Бобовые сласти

Глава 15

Осень стала жестче. Опавшие листья хоронили под собой уже весь тротуар перед лавкой, сколько ни подметай. Под голыми ветками сакуры за окном лишь изредка мелькали силуэты спешивших мимо прохожих. Утро за утром Сэнтаро упирался в этот унылый пейзаж тяжелым от похмелья взглядом.

Выпивал он теперь куда больше прежнего, заваливаясь после работы в первый попавшийся бар. И хотя от алкоголя никогда не буянил, домой возвращался все чаще на полусогнутых. По ночам долго ворочался под одеялом, проклиная себя, и просыпался с чугунной головой.

Просыпаться при этом он стал все позже, и сварить цубуан как положено больше не успевал. О том, чтобы начать работу с рассветом, даже не вспоминал — выходил из дома то в семь, то в восемь, то в девять, а порой добирался до лавки уже к полудню.

Бывшие завсегдатаи появлялись в «Дорахару» все реже. Казалось, вся улица теперь презирала Сэнтаро, и даже сакура за окном как будто отодвинулась подальше от входа. А те, кто еще мелькал у прилавка, все чаще на что-нибудь жаловались.

— У вас, похоже, начинка подгорает, — заявляли ему уже прямо в лицо.

Иногда ему казалось: чем выкидывать отбракованные лепешки, не лучше ли сразу отправить в мусор себя самого? Маленькое усилие, один миг — и больше никаких страданий? Но для такого поступка требуется по-настоящему сильное, всепоглощающее желание, которого у него не было. Все, что он мог, — это медленно утопать, наблюдая за миром, мелькающим перед глазами.

Однажды вечером, когда ветки сакуры качались под ветром особенно сильно, в кои-то веки заглянула Вакана-тян. Сэнтаро только что погасил огонь под жаровней и собирался закрыть заведение.

Пришла она в коротком пальтишке, неся в руках какой-то огромный предмет, замотанный в зеленую ткань и скрывавший чуть не половину ее фигуры. Коротко кивнув Сэнтаро, девчонка взгромоздила сверток на барную стойку.

— Это что?

— Н-ну…

— Вообще-то, я уже закрываюсь.

— Ага… — кивнула она, но уходить не спешила.

Он достал из термоконтейнера порцию дораяки, положил на тарелку, подвинул к ней.

— Не стой столбом. Садись уже.

— Спасибо, — пискнула она чуть слышно. — Значит, Токуэ-сан и правда здесь больше нет?

— Больше нет.

Она посмотрела на дораяки. И снова на Сэнтаро.

— В чем дело? — удивился он.

— Ну… Мне очень неудобно… Короче, денег у меня нет.

— А! — Сэнтаро усмехнулся. — Ну и ладно. Ты же пришла после закрытия.

— Спасибо…

Не вставая с табурета, она отвесила неловкий поклон — и вцепилась в дораяки обеими руками. Сэнтаро тут же подложил ей в тарелку еще.

— И что там, под тряпкой? — спросил он.

Вакана уже подносила дораяки ко рту. Но, услышав вопрос, вдавила голову в плечи.

— Да вот…

— Что — вот?

— Ну, в общем, я… э-э… сбежала из дома.

— Серьезно??

Она кивнула. И протянула руку к странному свертку.

— Это штора, — пояснила Вакана и сдернула зеленую ткань. Глазам Сэнтаро открылась птичья клетка. Внутри которой подрагивало что-то маленькое и желтое. — А эту крошку некуда девать.

— Канарейка?

— Кенар, — поправила девочка. — Его зовут Марви. По-моему, это лимонный кенар. Из-за него я сюда и пришла.

Та-ак, подумал Сэнтаро и невольно закашлялся. После всего, что на него свалилось, только птицы ему и не хватало.

— Значит, ты сто лет не приходила, и вдруг хочешь, чтоб я…

— Мы с Токуэ-сан договорились.

— О чем же? — удивился Сэнтаро.

— Ну, о том, чтобы… — Она не договорила.

— Забрать?

