, все сперва были счастливы. Надеялись, что теперь разъедутся по домам… Но после того, как мы оказались здесь, прошли уже десятки лет, и никто не приехал забрать нас отсюда. В общем, этот мир так и не изменился. Он по-прежнему очень жесток.

Голос Токуэ-сан звучал бесстрастно — так, словно она говорила не о себе, а о ком-то другом. Повернувшись к Вакане, она улыбнулась:

— Прости, дорогая, что сегодня весь день болтаю о грустном. Но я должна была выговориться. Вы оба сняли камень с моей души! Спасибо, что выслушали меня…

Вакана тут же замотала головой:

— Ну что вы! Рассказывайте еще…

— И вам спасибо, шеф!

— Да бросьте… С этой канарейкой вы нас просто спасаете! А кроме того… я хотел бы с вами кое о чем посоветоваться. Вы позволите приехать к вам опять?

Старушка посмотрела на Сэнтаро и кивнула.

— Конечно, я была бы рада, но… — ответила она, чуть замявшись. Так, словно что-то мешало ей согласиться.

Миновав некрополь, они вышли из зарослей бурьяна и побрели дальше. Дорожка теперь стала шире, а вдалеке замаячили уже знакомые здания бани и супермаркета. Судя по всему, Токуэ-сан специально повела их через лес в обход всего городка, и кольцо теперь замыкалось.

Уже зашагав назад, Сэнтаро не выдержал и обернулся. Каменная башенка торчала из бурьяна, как и все эти десятки лет.

Четыре тысячи душ. Четыре тысячи тех, кто не смог вернуться домой… Сэнтаро вдруг почудилось, будто все они смотрят ему в спину.