— На него напала какая-то кошка! — набравшись духу, начала рассказывать Вакана. — Когда я нашла его полгода назад, он лежал прямо на дороге, весь в крови, и хлопал крылышками. Мне показалось, что он умирает, но не могла же я его там оставить… И забрала домой. А он взял и выжил! Я ему ранки каждый день смазывала мазью, вот он и выздоровел…

— Это здорово!

— Ну да, только… — Она указала на птичку. — Это же мальчик. Как только поправился, начал петь… И это самое ужасное.

— Почему?

— В квартирах нашего дома держать животных запрещено. Мама велит мне от него избавиться, пока соседи не нажаловались хозяевам. Но у Марви, кажется, все еще болит крылышко, и он пока не может нормально летать. Когда я пыталась его выпустить в комнате, он пролетал совсем чуть-чуть и почти сразу падал. Мама пилит меня с начала лета — каждый день требует, чтобы я выпустила его на волю. Но теперь будет все холоднее и холоднее, так ведь? А потом вообще зима придет! Разве канарейка выживет на морозе? А если она еще и летать не может как следует — ее или кошка сожрет, или вороны заклюют, я же знаю! Как же я могу ее отпустить?

Сэнтаро набрал в чашку воды из крана, отхлебнул — и поморщился так, словно вода соленая.

— Так о чем вы договорились?

— На самом деле я знала, что так случится. И пришла к Токуэ-сан посоветоваться.

— Сюда?

— Да… Как раз в тот день, когда у вас случилось помутнение.

— Помутнение??

— Так мне сказала Токуэ-сан.

День в начале сезона «сливовых дождей», когда он не вышел на работу, понял Сэнтаро. Он провел рукой по лицу.

— И что же она посоветовала?

— Она сказала, что, если я не смогу его держать у себя, шеф что-нибудь придумает.

— Я??

— Ну да.

Кенар в клетке захлопал крылышками, потом подпрыгнул. И, выписав по дну клетки нечто вроде треугольника, протяжно засвистел. Чирр-чирр-чирр… А ведь поет он совсем не так, как обычные канарейки, подумал вдруг Сэнтаро. Или для нормального пения канареек уже не сезон?

— Ох, Токуэ-сан! Ну как же так… — только и выдохнул он. — Послушай. Мне очень жаль, но я тоже снимаю квартиру, где питомцы запрещены!

— Да, Токуэ-сан говорила, что может случиться и так. Но тогда, возможно, вы смогли бы держать канарейку здесь…

— Что?! Прямо так и сказала?

— Да.

— О, ч-черт… — выругался Сэнтаро, не сдержавшись. — Но здесь это тоже невозможно! Во-первых, хозяин лавки — не я. А во-вторых, в заведениях общепита держать питомцев не разрешается почти никогда.

— Серьезно?

— Серьезнее некуда.

— Хм-м…

Смутившись, девчонка уставилась на птицу в клетке и застыла как каменная.

— Послушай, Вакана… Ты знаешь, почему Токуэ-сан больше здесь не работает?

Стой, сказал ему внутренний голос. Что именно ты собрался рассказывать этой девчонке?

Но слова вырывались у него уже против воли.

— Ты меня слышишь, нет? Ты ведь спрашивала, что у нее с пальцами, верно?

Оторвав взгляд от канарейки, Вакана посмотрела на него.

— И она рассказала тебе, что в молодости болела, так?

— Так.

— Но когда ты обратила внимание на ее пальцы? В тот же день, когда спросила? Или раньше?

— Раньше.

— А почему все-таки решила спросить?

Чирр-чирр-чирр… — пропела канарейка.

— Я подумала, так будет лучше.

Ее большие глаза заблестели.

— Вот как? Ну, тогда знай… Токуэ-сан ушла потому, что решила, будто ее пальцы распугивают покупателей.

— У нее правда была проказа?

Сэнтаро кивнул. Но тут же насторожился.

— А это ты откуда узнала?

— Ну… Я рассказала про ее пальцы… но только одному человеку!

— И кому же?

Вакана уперлась взглядом в дораяки на тарелке. И медленно подняла голову.

— Маме.

Оконные щели постанывали от ветра. Опавшие листья сухо клацали по стеклу.

— Значит, маме?

— Да. А она потом специально пришла сюда без меня.

— И что?

— Здесь в пригороде — больница для прокаженных, так? И автобус ходит прямо оттуда. Мама сказала, что люди с такими пальцами — скорее всего, оттуда. Ну, и… велела мне больше никогда сюда не приходить.

Канарейка порхала кругами по тесной клетке. Листья сакуры снаружи падали один за другим.

Так вот оно что… Пораженный догадкой, Сэнтаро постарался не выдать озабоченности на лице. Но от слов удержаться не смог.

— А твоя мама могла рассказать про Токуэ-сан кому-то еще?

— Не знаю… Но она работает в ночном баре. Может, выпила и разболтала кому-нибудь. Там много мужчин отирается…

И Вакана застыла, глядя куда-то вглубь кухни.

— Твоя мама была не единственной, — мягко сказал Сэнтаро. — На пальцы Токуэ-сан таращились многие. Постепенно слухи расползались, и люди стали заглядывать сюда все реже…

— Но это ужасно! — воскликнула девочка с такой досадой, словно не хотела поверить в свою непричастность. Как лучше ответить, чтобы она не корила себя, Сэнтаро сообразил не сразу.

— Это называется «народная молва», — нашелся он наконец. — Сражаться с ней бесполезно. Вот почему я не могу оставить здесь твою канарейку. В последнее время все только и боятся птичьего гриппа! Может, лет десять назад птичка в кондитерской смотрелась бы мило. Но сегодня вызовет только панику, это уж наверняка.

— Ничего себе… — Вакана погладила прутья клетки. Марви радостно подпрыгнул в ответ. — А я думала, в заведение с канарейкой люди потянутся еще охотней!

— Все не так просто. — Сэнтаро покачал головой, и Вакана понурилась пуще прежнего. — Хотя молва молвой, но…

Не договорив, Сэнтаро тяжело вздохнул.

— Но что?

— Боюсь, Токуэ-сан ушла потому, что я сам сделал кое-что похуже.

Не понимая, о чем он, Вакана снова погладила клетку. Радостно подскочив поближе, Марви легонько клюнул ее в палец. С улыбкой отдернув руку, она снова посмотрела на Сэнтаро.

— Возможно, она решила уйти, когда поняла, что я не стал за нее бороться…

— Бороться?

— Ну да… хотя она и научила меня готовить лучший цубуан на свете.

Чуть подумав, Вакана протянула:

— Я, конечно, чего-то не понимаю, но… если так — почему бы вам все не исправить?

— Исправить?

— Ну да.

— Что именно?

— На самом деле вы, шеф, боитесь чего-то другого, так ведь?

— Хм-м-м…

Теперь уже смутился он сам.

— Вот и начните все заново.

— Думаешь, это так просто?

Вакана выпрямилась на табурете.

— У вас же есть номер ее телефона?

Он почувствовал, что его загоняют в угол.

— Похоже, у нее нет телефона… Но у меня есть ее адрес.

— Ну вот! А мне она тогда же еще сказала: если шеф не сможет взять к себе Марви, тогда она заберет его сама.

— Что? Так и сказала?

— Да. Честное слово. Мы с ней вместе смотрели на луну. Вон над той сакурой, за окошком. Луна была полная, и так красиво висела меж ветвей, что Токуэ-сан сказала: пойдем наружу, полюбуемся… И когда мы разглядывали луну, она и пообещала взять Марви. Это был наш договор на троих. Между ней, мной и луной.

— Договор с луной, говоришь? А я думал, Токуэ-сан живет в лепрозории…

— Но она правда так сказала!

— Ну, хорошо. Тогда напишу ей письмо.

Лицо Ваканы вновь посветлело. Большие глаза с веселыми искорками вновь уставились на Сэнтаро.

Перед тем как расстаться, они договорились, что Сэнтаро, так и быть, заберет к себе Марви — но лишь до тех пор, пока не получит ответ от Токуэ-сан. Домой он отправился в обнимку с огромной клеткой, молясь лишь о том, чтобы никто из соседей не донес на него домовладельцу.